Акулья гора

Игорь Винниченко

Близкое будущее. Земля покорена пришельцами-рептилидами. Стас Бельский выходит из тюрьмы после отбытия пятнадцатилетнего срока заключения за участие в боевых действиях против пришельцев. Наш герой видит перед собой удивительно благополучный мир, где решены все социальные проблемы, и единственным делом для человечества остается воспроизведение себе подобных. Углубившись в ситуацию, Стас с ужасом узнает, что пресловутые «воспитательные заведения» для детей являются поставщиками деликатесных продуктов для пришельцев, которые питаюся ими. Оказывается, что война окончилась благодаря сговору пришельцев и политических элит нашей планеты. Удачный расклад позволяет Стасу вмешаться в ход событий и переломить ситуацию. Это можно назвать победой, если не думать о проблемах с совершено развратившимся человечеством.

1

Пятнадцатилетний срок заключения заканчивался 16 сентября, в среду. Когда Стаса вели к начальнику лагеря, и он прекрасно понимал, зачем его туда ведут, и все вокруг казалось необычно ярким и красочным, и плакаты на стенах, которые и прежде мелькали перед ним каждый день, и свет из окошек под потолком, и даже бесхитростная болтовня конвоиров.

— К стене, — буркнул конвоир Толстун. — Руки за спину!

Стас никогда до того не питал никаких симпатий к этому кабану, с его «юморными приколами» над заключенными, но в этот момент даже его дежурная фраза прозвучала, как гимн восходящему солнцу.

Толстун доложил о прибытии заключенного, после чего Стаса ввели в кабинет.

Супервайзер Макс Оленин был лощеным блондином лет тридцати пяти, про него было известно, что он брезговал лагерными проститутками, увлекался философией, и часто оставлял свои комментарии в закрытой сети для обитателей мест заключения. Когда Стас вошел в кабинет, тот попивал кофе, искоса глядя на экран монитора.

— Садитесь, Бельский, — сказал он, кивнув на кресло.

И это тоже было знаком, потому что это кресло не предназначалось для заключенных. Когда Стас погружался в него, было ощущение, что он в салоне самолета готовится к длительному перелету.

Оленин поставил свою чашку.

— Вы таки дождались, Станислав Семенович, да? — спросил Оленин с улыбкой. — Каковы ощущения?

— Неопределенные, — отвечал Стас сухо.

— Да полно вам, — рассмеялся Оленин. — Вы оттянули, как я вижу, пятнадцать лет, и уверен, что каждый день вы мечтали об этом мгновении. Сбывается высокий смысл вашего ожидания.

— Да, — вздохнул Стас.

— Понимаю ваши трудности, — кивнул Оленин. — Мир катастрофически изменился, так что вам предстоит тяжкий период адаптации. Вы понимаете, о чем я?

Стас только кивнул. Буквально неделю назад Оленин выступал перед заключенными с рассказом о том, как повесился инженер Квитко, который тоже отсидел много лет, и не принял нового мира. Лекция была посвящена правилам адаптации, но было ясно, что причин этого самоубийства сам Оленин так и не осознал.

— Кстати, вы напомнили, — Оленин склонил голову. — Пятнадцать лет, это необычно много для нашей зоны. За что вам дали такой срок?

Стас выдержал паузу. Конечно, супервайзер знал, за что ему дали такой срок, и потому этот вопрос был выходом на проходной тест.

— Я участвовал в военных действиях, — произнес Стас.

— Это я понимаю, — кивнул Оленин. — Мне непонятно, как вы уцелели? Как мне помнится, с вашим братом разбирались довольно круто.

Стас опять выдержал паузу.

— Наверное, — произнес он, — это было необходимым явлением.

— Разумеется, — кивнул с улыбкой Оленин. — Только давайте не будем лукавить, Станислав Семенович. Ведь вы так не думаете?

— Я стараюсь вообще об этом не думать, — сказал Стас.

— Тоже правильно, — согласился Оленин. — Забыть о прошлом, это первое правило адаптации. Вы в каких войсках служили?

— Я был полковым священником, — отвечал Стас.

Оленин невольно рассмеялся.

— Вы были священником?

— Разве об этом не написано в моем деле?

— Там вы названы политработником, — пояснил Оленин. — У этих чиновников сугубо схематическое мышление, и они не понимают разницы между священником и политработником. Жаль, что я не знал этого раньше.

Стас только пожал плечами.

— Вы так тщательно маскировались, — проговорил Оленин, глядя на него пристально.

Стас вздохнул.

— Что мне было маскировать? Я не прятался от ответственности.

— Церковь сейчас в почете, — напомнил Оленин. — Почему они за вас не заступились?

— Меня лишили сана, — сказал Стас.

Оленин невольно усмехнулся.

— Вот вам и ваша церковь, — сказал он. — Такие же чиновники перестраховщики, как и везде.

— Нет, нет, — поспешил возразить Стас. — Меня лишили сана на законных канонических основаниях. Ведь, в конце концов, мне пришлось взять в руки оружие.

— А, — Оленин поднял палец. — Так вы все же повоевали? И сколько крокодилов вы убили?

Стас кашлянул.

— Господин супервайзер, — произнес он осторожно. — Именование рептилидов «крокодилами» запрещено законом.

— Ведь именно так называли их во время войны, не так ли?

Стас помолчал.

— Во время судебного разбирательства, — произнес он, — за мною не замечено очевидных преступлений. Во время боя я действительно стрелял, но вряд ли куда попал.

Оленин наклонился вперед.

— Так что вы теперь думаете о вашей войне? — спросил он.

— Я стараюсь думать именно то, что рекомендовано нашими лагерными психологами, — отвечал Стас. — Что рептилиды принесли нам мир и процветание.

Оленин некоторое время пристально смотрел ему в глаза, и вернулся к своей расслабленной позе.

— Вот так и думайте, — сказал он. — Целее будете.

Он щелкну пальцем по клавишам, и произнес:

— Все, вы свободны, Станислав Семенович. Куда вы теперь направляетесь?

— К двоюродной сестре, — сказал Стас. — У меня больше никого не осталось, но сестра согласилась принять меня. Я могу идти?

— Разумеется, раз вы свободный человек, — улыбнулся Оленин.

Стас поднялся, чувствуя облегчение после напряженного разговора. Но на полпути к двери Оленин его остановил.

— Еще один вопрос, Станислав Семенович. Вы знаете, как ревниво относятся рептилиды ко всем этим вздорным сплетням об их жестокости во время войны. Что вы об этом думаете?

Стас остановился.

— Война, это область жестокости, — сказал он. — Ее было достаточно с обеих сторон.

— Вы понимаете, о чем я говорю, — сказал Оленин. — Если вас прямо спросят, что вы думаете о каннибализме рептилидов, что вы ответите?

— Разве разговоры на эту тему допускаются законом?

Оленин усмехнулся.

— Не все разговоры контролируются, — сказал он. — Вы сами были свидетелем каннибализма?

Стас опять выдержал паузу, им ответил, как это формулировалось психологами.

— Я думаю, все эти разговоры рождены искаженным психическим состоянием.

Оленин кивнул.

— Правильно, — сказал он. — Ступайте.

А когда Стас наконец вышел, Оленин покачал головой и занес в его файл свою запись: «Объект сохраняет реваншистские помыслы и нуждается в умеренной форме контроля».