Камбенет

Игнатий Смолянин

Псевдоисторическая фантазия XV века – продолжение романа «Странствия Мелидена». Беглец с востока пытается прижиться в позднесредневековом городе, чей герцог в союзе с цеховыми низами борется с купеческой олигархией на фоне растущих ересей и церковной реформации. Постепенно его дела идут на лад.

© Игнатий Смолянин, 2020

ISBN 978-5-0051-1497-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1. Весенние планы

Мелиден заканчивал упражняться в Зале Собраний — солнце перестало освещать его прямыми лучами — когда заметил, что из-за дальней колонны за ним наблюдает не кто иной, как собственная невенчанная жена. Уже некоторое время его тревожил странный аромат, приятный и аппетитный, неведомо откуда взявшийся в казённом импровизированном ристалище. Вместе с ним занимались его знакомец Экарт Лигер, еще один рыцарь близких лет — Ланигалис, и пятеро оруженосцев. Главный маршал Нергайс Каллеве всё-таки заставил его обучать молодёжь в свободное от прочих обязанностей время. Сказав Лигеру, чтобы продолжали без него, он подошёл к Диан:

— А ты как тут появилась? Разве сюда пускают посторонних, тем более женщин?

— Как раз женщин пускают, если они жёны телохранителей и гонцов его светлости господина герцога. Лучше посмотри, что я тебе принесла.

— Я здесь птица небольшая, не цапля, а простой кулик. Меня не допускают хранить тело самого герцога. А главное, не пристало тебе одной разгуливать среди солдатни, даже если олухи у ворот готовы пропускать кого попало.

— Не ворчи, как старый дед. Тебя здесь знают лучше, чем ты думаешь. «Это тот, кто таскается за одноглазым Нергайсом как приклееный, с громадной зубочисткой за плечом? Беглый головорез-заблуждающийся?» — передразнила она басовитый деревенский говор привратных стражей и их глупые рожи. — У тебя совсем нюх отбило? Я такое печенье испекла, какого еще не было во всей Орине.

Мелиден с неудовольствием заметил, что его подопечные тоже опустили деревянные мечи и столпились вокруг, жадно прислушиваясь и принюхиваясь. Но делать нечего, не позорить же себя скандалом на людях. И его привязанность к Диан зашла так далеко, что позволяла извинить почти всё. Он давно и безвозвратно прошёл все четыре ступени влюблённости — надежду, созерцание, объятие, слияние. И пахло из корзины в руках у Диан действительно изумительно.

— Ну и зачем это? — упрекнул он Диан с видом многострадального страстотерпца. — Неужели нельзя было подождать до вечера? Обязательно показать себя в неподобающем месте?

— У тебя скоро обед в Среднем Зале, угости товарищей по столу. Не вечно же их объедать, следует отдариваться в ответ. Можешь и послать подарок к столу маршалов, они не откажутся. Все, кто пробовал, хвалили.

— Ты плохо знаешь трёх тощих хмырей, если думаешь, что их можно расположить к себе таким образом. Каким дураком я буду выглядеть, если начну изображать мелкого подхалима. Это с моей-то репутацией. Воистину, волос долог, ум короток.

— Так говорят среди диких схизматиков? Господи помилуй, у нас другие обычаи. Никто на тебя не посмотрит косо, наоборот, станут косо смотреть, если не начнёшь вносить свою долю за столом. Пусть гонцы больше зарабатывают частными поручениями, но и ты не такой голодранец, чтобы вести себя как вечный нахлебник. Между прочим, мог бы тоже начать брать частные заказы, раз разъезжаешь по городам.

— Ты бы постеснялась обсуждать это при посторонних. Не испытывай моё терпение, я не святой Фирин в чреве кита побывавший. И что ты принесла там такое?

— Смотри, плюшки из лучшей тонкомолотой и просеянной пятиграфской муки, испечены в коровьем масле с добавкой мёда. Но главное — корица из самого Бенимаринэ, её привезли первые в этом году купцы из Венни. Именно она даёт такой аромат и вкус, достойный божьих ангелов…

— Ангелы людской пищей не питаются, поэтому не гадят — это тебе любой поп объяснит, — саркастически прервал её Мелиден. — Пресвятая дева, страшно представить, сколько должны стоить твои кухонные чудеса. Ты бы лучше откладывала на чёрный день, а не проматывала сразу всё, что я получаю. Сегодня я жив, завтра мёртв, и что ты будешь делать тогда?

