Страж

Игорь Евгеньевич Боковой, 2022

Сменяя друг друга, мелькают эпохи. Возводятся и умирают города. Восходят и гаснут звезды великих царей. Когда-нибудь и его тоже не станет. Может, это случится завтра, может, ещё очень не скоро, но до тех пор он не покинет свой пост. Он не знает голода и усталости. Ему неведомы радость и горе. У него нет воспоминаний. Его разум чист, как первый снег. Он – Страж. В этом его Назначение.

Глава 3

Монсегюр

Несмотря на довольно ясный день, в помещении царил полумрак — солнечные лучи с трудом пробивались сквозь небольшие окошки-бойницы. Посреди комнаты стоял тяжелый деревянный стол. За столом, напротив друг друга, сидели двое. Один из них (явно только что с дороги) с аппетитом уплетал деревянной ложкой наваристую горячую похлёбку. Второй, улыбаясь, смотрел на него, немного подавшись вперёд.

— Рад тебя видеть, брат Годфруа! — вставил Гуго, не переставая улыбаться.

— Угу-угу, — закивал тот в ответ (набитый рот не располагал к велеречивости, а оторваться от трапезы и вовсе уж было невозможно).

— Ешь-ешь! — засмеялся Гуго, — не обращай на меня внимания!

Годфруа что-то промычал в ответ и ещё усерднее налёг на еду. Минут через пять, расправившись с содержимым миски и огромным куском хлеба, поданным ему к обеду он, с шумом выдохнул и, блаженно закрыв глаза, отвалился от стола.

— Наелся? — усмехнулся Гуго, — иль ещё распорядиться?

— Ну нееет! — замотал головой Годфруа, — а то так и лопнуть можно. Премного благодарен, господин Великий Магистр! — он, не вставая со скамьи, поклонился, прижав руку к сердцу.

— Не стоит, брат. — Усмехнулся Гуго, — ну, теперь выкладывай: что тебя ко мне привело? Да ещё в такой спешке?

Годфруа кивнул и вытащив из-за пазухи письмо, протянул его собеседнику.

— Вот это.

Гуго взял из рук свиток, перевязанный грубым льняным шпагатом и, сломав печать, углубился в чтение.

«Сын мой! От всего сердца приветствую тебя. Отметаю все лишние слова и немедленно сообщаю тебе свою просьбу: мне срочно необходимы трое, наиболее искусно владеющих мечом, воинов. Не спрашивай меня зачем — объяснимся при встрече. Более сообщить ничего не могу, потому как доверять пергаменту такие сведения недопустимо. Поторопись, молю тебя! И да поможет тебе Бог!

Аббат Бернар из Клерво

1129, 10.III

— Что это? — спросил Гуго, подняв хмурый взгляд на Годфруа.

— Не спрашивай, — замахал руками тот, — я знаю не больше твоего. Я-то письма не читал.

— Небольшое преимущество, — задумчиво проговорил Гуго, протягивая ему свиток, — на вот — прочти.

— Что скажешь? — спросил он, когда Годфруа поднял глаза, изучив пергамент.

Тот, непонимающе помотал головой.

— Где он его тебе вручил?

— В Тулузе, — ответил Годфруа, — а ждать он будет нас в местечке под названием Лавлане. Так он сказал.

«Три дня», — мысленно прикинул Гуго. — Сержант!

Дверь распахнулась и в келью ввалился перепуганный стражник.

— Сержант! Вызови ко мне братьев Роланда, Дамаса и Жака де Онье! И поторопись! Стой! — Гуго окрикнул, уже метнувшегося выполнять приказ, стражника, — передай, чтобы подготовили…, — он вопросительно посмотрел на Годфруа, — ты с нами?

Тот утвердительно кивнул.

— Чтобы подготовили десять самых лучших лошадей и провизию на три дня пути на пятерых путников. Живо!

Стражник поспешил удалиться.

— Может тебе лучше отдохнуть? Выспаться? — поинтересовался Гуго.

— Отосплюсь в могиле, — отмахнулся Годфруа.

***

Дорогу, которой отводилось три дня, удалось осилить чуть раньше — к исходу второго дня пути на горизонте показалась очередная его веха — Фуа, а уж оттуда и до конечной цели рукой подать. Впрочем, это было и неудивительно, потому как пыли ещё не было (а надо ли говорить, как утомляет пыльная дорога!), но и распутицы особенной не отмечалось. Свежий весенний воздух (ночами, надо сказать, чересчур свежий) располагал к скорейшему завершению их неожиданного путешествия.

Все всадники, несмотря на явную усталость держались неплохо и не роптали. Даже Годфруа, проведший в седле почти всю последнюю неделю не подавал виду (ну, или по крайней мере, старался), что ему уже давно требуется отдых.

«Пора отдохнуть», — отметил про себя Гуго, в очередной раз критически окинув взглядом Годфруа, — Привал! — скомандовал он, натягивая удила и замедляя ход разгорячённого коня.

Всадники, спешившись, принялись располагаться на отдых.

