Камбенет

Игнатий Смолянин

Псевдоисторическая фантазия XV века – продолжение романа «Странствия Мелидена». Беглец с востока пытается прижиться в позднесредневековом городе, чей герцог в союзе с цеховыми низами борется с купеческой олигархией на фоне растущих ересей и церковной реформации. Постепенно его дела идут на лад.

Глава 9. Белотенья в Шарим-холме и отъезд обратно

Вечером в неказистом Городском Зале, среди белёных каменных стен с высоко расположенными оконцами под сводчатым потолком, скреплённым бревенчатыми балками, был дан званый то ли обед, то ли ужин. Обошлись всего двумя столами: хотя в местной гильдии арбалетчиков значилось 70 мест по хартии, не присутствовало и половины. Впрочем, не все из этих семидесяти мест были заполнены, имелись не выведенные из списков старцы за шестьдесят лет, калеки и несколько женщин — родственниц старших членов. Обновлению, помимо родственно-клановых «исключений», препятствовала величина вступительного взноса и, в особенности, потребная стоимость снаряжения, предполагавшая наличие мощного арбалета с воротом.

Такие производились только в Камбенете; были еще два-три мастера в Иннедригане, но с ними шаримцы не водились. Более того, громоздкий и медленно взводимый арбалет с воротом годился для большой войны, но не для охоты. Малоимущие могли претендовать лишь на место в менее почтенной гильдии лучников — имелась здесь и такая. В ней вступительный взнос и требования к снаряжению втрое ниже, что позволяет довольствоваться длинным луком или простым арбалетом, взводимым поясным крюком и стременем. Здешние ясеневые луки служат меньше приморских тисовых, но по силе не уступают. Вот эта гильдия лучников была заполнена на все 120 мест и еще имела молодёжную подгильдию. На стрельбы по попугаю каждой гильдии даровались 5 вёдер вина от города — на каждого лучника получалось почти вдвое меньше, чем на арбалетчика.

За верхним столом сидели всего десять человек (в Камбенете было так же), включая почётных гостей Мелидена и Савона Диревено. Среди восьми местных присутствовала одна женщина, с таким Мелиден столкнулся впервые. Это была сестра городского мастера (бургомистра), весьма богатая благотворительница. Её муж—рыцарь, державший поместье около города, и сам городской мастер — почётный член гильдии — тоже сидели за столом. Остальные также принадлежали к городской верхушке и ближайшим графским родственникам.

Камбенетские гонцы очевидным образом не соответствовали по богатству и рангу этой местной знати, молодой Савон Диревено совсем оробел и помалкивал вопреки своим привычкам. Мелиден же с некоторых пор совсем утратил внутреннее чинопочитание и нисколько не потерял уверенности в себе. Именно он вручил грамоту-приглашение Генту Серому перед пиром, обменявшись церемонными поклонами, он же и взял на себя первую роль за столом. Чтобы избежать излишне подробных расспросов о собственной персоне, он принялся сам расспрашивать о местных делах, а встречные вопросы старался переводить на материи высокого порядка, демонстрируя свою осведомленность о делах герцога Аренда и его двора. Приём избитый, но безотказный.

Поговорили об утреннем происшествии; вопреки требованиям епископа, граф не подверг смутьянов-полуязычников земляно-водно-воздушно-огненным казням, ограничился изгнанием десятка человек из города на три года, и то без указания места назначения. Некоторые из них и не жили в городе. О самом инциденте сотрапезники говорили скупо и осторожно, не желая ни с кем ссориться, но было очевидно, что епископская мера оказалась крайне непопулярной. Священная роща, где вязы сменяли друг друга, существовала многие века с незапамятных времён.

Не так давно епископ Миден получил послание от архиепископа Гетальки, которое требовало усилить борьбу с еретиками и схизматиками, особенно теми, кто скрывает свои умыслы под личиной заботы об очищении церкви. Вероятно, архиепископ имел в виду свой собственный геморрой в лице Братства Святого Духа, но на местах его поняли в соответствии с местными особенностями. В захолустном Шарим-холме новомодных ересей не наблюдалось, зато старинные суеверия цвели махровым цветом. Здесь местные низы, как и в Озёрном герцогстве, наполовину состояли из насильно обращённых бойонов. За века их рабство сгладилось, но поклонение деревьям, горам и источникам не исчезло. Тарлагин и его верховный бог для них оставались где-то там, за морем и на дальнем небе, а вот вилы с юдами и прочие лешие с домовыми были здесь и могли проявить себя в любой миг.

