Страж

Игорь Евгеньевич Боковой, 2022

Сменяя друг друга, мелькают эпохи. Возводятся и умирают города. Восходят и гаснут звезды великих царей. Когда-нибудь и его тоже не станет. Может, это случится завтра, может, ещё очень не скоро, но до тех пор он не покинет свой пост. Он не знает голода и усталости. Ему неведомы радость и горе. У него нет воспоминаний. Его разум чист, как первый снег. Он – Страж. В этом его Назначение.

Глава 2

Орден

Судебный процесс сегодня обещал быть особенно интересным, поэтому перед входом уже собралась огромная толпа зевак, гудением своим напоминающим разбуженный улей.

— Что происходит? Кого судят? — спрашивали прохожие, неосведомлённые об особенностях предстоящего процесса.

— Да ты что же, не слышал? — искренне удивлялись более сведущие горожане, — судят разбойника, который третьего дня напал на городскую стражу. И поговаривают…, — рассказчик переходил на шёпот, — отправил троих на небеса!

— Да что вы такое несёте! — возмущался ещё более «осведомлённый» (ему-то всё рассказал его родственник. А он, чтоб вы знали, как раз тот самый стражник, который участвовал в схватке с разбойником). — Какой там убил! Да его самого едва не прикончили! Не знаете ничего, а трещите как сороки!

— Сам ты сорока, пустомеля! — смеялась толпа, — знаем мы твоих стражников: жрут да спят! Защитнички!

— А ты иди и скажи это их капитану! — ехидно отвечал «родственник» стражника, героически ставшего на пути зловещих планов «разбойника». — Что? Струсил? Ха-ха-ха! — смеялся он хрипло, — ну и храбрец!

— Ну на тебя-то храбрости хватит! — басил какой-то здоровенный мужик (судя по виду — кузнец), потрясая огромным кулаком, — зубы тебе пересчитаю!

Напряжение нарастало, и перепалка из словесной вот-вот грозила перерасти в самую что ни на есть настоящую.

— Дорогу! — закричал кто-то сзади, и толпа интуитивно начала расступаться, не забывая, впрочем, с интересом оглядываться.

— Расступись, кому говорю! — кричал стражник, расчищая путь пинками и затрещинами в адрес нерасторопной публики. — Подсудимый идёт!

Толпа, разом позабыв неурядицы, неожиданно смолкла и с интересом рассматривала шествие: два стражника впереди с обнаженными мечами, два позади — с копьями наперевес, в центре, звеня цепями, шёл он — преступник! Разорванная местами одежда, запёкшаяся на затылке кровь и скованные кандалами руки и ноги (обычно обходились верёвкой) свидетельствовали о том, что все слухи о нападении на городскую стражу — чистая правда, ну или по крайней мере — большей её частью.

Подталкивая подсудимого копьями ко входу, процессия скрылась внутри здания суда.

— Расходимся! — выкрикнул стражник, появившийся в дверях, — заседание закрытое!

— Почему это закрытое?! — возмутился кто-то.

— Тебя не спросили…, — огрызнулся стражник, захлопывая двери прямо перед носом недовольной публики.

Внутреннее убранство городского зала для разбора судебных тяжб было небогатым, но вполне себе приличным: два ряда грубых, но добротных деревянных лавок, размещенных вдоль боковых стен, позволяли рассадить до пятидесяти посетителей, пришедших понаблюдать за ходом судебного процесса, у дальней стены стоял массивный стол судьи, потемневший от времени, но всё ещё отлично справляющийся со своей задачей, сбоку примостилась кафедра писаря, протоколирующего ход слушаний и, наконец, место где подсудимый ожидал свой справедливый (хоть, понятное дело, и строгий) приговор: небольшой пятачок в зале, огороженный надежными дубовыми перилами, доходившими человеку почти до пояса (и от истца, если понадобится, защитит, да и слишком резвого ответчика можно утихомирить, приковав его к толстому железному кольцу, крепко-накрепко вмурованному в каменный пол).

Стражники, поместив подсудимого внутрь ограждения, сноровисто закрепили кандалы на кольце и встали по бокам.

Дамас огляделся по сторонам. Небольшие окна, находившиеся под самой крышей, были устроены таким образом, что проливали свет только на центральную ось зала: проход между скамьями и преступник на своём огороженном островке были залиты светом, тогда как остальное помещение всегда находилось в полумраке (даже в солнечный день, а сейчас — тем паче).