— Дамас — разведи костёр, Жак и Роланд — напоите лошадей, — распорядился Гуго, привязывая своего скакуна к дереву, возле которого было вдоволь сочной, весенней травы. Тот сразу принялся её щипать, от удовольствия фыркая и потрясывая гривой.

— А мы займёмся ужином! — негромко проговорил Гуго, — Так ведь? Брат Год…

— Хрррр…, — перебил его раскатистый храп.

–… фруа, — усмехнулся он, — Что же. Придётся, видимо, Великому Магистру самому накрывать на стол. Что вы! Что вы, господин Годфруа! Не стоит беспокоится! Извольте отдыхать! — он театрально поклонился спящему.

Сзади раздались сдавленные смешки.

— За работу! Бездельники! — «грозно» сверкнул глазами Гуго и принялся расстилать на земле грубую льняную скатерть и раскладывать на ней нехитрую дорожную снедь.

Через некоторое время на месте стоянки полыхал костёр, а путники, рассевшись по кругу, с аппетитом ужинали. Годфруа продолжал сладко храпеть на том же месте и в той же самой позе, где его свалила усталость. Насытившись, путники расселись вокруг костра, попивая из дорожных фляг вино.

— Куда это мы так торопимся? — спросил Роланд, не отводя взгляда от скачущих языков пламени, — не скажешь нам, брат Гуго?

— С радостью бы поделился с тобой, — потянулся тот и зевнул, — конечно, если бы я знал. Скажу только, что нас срочно призвал к себе аббат Бернар из Клерво. Более ничего не знаю. Сам понимаешь: ему я отказать не могу.

Роланд кивнул.

— Всё! — подытожил Гуго, — всем спать! На рассвете выдвигаемся! На охране — Жак, затем Роланд, его сменяет Дамас, последний — Я! Спокойных снов! — Он поплотнее завернулся в тёплый плащ и моментально уснул.

***

В Лавлане они прибыли ближе к полудню. Уточнив у горожан, где находится ближайшая церковь, Гуго направил коня прямиком туда (где же еще быть аббату?). Только де Пейн ухватился за массивное кованое кольцо на воротах храма, как по другую их сторону лязгнул тяжёлый засов, и створка нехотя приоткрылась. В образовавшемся проёме появилась фигура монаха. Лицо его было скрыто низко свисающим капюшоном.

— Проходите, вас ожидают, — скрипучим голосом прокаркал монах и посторонился, пропуская путников внутрь.

— Лошади…, — начал было Гуго.

— О них позаботятся, — бесцеремонно оборвал его монах, — проходите…

«Ворон, — подумал Гуго. — Очень похож. И внешне и голосом», — и шагнул за ворота. Вслед за ним последовали остальные.

— Стой! — монах преградил путь Годфруа (он шёл последним). — Тебе надлежит вернуться в Тулузу. Немедленно!

— Это ещё почему?

— Таковы указания аббата Бернара, — бесцеремонно отрезал священник и закрыл ворота перед самым носом изумленного Годфруа.

— Что здесь происходит? — нахмурился Гуго, провожая взглядом странного монаха (тот, словно ничего не произошло, проследовал мимо путников по направлению к тёмному тоннелю, ведущему во внутренний двор храма).

— Немного терпения, — проскрипел тот в ответ, — скоро вы всё узнаете…

Гуго готов был поклясться, что монах усмехнулся, а потому, сделав знак держаться на некотором от него удалении, осторожно двинулся вслед за ним, ни на мгновение не спуская глаз с тёмного силуэта в проёме. И как оказалось — не зря.

Едва различимое движение возле стены заставило Гуго схватиться за рукоять меча, но было уже поздно: что-то твёрдое ударило его в живот, заставляя дыхание застрять в груди. Второй короткий удар, нанесённый по шее уже откуда-то сбоку, заставил его рухнуть, как подкошенному…

***

Резкий запах нюхательной соли, пронзая нос и лёгкие тысячами игл, бесцеремонно вытряхнул его из тумана забытья. Гуго, вспомнив последние события, резко вскочил на ноги, но тут же упал: голова кружилась, всё плыло перед глазами будто он был изрядно пьян.

— Не вставай, сын мой, — произнёс знакомый голос, — сейчас всё пройдёт, — и, уже обращаясь к кому-то другому, добавил: — Говорил же вам — поаккуратнее!

— Простите, святой отец! — словно ножом по стеклу проскрипело в ответ.

«Ворон», — узнал Гуго голос недавнего знакомого, и потряс головой, возвращая себе зрение.

Он сидел на деревянной кровати в небольшой, аскетичного убранства, келье. За маленьким деревянным столиком сидел аббат Бернар. В дверях, переминаясь с ноги на ногу, стоял с виноватым видом высокий мужчина в монашеском одеянии. Он был и вправду похож на большую черную птицу: маленькие черные глазки, большой крючковатый нос и черные, как смоль, короткостриженые волосы полностью оправдывали прозвище, данное ему Гуго.

— Как ты себя чувствуешь, сын мой? — обеспокоенно спросил Бернар.

