3
К вечеру ресторан был полон, но не еда была там главным занятием. Шел спор, жаркий и напряженный спор, расколовший зал почти надвое. Все началось с того, что лысый музыкант из команды Хина, отзывавшийся на кличку Бим-Бом, устал и заявил для всех:
— Господа! Я прошу всех вас отбросить иллюзии. Никто не станет нас спасать, никто не станет нами заниматься. Звездная чума, это печать смерти, вот что. И пусть ни один прибор не докажет, что мы с вами заражены, печать уже поставлена, и где-то наверху против наших фамилий уже поставлен крест. Потому, кончайте нудить и давайте достойно встретим наш общий конец.
Два-три его приятеля закричали «Ура!», сам Эдвин Хин наморщился, а пассажиры возмущенно загомонили.
— Приятель, — заявил штурман Том Онго. — Вы можете выделывать эти свои штучки в своем кругу, чтобы возбудить своих подружек, но в космосе это называется «устраивать панику». Меры ответной реакции ничем не ограничены.
— О какой панике речь? — вступился за приятеля длинноволосый музыкант, прозывавшийся Дюком. — Паника, это когда кричат: «Спасайся, кто может!» и давят женщин и детей. Бим-Бом говорит о другом, давайте будем достойны той ситуации, в которой мы все оказались.
— Да хватит уже! — вскочил нервный супруг-турист. — Самовыражайтесь на сцене, клоуны! Там это имеет спрос.
Его молодая супруга дернула его за рукав, и он осекся.
— Вот именно, — поддержал его один из купцов. — Чего вы, ребята, на нас растрачиваетесь? Мы в эти игры уже давно не играем.
— Да вы меня не поняли! — дрожащим от обиды голосом заговорил Бим-Бом. — Я не то хотел сказать. По-моему, пир во время чумы это и есть победа над смертью, торжество жизни, если хотите…
— Никто не собирается умирать, дружище, — сказал тогда вполне дружелюбно Фред Дениер. — Если нам позволено общаться друг с другом, значит наше положение не так уж плохо.
— Вот этого не надо, — начал тогда возражать художник из все той же группы Хина, некий Буль дер Глюк. — Я говорю, врать не надо, Дениер! Ведь мы все знаем, что такое «звездная чума». Чего мы врем друг другу? Я сам работал в этой системе, и знаю, что карантин объявляется после первого сигнала кода, и всякая связь с зараженным кораблем прерывается. Никто не анализировал нашего диагноза, Дениер! Этот месяц, что нам дали, это всего лишь срок адаптации, чтобы успокоить нас. Потом найдутся новые доводы, и так будет длиться бесконечно. Потом мы взвоем, и нам позволят посадку где-нибудь на неосвоенной планете за пределами Кольца. На моей памяти такие операции были проделаны с тремя пассажирскими кораблями. Вы должны знать об этом, Том. Это «Баязет», «Капитан Кук» и «Весна».
Том Онго пожал плечами и ничего не ответил.
— Даже если все это так, — со вздохом произнес купец Дон Гомес, — то какая нужда была говорить обо всем этом нам, пустомеля?
Супруга туриста до боли впилась ногтями в руку своего мужа.
— Что ты, Стелла? — испугался тот. — Пусти же…
— Наши дети, — простонала она. — Наши дети, Арт! Мы уже никогда не увидим их…
По ее окаменевшему лицу потекли слезы.
— Не верь ты им! — вскричал муж. — Это же негодяи, им бы только публику шокировать!.. Не смейте пугать мою жену! — закричал он, потрясая кулаками.
— Успокойтесь, господа, — поднялся Фред Дениер. — Нет необходимости пускаться в драку. Мы сейчас ничего не решим, и нам в любом случае надо ждать целый месяц. Ребята хотят поиграть в смертников, пусть играют. В той мере, в какой это не затрагивает наших интересов. Только учтите, никому из них нельзя верить. Это игра…
— Я не играю перед вами! — закричал Буль дер Глюк. — Я заявляю со всей ответственностью, что у нас нет выхода! Мы или подохнем здесь, или до конца дней будем проживать в какой-нибудь глуши…
Кто-то из колонистов подскочил к нему и ударил в лицо. Немедленно завязалась потасовка, завизжали женщины. Членам команды с трудом удалось растащить драчунов.
— Вы дождетесь, — сказал Том Онго Хину. — Мы вас всех упрячем под арест.
— В моей команде нет коллективной ответственности, — отвечал транк-звезда, лениво поглядывая по щеке одну из своих подружек. — Каждый у нас отвечает только за себя.
Подружка радостно засмеялась.
Капитан Головко появился спустя минуту, когда страсти еще не затихли, но его появление сразу остудило разгоряченных драчунов. В хладнокровном спокойствии капитана было больше угрозы, чем в негодовании штурмана.
— Все в порядке, капитан, — сказал Фред Дениер, улыбаясь. — Ничего серьезного.
Капитан холодно кивнул ему.
— Господин Глюк, — сказал он художнику. — И вы, господин Патеко, — сказал он колонисту, начавшему драку. — Вам надлежит разойтись по каютам. Я продлеваю ваш карантин.
