Римская сага. За великой стеной

Игорь Евтишенков

Осада столицы хунну на реке Талас закончилась победой китайских войск. Лаций и оставшиеся в живых римляне попадают в плен к китайскому военачальнику, который хочет использовать их в своих целях при дворе Императора. Оказавшись в империи Хань, Лаций сталкивается с новой, непонятной ему культурой, где постоянные интриги и предательства подстерегают его на каждом шагу, поэтому ему приходится забыть о гордости, чтобы приспособиться и выжить в нелёгких условиях странной и пугающе огромной страны.

ГЛАВА V. ВИЗИТ ЖЕНЫ ИМПЕРАТОРА

Когда солнце уже прошло по небу половину пути, протяжные звуки труб и звон литавр у ворот дворца возвестили о появлении императрицы,. На всём пути от ворот до сарая стояли слуги в разноцветных халатах с большими зонтами. Они создавали тень там, где должны были пройти носилки жены императора. Но некоторых не спасали даже зонты — слуги падали, их поднимали и относили в сторону, отливая водой.

Когда к навесу приблизились несколько носилок, оттуда вышли пять человек в одинаковых серых халатах и с одинаковыми белыми башенками-шапочками на голове. Лаций смотрел на них и ему казалось, что за каждым движением, взглядом, походкой, жестом и наклоном он видит характеры этих людей, их мысли и желания, как будто знает уже много лет. И не только их, а вообще всех, кто стоял вокруг. В целом, они разделились у него на тёмно-серых и светло-серых, как будто он теперь делил их всех на две части благодаря интуиции. Выстроившись перед навесом, новые гости замерли.

— Павел, мне кажется, я слепну, — пробормотал Лаций. — Они все стали светлыми и тёмными.

— Нет, это — знамение богов, — послышался сзади голос Домициана. — Ты становишься зрячим, даже более зрячим, чем все остальные. Я тоже вижу только чёрные и белые пятна, как будто это и не люди совсем.

— Но мне кажется, что я их всех знаю. Вон, стоит в стоптанных белых сандалиях. Стопы внутрь, сутулый, голова набок. Трусливый, жалкий, всего боится, похож на тухлую рыбу.

— О-о! Ты становишься мудрым, — глубокомысленно заметил старый друг. — Ты научился различать людей по их лицам и одеже. Царь Феодосий, кстати…

— Подожди со своим Феодосием, — прервал его Лаций. — Появился ещё один. Я вижу его.

— Какого он цвета? — спросил Павел с живостью.

— Мне он кажется фиолетовым, хотя одежда на нём светлая…

— Да, он весь лиловый, как спелый инжир, — пробормотал Павел. — У него изнутри идёт красный свет. Берегись его! Он очень опасен. Я чувствую его силу.

— Да, на меня тоже давит, — прищурив глаза, пробормотал Лаций.

Человек в светлом халате песочного цвета медленно отошёл от больших носилок и остановился у первой картины. Блестящая синяя башенка на голове замерла и стала медленно двигаться по направлению к римлянам. Рядом шёл начальник охраны и рассказывал о битве. На этот раз Фу Син говорил более спокойно и уверенно. Когда они подошли ближе, всё повторилось снова, и вышитый длинноногий журавль на халате важного чиновника замер, наслаждаясь песней.

— Какой урод, — неожиданно произнёс он и ткнул зажатыми в руке палочками в грудь Лацию. — Надо будет взять его для охраны дальней башни сладострастного настроения, — его круглое лицо жёлтого цвета не носило следов краски, и на нём не было видно бороды и усов, как у других слуг и помощников. — Кстати, — продолжил он, — этих двух певцов обязательно отправь потом к нам! Какие волшебные голоса! Надеюсь, они смогут так же петь после тшиесионг¹⁰, как и сейчас.

— Да, владеющий мудростью Ши Сянь, ты, как всегда, прав, — согласился с ним начальник охраны. Когда они отошли дальше, Лаций повернулся к Павлу и спросил, что тот имел в виду.

— Они называют это йанге¹¹, — упавшим голосом ответил слепой. — По-нашему это — эксекандо вирилиа¹². Лишение детородных органов. Кажется, нам — конец. Это — старший евнух.

— Владеющий мудростью — это старший евнух? Что за глупость!

— Не кричи. Чуяло моё сердце, что добром это не кончится. Боги говорили мне, что дальше будет дорога во мраке страданий… Нас оскопят.

— Что? Опять? — Лацию вспомнился город Экбатана в Парфии, дворец с цветными стенами, отвратительные жирные евнухи и ужас, который он испытал, когда его чуть не превратили в одного из них.