Сегодня зал был пуст и только в глубине его смутно угадывалось чьё-то присутствие.

— Судья-официал от Епископства Труанского аббат Бартоломью! — громко объявил чей-то голос за спиной Дамаса. Вздрогнув от неожиданности, он обернулся: писарь, совершенно бесшумно появившийся в зале с черного входа, стоял теперь возле своей кафедры. В зал прошествовал судья в рясе священника. Кивнув, он присел за стол.

— Сим полагаю начало слушаний по делу нападения на стражу славного города Труа, — завёл судья свою унылую «песню». — Подсудимый, представься!

— Дамас Бонне, святой отец, — с безразличным видом ответил подсудимый, — сын маркиза Шарля Бонне.

— Вы дворянин? — удивился судья, нахмурив густые брови и одновременно бросая гневный взгляд в глубину зала.

«Нет! Там определённо кто-то есть!» — подумал Дамас.

— Да. — Ответствовал он, буравя взглядом темноту в попытке что-либо разглядеть, — шевалье, святой отец!

— Тому есть подтверждение?

— Бумаг при себе не имею, но, если вы отправите гонца в Фуэнан, что в Бретани — там за меня поручатся.

Судья замолчал, задумчиво постукивая по столу пальцами. Было видно, что он в замешательстве. Да и было отчего: одно дело вынести вердикт по делу простолюдина, совсем другое — судить дворянина (но тут ещё надо разобраться: курица-то не птица, хоть и похожа!).

«Чёртов Морель! Подсунул дело! — от досады судья слегка покусывал губы. Пауза затягивалась, приобретая статус «неловкой», — что же делать?!»

— В чём меня обвиняют, святой отец? — пришёл на помощь подсудимый, видя терзания судьи.

«Ну что же! — встряхнулся тот. — Продолжим!»

— Ты обвиняешься в нападении на королевскую стражу и причинении стражникам тяжких увечий, — прищурившись провозгласил судья, — что согласно своду законов — есть преступление против самого короля!

— Я чту Короля! — решительно возразил Дамас, — но я также и против того, что меня, ни с того ни с сего, вдруг решает заколоть какой-то там немытый стражник!

— Но капитан королевской стражи свидетельствует…

— Ваш Капитан — лжец! — сухо прервал Дамас судью.

— Чтооооо! — взревел кто-то из темноты, заставляя витражи в окнах опасно задрожать, — Жан Морель — лжец?! — огромная тень зашевелилась в темноте. — Тебе придётся ответить за свои слова, щенок!

«Ага! Так вот кто там прячется! — усмехнулся Дамас. — Мог бы и догадаться!»

— Капитан! — судья попытался остановить разгневанного Мореля. — Стой! Во Имя Господа — Стой! — громко выкрикнул он.

Это подействовало — Морель застыл на месте. Его грудь тяжело вздымалась, в глазах горела ненависть. В руке он судорожно сжимал меч.

— Убери оружие, сын мой! — спокойно, но настойчиво потребовал судья, — ты в суде!

Капитан нехотя вложил меч в ножны (теперь он молча стоял, сжав кулаки и испепелял обидчика взглядом, полным неприкрытой злобы).

— Я принимаю вызов, — спокойно ответил Дамас, — разумеется, если мне дадут оружие и снимут оковы.

— Судебный поединок! — провозгласил судья, внутренне радуясь такому развитию событий (любой исход поединка его вполне устраивал, ибо избавлял от возможных судебных ошибок и как следствие этого — от ответственности), — состоится сейчас или не состоится вовсе!

Оппоненты, соглашаясь, кивнули.

— Освободите подсудимого! — потребовал судья.

Его указания немедленно выполнили и цепи с недовольным звоном упали на каменные плиты.

— Подготовь место для поединка. Он состоится на площади перед входом, — приказал священник ближайшему стражнику, — если, конечно, никто не против.

Морель отрицательно покачал головой и стражник, придерживая бряцающий меч рукой (тот был явно великоват для его роста), немедленно убежал исполнять приказ.

— Закон предписывает соперникам вступать в судебный поединок будучи вооруженным палкой и щитом, — задумчиво сказал судья, — но поскольку приговор ещё не был оглашён, а ответствующая сторона уже посчитала себя оболживленной, то ничего не мешает выбрать оружие на своё усмотрение.

