История российского предпринимательства

Игорь Баринов, 2019

Выпускник исторического факультета МГУ, кандидат исторических наук, сотрудник РАН. Представитель Германо-балтийского генеалогического общества в России. Автор четырех книг («Лангаммеры: история одного немецкого рода», «Табу и мифы Третьего рейха», «Направление – Украина», «Альфред Розенберг: жизнь как миф») и более 100 публикаций в разных странах мира: Германии, Польше, Украине, Молдавии, Эстонии и в Китае. На счету Игоря Баринова около 20 исторических, краеведческих и туристических проектов, крупнейшими из которых являются проект по регулированию межэтнических конфликтов в современном мире (выполнено в РАН) и организация изучения семейной истории по российским архивам для Германо-балтийского общества (Дармштадт, Германия). Ученый написал ряд статей по истории русской революции для научно-популярного интернет-ресурса «1917. День заднем». Игорь Баринов является профессиональным генеалогом и проводил исследования и тематические экскурсии в 32 странах. Значительную часть жизни автор посвятил изучению истории России и Восточной Европы. В рамках сотрудничества с Институтом Гердера по изучению восточноевропейской истории в Марбурге работал над проектами «Немецкое меньшинство на Украине в ходе оккупации в 1942–1943 гг.» и «Офицеры немецкого происхождения в царской армии в годы Первой мировой войны». Занимался исследованием межнациональных отношений на Балканах, работая в Бирмингемском университете (Великобритания). «История российского предпринимательства» началась с серии статей о зарождении и развитии отдельных сфер бизнеса. Получив отклик от читателей, друзей и партнеров, автор решил продолжить исследование, которое растянулось на несколько лет. Результатом работы стали публикации, которые представлены в этой книге.

Импорт и продажа чая

Появление чая на Руси и его распространение

Во всём мире чай традиционно связывается не столько со странами Востока, сколько с Россией. Даже в Англии, которая известна своей чайной культурой, чай с лимоном называется «русским». Вместе с тем в России этот напиток имеет не столь давнюю историю, как можно было бы предположить. Впервые о чае на Руси узнали в 1567 году, когда казачий атаман Ялышев, служивший послом в Китае, привёз Ивану Грозному подарок от китайского императора — небольшую коробочку высушенных листьев для заваривания. Однако царь Иван не вдохновился напитком, и на следующие семьдесят лет о нём забыли.

В 1638 году посол Василий Старков привёз в Москву ко двору Михаила Фёдоровича подарок от монгольского Алтын-хана — более 60 кг чая. В этот раз царь оценил заграничную диковинку, признав в нём «питие доброе». Первым пропагандистом чая стал следующий царь, Алексей Михайлович, которому напиток помогал от желудочных болей. Чай начал постепенно входить в придворный обиход: его пили в основном бояре (родовая аристократия), иногда дворяне (выслужившие себе чины и звания). Позже к ним добавились богатые купцы. Чай везли издалека, его путь из Китая мог занимать до полутора лет, поставки были нерегулярными, и оттого стоил он очень дорого — небольшая коробочка чая могла стоить 25 рублей (в сто раз дороже икры!), что по сегодняшним деньгам составляет примерно 100 тысяч рублей.

Первые попытки наладить постоянный импорт чайного листа состоялись в 1689 году, когда был заключён Нерчинский договор между Российским государством и китайской Империей Цин, которому предшествовала многолетняя кровопролитная война за пограничные территории по Амуру. Поскольку у русской стороны не было китайского переводчика, а китайцы не владели русским, переговоры велись на латыни. Чтобы скрепить добрые намерения друг друга, Россия и Китай договорились обмениваться товарами — русскую пушнину на китайский чай. К 1720-м годам привоз чая в Россию составлял 3 тысячи пудов (порядка 50 тонн) в год. Чтобы способствовать развитию взаимоотношений, русское и китайское правительство в 1727 году заключили новый договор в Кяхте, по которому вводилась беспошлинная торговля. Это сразу же отразилось на чае: его импорт вырос за следующие десять лет в десять раз, составляя уже 30 тысяч пудов (около 500 тонн) в год — немалые объёмы для того времени. Кяхта, небольшой посёлок в Забайкалье на границе с Китаем, превратился в главный перевалочный пункт чаеторговли и фактически чайную столицу России. Город, расположенный в двухстах километрах к юго-западу от бурятской столицы Улан-Удэ, существует и в наши дни — в нём расположены таможенные структуры на границе с Монголией.