— О боги всесильные, Феб-покровитель, сжальтесь надо мной. Мне уже немного осталось… — потеряв самообладание, зашептал Павел Домициан, находясь на грани истерики.

— Павел, Павел, успокойся! — тряс его за плечи Зенон. — Что с тобой?

— А? — вдруг услышал тот. — Зенон, сынок, и ты тоже! За что такая несправедливость? Ведь ты ещё ничего не видел в этой жизни!

Лаций процедил сквозь зубы:

— Замолчи! Ещё не всё потеряно. Мне тоже грозили всё отрезать. Если дело дойдёт до этого, я убью тебя первым. Слышишь? — эти слова привели слепого певца в чувство, но радости не добавили.

— Нет, не убивай… Может, обойдётся… — пробормотал он и затих.

— Соберись, тебе надо будет сейчас петь лучше, чем Фебу. Зенон, дай ему воды, пусть прочистит горло. Павел, — Лаций взял старого друга за руку, — ты чувствуешь меня?

— Да, — прошептал тот. — Ты горячий и… Ты весь красный. Ты тоже опасен. В тебе — огонь.

— Вот и хорошо. Лучше думай об этом. И успокойся. Вот это да!.. Смотри, что происходит! — Лаций от удивления даже приподнял шлем, чтобы лучше видеть приближающуюся процессию. Слуги образовали дорожку от носилок к навесу, где стояли старший евнух и начальник охраны Фу Син. Рядом с каждым зонтом поставили большие корзины, наполненные чем-то белым.

— Это император? — тихо спросил за спиной Зенон.

— Не похоже, — пробормотал Лаций. — Ждали его жену…

— Персиковый цвет. И немного голубого. Есть красный, но персиковый везде, — внезапно лихорадочно зашептал Павел Домициан, но потом грустно добавил: — Это — женщина. Достойная женщина, но моему сердцу неспокойно.

Когда из носилок появилась женская фигура в блестящем халате из розового шёлка с жёлтым веером, которым она прикрывала лицо, со всех сторон раздались громкие возгласы:

— Тысяча лет жизни! Тысяча лет жизни!¹³

Солдаты стали стучать палками по щитам и спинам легионеров, крича:

— Дитоу! Дитоу!¹⁴

— Бу кан!¹⁵

— Ксиалай!¹⁶

Лаций упал на колени и успел бросить через плечо Павлу Домициану:

— Она в розовом халате с красными полосами на краях рукавов.

— Ну я же говорил! — с удовлетворением ответил слепой, коснувшись лбом земли.

— Откуда ты это знал? — спросил его Зенон, но получил от подошедшего солдата палкой по плечам и, вскрикнув, замолчал.

Вдали послышался вкрадчивый голос старшего евнуха, но слов слышно не было. Затем уже громче зазвучал дрожащий голос Фу Сина:

— Госпожа двенадцати лун, это — подарок генерала Чэнь Тана. Он убил оскорбителя великого императора, ничтожного хунну Чжи Чжи, и передаёт эти картины императору Юань Ди в знак величайшей признательности его небесной власти, — он замолчал, и какое-то время ничего не было слышно.

Лаций зажал шлем ладонями и медленно повернул голову в сторону. Теперь он мог одним глазом наблюдать за происходящим, хотя со стороны казалось, что его шлем вместе с головой смотрит точно в землю. Он не слышал, что говорила жена императора, но её голос казался ему низким и грудным, хотя все ханьские женщины, которых он слышал до этого, обладали тонкими, почти детскими голосами. Наконец, продолжая стоять в полусогнутой позе, Фу Син перешёл к описанию взятия крепости, и его голос сразу зазвучал намного увереннее и громче. Лаций слышал каждое слово.

Рассказ начальника охраны отличался большей красочностью и преувеличениями. В наиболее страшных, захватывающих моментах слышались испуганные возгласы сопровождавших императрицу женщин. Наконец, крошечные сандалии-лодочки приблизились к заключительной части картины, и Фу Син стал рассказывать о битве с непобедимыми варварами из далёкой страны Луома. Рядом с головой Лация опустилась внушительная корзина, из-под которой тонкой струйкой потекла вода. Он коснулся её пальцами и почувствовал, что вода холодная.

— Скажи, кто удивил моего брата? — послышался низкий бархатный голос, и сердце Лация замерло. Это была жена императора.

— Вот этот. С большим шлемом, в красном плаще, — ответил голос начальника стражи.

— Это интересно. А нам они что-то покажут?