— Я выбираю меч, — прохрипел Морель, — без щита.

— Мой меч украден, — пожал плечами Дамас, — если мне его отдадут, то я выбираю его. Если нет — будет достаточно палки. Без щита.

— Тебе дадут меч, — злобно прошипел Морель, — не вздумай отказаться.

— Пусть так, — опять пожал плечами Дамас.

Судья кивнул и продолжил:

— Теперь, когда вопрос об оружии решён я изложу правила судебного поединка. Он проходит до полной победы одной из сторон и заканчивается смертью проигравшего. Одержавший победу признаётся полностью невиновным, ибо известно, что Бог и справедливость есть одно целое и это не позволит виноватому одержать верх. Если же по окончании поединка проигравший всё же останется жив, он также подлежит умерщвлению через повешенье здесь же, на месте.

Дамас и Морель кивнули в знак того, что правила поединка ими уяснены полностью и более никаких вопросов к суду они не имеют.

— Всё готово, святой отец! — возвестил запыхавшийся стражник, ввалившись в зал суда, — площадь оцеплена.

— Отдай ему свой меч, — судья указал стражнику на Дамаса, и, подождав пока тот подпоясается, хмуро добавил, — к Оружию! И да поможет Вам Бог!

***

— И как это должно выглядеть, святой отец? — спросил Гуго. — Милостивый государь, не соизволите ли вступить в ряды новоявленного рыцарства Храма Господня? Так что ли?

— Почти, — кивнул священник, — не забудь сказать ещё, что половина имущества в случае его смерти отходит Ордену и что сам он обязуется жить теперь в строгости, как и подобает истинному слуге Господа нашего, — он трижды перекрестился на ходу и поклонился (собеседники медленно шествовали по улицам города). — Что здесь происходит?

Впереди на городской площади гудела, переговариваясь меж собой, толпа горожан. Из соседних домов и проулков к месту общего столпотворения спешили опоздавшие, на ходу сокрушаясь своей нерасторопности (народу собралось уже много и разглядеть, что происходило на площади, не представлялось никакой возможности). Городские мальчишки с ловкостью кошек штурмовали соседние деревья, крыши и вывески торговых лавок, чтобы занять выгодную, для обозрения происходящего, позицию.

— Чего там, малец? — спрашивал какой-нибудь бедолага, безнадёжно опоздавший к началу события и которому ничего не было видно из-за спин более везучих зевак.

— Известно, чего! — важно ответствовал сорванец, опасно раскачиваясь на вывеске мясной лавки (как он туда забрался было совершенно неясно). — Судебный поединок!

— А кто? Кто с кем бьётся-то? — с надеждой спрашивал бедняга.

— А я почём знаю? — отвечал тот. — О! Выходят!

— Кто? Кто выходит-то? — чуть не плача вопрошал страждущий, — ну не молчи, стервец!

— Не мешай, дядька! — с видом чрезвычайно занятого человека, отмахивался от него мальчишка, — самому интересно!

— Я тебе заплачу! — осеняло «дядьку». — Только ты рассказывай!

— Деньги вперёд! — уже заинтересованно отвечал юный делец.

Несчастный, конечно же, принимая все грабительские условия сделки, подкидывал монету вверх, где её ловко подхватывала рука маленького торговца.

— Выходят двое, — честно отрабатывая «заработок», начинал рассказывать мальчишка, — Господи Иисусе! Это ж наш Капитан!

— Уууух! — только и мог отвечать бедолага, рисуя в воображении картину происходящего…

С трудом протиснувшись сквозь плотные ряды горожан (недовольные столь наглым поступком зеваки, с гневом было собирались преподать урок учтивости, но увидев перед собой высокого статного рыцаря в полном вооружении и следовавшего за ним монаха уважительно расступались) Гуго и Бернар заняли удобное место на краю «арены», с интересом разглядывая виновников столь занимательного действа.

— Ого! — воскликнул Гуго. — Да это же наш старый знакомый!

Бернар кивнул.

На «арене», обнажив мечи, стояли, склонив головы, Морель и Дамас. Между ними, вознеся взор к небесам, судья произносил молитву (для кого-то явно последнюю). Закончив, он осенил их крестным знамением и склонившись в смиренном поклоне отошёл на безопасное расстояние.

— Отдаю правосудие в руки Господа Нашего! — насколько мог громко, провозгласил судья. — Начинайте!