Кяхта в начале XX в.

Кяхта — чайная столица России

С Кяхтой был связан целый пласт своеобразной культуры и традиций ведения бизнеса. В Кяхте сформировался особый, кяхтинский язык, служивший для взаимопонимания русских и китайских контрагентов. Самая известная фраза на кяхтинском — «моя твоя не понимай» — распространилась с торговыми караванами по всей России. К слову, аналогичным явлением был северорусский русеннорск (смесь русского с норвежским) со своей знаменитой фразой «шпрех по твоя», то есть «говорю на твоём языке». Другими характерными выражениями на кяхтинском были «нихэлаошау няобу» («нехорошее небо», то есть плохая погода), «дуоя гусы» («твоя кушай», приглашение к столу) и «дуоя тцаи мала-мала худаеси», что означало «мне кажется, что тот чай, который ты мне предлагаешь, не отличается высоким качеством». Долгое время именно кяхтинский считался в Китае русским и изучался чиновниками. Русский язык также обогатился за счёт китайского. К примеру, известная категория чайного качества — байховый — произошла от китайского «бай хоа» (белая ресница), названия ворсинок на внутренней поверхности дорогого чайного листа.

В кяхтинском языке существовал и свой профессиональный сленг, непонятный никому, кроме чаеторговцев. Вот некоторые слова из их лексикона: «цыбик» (корзина с чаем весом 30–45 кг, обшитая кожей), «бунта» (пирамида, в которую складывались цыбики), «фактура» (большой ящик чая, где содержался продукт разного качества). На заре чайного импорта дела велись так: в Кяхту приходил китайский караван с чаем, рабочие разгружали цыбики и фактуры, а затем приказчики встречались за чашкой чая и начинали обсуждать цены покупки и продажи.

Главная проблема заключалась в том, что верить приходилось на слово: если протыкать цыбики щипцами и проверять содержимое китайцы ещё соглашались, то фактуры открывать не позволяли. Задача русских купцов была максимально сбить цену на фактуру, чтобы при случае суметь «отбить» некачественный чай за счёт более хорошего. Мелкие предприниматели покупали товар на свой страх и риск, только богатые дилеры могли позволить себе взять сразу большую партию и рассортировать её. Разумеется, ситуация была неравноценной, однако до открытия в 1869 году Суэцкого канала сухопутный путь через Сибирь был единственным для поставок чая в Россию, и китайцы, которые продавали чай не только в Россию, а вообще всем своим соседям, в данном случае могли диктовать русским свои условия.

Изначально народ относился к чаю прохладно, воспринимая его скорее как лекарство и предпочитая квас или сбитень. Этот момент был подмечен Пушкиным в его романе «Капитанская дочка». Описывая события крестьянского восстания 1773–1774 годов, автор сталкивает на постоялом дворе главного героя, молодого офицера Гринёва, и будущего предводителя восстания Емельяна Пугачёва:

«Я поднёс ему чашку чаю; он отведал и поморщился. «Ваше благородие, сделайте мне такую милость, — прикажите поднести стакан вина; чай не наше казацкое питьё».

Однако со временем напиток распробовали, и он занял прочное место в повседневном обиходе. Если в 1749 году его было закуплено русской стороной на 4 тысячи рублей (примерно 12 миллионов рублей, переводя на сегодняшние деньги), то в 1799 году — на 400 тысяч рублей (соответственно, 1,2 миллиарда современных), то есть ввоз возрос стократно. За пятьдесят предреволюционных лет (1867–1917 гг.) ввоз чая вырос в пять с половиной раз — с 0,76 до 4,5 миллиона пудов в год (или, переводя в тонны, с 12,3 тысячи до 68,1 тысячи тонн).