— Моя госпожа, это небезопасно. Они — страшные варвары. Надо поставить перед ними слуг, чтобы защитить тебя, — с осторожностью и предупредительной вежливостью обратился к императрице старший евнух, и Лаций почувствовал, что этот человек действительно их боится.

— Но если ты поставишь слуг, я ничего не увижу, — недовольно ответила она. — Мой брат стоял здесь? — неожиданно спросила она.

— Э-э… я не был вчера с ним… — пролепетал старший евнух.

— Да, госпожа, — ответил за него начальник охраны Фу Син.

— Тогда ничего страшного нет. Посмотри, у них на ногах цепи и шары! Они даже шага не могут сделать. Неужели они такие страшные?

— Очень, моя госпожа, — подтвердил Фу Син, но на жену императора это не произвело никакого впечатления.

— Тогда покажи мне их! — приказала она. Начальник стражи кивнул своим воинам. Прозвучала команда: «Тшиилай!»¹⁷, и римляне увидели перед собой около двух десятков разноцветных халатов, верхняя часть которых пряталась за большими веерами. В пяти шагах от Лация замер жёлтый веер с тёмно-красными птицами, которые куда-то летели, вытянув назад длинные ноги. Он быстро взглянул на корзину и остолбенел. Там был лёд. Настоящий холодный лёд! Верхние куски уже растаяли, их поверхность была гладкой и блестящей. И ещё от них шла настоящая прохлада.

Такие корзины стояли только вокруг женщины в розовом халате. С десяток слуг держали их, согнувшись пополам и придерживая на шее верёвки. Они ждали императрицу, готовые немедленно сопровождать каждый её шаг прохладой. Лаций поднял взгляд на веер и увидел за ним чёрные волосы, скрученные сбоку в шар. Из него торчали десятки золотых украшений, а на темени лежало золотое ожерелье с небольшими круглыми медальонами размером с ноготь мизинца. Два любопытных глаза смотрели на него в упор, и в них не было видно ни страха, ни ужаса.

— Какой ужасный шрам, — раздался голос за веером.

— Да, наша госпожа, — склонился в поклоне начальник стражи и кивнул Лацию. Всё повторилось ещё раз: легионеры смыкались, размыкались и перестраивались, пока Фу Син заканчивал рассказ об ужасном сражении у стен далёкой крепости хунну.

— Неужели они так хорошо сражаются? — удивилась она, выслушав весь рассказ. — Они все евнухи?

— Нет, но в их стране бреют лица.

— Фу, как это ужасно, — наигранно произнесла императрица, но в её голосе прозвучало больше интереса, чем отвращения.

— А кто из них убил сына второго министра? — спросила она.

— Вот этот, со шрамом, — нахмурившись, буркнул Фу Син.

— Джи Сы, посмотри, вот, кто убил твоего сына! — с непонятной радостью позвала императрица одну из женщин своей свиты. Разноцветные халаты и веера закачались, и рядом с ней в поклоне склонилась такая же тоненькая и маленькая фигурка с белым веером. Раздался звук плевка, но Лаций ничего не увидел и не почувствовал. Наверное, на жаре горло женщины пересохло, и она не смогла далеко плюнуть. — Как ты возмущена! — покачала веером императрица. — Мы придумаем, как его наказать.

— Госпожа, — раздался позади неё голос другой женщины. — Этот варвар мучил сестру Йенг Ли. Он заставлял её работать. Он бил её и издевался.

— О-о-о… — за веерами раздался смешанный вздох возмущения, испуга и любопытства.

— Это правда? — удивлённо спросила императрица Фу Сина.

— Говорят, так, — подтвердил тот, не разгибая спины.

— Он заслуживает наказания, — ещё раз произнесла она. — Йенг, твой муж хорошо проводит праздники. Раз эти варвары так хорошо сражаются, мы сможем увидеть, как их убьют воины моего брата. Через месяц будет праздник первого урожая. Пусть Бао Ши подготовит их и мы посмотрим, как они умрут.

— Я так благодарна тебе, госпожа! — раздался откуда-то сбоку нежный голос, и очередной голубой веер склонился в низком поклоне. Опешивший Лаций только крутил головой из стороны в сторону, понимая, что сейчас решается его судьба, но не знал, что делать. Он понял, что за голубым веером скрывалась сестра Чоу Ли, и тщетно пытался разглядеть её лицо. Ему повезло — во время поклона веер случайно опустился немного ниже, чем следовало, и он увидел длинные чёрные брови, большие белые пятна на щеках и бордовые губы.