— Вот об этом мы будем говорить у себя, — сразу посерьёзнела Диан. — С обозом купцов из Венни приехал балаган Братства Страстей по приглашению нашей Палаты риторики «Пион». Они ставят у нас «чудо» «Тарлагианки». Между прочим, «Пион» возглавляет твой знакомец Сведен-старший, он и оплатил их приезд. Епископ Брабон запретил им выступать в городе после первого же их представления, но Сведены договорились с нашим отцом Норусом дать представление на паперти святой Йонет. Если успеют привезти и сколотить подмостки, его дадут уже через два дня в воскресенье на апостола Страмаура. Приходи обязательно. И твои товарищи пусть приходят, не пожалеют, если не совсем тупые. Я смотрела их первое представление у церкви святой Биры, мне очень понравилось, а теперь мы сами будем участвовать вместе с Братством из Венни. И госпожа Умгорх Сведен, супруга Мейдена, тоже была взволнована до слёз, а уж Сведенов пронять непросто. Мы с ней вместе переговорили с отцом Норусом и церковным старостой Арендом Чёрным…

— Подожди, какой еще «Пион», что за «чудо» такое, ты о чём вообще? У меня в голове всё мешается. Ты еще и с женой старшего Сведена знакома, когда это ты успела? Кто они и кто ты? Я думал, они с тобой и разговаривать не стали бы.

— Ты зря так говоришь, госпожа Умгорх Сведен очень скромная и благочестивая дама. Совсем не то, что её старшая дочка Эйлин, недавно ставшая младшей фрейлиной герцогини, сопливая задавака. А старшая госпожа Сведен простая и милосердная женщина, каких у нас мало. Мы с ней прекрасно поладили. Не забывай, что теперь я не беззащитная солдатская вдова, а жена одного из лучших бойцов Камбенета. Разве не так? — добавила Диан с лукавой улыбкой, от которой у Мелидена таяло сердце и исчезали все мысли поучить уму-разуму обнаглевшую бабёнку. Тем более, что Диан была очень хороша в своем тёмно-сиреневом обтягивающем платье и слегка выступающий животик также взывал к совестливой осторожности. Чёрт с ним, с домостроем. Опять ему повезло с подругой, уже в третий раз. Наверное, в возмещение за тяжкую юность. Лишь бы на этот раз удача длилась подольше. Неужели напрасно говорят, что бог любит троицу.

Разъяснить свои новости Диан обещала дома, а пока раздала присутствующим по одному печенью, строго наказав беречь оставшиеся к общему обеду, после чего удалилась. Мелиден и не собирался скармливать оглоедам дорогостоящие лакомства. В приготовлении разных вкусностей Диан действительно показывала выдающиеся успехи, особенно в своём коньке — выпечке. И откуда она только узнала столь необычный для непритязательного Камбенета рецепт, тут же ничего не готовят, кроме мерзкой овсянки и жареного-пареного мяса. Такое недурно смотрелось бы и на герцогском столе. Впрочем, герцог обойдётся тоже. Диан права, Мелиден сам начал ощущать некоторое неудобство, что сотрапезники приносят из дома разные добавки к неприглядному казённому столу и считают своим долгом угостить и его, а он при них вроде сироты-приживала. Некрасиво и не по достоинству.

Продолжать заниматься никто не желал, все начали снимать обременительную сбрую, оживлённо обсуждая явление прекрасной Диан. Морально ослабевший Мелиден не возражал.

— Оказывается вы, дорогой господин Варсин, подтапочник. Кто бы мог подумать, — с лёгким ехидством заметил светловолосый красавец Экарт Лигер, чьё несколько женственное лицо заставляло его с особым усердием заниматься рыцарскими искусствами, дабы не возникало сомнений в мужественности. — Но ваша Диан воистину сокровище. Среди придворных дам найдётся немного таких, кто превосходил бы её в красоте, уме и обаянии. При этом ваша привязанность нисколько не задирает нос, а в умении готовить с ней точно никто не сравнится. Неужели вы и в женщинах понимаете толк? По вашему поведению совсем не скажешь. Хотя понятно: служба — одно, дом — другое.

— Да, вам можно позавидовать, — подхватил Ланигалис, — всего несколько месяцев в Камбенете, а откопали в Предместье такое совершенство. Клянусь душой, если бы не её живот и ваша репутация, я бы постарался её перекупить.