Бегущие с запада особо непримиримые еретики обычно пробегали Шарим без остановки, считая себя в окончательной безопасности только у схизматиков далеко на востоке, в редких случаях скрывались где-то высоко в горах. Имелась, правда, и группа беглых «заблуждающихся» с востока — они как раз Шарим считали ближайшим местом, где можно осесть без чрезмерной опаски. Но эти сидели в Шариме тише воды и ниже травы, опасаясь выдачи великому князю и православной церкви, проповедями не увлекались и были подчёркнуто лояльны местной власти.

Совсем другое дело купцы с грамотой от великого князя, в последнее время появившиеся в Шарим-холме в заметном количестве. Эти пришельцы вызывали растущее раздражение у графского клана. Но не схизматическими проповедями, а демонстративной особостью и происками, подкрепляемыми серебряными слитками, которые с недавних пор изобиловали у великокняжеских слуг. Шаримская верхушка подозревала, что ремитский герцог мог заключить тайный союз с Ларсом Третьим, и в роковой момент их начнут обращать в схизму огнём и мечом, потому и не тратят сил на предварительное проповедничество. В этом случае вся надежда будет на могучего Герцога Запада, как здесь начали льстиво называть Аренда.

По поводу вероятности военной помощи из Камбенета Мелиден не мог сказать ничего конкретного, но поведал, что Аренд пытается резко увеличить производство пороха в последнее время. Это хороший знак, как и нынешнее приглашение, для вручения которого герцог Аренд счёл нужным послать своего человека в придачу к обычному вестнику от городского общества.

Торговые переговоры в конце прошлого года закончились компромиссом «по старым правдам»: средиземская ганза сохраняла торговые дворы в трёх западных медвежских городах, теперь под прямым надзором великокняжеских слуг, а медвежские особо уполномоченные купцы получили право торговли не только в Иннедригане, но и в Шарим-холме — хотя не в Озёрном городе и Камбенете, чего добивались изначально. Они обязались подчиняться местным законам, но при аресте следовало предварительно известить великого князя. Шаримцы ничего не знали о возможных переменах в Липенске и далее на восток, что выходило за пределы их кругозора.

Основные мысли присутствующих вращались вокруг завтрашнего праздника Белотенья; предполагалось устроить песенно-танцевальные соревнования, а завершить день пиром в Замке для графской семьи и в Городском Зале для лучших горожан, на этот раз с полным присутствием женщин. Конечно, камбенетцев пригласили в Городской Зал тоже, если их не пригласят в Замок. Всем хотелось развеяться и чувствовалась затаённая злость на епископа, испортившего издавна установленное развлечение.

Так прошёл очередной насыщенный день. Можно было уезжать обратно, но представлялось неприличным отказаться от участия в празднике. Белотенья, которую перенесли на субботу 16 мая, прошла в Шарим-холме сходно с другими краями. Единственная разница, что вместо традиционных для Медвежья кулачных боёв здесь устроили состязание гильдии лучников. Арбалетчики выбрали свою десятку лучших еще две недели назад. Точно так же освящали скот перед выгоном на поля, сожгли привязанное к колесу и спущенное с холма соломенное чучело Смерти, потом плясали по кругу вокруг берёзы с установленным наверху диском из перевитых ветвей и цветов, завивая вокруг ствола цветные ленты по ходу солнца. Здесь игрища сопровождались игрой на волынке. В пении и размеренных танцах приняли участие и двое слуг Савона Диревено — им, как не дворянам, было не предосудительно развлекаться с простолюдинами.

За эту поездку Мелиден близко сошёлся со старшим из слуг Ангретом, которого всё более тяготил молодой пустоголовый хозяин. Он запомнился, как человек очень опытный и практичный, но при этом не лишённый насмешливости. Здравый смысл, проявляющийся в постоянном употреблении пословиц, поговорок и ходячих мудростей, сочетался в нём с грубейшими суевериями; например, увидев своё отражение в воде, он обязательно сплёвывал три раза, чтобы избежать нечистых чар. Его молодой напарник Бокай был совсем другого склада — сентиментальный мечтатель, постоянно грезивший, как увидит свою загорелую подругу из соседней с Камбенетом деревни. Он оказался хорошим певцом, что и показал перед местными после плясок у майского дерева. Песни были сплошь про любовь, весну и скотину на лугу:

Заиграла весна на свирели —

Это первые ручьи зазвенели.