Однако даже эти нелепые краски не могли скрыть правильность черт, которые не имели ничего общего с лицом Чоу Ли. Особенно глаза и нос. Большие, широкие глаза с чёрными зрачками и длинными ресницами совсем не были похожи на узкие щелочки Чоу. И ещё у Чоу нос был приплюснутый, маленький, с вывернутыми в стороны ноздрями. А здесь — прямой, как у римской матроны, только очень тонкий… Нет, это не могла быть её сестра! Лаций моргнул, и лицо скрылось за пластинками веера.

— Они могут многое, не только воевать, — осторожно добавил начальник охраны.

— Ах, да! Я слышала, что они могут строить мосты, — со смехом ответила императрица. — Как будто их не могут строить наши слуги. Это смешно.

— Они умеют петь, — уже не так уверенно произнёс Фу Син, не зная, какую реакцию вызовет это у неё, но жёлтый веер вдруг вздрогнул и замер.

— Петь? Это интересно. Я слышала только ужасный звук из трубы. Это их музыка? Ха-ха. И что же они могут петь? Неужели лучше наших придворных певцов? Мне кажется, они притворяются. Я слышу, как кто-то играет на юй, — с любопытством и в то же время недоверчиво произнесла она, но ей ответил только начальник охраны:

— Госпожа, твоя мудрость безгранична, но позволь этим рабам показать, что они умеют, — поймав одобрительный взгляд Фу Сина, Лаций кивнул музыкантам и посмотрел на Павла. Они с Зеноном ждали этого момента и набрали в грудь воздух.

Дальше Фортуна решила смилостивиться над Лацием, и Парки отложили ножницы в сторону от нити его судьбы. По рассказам Чоу Ли он помнил, что императрица Ю Ван любит музыку и песни, но он и представить себе не мог, что она будет слушать их до самого заката! Когда Павел и Зенон исполнили два гимна и перешли к заранее выученным песням, старший евнух приказал принести императрице и дамам двора небольшие стулья. Они расселись вокруг музыкантов, и теперь, когда все женщины оказались боком к Лацию, их лица были видны лучше. К удивлению старшего евнуха, императрица спела вторую песню вместе с Павлом Домицианом и после этого приказала музыкантам играть ещё и ещё. Павел и Зенон поняли, что надо голосами петь мелодии, и, почувствовав, что их талант ценят по-настоящему, старались показать всё, на что были способны.

— Ах, как жаль убивать таких прекрасных певцов! — устало откинувшись на спинку небольшого стула, произнесла императрица. — Нет, мы их оставим. Этих двоих. Они будут петь нам на праздниках и во время долгих поездок. Решено! Эй, ты, — позвала она начальника стражи, — позаботься, чтобы их не убили и хорошо кормили. Мне всё очень понравилось. Я давно не говорила таких слов. Ты — хороший рассказчик. Жаль, что здесь нет генерала Чэнь Тана. Ах, да, его бы уже лишили головы! Я и забыла! А кто рисовал эти картины?

— Мастера искусств, — ответил Фу Син так быстро, что даже Лаций поразился его сообразительности.

— Пусть завтра нарисуют мне несколько таких же картин. Но поменьше. Я хочу видеть их у себя в комнатах. И пусть там будет нарисована голова Чжи Чжи. Обязательно! — императрица помахала веером и произнесла усталым голосом: — Мне плохо! Фу, я вспомнила, как она ужасно воняла! — широкий веер сделал несколько взмахов и, покачиваясь, направился к носилкам. Уставшие носильщики льда и слуги с зонтами толкались, стараясь не отстать от неё. Остальные женщины в разноцветных халатах тоже устало потянулись к своим носилкам в окружении евнухов.

— Завтра Тиберию и Лукро будет много работы, — радостно заметил Павел.

— Да-а, — протянул Лаций. — Но у нас пока ничего не ясно.

— Хорошо, что хоть ничего не отрежут, — добавил Павел. — И петь будем. И кормить будут. Это же хорошо.

— Тебе хорошо, слепая твоя башка, — оборвал его Лукро. — А нас положат через месяц на бойне. Слышал?

Слепой певец замолчал, чувствуя нелепость своей радости. Лаций опустил щит и сел на землю. Вслед за ним стали садиться все остальные римляне. Приближался вечер. И никто не знал, что их ждёт дальше.

Примечания

10

Оскопление (кит.).

11

Кастрация (кит.).

12

Оскопление (лат.).

13

Приветствие жены императора в Китае

14

Опустите головы (кит.).

15

Не смотреть (кит.).

16

Вниз (кит.).

17

Встать (кит.).