Брезентовый парус, или Каникулы в Астрахани

Игорь Братченко

Жизнь астраханского понизового села позднего советского времени – стержень повести «Парус». А видит её автор глазами школьника, «сосланного» на всё лето к бабушке. И латанный-перелатанный брезентовый парус на бударке – не больше, не меньше, как символ ушедшей эпохи. Той эпохи, где по Астрахани лениво громыхали трамваи, а по Волге носились «Метеоры» и «Ракеты», где в ловецких селениях доживали свой век династии настоящих рыбаков, где на земле, освобождённой половодьем, сажали картошку

Русский казах

Дома уже была Марина. Она бегала по кухне и что-то готовила. На плите парила кастрюля, на столе лежали чищенные картофель, морковь и лук.

— Ирка, вы что, не могли ничего приготовить? Дома есть нечего!

— Ты поздоровайся с человеком сначала! А потом уж ори…

— А… Привет Славик. К бабушке? — Произнесла она, проскальзывая мимо меня в коридор. Обратно прибежала уже с банкой тушёнки.

— Тебе тяжело было, да? Я есть хочу! А дома только полпеченьки и варенье…

— Да ладно тебе разоряться! Лариска приходила, ходили на речку, мирить с Пашкой. Как группа поддержки… Ну, сама понимаешь же…

Я сидел в комнате у телевизора и старался не вслушиваться в их перепалку. Мне уже начало думаться, что я совсем не вовремя здесь… По телевизору шло какое-то советское черно-белое кино: партсобрания, повестки заседаний, посевные, фермы, лозунги и счастливые улыбающиеся лица. От нечего делать я смотрел фильм и понемногу втягивался в жизнь киногероев.

— Славка, кушать пошли!

Я вышел из комнаты к столу. Сестры разливали рисовый суп по тарелкам и расставляли по трём сторонам стола. Посередине стола в ажурной металлической тарелке уже лежал нарезанный хлеб.

— Суп у нас сегодня… скороспелый, но съедобный. И самое главное — с тушёнкой, а не постный. Присаживай, присаживайся давай. В ногах правды нет. Слышал об этом?

— Слышал, слышал, — проворчал я.

— Вот и садись сюда. Да. Это тебе. К супу, к сожалению, больше ничего. Вечером что-нибудь купим… У нас, не как у вас в Шевченко — нет московского снабжения… Сушёную рыбу будешь? Нет? Так и думала, потому и не предложила сразу. Вот приедешь к бабушке, там она тебе и борщей наварит, и картохи нажарит.

— Что, уже выгоняете? — хмыкнул я.

— Нет, но по интересуюсь: к нам с Иркой надолго? А то отвечай тут за тебя…

— Завтра уеду. Наверное… И что за меня отвечать? Я почти взрослый.

— Вот, именно — почти! И давай только без «наверное»!

— Ладно, ладно — завтра.

И усмехнувшись, после паузы выдал:

— Возможно, завтра или послезавтра.

Марина уже кушала и потому просто показала мне кулак.

Насытившись супом, скороспело приготовленным Мариной, я опять уткнулся в телевизор, а девчонки мыли посуду и убирали на кухне… По телеку шли любимые мной рисованные мультики. Я вообще не люблю кукольные и пластилиновые мультфильмы! По-моему, они ужасны! Исключение, пожалуй, «Крокодил Гена с Чебурашкой» да кукольный театр Образцова… «Божественная комедия» мне очень нравилась, и сколько раз её показывали, столько раз я и смотрел.

У Марины прошла голодная истерика, и она засыпала меня вопросами. Что да как… Ну, и надолго ли к нам пожаловал? Услышав, что до завтра, успокоилась.

— Вечером пойдём в кино. Французский фильм, боевик… Пойдёшь?

— Угощаете? Пойду. Во сколько? Уже вечер! Вон, на будильнике шестой час…

— Угощаем? А… Купим мы тебе билет. Купим. К семи пойдём, там уже будут нас ждать. Мой друг. Клёвый парень.

— Девчонки! Ирина, Марина… Идите-кась сюды…, — раздался женский голос с первого этажа.

— Марья Ивановна… хозяйка квартиры. Что ей надо?! Вроде не шумим…

Сёстры спустились к квартирной хозяйке. А я выглянул в раскрытое окно. Никого на улице, лишь где-то далеко слышался автомобильный шум и трамвайный предупредительный звонок.

— Нас угостили пирогом. Будешь? Налетай!

— Да. Давайте, нарезайте…

Выйдя на кухню, я увидел пирог с рыбой.

— О, нет! Не люблю с рыбой!

— Ты же астраханец! И не любишь рыбу?

— Ну… Я не совсем астраханец! Вырос-то я не здесь… Да, и что, все астраханцы должны любить рыбу, арбузы и помидоры? Икру люблю! Чёрную.

— Губа не дура! Икру он любит, — хихикнула Ирина.

— Ну, ты же здесь родился! Почему тогда не астраханец? — Не унималась Марина.

— Где-то прочитал: среда определяет сознание… Вот… Вырос я там, где море, где люди съехались со всей страны… разные обычаи и дружба народов… Баурсаки люблю, каймак…, — засмеялся я.

— Ты что, казах, что ли? — опять хихикала Ирина.

— Русский казах, — отшутился я.

Девчонки наслаждались рыбным пирогом, а я пил чай с печеньем, смазывая его остатками малинового варенья. Получалось вкусно…

— Ну всё! Мы пошли собираться: одеваться, краситься… Посиди тут. Хорошо?

— Жаксы!

— Что?

Я, улыбнувшись, молча пожал плечами и пропел:

— Кайда барасын Пятачок? Улькен, улькен, улькен секрет….

— Странный какой-то. Чем старше, тем дурней! Ладно — нас не беспокоить.

И сёстры плотно задёрнули занавеску дверного проёма.