Популярность напитка среди небогатых слоёв населения способствовала появлению обширного «серого» рынка чая. В городах его развитию способствовали официанты в дешёвых трактирах, которые сливали чай из заварочных чайников вместе с лимонными корками, ссыпали туда пепел от сигар и перепродавали скупщикам. Те просеивали эти отходы, подкрашивали свекольным соком, добавляли немного свежего чая и пускали в продажу. Изготовлением контрафактного чая занимались целые районы. Среди наиболее известных можно назвать Рогожскую слободу в Москве (сейчас это район станции метро «Площадь Ильича») или село Копорье под Петербургом (местные крестьяне подмешивали в спитой чай высушенные травы и листья деревьев). В Москве про такой чай говорили, что через него город видно (жидкий и прозрачный), а в Питере его назвали «белые ночи». Дороговизна настоящего чая отразилась в пословице «Кяхтинский чай да муромский калач — завтракает богач».

Существовал и чёрный чайный рынок. Основными артериями контрабанды были традиционные караванные пути из Китая в Сибирь и из Китая в Среднюю Азию. В первом случае купцы нелегально пересекали границу и уходили в Саянские горы, откуда потом спускались на равнину и распространяли товар. Во втором случае караван шёл не на север, а на запад, в Кашгарию, куда съезжались перекупщики, которые затем везли чай в Семипалатинск и Омск. Уже оттуда он попадал во внутренние районы России.

Что касалось индийских и цейлонских чаёв, которые шли из Европы (главным образом из Англии), то разгрузка шла через финские порты, и контрабандой занимались уже местные жители. По оценкам исследователей, до трети всего чайного рынка России середины XIX века можно было рассматривать как контрафакт. Во второй половине XIX и в особенности в начале XX века в правительстве активно обсуждались проекты государственной чайной монополии, однако всякий раз выявлялась сложность реализации подобной меры. Даже опытные специалисты не могли точно определить, где и как чай поступает в страну, как сортируется и фасуется.

Тем временем потребление чая с каждым десятилетием только возрастало. Согласно статистике, в 1860-х оно составляло 0,4 фунта (или 180 г) на душу населения в год, в 1890-х — уже 0,8 фунта (360 г), а перед революцией перевалило за 1 фунт (450 г). Если не брать в расчёт Англию, потреблявшую до 7 фунтов чая (больше 3 кг!) в год на человека, то Россия лидировала по чайному потреблению в континентальной Европе: так, в Германии этот показатель составлял 0,15 фунта (около 68 г), в Австрии и Франции — по 0,08 фунта (около 36 г) в год. Получалось, что один русский в год выпивал чаю, как двенадцать французов или шесть немцев.

Начало чайного предпринимательства в России

Вместе с тем для России был характерен резкий дисбаланс сторону этого напитка. Так, кофе в России практически не употребляли (показатель не дотягивал и до отметки 0,2 фунта, или 90 грамм на человека в год), тогда как в Австрии статистика определяла его потребление в 2,75 фунта (1,25 кг), в Германии — 6,3 фунта, во Франции — 7 (соответственно, в каждом случае около 3 кг), а в США — 10 фунтов (больше 4,5 кг!) на человека в год. Вплоть до революции кофе подавали только в некоторых местах (тогда как чай наливали везде — от дешёвых закусочных до ресторанов), и он шёл в паре не с чаем, а с шоколадом и какао. Если чай производили отдельные фабрики, то кофе обжаривали в тех же цехах, что и начинку для шоколада или печенья.

Реклама кофе кондитерской фабрики «Сиу» (в настоящее время — «Большевик»), начало XX века

На чайном рынке были свои известные имена, тогда как кофе всегда шёл под маркой кондитерских фабрик, таких как «Сиу» или «Эйнем». Массовое потребление кофе в России и открытие больших производств связано уже с советской и даже постсоветской эпохой.

Династия Перловых

Первые предприниматели, строившие свой бизнес исключительно на чаеторговле, стали появляться ещё в XVIII веке. Так, в 1787 году Алексей Перлов, выходец из Рогожской слободы, в отличие от своих соседей решил торговать настоящим чаем и открыл на Красной площади первую лавку. Бизнес перешёл по наследству его сыну Василию, который сделал ставку на доступность напитка. По его указанию цены на розничную торговлю были снижены, при этом покупатель мог брать не фасованный продукт, а столько, сколько захочет. Стремясь популяризировать чаепитие, Перлов придумал интересный рекламный ход. Так, он первым стал рассыпать чай в жестяные коробочки с надписями вроде «Если чай не пьёшь — откуда силы?»