И под ласковым солнцем из почки

Выбились зелёные листочки.

Я вернулся на широкую поляну,

И повсюду ты, куда ни гляну.

Вольно птицам по весне поётся,

Жаль, любимая ко мне не вернётся…

Вечером Мелидена и Савона всё-таки пригласили на празднование в верхнем графском замке и они смогли познакомиться с многолюдным графским семейством. У знати музыка и танцы были более чинные, чем внизу, с плавными схождениями и расхождениями. Мелиден охотно бы выставил Савона вместо себя, однако пришлось и ему отвечать на вопросы графа Велета с сородичами. Тем хотелось знать из первых рук последние новости из Камбенета. Опять, как и в Городском Зале, Мелиден старался больше говорить о дворе герцога Аренда, городской жизни, религии и политике, чем о себе. Что ему и удалось.

Граф Велет, имевший наследственное прозвище Длинношеий, был небольшого роста, но крепкий и подвижный, свежее лицо украшали тонкие усики. Глаза его постоянно бегали, от чего трудно было определить их цвет. Человек беззаветно храбрый, он не страдал и от недостатка честолюбия, хитрости и вероломства, без которых ему не удалось бы сохранять независимость между более сильными соседями.

17-го в воскресенье Мелиден помылся в бочке в городской бане, потратив сбережённые деньги на общество высокой блудницы с длинным узким лицом, прямыми русыми волосами до плеч, задумчивым взглядом и матовой кожей — он любил таких — и стал неспешно готовиться к отъезду. Настроение было самое благостное, что подкреплялось гадостным настроением его ганзейских спутников, которым предстояло в одиночестве ехать дальше на восток. Перед прощанием Мелиден попросил Ангрета разузнать при случае в Иннедригане, помнят ли там еще о нём, и если помнят, нельзя ли очистить убийство двух стражников и ранение третьего выплатой пени. Ему пришлась по вкусу служба гонца и посланника, но полноценной её сделал бы только допуск до самой медвежской границы. То же касается и сопровождения ганзейских караванов — мало кто стал бы нанимать охранника только до Шарим-холма.

Ранним утром 18-го мая, взяв несколько писем для Камбенета, он отправился обратно в сопровождении оруженосца Фейбика и пары шаримских гонцов, которые везли почту и поручения для Озёрного города — вчетвером безопаснее, чем вдвоём. Один из шаримцев был желчный человеконенавистник, всё время горевавший о жене, умершей от чахотки, второй добряк, любовно вспоминающий скотину на ферме своей большой семьи. Оба читали стихи о деревенской жизни и любви, о добрых вилах и лукавых лесовиках, полные простого очарования и лишённые всякой пошлости, без которой не обходятся испорченные большие города. Они оказались приятными и необременительными спутниками, а к хорошим людям и Мелиден всегда проявлял дружелюбие, какого бы они ни были звания.

В Моривено шаримцы ускорили ход, чтобы успеть попасть в Озёрный город до темноты, а Мелиден с Фейбиком свернули к полюбившемуся барону-философу. Желал Мелиден и повидать понравившуюся служанку Атаулике, превратившуюся у него в Атавлику. Он только казался неразборчивым из-за вынужденно бродячего образа жизни, в действительности же был привязчив и предпочитал в каждом месте обходиться одной, по возможности. Причем все его женщины почему-то походили друг на друга, укладываясь в пару типов, тогда как другие оставляли равнодушным.

Хотя прошло всего четыре дня, барон встретил Мелидена с радостью, как старого знакомого. За это время он продвинулся дальше в изучении философии Норуса Инонакса и в данный момент был погружён в размышления об изменчивости миров. По вычитанной им мысли, мир периодически поглощается единой сущностью и потом выделяется обратно в несколько изменённом виде. Сменяются ли эти миры последовательно или проявляются параллельно, вопрос сложный и пока не разрешённый. Опять он зачитывал Мелидену отрывки из захватившего всё его внимание сочинения и добился от него нового обещания взяться за изучение рекомендованных авторов в Камбенете. Мелиден искренне обещал: услышанное вполне отвечало выношенным им самим пока смутным воззрениям. В заключение барон Моривено попросил отвезти письма к своим знакомцам, одному живущему в окрестностях Старого Города, что в Орине сразу за Озёрным краем, и другому к северу от Камбенета. Он хорошо заплатил за это, хотя Мелиден был готов оказать лично ему услугу бесплатно и обещал всё исполнить в точности.