— Терпимо, — поморщился Гуго. — Что это было?

— Прости меня! — сокрушённо покачал головой Бернар. — Это моя вина. Я поддался его уговорам проверить вас в деле. — Он бросил хмурый взгляд в сторону монаха.

Тот виновато опустил взгляд.

— Познакомься, кстати, — аббат взмахом руки указал на него Гуго, — Тибо Перье. Урождён сарацином, но Божьей Волею пришедший ко Христу. — Бернар перекрестился.

— Гуго де Пейн, — Гуго кивнул новому знакомому, — всех наших положили?

Тибо замялся.

— Ну, чего засмущался? — улыбнулся Бернар, — говори, как есть.

— Почти, — проскрипел Тибо, — одного не успели. Зато он раскидал всех наших…

— Кто? — просиял Гуго, — Дамас?

— Он, — ухмыльнулся аббат. — Ладно! — он, хлопнув себя по коленям, встал, — Приходи в себя и иди в трапезную. Расскажу, зачем вы здесь.

Умывшись (чья-то заботливая рука оставила в комнате таз с водой и полотенце) и сменив дорожные одежды на более легкие Гуго закончил приводить себя в порядок. Прислушался к себе: немного гудела голова и ныла тупой болью шея (последствия пропущенного удара), но в целом, самочувствие было нормальным, а потому Гуго, затянув потуже ремень, проверил, достаточно ли свободно двигается в ножнах меч (мало ли чего), вышел за дверь. Без труда найдя в кулуарах часовни трапезную, он решительно отворил дверь и вошёл внутрь.

Все были уже в сборе.

Дамас, Жак и Роланд сидели за столом у дальней стены. Внешний вид Жака и Роланда являл свидетельства недавней стычки: ссадины и синяки щедро украшали их угрюмые лица. В углу, напротив входа, облокотившись на стену и сложив руки на груди с задумчивым видом стоял Ворон-Перье. Во главе стола сидел аббат Бернар, возложив руки на кожаный переплёт Библии.

— Проходи, садись. — Аббат указал на свободное место. — Итак, — начал он, дождавшись, когда Гуго усядется, — приступим. Что вы слышали про ткачей, или как их ещё называют германцы — катар?

Он, прищурившись, обвёл взглядом всех присутствующих.

— Добрые люди? — осторожно уточнил Гуго.

— Это не так! — Вскричал аббат, — Видит Бог — это не так! Да! Они себя так называют, но доброго в них ни на грош! Это еретики! Самые злостные из всех, что мне доводилось встречать! — Его глаза горели гневом, — и прошу, при мне их так не называть! Никогда! Потому что нет ничего доброго в том, что дурить людям головы и переворачивать Святое Писание с ног на голову!

Все сидели притихнув — таким аббата видели впервые.

— Простите меня, дети мои! — Бернар шумно выдохнул. — Вспылил. Итак, продолжим. Катарская ересь появились в этих землях совсем недавно и пришла, я полагаю, откуда-то с юга. Они отрицают власть Церкви и не признают таинство брака. Больше того — они не признают человеческой сущности Иисуса Христа, — Бернар перекрестился, — они отказываются от крещения и поносят сам символ христианской веры — Святое Распятие! — Аббат на мгновение прервался, с удовлетворением отмечая, что присутствующие начали возмущенно переглядываться меж собой, — Святая Церковь уже второе столетие ведёт борьбу с этими опасными еретиками, попирающими основные догматы Христианства. Но ересь распространяется быстрее, чем можно было ожидать. Уже весь юг Франции и почти вся Германия охвачены этой заразой. Они уже в открытую называют Папу Римского наместником Дьявола на Земле, ибо считают весь наш мир творением рук Нечистого!

Роланд попытался что-то сказать, но Бернар остановил его взмахом руки.

— Еретики, — продолжал Бернар, — делятся на две категории: мирян, их называют «credentes»¹¹ и клириков, эти зовутся «perfekti»¹². Мирян не заставляют отказываться от своих привычек и привязанностей, но требуют лишь признавать истинность своей ереси. Клир же — совсем другая история: эти полностью отвергают всё мирское. Начиная от рождения детей, заканчивая употреблением в пищу мяса и птицы. Распространению ереси особо способствует их непреодолимая тяга к проповедям: они ходят по городам и сёлам и говорят о «спасении души». Их легко узнать: они носят на своих пуговицах и пряжках ремней изображение пчелы, коею символизируют непорочное зачатие, — аббат замолчал, задумавшись.

— А зачем нужны мы? — осторожно вставил Гуго, прерывая размышления священника, — ты просил прислать троих искусных воинов, — напомнил он. — Зачем? Насколько я понял, катары не приемлют силы оружия…

— Perfekti — да. Их оружие — слово. Но от этого они ещё опаснее. — Хмуро кивнул Бернар, — зато, ничего не мешает брать в руки оружие credentes, обычным еретикам. А вот к ним уже относятся и многие дворяне, к сожалению, тоже впавшие в ересь. Которым, как вы понимаете, военное искусство — не в новинку.