Василий Перлов — основатель семейной фирмы

Незадолго до смерти в 1869 году Василий Алексеевич разделил разросшееся семейное предприятие между двумя сыновьями — старшим Семёном (1821–1879) и младшим Сергеем (1835–1911). Первый впоследствии завещал дело своим сыновьям — Василию и Николаю Семёновичам. Так появились две разные фирмы с одной и той же фамилией — «В. Перлов и сыновья» (молодые Перловы по-прежнему использовали название компании деда, уже являвшееся брендом) и «С. Перлов», которую открыл Сергей Васильевич.

Тем не менее Василий и Николай Семёновичи оказались не такими способными коммерсантами, как прежнее поколение Перловых. Старый бренд приносил им порядка 1,2 миллиона рублей (около 1,5 миллиарда современными) оборота в год. Напротив, оборот их дяди, Сергея Васильевича, более опытного предпринимателя, имевшего до сорока магазинов по всей стране, достигал 2,5 миллиона рублей (порядка 3 миллиардов современных рублей). Это способствовало разладу между родственниками, с которым связана одна любопытная история. В 1896 году на коронационные торжества царя Николая II в Москву должен был приехать китайский посол Ли Хуньчжан. У Сергея Васильевича Перлова возникла идея пригласить посла жить в свой особняк на Мясницкой улице, чтобы заодно договориться с ним о выгодных поставках товара.

Тот самый «чайный домик» на Мясницкой. Современный адрес: Москва, Мясницкая ул., 19.

По заказу купца дом в срочном порядке был перестроен и оформлен в китайском стиле. Василий и Николай же просто развесили у себя китайские фонарики и шелковые гардины с надписями. По иронии судьбы китайцы перепутали две фирмы и поехали жить к племянникам и конкурентам Сергея Васильевича. Поначалу тот досадовал, однако в итоге оказался в выигрыше: москвичи потянулись в экзотически оформленный дом за товаром.

Династия Боткиных

Другой известной семьёй чаеторговцев были Боткины. Их предок, Пётр Боткин, торговец тканями, приехал в Москву из провинциального Торопца. В 1801 году он основал небольшую чайную фирму, которую затем унаследовал один из его сыновей, Пётр Петрович. Про него говорили, что он мог оперировать сложнейшими цифрами из бухгалтерских книг, помня каждый ноль, и определял сорт чая, растерев щепотку между пальцами. Понимая, что китайского чая на рынке переизбыток, молодой Боткин в 1852 году открыл представительство своей компании в Лондоне и смог предлагать русскому покупателю индийский и цейлонский чаи напрямую. К работе Пётр Петрович привлёк своего брата, Дмитрия Петровича, со временем полностью передав ему бумажную работу, сосредоточившись на переговорах с поставщиками и расширении розничной сети.

Сергей Перлов — наиболее известный и успешный представитель семьи…

…и его продукция

Полученные от реализации чая деньги Боткины решили вложить в сахарную промышленность. Дело в том, что вплоть до начала XIX века сахар в России был исключительно привозным и стоил очень дорого. Так, в XVIII веке цены на сахар колебались в районе 50 копеек за килограмм, что было эквивалентно 200 килограммам зерна. В переводе на современные деньги это составляет от полутора до двух тысяч рублей (в 2017 году средняя розничная цена сахара в России составляла 37 рублей за килограмм). По большей части его заменяли мёдом (отсюда появился обычай добавлять мёд в чай), особо ценился «чай с позолотой» (с добавлением рома). Технологии получения сахара из свёклы находились в процессе становления, и сама отрасль развивалась очень медленно. С 1882 года Боткины стали скупать разорившиеся имения в районе Белгорода, начав с участка в 711 десятин (775 га). За двадцать лет общая площадь угодий увеличилась в пятнадцать раз, составив более 10,5 тысячи десятин (11,6 тыс. га). Приобретя в собственность старый завод, который перерабатывал лишь 0,15 тонны свёклы в сутки, Боткины поставили новое оборудование, которое стало давать результат в 1,2 тонны в сутки. В итоге владельцы получали до миллиона пудов (16,3 тыс. тонн) сахара в год, что в денежном эквиваленте давало не менее 3 миллионов рублей (около 3,5 миллиарда современными) в год.