Тотчас меч Мореля просвистел снизу-вверх, норовя рассечь подбородок соперника надвое. Впрочем, этот коварный, в своей неожиданности, приём не возымел никакого успеха и даже более того — на мгновение предоставил на обозрение противнику совершенно открытый живот и грудь (поединок имел все шансы закончится, едва начавшись). Все вздохнули в ожидании смертельного выпада, но его не последовало: Дамас, лишь слегка отклонившись, остался стоять на своём месте, продолжая держать оружие опущенным и внимательно наблюдал за Капитаном. Тот же, не желая упускать «инициативу» из своих рук, предпринял целый шквал ударов, каждый из которых неминуемо нёс за собой мучительную смерть врага, попади хоть один из них в цель. Но «цель» умирать явно не торопилась, как не торопилась, впрочем, и вступать в открытое противостояние. Продолжая держать клинок остриём вниз, Дамас лишь уклонялся от града выпадов, уколов и прочих приёмов фехтовального искусства.

«Squalimbro»⁹, — отмечал он про себя и машинально делал шаг в сторону, — «Punta riversa » — шаг влево и меч проходит мимо, — «Fendente », — шаг вправо и меч, просвистев мимо, увлекает за собой его владельца, заставляя его чуть не падать.

— Дерись, трус! — силы оставляли Мореля и он, красный и потный, остановился, тяжело дыша.

— Пока что я жду, когда вы соблаговолите начать драться, — невозмутимо ответил Дамас, — драться, мсье, а не изображать здесь танцы.

— Танцы, говоришь! — ярость наполнила Мореля новыми силами, и он ринулся на противника, выбрасывая меч вперед.

«Imbroccata», — пронеслось в голове Дамаса и он, пропуская кровожадную сталь мимо себя, коротко ударил клинком в место сразу за гардой, туда, где рука Капитана сжимала рукоять.

Меч, звонко бряцая, заскакал по брусчатке.

Зрители затихли. Было слышно, как на крышах домов воркуют и хлопают крыльями вездесущие голуби.

Морель с искренним недоумением смотрел на свою правую руку. Пальцев на ней не было. Они лежали на мостовой, будто кто-то рассеянный их случайно обронил.

— А-а-а-а! — заорал Морель, падая на колени.

Словно опомнившись от этого безумного крика, брызжа во все стороны, хлынула кровь.

Очнулась от оцепенения и толпа. Грянувший многоголосый ликующий вопль совершенно заглушил стенания поверженного.

Судья, не предпринимая даже попыток перекричать беснующуюся толпу, молча подал знак одному из стражников. Тот, подбежав к Морелю сзади, ловко накинул ему на шею петлю и, упершись ногой в спину, затянул её. Вопль толпы усилился многократно. Орали все: от мала до велика. Слов было не разобрать, но и без того было ясно, чего надо всем этим людям.

Закон есть закон и казнь ждала каждого кто проиграл судебный поединок. И толпа требовала «правосудия». Здесь и сейчас.

Дамас поднял руку с мечом вверх, призывая к тишине. Удивительно, но толпа сразу же смолкла, безоговорочно подчинившись. На этот раз тишина была абсолютной: голуби, испугавшись неожиданно громкого вопля, поспешили убраться прочь за городские стены, где и кружили теперь в нерешительности.

Стражник, тащивший Мореля на верёвке по направлению к деревянной балке, торчавшей из стены ближайшего дома (виселицу, ввиду стремительности развития событий, соорудить не успели) остановился, попеременно поглядывая то на судью, то на победителя.

Дамас, медленно подошёл к поверженному противнику, лежавшему на земле с петлёй на шее.

— Есть только один способ не быть повешенным, — тихо сказал он, склонившись к самому уху Мореля, — даже будучи мёртвым.

Тот, тяжело дыша, кивнул. С трудом, опираясь на здоровую руку, Капитан встал на колени и закрыл глаза.

Дамас поднял меч…

Вопль, сильнее прежнего, разнёсся на льё¹⁰ вокруг. Стражник, смотав, ненужную уже, верёвку, побрёл к судье.

По мостовой, медленно, но неумолимо расползалась тёмно-красная лужа.

«Меч может забрать жизнь», — вспомнил Дамас слова отца, — «может, но вовсе не должен», — и уронив оружие он медленно побрёл по улице. Горожане расступались и одобрительно что-то ему кричали, похлопывая его по плечам, но Дамас ничего не слышал. В висках стучала кровь, глаза не разбирали дороги…

Священник посмотрел на Гуго и мотнул головой вслед удаляющемуся Дамасу.