— И что же? Нам нужно с ними сразиться? Троих воинов для этого явно недостаточно! — воскликнул Гуго.

— В трех льё отсюда, — продолжил священник, не обращая внимания на его возглас, — есть небольшое селение — Монсегюр. Рядом, на горе возвышается замок. Замок этот — цитадель еретиков. Там они служат свои литургии и проповедуют своё богомерзкое учение. Но не в этом суть. Там же, в замке, они хранят величайшее Сокровище, которым владеют не по праву. Это Сокровище и есть Ваша…, — священник запнулся. — Наша цель! Надлежит отобрать его у еретиков во что бы то ни стало! Если придётся — силой оружия! Если придётся — ценой жизни! Вот для чего мне понадобились воины.

— Что за Сокровище? — осведомился Гуго прищурившись.

— В это будет трудно поверить, — аббат доверительно наклонился поближе к собеседникам, — но это Святой Грааль, сын мой.

***

Слова аббата поразили Дамаса до глубины души (ровно, как и всех присутствующих в трапезной Лавланской часовни) и до сих пор звучали в голове, заставляя сердце колотиться, словно куропатку, попавшую в силки. Подумать только! Чаша, в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран распятого Спасителя! Здесь! В двух шагах! Поневоле воображение рисовало картину того рокового дня: ливень, безумный ветер, стремящийся смести всё на своём пути, сверкающие ослепительными зигзагами молнии, озаряют призрачными вспышками Голгофу и кресты на её вершине…

— Дамас! Эй, ты чего — уснул что ли?! — кто-то настойчиво тормошил его за плечо.

— А? Что? — очнулся от наваждения Дамас.

— Ну и чего скажешь? — осведомился Жак, указывая на крепость, разместившуюся на, сравнительно невысокой (не больше трех десятков туазов), но совершенно неприступной скале.

Неприступной потому, что стены её были абсолютно отвесными и любые помыслы о штурме крепости, расположившейся на её вершине (если таковые и придут кому-нибудь в голову), неизменно отметались как бредовые.

— Даже если гарнизон крепости будет состоять из десятка-другого воинов, — ответил Дамас задумчиво разглядывая скалу, — всё равно её силой не взять. А уж если запастись провизией и водой, то и осада — довольно бесполезное занятие.

— Пожалуй, — кивнул Жак, — и что же нам делать?

— Ехать обратно, — вздохнул Дамас, — сдаётся мне, что кто-то уже знает, как попасть внутрь.

До стоянки, где они оставили лошадей под присмотром Перье (сам он идти отказался, заявив, что уже «тысячу раз видел крепость и изучил её окрестности, как свои пять пальцев») было недалеко и скоро они вышли на небольшую лужайку, спрятавшуюся в тени скал. Стреноженные лошади мирно паслись, пощипывая травку. Снаряжение, сложенное ими возле большого, поросшего мхом, валуна лежало нетронутым. Но вот Перье… Его нигде не было. Как, собственно, и его лошади.

— Куда это он запропастился? — оглядывался Жак, — сказал же, что будет нас здесь ждать.

— Не знаю, — сквозь зубы процедил Дамас, пристально вглядываясь в зелёные заросли небольшого, но весьма густого перелеска, — руки подними…

— Что? — непонимающе переспросил Жак.

— Руки, говорю, подними, — вздохнул Дамас, — и улыбайся.

Тотчас, подтверждая его опасения, в воздухе что-то просвистело и в землю, прямо возле их ног, вонзился арбалетный болт.

— Уххх, — только и смог сказать Жак и руки сами медленно поползли вверх.

Через некоторое время (надо полагать, необходимое для перезарядки оружия), от кромки леса отделились три фигуры в легких кожаных доспехах. Двое держали наизготовку арбалеты (оружие слишком дорогое для простых разбойников), третий, идущий по центру с важным видом, придерживал левой рукой меч.

Подойдя поближе, старший (важный вид не обманул) сделал знак, и арбалетчики взяли под прицел Дамаса и Жака. Сам же он, подбоченившись, спросил:

— Кто вы и зачем вы здесь?

— Я — Дамас Бонне, он — Жак де Онье и мы странствующие рыцари, не сделавшие ничего дурного.

— Ну, конечно! — засмеялся старший, — а шпионить это значит благое дело!

— Мы вовсе не шпионили…, — начал оправдываться Жак.

— Ну да! — фыркнул старший, — а я — король Франции! Ты, — он бросил Дамасу моток верёвки, — Вяжи его.

Дамас, молча принялся связывать Жака.

«Где же Перье?» — вертелось в голове, — «неужели убит?»

— Жаль третий ушёл, прохвост! — разглагольствовал старший, явно упиваясь своим положением. — Убежал, что твой заяц! Но ничего! Подранить я его всё же успел.

«Ушёл значит!», — мысленно обрадовался Дамас. — Всё! — сказал он, — Я закончил.