Увлёкшись сахарным производством, Боткины действовали в ущерб чайному производству — своему основному бизнесу. В результате в конце XIX века при обороте фирмы в 3 миллиона рублей (около 3,5 миллиарда современных) чистая прибыль Боткиных составляла всего 325 тысяч (около 35 миллионов на современные деньги). К 1915 году при обороте уже в 1,8 миллиона рублей (около 2,1 миллиарда современных) она с трудом достигла 11 тысяч рублей чистой прибыли (соответственно, 13,2 миллиона современных). Ещё до начала революции Боткины продали все свои активы, что впоследствии позволило им жить в эмиграции. Свою роль сыграло и то, что большинство членов семьи уже работало в других сферах. Так, один из сыновей основателя, Сергей Петрович Боткин, стал известным на всю Россию врачом-терапевтом. Медицинскую династию продолжили его сыновья, Сергей Сергеевич и Евгений Сергеевич Боткины, ставшие придворными врачами династии Романовых, причём Евгений Боткин был расстрелян вместе с царской семьей летом 1918 года.

Чайная компания Губкина

Ярким примером успешных предпринимателей на российском чайном рынке была семья Губкиных-Кузнецовых. Основатель семейного дела, уроженец Кунгура Алексей Губкин (1816–1883), первоначально занимался вместе с отцом перевозкой товаров из-за Урала и обратно. В 1840 году кунгурские купцы отрядили молодого человека в Кяхту, где он стал их представителем. Там Губкин познакомился с чайной торговлей и открыл свою небольшую фирму, которая обменивала русские товары на китайский чай. В то время рынок ещё не делился на чёрный, зелёный и другие сорта, определяющим был страновой принцип (китайский, индийский, цейлонский чай). Накопив первоначальный капитал, Губкин приобрёл несколько чайных плантаций в Китае и наладил маршрут доставки чая в Европейскую Россию.

Алексей Губкин — основатель чайной компании своего имени

Вплотную столкнувшись с контрафактом и недобросовестными поставщиками, Губкин разработал систему нормировки соответствия «цена — качество». В её основе лежал многолетний опыт предпринимателя, которому приходилось иметь дело с чаем самого разного качества в разных районах России. Корреспонденты Губкина периодически сообщали ему, что у них продаётся и по какой цене, как высчитываются цены, какой сорт чая пользуется популярностью в их регионе. На основе этих данных Губкин предложил общие условия реализации чая. Они сразу же были утверждены властями, которые до этого теряли значительную часть чайных поступлений в казну из-за «серого рынка» с одной стороны и сложности регламентации официальных продаж — с другой.

Склад фирмы Кузнецова…

Пользуясь большим авторитетом, Губкин выступал своего рода главным арбитром: торговать чаем не начинали, пока он не оглашал текущие расценки и порядок продаж. Также по его требованию из Китая и Монголии в Кяхту стали присылать чайные пробники, по которым купцы затем заказывали товар. Таким образом деятельность купца положила конец фактурной торговле чаем и мошенничеству в ходе его фасовки в цыбики. Для выработки оптимальной рыночной стратегии Губкин посылал своих агентов в разные регионы Сибири и Китая, чтобы те собирали информацию, какие сорта чая наиболее популярны, появились ли новые, как их упаковывают и перевозят. Понимая, что сухопутный путь становится всё более накладным, Губкин выступил в качестве организатора первых морских путей доставки чая.

…и реклама его чая

Начиная с 1879 года пароходы стали курсировать по маршрутам Шанхай — Нагасаки — Владивосток и Кантон — Аден — Одесса. В результате чай стал вывозиться непосредственно из портов самого Китая, что лишило местных торговцев возможности влиять на отгрузку товара и косвенно затруднять логистику чая по России. Заслуги Губкина на поприще чаеторговли были отмечены чином действительного статского советника (такой имели только министры и губернаторы).