Рыцарь, понимающе кивнул и направился за ним, с трудом продираясь через беснующееся людское море.

***

— Входи, — рыцарь сделал рукой приглашающий жест.

Дамас, мрачный словно грозовая туча зашел в помещение часовни. В комнате стоял большой дубовый стол, за которым сидели пять человек, одетых так же, как и его недавний знакомый (дорожные одежды завершала никак не вяжущаяся с дальними путешествиями белая туника, украшенная изображением красного лапчатого креста), возле входа прислонившись к стене стояли мечи, и щиты с рисунком всё того же креста. На столе, перед каждым из них стояла деревянная миска с пшеничной кашей. Рыцари обедали.

— Знакомься! — По порядку указывая на всех сидевших за столом, рыцарь начал перечислять, — брат Роланд, брат Годфруа, брат Жоффруа Бизо, брат Пейн де Мондидье, брат Аршамбо де Сент-Аман.

— Шевалье Дамас Бонне, — представился Дамас.

— Ну и я, ваш покорный слуга, Гуго де Пейн, — представился рыцарь, — Великий Магистр ордена Храма Господня. Не слышал о таком?

— Нет, — помотал головой Дамас и в его животе предательски заурчало от голода. Ещё бы! Он не ел со вчерашнего дня, а каша пахла просто волшебно.

— Небольшого же я ума! — воскликнул Гуго, — знакомиться вздумал! Сначала надо дать человеку поесть! Садись! — Он указал на свободное место за столом. — Сейчас тебя покормят. Я распоряжусь! — и он вышел из комнаты.

В комнате повисла неловкая пауза. Рыцари, нехотя ковыряясь деревянными ложками в своих мисках, с интересом разглядывали своего нового знакомого.

— Шевалье, говоришь? — молчание нарушил рыцарь, сидевший ближе всех ко входу, — что-то не очень похоже, — усмехнулся он.

«Роланд, вроде», — припомнил Дамас и спросил, — с чего ты это взял?

— Вид у тебя такой, — усмехнулся тот, — да и запах от тебя свежестью не балует.

За столом все прыснули и с интересом обратились к Дамасу с немым вопросом: «Ну и что ты на это скажешь?»

— Я думал, что по запаху определяют знатность только лишь собаки, — медленно, чеканя слова, проговорил Дамас и, подняв глаза, посмотрел на собеседника.

Тот отбросив ложку, вскочил.

— Ты хочешь сказать, что я — пёс?! — Желваки на лице Роланда гневно перекатывались, указывая на высшую степень возмущения своего хозяина.

— Это ты сказал, — устало ответил Дамас.

Роланд, гневно смахнув миску с кашей со стола, одним прыжком оказался рядом.

Дверь внезапно открылась и в комнате появился Гуго с деревянной миской, полной аппетитной дымящейся каши.

— Сядь, Роланд! — мгновенно оценив ситуацию твёрдо сказал он, — Дамас пришёл сюда по моему приглашению. Не прошло и минуты как ты уже задираешься!

— Он назвал меня псом! — взревел Роланд.

— Ты лжёшь, — ответил Дамас, устало потирая лицо.

«Господи! Ну зачем? — внутренне простонал Гуго, — Зачем обязательно называть его лжецом?»

— Вот, — Роланд повернулся к Гуго и развёл руками, — теперь ещё и лжецом меня назвал.

— Ты сам виноват, — негромко, но твёрдо сказал рыцарь, сидевший в торце стола у стены, — ты первый начал его цеплять. Он ответил. Всё честно.

«Годфруа…», — вспомнил Дамас.

— И да! — добавил другой, сидевший по правую руку от Годфруа, — псом ты себя сам назвал.

— Вы что? Все сговорились?! — Прошипел сквозь зубы Роланд.

— Выйди, брат! — ледяным тоном приказал Гуго, — остынь!

Роланд обвёл глазами присутствующих и не найдя поддержки в глазах братьев, гневно протопав, вышел из комнаты, не забыв, что есть силы, хлопнуть дверью.

— Поешь, — сказал Гуго, ставя миску перед Дамасом. — А потом — вымойся! — поморщился он, — от тебя разит, как от кочевника!

Дружный хохот завершил его слова.