— Ну, — кивнул старший, разматывая второй моток верёвки. — Теперь твоя очередь…

***

Дрожащий огонёк масляной лампады лишь слегка разбавлял полумрак трапезной. Задумчиво постукивая пальцами по отполированной сотнями локтей, поверхности стола, сидел аббат Бернар.

— Значит, сын мой, стражи в замке не так уж и много? — спросил он, не сводя глаз с танцующего лепестка пламени (вездесущие сквозняки, живущие в часовне, уже порядком надоели священнику).

— Да, святой отец, — ответствовала непроглядная темнота у дальней стены трапезной, — Если быть точным 40 человек. 10 дворян и 30 бойцов. Остальные приняли consolamentum¹³ и к оружию не притронутся даже под страхом смерти.

— И ты гарантируешь, что выведешь наших людей из замка целыми и невредимыми? — не выдержав, спросил Гуго, появляясь из затемненного угла рядом со входом.

— Я приложу ВСЕ усилия, чтобы вывести ваших людей из замка ЖИВЫМИ! — хмыкнула темнота, — насчёт невредимости не обещаю. Разумеется, я буду трудиться гораздо усерднее после получения задатка.

— Вот, держи! — Гуго снял с пояса увесистый кошель и небрежным броском отправил его скользить по столу.

Темнота, выпростав руку, ловко сцапавшую кошель, вновь стала непроглядной.

— Надеюсь, здесь всё, о чем мы договаривались? — поинтересовался голос.

— Не волнуйся, — небрежно усмехнулся Гуго, — там всё, что тебе причитается по договору. Вторую половину получишь по завершении дела.

— На том и порешили, — вздохнул голос (судя по звуку кто-то встал из-за стола), — засим, позвольте откланяться.

— Как тебя найти, — требовательно спросил Гуго.

— Я сам вас найду, — обронил голос, — когда придёт час — будьте готовы, — дверца чёрного хода слегка скрипнув, закрылась.

— Скользкий тип, — едва слышно пробормотал Гуго.

— Выбор небогат, — вздохнул священник, — довольствуемся малым за неимением лучшего.

В дверь кельи постучали.

— Прибыл Перье, святой отец, — возвестил вошедший монах. — Просит принять.

— Пригласи его, — кивнул аббат и посмотрел на Гуго. — Надо полагать первая часть плана удалась, Магистр де Пейн?

— Время покажет, святой отец, — покачал головой Гуго, — время покажет.

***

Пленников по крутой узкой горной дороге доставили в замок и бросили на ночь в тесную клетку в подвале, не удосужившись даже развязать их. Это было очень плохо, потому что руки под утро ужасно затекли и уже вообще ничего не чувствовали.

«Что-то в последнее время слишком часто я оказываюсь в темнице, — подумал Дамас, — как бы это не вошло в привычку».

— Эй! — крикнул он в полумрак подземелья, — стража!

— Чего тебе? — послышались чьи-то недовольные шаги и из-за угла выглянул стражник с факелом, — чего орёшь?

— Разрежь верёвки! — потребовал Дамас, — а то уже руки отнялись!

— Руки — это не беда! — захохотал стражник, — скоро у тебя голова отнимется. Скоро будешь отдельно ты и отдельно — голова! — не переставал потешаться он и совершенно не заметил, как тяжёлая дубовая дверь в подземелье неслышно отворилась и на пороге появился чей-то силуэт.

«Сейчас кому-то влетит», — подумал Дамас, злорадно улыбаясь.

Некоторое время вошедший наблюдал за продолжавшим как ни в чём не бывало веселится охранником, но вскоре его терпение лопнуло, и он гаркнул:

— Солдат! Что тут происходит?

От неожиданности стражник выронил факел и едва не упал сам.

— Я! Я…, — заблеял он. — Он просил его развязать! Ваша Светлость… Я… ничего такого…

— Будешь наказан, — прошипел тот, вплотную приблизившись к лицу горе-караульного. — Открыть клетку!

Стражник, беспрестанно кивая, поспешно выполнил его указание и застыл, вытянувшись в струнку.

— Выходи! — хмуро приказал он Дамасу, — тебя ожидает Епископ.

Дамас, с трудом поднявшись на ноги, вышел из тесной клетки и с наслаждением выпрямился (размеры узилища позволяли либо стоять в полусогнутом состоянии, либо сидеть скрючившись).

— Вперёд, — указал на дверь странный визитёр.

Дамас послушно направился к выходу.

Выйдя за дверь темницы, они не пошли прямо (этот путь вёл во внутренний двор крепости), а свернули налево и вскоре оказались перед крутой винтовой лестницей, ведущей куда-то наверх.

— Вперёд, — повторил команду конвоир и слегка подтолкнул Дамаса.

«Так, — размышлял Дамас, поднимаясь по ступенькам, — лестница довольно крутая и если лягнуть его ногой посильнее, то он упадёт и неминуемо расшибётся. Затем развязываем руки и в темницу — спасать Жака».

— Даже не думай! — пробасил конвоир, каким-то чудом разгадав его мысли, — не успеешь дёрнуться и Епископу не с кем будет разговаривать.