Товарищество Кузнецова

После смерти Губкина дело перешло к его внуку, Александру Кузнецову (1856–1895), который организовал на основе старого торгового дома товарищество. Оно занималось одновременно импортными операциями и производством готового к употреблению чая. С именем Кузнецова были связаны несколько важных явлений в российской чаеторговле. Именно он предложил ввести штраф за отсутствие пломб на чайных бандеролях, по которым можно было вести контроль качества (это предложение было оформлено как закон уже после смерти купца). В фирме Кузнецова были выработаны нормы санитарии при фасовке и развешивании чая, ставшие затем повсеместными. Кроме того, Кузнецов одним из первых начал штамповать упакованный чай датой производства.

Стратегическую ставку купец сделал на массовость продукта: с его именем было связано появление общедоступного недорогого чая в бумажных пакетах. Ассортимент кузнецовской фирмы был широким: его торговые агенты закупали необходимые сорта прямо на месте через отделения фирмы в Коломбо, Калькутте и Джакарте. Чтобы обобщить предыдущий опыт чаеторговли, по заказу Кузнецова осуществлялись научно-исследовательские разработки в этой области. В частности, он финансировал написание первой в своём роде энциклопедии «Чай и чайная торговля в России и других государствах» (1892). Перед революцией оборот наследников Кузнецова составлял 10 миллионов рублей (около 12 миллиардов современных), чистая прибыль в разное время достигала от одного до двух миллионов рублей (примерно соответствует 1,2–2,5 миллиарда современных рублей).

Фирма Высоцких

Кузнецовская компания, постепенно оттесняя Перловых и Боткиных, долгое время держала пальму первенства в чайном бизнесе. Это продолжалось до прихода на рынок династии Высоцких. Её основатель, Вольф Высоцкий (1824–1904), родился в бедной еврейской семье и изначально должен был стать раввином.

Вульф Высоцкий — основатель самой успешной российской чайной компании

Однако после окончания обучения он занялся торговлей и в 1858 году переехал в Москву, где начал заниматься операциями с зерном (тогда оно составляло основу стратегического экспорта России).

В Москве, традиционной купеческой столице России, где ни одна сделка не обходилась без самовара, Высоцкий заинтересовался чайной торговлей. Долгое время он кропотливо наращивал клиентскую базу, прежде чем в 1888 году зарегистрировать торговый дом. Начав с 10 тысяч рублей (12 миллионов современных), десять лет спустя фирма Высоцких вышла на оборот уже в 1,5 миллиона рублей (1,8 миллиарда современных).

Обклеивание чайных бандеролей на фабрике Высоцкого, начало XX века

Ещё через десять лет он стал составлять 6 миллионов рублей (соответственно, 7,2 миллиарда современных). Если в 1900 году чистая прибыль Высоцких составляла 400 тысяч рублей (порядка 0,5 миллиарда современных), то к 1910 году — 1,4 миллиона рублей (1,75 миллиарда современных), а к 1917 году превышала 5 миллионов рублей (6 миллиардов современных). Основной капитал к этому моменту достиг 10 миллионов рублей (соответственно, 12 миллиардов), а владельцы получили почётное звание поставщиков Двора Его Императорского величества.

Особняк Высоцких в районе Чистых прудов, одно из мест встреч московской финансовой и интеллектуальной элиты начала XX века. В советское время — районный Дом пионеров. Современный адрес: Москва, Огородная Слобода, 6

Любопытно, что деятельность фирмы способствовала популяризации чая среди евреев. Уже в 1920-е годы в Тель-Авиве Ахад-Гаам, лидер политического сионизма, долгие годы возглавлявший лондонский офис компании Высоцких, и Хаим Бялик, один из первых классиков литературы на иврите, сидели в тени с полотенцами на шеях и пили чай из блюдечек, как когда-то в России.

Лицевой вид упаковки чая Высоцких, начало XX века

В чём же был секрет успешности фирмы Высоцких? С одной стороны, она отличалась глубокой семейственностью — в бизнес не допускали никого со стороны. Долями в компании владели сын Вульфа Высоцкого Давид и зятья хозяина, а пайщиками становились многочисленные внуки основателя.