С разрешения барона Мелиден вызвал к себе Атавлику. Она опять явилась «стелить постель» без видимой радости, но Мелидену хватало собственного желания. Девице исполнилось шестнадцать лет, то есть только что созрела, жениха у неё еще не было, ну и что же простаивать зря. Философия не помеха здравому смыслу, но его раскрытие, всё естественное разумно и потому благо. Не оставлять же косолапым мужикам её долговязость, маленькие грудки, плоский живот и узкую, не разношенную щель — не поймут. Им милы коренастые сноровистые девки с выменем как у коровы и остальным таким же, себя же Мелиден уже считал носителем аристократического вкуса.

Перед отъездом Мелиден попросил барона присмотреть, чтобы другие слуги не причиняли Атавлике незаслуженных обид из-за него. Он, конечно же, не считал изменой Диан свои путевые связи. У каждого купца или иного постоянно путешествующего завязывается нечто подобное в регулярно посещаемых местах, это в порядке вещей.

Более того, среди знати и даже богатых горожан Средиземья воспринимается как обыденное и своеобразное двоеженство. Почти все церковные браки в этой среде заключаются по расчёту, в силу династических или имущественных соображений. Внешность, характер и даже возраст невесты совершенно не принимаются во внимание. Поэтому многие достигшие положения в обществе наряду с главной женой заводят вторую незаконную, по собственному вкусу «для души и тела», и живут на две семьи.

Иногда сама старшая жена, постарев, приводит молодую заместительницу, чтобы держать всё под контролем и чтобы траты супруга не выходили за разумные рамки. Такое, впрочем, чаще случается у зажиточных горожан, не среди рыцарства, где хозяин, как правило, подбирает себе молодую подругу сам.

Заметим, речь идёт не о купленных или захваченных наложницах и не о случайных связях, но о более-менее добровольном схождении при не слишком большой сословной разнице. Бастарды от таких «параллельных» браков не считаются изгоями и зачастую воспитываются вместе с законными детьми. Их положение ближе к младшим членам семьи; на полное наследство они не могут рассчитывать, но по обычаю их следует пристроить куда-нибудь.

Птицы весело щебетали в кустах, несмотря на глубоко послеобеденное время, и столь же радостно было на сердце Мелидена, когда он въезжал в Озёрный город через юго-восточные Иннедриганские ворота во вторник 19 мая. Поездка в Шарим-холм заняла шесть дней, а если считать от расставания со старшим маршалом, то все восемь, хотя при большом желании можно было бы уложиться в два дня. Но Мелиден не ощущал никакой тяжести на своей совести. Он ведь был посланник и представитель, не срочный курьер, и вёз обратно кроме двух графских и несколько частных писем — надо было дать людям время на их составление. То есть легко найти, чем отговориться.

Пока же он радовался свободе в широких полях и исполнению благородного поручения, гордому гербовому табарду на плечах и приветливости встречающих. Хорошо быть гонцом в весёлый месяц май. Кто-то щедро платит за доставку письма, более бедный готов отблагодарить обедом и выпивкой, неимущий обещает помолиться за твою удачу в церкви, но сознание своего великодушия не менее достойная плата, чем лишняя серебряная монета. И узнаёшь много нового, что никогда не узнаешь, сидя на месте. Сплошные достоинства, пока разъезды не превратятся в изнуряющую рутину и не обернутся злоключением Горниха.

Зная теперь Озёрный город, он сразу направился к герцогским покоям, снова подивившись разнице обычаев в ближних, казалось бы, землях — в Шарим-холме верх занимает графский замок, а в Озёрном городе собор, в Озёрном и Шариме городского мастера назначает правитель, а в Камбенете избираемый горожанами Городской Совет.

По сообщениям герцогских служителей, одноглазый старший маршал с озёрными людьми всё еще ловил разбойников где-то по западным окраинам. «Тоже устроил себе майскую прогулку по лесам под благовидным предлогом, пока не размножились клещи и комары» — догадался Мелиден с облегчением. Переночевав за герцогский счёт и забрав еще несколько писем для Камбенета и более дальних краёв — их надо будет потом передать почтовому клерку для дальнейшей пересылки — он утром в среду направился дальше на запад.