«Дьявол!» — мысленно выругался Дамас, но уже за следующим поворотом лестницы понял, что его «план побега» был заранее обречён на провал — ступени упирались в небольшую, огороженную железными перилами площадку, на которой нёс службу очередной стражник.

Конвоир, видимо, был из людей явно «не простых» (одно «Ваша Светлость» чего стоит), потому что и этот стражник по примеру своего «нижнего» товарища тоже сразу вытянулся по стойке «смирно» и угодливо открыл перед ними дверь.

Пройдя по тёмному коридору, открывшемуся их взору за дверью, не более двух десятков шагов, они оказались в небольшом, но всё же довольно просторном зале. В центре стояла большая железная чаша-жаровня, выполняющая, по всей видимости, две задачи: освещение комнаты и борьба с вездесущей сыростью (извечной спутницей замков и крепостей). В чаше, потрескивая и забавляясь затейливым танцем искр, полыхал огонь. Вдоль стены, один возле другого, стояли три стула (простых, без каких-либо изысков) с высокими спинками. На них восседали три человека в длинных тёмных одеждах. Цвет одеяний, как, впрочем, и лица сидевших, разглядеть никак не удавалось, по причине тусклости освещения.

На этом скудный перечень предметов интерьера зала заканчивался.

«По-видимому, слухи о непринятии катарами сребролюбия и роскоши родились не на пустом месте», — подумалось Дамасу.

Конвоир, подведя пленника вплотную к жаровне с полыхающим огнём, отступил немного в сторону и замер, не говоря ни слова.

— Благодарю, герцог! — негромко поблагодарил конвоира человек, занимающий центральный из трёх стульев.

«Герцог?! — чуть не вырвалось у Дамаса. — А кто же тогда сидит на стуле?»

Тот, кого назвали герцогом, едва заметно кивнул.

— Кто ты и зачем ты здесь? — спросил человек, с интересом рассматривая пленника.

— Я бы предпочёл сначала узнать, с кем имею честь говорить, — ответил Дамас, краем глаза отмечая, как дернулась в его сторону фигура конвоира.

— Оставь, сын мой! — человек жестом остановил его, — насилие никогда ни к чему хорошему не приводило.

Герцог, что-то недовольно пробурчал, но отошёл на прежнее место и опять замер.

— Ну что же, — продолжил человек, — будь по-твоему. Я — Епископ Церкви Добрых Христиан, это — Старший сын¹⁴, — он поднял правую руку, — это — Младший Сын, — (поднялась левая рука. — Итак, я повторю свой вопрос, — речь епископа была негромкой, но каждое слово поразительным образом четко отпечатывалось в голове: — Кто ты? И какова твоя Цель?

— Я — шевалье Дамас Бонне, — начал Дамас, — я и мои спутники странствуем по свету в поисках приключений и, разумеется, Счастья. И я не понимаю…

— Мы, Добрые Христиане, — епископ прервал Дамаса взмахом руки, — или как вы нас называете — катары — помимо прочих обетов, полностью отказываемся ото лжи. — он пристально всмотрелся в лицо Дамаса. — Полностью, понимаешь? Ибо ложь — есть одна из причин Первого Греха. — он немного помолчал и продолжил. — И я знаю, что неподалёку отсюда, обосновался этот богомерзкий цистерцианец — аббат Бернар Клервоский, осмеливающийся называть себя слугой Господа. Также мне известно, что вы сегодня встречались с ним в часовне в Лавлане. Мне продолжать?

— Пожалуй не надо, — усмехнулся Дамас.

— Тогда я тебя слушаю.

— Ну хорошо, — вздохнул «изобличённый лжец», — Меня зовут Дамас Бонне. И я действительно прибыл сюда по указанию аббата Бернара из Клерво с целью осмотреть подступы к замку.

— Зачем? — неожиданно вступил в разговор герцог, стоявший всё это время молча.

— Затем, чтобы проникнуть в него, конечно, — невозмутимо ответил Дамас.

— Зачем! Зачем понадобилось проникать в замок! — вскипел герцог. (Играть со мной вздумал?!).

— Затем, — Дамас выдержал долгую паузу, — чтобы завладеть Сокровищем, хранящимся здесь.

— Грааль! — выдохнул герцог.

— Он самый, — кивнул Дамас.

— Как!? — герцог, обхватив голову руками, заходил кругами по залу. — Как они об этом прознали!? Секретность была абсолютной! Как? — не переставал сокрушаться герцог.

— Очень просто, герцог, — послышался спокойный голос Епископа, — точно так же, как и мы узнали о них. С помощью предательства, конечно.

— Что же нам теперь делать? — вскричал герцог, — теперь нас отсюда не выпустят! Монсегюр можно оборонять долго, но не вечно! Надо сейчас же увозить Грааль отсюда! Я возьму с собой весь гарнизон! Мы не сдадимся просто так! Они ещё пожалеют!

— Успокойся, сын мой! — прервал его стенания Епископ. — Это бесполезно.