***

Дамас только что закончил приводить себя в порядок и направлялся обратно к трапезной (как и было велено). Было непривычно и забавно ощущать на себе рясу монаха (его собственную одежду попросили оставить, пообещав чуть позже вернуть её выстиранной и заштопанной) и он то и дело пытался засучить длинные широкие рукава и потуже затянуть веревку, исполняющую роль пояса. Полы рясы то и дело путались под ногами и с каждым новым шагом Дамас ожидал, что вот-вот растянется во весь рост на земле, наступив на них.

«Да как они в этом ходят?» — раздраженно подумал он, подходя к двери трапезной и негромко постучал.

— Входи, сын мой, — послышался удивительно знакомый голос.

«Сын, мой?» — удивился Дамас и вошёл в келью.

За столом сидели двое: Гуго де Пейн и священник. Гуго задумчиво перекатывал в ладонях пустой деревянный кубок, монах бережно поглаживал корешок Библии, лежавшей перед ним. В центре стола, обёрнутый куском рогожи и перевязанный для надёжности куском пеньковой верёвки, лежал какой-то продолговатый свёрток.

— Присаживайся, сын мой, — священник указал на свободное место, — у нас к тебе разговор.

«Где я слышал этот голос?» — опять подумал Дамас и, заняв предложенный стул, поднял глаза.

— Уффф…, — непроизвольно вырвалось у него, — «Это же он! Тот священник!»

— Вижу, узнал ты меня! — в глазах аббата плясали смешливые огоньки, — Ну что же, осталось только представиться, — он улыбнулся, — аббат Бернар из Клерво.

— Дамас Бонне, — сдержанно кивнул он, — вы сказали, что ко мне есть разговор, святой отец.

Священник кивнул.

— И то верно. Давай сразу к делу, — начал он, — 14 января сего года весь христианский мир отмечал большой праздник: День Святого Илария. Но не только этим знаменателен этот день, — певучая речь священника звучала слово проповедь в воскресный день, — в этот день Божьей Волею случились два события: собором в Труа официально учреждён Орден рыцарей Храма Господня, — он осенил себя крестным знамением и смиренно поклонился.

— А второе? — не сводя глаз со священника, спросил Дамас.

— А второе, сын мой, твоё прибытие в Труа…

— Так себе событие, — грустно усмехнулся Дамас.

— Не скажи, сын мой, — покачал головой Бернар, — твое прибытие, спасло жизнь и, возможно, не одну.

— Моё прибытие, — нахмурился Дамас, — ЗАБРАЛО одну жизнь. И вот это уже — совершенно точно, без всяких там «возможно».

— На всё Божья Воля, — сказал священник и взмахом руки остановил Дамаса, собирающегося что-то возразить. — Оставим споры, сын мой, ибо известно, что Пути Господни неисповедимы, и не нам с тобой и никому либо ещё на этот счёт разглагольствовать не дозволено. Итак… Я попросил уже известного тебе Гуго де Пейна привести тебя сюда с одной лишь целью: видя твою честность, доброту и порядочность предлагаю тебе вступить в ряды названного мной рыцарства.

— Вряд ли это возможно, — Дамас усмехнулся, — у меня ничего нет, — для наглядности он «вывернул» воображаемые карманы, — и дать я Ордену ничего не могу.

— Этого от тебя и не потребуется, — вступил в разговор Гуго, — и, хотя Орден и нуждается в средствах, плата, как таковая, за вступление в Орден не взимается. Ибо это неправильно. Есть лишь некоторые требования к желающему вступить в ряды братства, — Гуго принялся загибать пальцы, — это благородное происхождение, владение оружием и самое главное — чистота помыслов и готовность всецело посвятить себя служению Господу.

— Это что же — в монахи постричься? — прищурившись спросил Дамас.

— Богоугодные дела вершатся не только в монастырях и соборах, сын мой, — вмешался священник, — задача Ордена состоит в защите паломников от иноверцев. Коих великое множество на Святой Земле. Это ли не есть служение Господу? Хотя, конечно, отчасти ты прав: братство Ордена и есть рыцари-монахи.

— Я должен предупредить Вас ещё об одном, — сказал Дамас после недолгого раздумья, — о моём происхождении. Дело в том, что мой отец — маркиз Шарль Бонне, а мать — простая крестьянка.

— Ты — шевалье? — спросил Гуго.

— Да! — сказал Дамас, — это подарок отца!