Чайные дегустаторы за работой

Именно семейные связи со многими известными и состоятельными людьми позволяли Высоцким постоянно наращивать обороты фирмы. Вот лишь несколько примеров. Внучка Вульфа Высоцкого, Розалия Гоц, была замужем за директором Русского торгово-промышленного банка Матвеем Познером (внук его брата Александра — известный тележурналист Владимир Познер). Другая внучка, Ида Высоцкая, к которой безуспешно сватался будущий нобелевский лауреат, поэт Борис Пастернак, вышла за банкира Эммануила Фельд-зера. Внук, Илья Гавронский, был женат на сестре политика Осипа Минора, будущего главы Московской городской думы.

Приготовление чайной смеси, начало XX века

Наряду с этим Высоцкие активно изучали приёмы конкурентов и внедряли новые идеи. Зная, что Кузнецовы рассыпают чай в металлические коробочки, Высоцкие стали делать аналогичные в виде подарочных сундучков. Вслед за Боткиными компания Высоцких открыла своё представительство в лондонском Сити, чтобы всегда иметь оперативную информацию о происходящем на мировом чайном рынке. Для улучшения качества товара Высоцкие стали приглашать профессиональных дегустаторов, способных распознать мельчайшие оттенки вкуса и запаха чая. Подобным специалистам щедро платили: за сезон (1–3 месяца) можно было заработать до 10 тысяч рублей (12 миллионов рублей современными).

Если другие фирмы в основном ориентировались на конкретный китайский или индийский чай, Высоцкие начали предлагать потребителю собственные оригинальные смеси.

Элементы рецептуры собирались через представительства фирмы в тех регионах, где чай был традиционным предметом потребления (как в Англии или Средней Азии).

К началу революции Боткины, как уже говорилось, продали свой бизнес. Перловы находились в долгах, не имея возможности погасить кредит. В ходе русско-японской войны 1904–1905 годов экспорт чая оказался крайне затруднён, и обе перловские фирмы стали закупать его при посредничестве Великобритании, которая наращивала своё влияние в азиатских портах. Англичане установили правило, что чай можно закупать только на китайские серебряные монеты, а те, в свою очередь, только на фунты стерлингов. Невозможность располагать большими суммами в фунтах заставляла Перловых и других чаеторговцев брать кредиты в Лондоне, Гонконге и Банке Индии, которых к моменту революции накопилось до 100 тысяч фунтов (почти миллион царских рублей, или более миллиарда современных). Капитал других, более мелких фирм, не поднимался выше 500 тысяч рублей. Двумя основными игроками чайного рынка России были Кузнецовы и Высоцкие. Каждая из компаний контролировала в разное время по 35–40 % рынка. В какой-то момент Высоцкие начали перевешивать, что породило поговорку «В России чай Высоцкого, а сахар Бродского» (по имени еврейской семьи сахарных фабрикантов, имевшей сравнимую долю в своём сегменте).

События 1917 года положили конец чайному предпринимательству старой России. Чаеторговцы лишились своих предприятий, которые были национализированы. Большинство из них потеряло все свои активы, часть оказалась в эмиграции. Так, часть семьи Боткиных существовала на деньги от реализации антиквариата, который долгое время собирала. Другие приобретали профессии заново — к примеру, сын царского лейб-медика Евгения Боткина, Глеб, стал известным американским книжным дизайнером. В эмиграции оказалась и часть семьи Перловых, их судьба остаётся неясной. Другие Перловы остались и быстро сделались советскими гражданами. Владелец самой крупной семейной фирмы, Сергей Васильевич Перлов, умер ещё до революции, а его вдова оставалась жить в уже национализированном новой властью доме.

В знаменитом «китайском домике» на Мясницкой начал работать чайный магазин № 1. Когда после распада Советского Союза правнучка Сергея Васильевича Перлова решила возродить семейную фирму, ей пришлось всё начинать с нуля, чего нельзя сказать о Высоцких. К моменту революции значительная часть их активов уже находилась за рубежом. Перенеся производство чая в Палестину, они возродили семейный бренд, который в наши дни под немного изменённым названием («Wissotzky Tea») занимает три четверти чайного рынка современного Израиля.