— Нет! — продолжал герцог с запалом, — мы защитим Святыню! Пусть даже ценой жизни! Во имя Господа Нашего…

— Господу не нужны человеческие жертвы! — гневно воскликнул Епископ, совершенно всех обескуражив (таким его видеть, явно, не привыкли). — Мы поступим по-другому, — уже спокойно улыбнулся он и посмотрел на Дамаса.

— Друг мой, — спросил он, не переставая улыбаться, — что ты знаешь о Святом Граале?

Дамас замялся.

— Смелее, мой друг!

— Ну…, это чаша, из которой вкушал вино Иисус на Тайной Вечере…

— Так! Хорошо!

— И в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран распятого Христа…, — осторожно продолжал Дамас, почуяв неладное.

— Так! — подстёгивал его епископ, — а дальше?

— Известно, что…, — буркнул Дамас, — испивший из неё, обретает бессмертие и прощение всех грехов.

— Вот! — воскликнул Епископ. — Всё правильно! Правильно, но, к счастью — далеко не всё!

— А что же ещё? — нахмурился Дамас.

— Самое главное! — Епископ вскочил со своего места, не в силах усидеть. — Самое главное — всегда замалчивали! И в конце концов — забыли! Грааль — это просто деревянная чаша! Да! Это реликвия и большая ценность для верующего человека! Но это всего лишь чаша! И чашей она остаётся до тех пор, пока её не возьмёт в руки чистый, помыслами и сердцем, человек. По-настоящему чистый, понимаешь? Ангел во плоти! Вот тогда! Только тогда, а никак не раньше, Грааль обретает свои Божественные Свойства! А до той поры — это просто Чаша! — Епископ рассмеялся, — люди, в жадности и алчности своей, совсем забыли об этой особенности и рыщут в поисках Чуда Господня для обретения Бессмертия! А зачем оно им — никогда не задумывались! Заблудшие души! И знаешь, что примечательно, Дамас Бонне?

Дамас, не переставая хмуриться, исподлобья смотрел на Епископа.

— Примечательно так же и то, — Епископ устало опустился на стул, — что вот уже десять веков никто не встречал такого человека. На всём белом свете.

В зале на какое-то время воцарилась полная тишина, прерываемая лишь потрескиванием дров в жаровне.

— Но ты, я вижу, мне совсем не веришь, Дамас Бонне? — грустно улыбнулся Епископ, — тебе, как и всем, нужны доказательства?

Дамас молчал, насупившись.

— Хорошо, — кивнул Епископ. — Понимаю. А потому, предлагаю сделку. Я тебе показываю, и даже более того — разрешаю воспользоваться Граалем, а ты донесёшь до разума наших преследователей, что это пустая трата времени и сил.

— Вы нас отпустите? — удивился Дамас.

— Конечно! — кивнул Епископ. — Хоть герцог, я знаю, и против. Развяжите его!

Герцог, что-то бурча себе под нос, нехотя подошёл к пленнику и взмахом кинжала разрезал верёвку.

Будто тысячи игл одновременно вонзились в руки, заставляя Дамаса болезненно поморщиться.

— Я согласен, — сказал он, растирая затёкшие запястья, — если вы, конечно, не шутите.

— На том и порешили, — хмуро проговорил Епископ. — Внесите Грааль.

Сидевшие по обе его руки, до этого момента никак себя не проявляющие, Старший и Младший Сыновья встали и вышли из зала через небольшую дверцу в его дальнем конце. Через некоторое время они вернулись, бережно держа деревянный ящик средних размеров. Даже одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что он очень древний. Светлое, некогда, дерево, из которого он был изготовлен, теперь приобрело медный, красновато-золотистый оттенок. На гладкой, отполированной тысячами прикосновений, поверхности поигрывали блики от огня жаровни.

Вслед за Сыновьями шёл воин и нёс невысокую, не выше пары локтей, деревянную же подставку. Вся процессия, торжественно прошествовав на середину залы, остановилась.

Сыновья, дождавшись, когда воин разместит подставку напротив Епископа, установили на неё ящик и отошли на свои прежние места.

Епископ встал со стула и медленно подошёл к ящику. Возложив руки на его крышку он, не сводя взгляда с Дамаса произнёс:

— Лицезри, Дамас Бонне! Пред тобой свидетельство Страстей Христовых и их орудие — Святой Грааль! Многие века он путешествовал по миру в поисках своего неофита¹⁵, пока, наконец, не пришло осознание того, что тот сам должен прийти к Святому Граалю. Прийти и стать ему Хранителем. Его Королём и его Рабом одновременно. Вот он! — Епископ аккуратно снял крышку ящика…, — Господи Боже…, — прошептал он, заглянув внутрь, — ОН… ЗДЕСЬ…

Деревянная крышка, отпущенная безвольными руками, с гулким стуком упала на каменные плиты пола.

Епископ упал на колени.

— ОН ЗДЕСЬ! — воскликнул он, воздев руки, — Братья! Господь услышал наши молитвы! ОН ЗДЕСЬ!