— Этого достаточно, — кивнул Гуго. — Да! И возьми вот это, — он придвинул к нему сверток, лежавший на столе.

— Что это?

— Твой меч, — усмехнулся Гуго, — не теряй впредь.

***

Всю ночь Дамас не спал. С вечера его заперли в зале для проведения богослужений, где он и провёл время до утра в молитвах и раздумьях. Подумать, как и помолиться, было о чём. И Дамас молился. Молился и думал.

А ещё вспоминал…

За столом в маленькой, но чистой и уютной комнате сидела мать, прижимая руки к груди. Влажные глаза предательски выдавали её, еле сдерживаемое, желание разрыдаться. На середине стола, как бы сторонясь матери, лежал какой-то пергаментный свиток.

Посреди комнаты стоял отец, сильный и грустный, положив руки на плечи Дамаса.

— Сын, — отец говорил медленно, подбирая слова, — сегодня тебе исполнилось шестнадцать лет. Ты стал взрослым мужчиной.

Дамас, внимательно вглядывался в его лицо и не понимал, отчего оно такое серьёзное и почему всхлипывает мать, беспрестанно промакивая платочком глаза.

— Ты стал взрослым, — повторил отец, — и тебе пора выбирать свой путь. Я не знаю какой он будет и куда тебя приведёт, но одно могу сказать точно: путь этот будет нелёгок. Начало его здесь, — отец обвёл взглядом тесную комнатку, — но лишь от тебя самого зависит где и как ему суждено закончиться…, — он задумчиво помолчал и добавил, — это, — он не глядя указал в сторону свитка, — мой тебе подарок. Распорядись им правильно. Прощай! — он крепко обнял Дамаса и твёрдым шагом, не оглядываясь, вышел за дверь.

Больше Дамас его никогда не видел…

Двери залы мягко отворились. На пороге стоял Гуго де Пейн. Перед собой на согнутых руках он держал какой-то свёрток. Гуго медленно прошествовал вперёд и, сделав пару шагов, отошёл в сторону, пропуская кого-то. Вслед за ним в зал вошла фигура в монашеском одеянии. Лицо вошедшего скрывал глубокий капюшон. Впрочем, все эти таинственные меры были излишними и являлись скорее частью некоего ритуала, поскольку в фигуре без труда угадывался старый знакомый — аббат Бернар из Клерво. Дверь также бесшумно закрылась.

Дамас встал. Процессия прошествовала вдоль комнаты и остановилась напротив алтаря.

— Сим полагаю начало инициации адепта Ордена рыцарей Храма Господня, раба Божьего Дамаса Бонне, — торжественно объявил монах, — преклонись, сын мой!

Дамас опустился на колени и смиренно склонил голову.

— Перед обрядом посвящения тебе надлежит ответить на некоторые вопросы. Готов ли ты, сын мой?

— Да.

— Является ли добровольным твоё решение о посвящении в ряды рыцарства? И действуешь ли ты без принуждения и без всякого злого умысла?

— Да.

— Согласен ли ты впредь жить в строгости и почитании Законов Божьих?

— Да.

— Согласен ли ты посвятить себя превознесению слова Божьего и борьбе с врагами сына Девы Марии, не жалея жизни своей?

— Согласен.

— Готов ли ты помогать страждущим и обездоленным на всём пути, что уготован тебе, не в угоду честолюбия своего, но только лишь во имя Господа?

— Да, — прошептал Дамас одними лишь губами.

— Твои слова честны, а помыслы чисты? — продолжил вопрошать монах, — ибо всё сказанное тобой, сказано пред лицом не нашим, но перед Богом.

— Да.

— Надень эти одежды, сын мой, — священник указал на, стоявшего рядом Гуго, — и пусть будут они тебе напоминанием об этом дне и произнесённой тобой сегодня клятве.

Дамас молча облачился в белую тунику, предложенную ему Великим Магистром.

— А теперь, — подытожил священник, скидывая с головы капюшон, — помолимся Господу!

Странная то была утреня: священник проводил литургию в практически пустом зале. Из прихожан здесь были только двое: рыцари, облачённые в белые длинные плащи. Будто растекающиеся пятна крови, на груди каждого из них алели большие ярко-красные кресты.

Примечания

9

— здесь и далее названия ударов в Болонской системе фехтования

10

— старинная мера длины, равная приблизительно 4.5 километрам