— Бред, — сказал художник. — Я не намерен подчиняться.
Капитан Головко глянул на него с холодным интересом, и художник, выдержав этот взгляд, вздохнул:
— Ладно, я готов посидеть еще три дня, если вы видите в этом смысл. Привет всем!..
Он пожал руку Эдвину Хину, поцеловал одну из девушек, и вышел. Следом друзья увели красного от возбуждения колониста.
— Итак, это диктатура? — спросил громко Хин.
Капитан не ответил. Он сделал знак Чень Чжу, и тот включил музыку.
— Самое время для танцев, — хмыкнул кто-то из компании Хина и они засмеялись.
Капитан не стал обращать на это внимание, и неторопливо вышел. На самом деле он был уже крайне возбужден, потому что обнаружил в ресторанной потасовке явные признаки психологического кризиса.
Он вышел в коридор командного уровня и неожиданно услышал за собой характерный щелчок закрываемой двери. Он обернулся и прочитал на двери «Бокс-А». Ниже было приписано: «Строгий карантин. Вход категорически запрещен». Капитан шагнул к этой двери и нажал ручку.
Дверь раскрылась, и он увидел прижавшегося в страхе к стене молодого Вильда Бауэра, стажера-программиста. Вид у юноши был затравленный.
— Это вы, капитан, — пролепетал он. — Я так испугался…
— Что вы здесь делаете? — спросил капитан с интересом.
— Так, ничего, — сказал Вильд и закусил губу.
Капитан смотрел на него и ждал. Вот, думал он, сейчас он глянет на меня с вызовом. Вильд собрался с духом и посмотрел на него, но его вызова хватило ненадолго. Теперь он сломался, подумал Головко. Будет плакать.
У Вильда задрожали губы.
— Простите меня, капитан, — проговорил он, всхлипывая. — Я не в себе. Мне бы надо к врачу…
— Что ж, пойдемте, — согласился капитан. — Джой у себя. Успокойтесь, Вильд, мы вам поможем.
Они вышли из бокса, и капитан оглянулся на капсулу — огромное голубое яйцо, в котором находилась Ядвига, лишенная возможности подать о себе знать.
В кабинете у врача Эркина уже находился Бернарди, сидел за монитором и анализировал данные исследований. Сам Джой Эркин сидел в кресле, вытянув ноги и закинув руки за голову. Капитан вкратце рассказал о своей встрече с Вильдом, и оба немедленно повернулись к ним.
А Вильд снова заплакал.
— Я ничего не могу поделать, — говорил он с отчаянием. — Всю неделю она снится мне и умоляет освободить ее.
— Вы любили ее? — спросил Бернарди.
— Я не знаю, — признался тот. — Может это юношеская влюбленность. Она никогда не обращала на меня внимания, она крутила с этими, с музыкантами… И еще с толстым колонистом.
— В каком виде она вам снится?
— Она плачет, — сказал Вильд, вздохнув. — Она говорит, что никакой чумы у нее нет, что Эркин… Извините, Джой, но во сне она говорит, что вы ревновали ее, что вы хотели от нее чего-то мерзкого, а она отказалась, вот вы ее и упрятали.
Эркин покраснел.
— Это чудовщная ложь!
— Вас никто не обвиняет, Джой, — сказал капитан.
— В конце концов, Бернарди все может проверить, — заявил Эркин. — Мне кажется, что я еще сильно смягчил диагноз.
— Какие у вас на то были основания? — спросил Бернарди.
Эркин вскочил.
— Я так и знал!.. Я знал, что теперь все будут тыкать в меня пальцами!.. Что ж, если хотите, вскройте капсулу и убедитесь сами!..
Он выскочил из собственного кабинета, хлопнув дверью.
Капитан с Бернарди переглянулись.
— Его тоже надо изолировать? — спросил капитан.
— Этим вы ничего не добьетесь, — вздохнул Бернарди. — Боюсь, капитан, на вас накатывается нештатная ситуация.
— Мятеж на борту? — улыбнувшись, спросил капитан.
Вильд, переводивший взгляды с одного на другого, счел возможным вмешаться.
— Свободно, — сказал он. — Из-за Ядзи половина пассажиров свихнулась.
— Это вне логики, капитан, — сказал Бернарди. — Самое страшное в этих заболеваниях, это страх. Он сводит с ума. Люди начинают ненавидеть друг друга.
Капитан поднял голову.
— Вильд, — сказал он. — Ступайте в ресторан и постарайтесь не взвинчивать народ своими переживаниями.
Вильд Бауэр вышел, и капитан повернулся к Бернарди.
— А теперь ответьте мне честно, Энрико. Вы верите в то, что эти люди в Центре Космофлота думают о нас?
— Я верю, — сказал Бернади, — что они приложат все усилия. Но я боюсь, что их усилий будет недостаточно. Процессы психологического разложения уже начались.
— Это можно назвать последствиями чумы?
Бернарди вздохнул.
— Пока я не могу сказать ничего определенного, капитан. Кроме того, что ваш доктор на грани срыва.
— Я это заметил, — буркнул Головко.
— Будем надеяться на лучшее, — сказал Бернарди со вздохом.