Герцог, всё это время не сдвинувшийся с места, осторожно подошёл к Епископу.

— Кто? — спросил он шёпотом. — Святой отец, КТО здесь?

— Ангел, — лицо Епископа сияло. — Ангел Божий! Вот кто! Ты что? Ещё ничего не понял? Иди сюда! — он встал и, схватив герцога за руку, подтащил его к ящику. — Вот! — торжествующе указал он внутрь. — Узри знамение!

Епископ, погрузил руки в ящик и осторожно, будто держал новорождённое дитя, достал из него небольшую деревянную шкатулку. На её крышке, едва заметным, словно призрачным, светом мерцал большой зелёный камень.

— И где он? — недоверчиво спросил герцог.

— Здесь! — епископ, не в силах сдержать радость, улыбался во весь рот, — в этом самом зале!

— И кто это? — герцог явно не понимал (или, что скорей, не хотел понимать) куда клонит Епископ. — Кто?! — герцог указал на Дамаса пальцем. — Он?! Вы в своём уме?!

— И в светлой памяти! — заверил его Епископ, светясь от счастья.

— Вы, видимо, забыли, святой отец! — возмутился герцог, — что этого, с позволения сказать, ангела, совсем недавно схватили мои люди за занятием, мягко говоря, не совсем ангельским! Он шпионил! И хотел нас обокрасть! — герцог отошёл от Епископа и, медленно вышагивая, подошёл к Дамасу вплотную. — Что скажешь, Ангел?

— Скажу, что я не собирался ничего красть, — нахмурился Дамас, (последние события совершенно сбили его с толку), — я собирался завладеть…

— Ох, простите великодушно, господин Ангел! — герцог показушно раскланялся, обходя Дамаса со спины, — а, впрочем…, — произнёс он задумчиво, — есть лишь один способ проверить ваши слова, святой отец…

Он, с быстротой кошки, подскочил к ничего не подозревающему Дамасу и всадил ему между рёбер кинжал.

Тот, вскрикнув, стал медленно оседать. Герцог, «заботливо» сопроводив его тело до самого каменного пола, резко выдернул клинок из Дамаса и отошёл назад. Кровь, потратив пару мгновений на раздумья, хлынула из раны обильным ручьём.

— Что ты наделал! — в ужасе закричал Епископ и кинулся Дамасу.

— Что сделано, то сделано! — безразлично ответил герцог. — И поторопитесь, Епископ! У вас мало времени! Ещё немного и ваш «Ангел» предстанет перед Высшим Судом.

— Что вы сидите! — закричал Епископ, придерживая Дамаса за шею, — несите воды! Быстрее!

Старший Сын, оцепенев от увиденного, продолжал сидеть неподвижно, не в силах даже пошевелится. На призывы неожиданно откликнулся Младший и бросился стремглав в угол зала, где стоял небольшой бочонок с водой. Набрав полный ковш, он помчался к месту трагедии, по пути расплескав добрую половину.

— Вот, Святой отец! — он подал ковш Епископу.

— Грааль! — вскричал тот, — быстрей неси Грааль!

Коадьютор бросился к ящику, по пути растянувшись во весь рост на каменном полу, но быстро поднялся и, схватив шкатулку, одним прыжком оказался рядом с Епископом и, умирающим на его руках, Дамасом. Священник, подняв шкатулку за крышку, вытряхнул её содержимое. По полу с глухим звуком покатилась небольшая деревянная чаша. Едва успев поймать её Епископ начал совать Грааль в руки Дамаса.

— Вот, держи! — причитал он. — Держи! Ты должен её держать! Вот! Хорошо! Теперь вода! Где вода!

Младший сын торопливо подал Епископу ковш, по пути расплескав ещё немного жидкости.

— Чего ждёшь! — гневно сверкнул глазами Епископ, — Лей!

Тот, опрокинув ковш, налил полную чашу.

— Вот, пей! — Епископ помог Дамасу поднести чашу к губам, — пей…

Дамас сделал глоток. Другой… и обмяк, словно тряпичная кукла.

— Пей! — Епископ сделал попытку залить в рот еще немного воды, но она, струясь по подбородку, вытекала обратно, — Нет! — рыдал священник, — не умирай, прошу тебя!

Его взгляд упал на шкатулку, небрежно лежащую рядом. Зелёный камень на крышке безмолвствовал.

Дамас был мёртв.

— Argumentum baculinum,¹⁶ — громко, чтобы все услышали (прежде всего, конечно же, Епископ), заявил герцог и, резко развернувшись, решительным шагом направился к выходу, — приберите здесь, — распорядился он, обращаясь к страже, — не переношу запаха крови.

Примечания

11

— верующий (лат.)

12

— совершенный (лат.)

13

— обряд крещения в катаризме. Дословно — Утешение (лат.)

14

— помощник (коадъютор). После смерти епископа, занимал его место.

15

— новообращённый (др. греч.)

16

— (букв.) палочный аргумент; в переносном смысле: осязаемое доказательство (лат.)