Ответил им Мелиден стихами, каковых уже знал великое множество:

Пусть завистникам досадно.

Мне до них какое дело.

Зависть — будь она неладна! —

Злопыхателей заела.

Жизнь такая безотрадна.

А моя душа и тело

Радостей взыскуют смело.

Нет счастливее удела,

Чем предаться им всецело.

— У вас было целых три года, чтобы взять её на содержание, — отрезал он в заключение, — когда она жила одинокой и нищей вдовой с ребёнком. Однако в то время никто не захотел позаботиться о ней. Только ждали, как вороны, когда она окончательно ослабеет и станет блудницей, чтобы попользоваться недорого. А вот я не стал высчитывать свою мелкую выгоду, когда поселился у её отца, поэтому владею ею по праву и, кажется, пользуюсь взаимностью. Хочешь, чтобы тебя любили, люби сам. Так что облизывайтесь на расстоянии. И к корзине нечего принюхиваться, не про вашу честь. Попробовали, и хватит.

— Вашей Диан надо было открыть пекарню, а не прясть шерсть, прячась от ухажёров. Помилуйте, от покупателей отбоя бы не было. У неё большие способности к этому делу. Удивительно, как она не растолстела, стряпухи обычно все толстые.

— Кто бы ей позволил, — ответил Мелиден. — Для этого надо состоять в цехе булочников, заплатить большой вступительный взнос, помимо средств на обзаведение.

— В Предместье с этим должно быть проще, — возразил Ланигалис, — могла бы сначала снабжать соседей.

— Что теперь говорить об этом, — снова прервал его Мелиден. — Может быть, когда-нибудь обзаведёмся булочной, если найдём деньги. А что за «чудеса» такие, о которых она толковала, и при чём тут «пион»? Вроде бы это большой цветок из тех, какие любят выращивать здешние хозяйки на участках за городом. У нас тоже есть пара кустов.

— «Чудом» называется короткое представление на подмостках перед папертью, — ответил один из оруженосцев пограмотнее других, — о необычайных деяниях святых Маэля или Искадины в помощь страждущим. Но то представление, о котором говорила ваша жена, скорее относится к «таинствам» о страстях тарлагиновых. Однако Братство Страстей из Венни исполняет его на сцене, как у нас принято исполнять только «чудеса» и «морали», а не в движущейся процессии по городу, как у нас обычно показывают «таинства».

— Крестная сила, видел я ваше «таинство» на Аусвес, как таскают телегу с картинами по улицам и на перекрёстках перед ней кривляются ряженые, пытаясь изобразить страсти господни. По-моему, грубое и неискусное зрелище для дурней. Только позорят божье имя.

— Это представляли цеха тележников и плотников, их очередь в этом году. Откуда у них взяться мастерству не в своём деле. Братство Страстей из Венни — совсем иное. Это общество гистрионов по ремеслу. Они представляют и поют так, что заглядишься и заслушаешься. Старший Сведен видел их в Венни и пригласил к нам, в первый раз. Но у нас народ скоты, мало кто поймёт столь тонкое и изысканное искусство. Им бы при дворе выступать, не перед чернью. Однако епископ их выгнал за городские стены, слишком еретически изображают Тарлагина, да снизойдёт на нас его благодать.

— А что за палата, как её, «Пион»? Впервые слышу о таком. Какое-то общество внутри ганзы? Раз его возглавляет старший Сведен? Какое он имеет отношение к тонкому искусству? Такие жлобы, кажется, умеют только грести под себя.

— Не только, — улыбнулся юный знаток культурной жизни Камбенета, гордый возможностью блеснуть осведомлённостью о тайной жизни местных аристократов духа, — Сведены теперь главнейший купеческий род Камбенета и с каждым годом всё дальше обходят остальных, деньги к деньгам. Вот Мейдену Сведену и кажется невместным быть как прочие лавочники. Мерзкая рожа, желает перевести количество в качество и показать, что он существо высшего порядка, не из третьего сословия, но из первого, наравне с лучшими из благородных. Поэт и антиквар из него, как из коровы дестриер, но деньги в наши времена упадка заставляют изображать почтение к себе:

Нрав свиньи мужик имеет,

Жить пристойно не умеет,

Если же разбогатеет,

То безумствовать начнёт.

Продекламировав с чувством старинный стих, юноша продолжил:

— В общем, недавно у нас создали Палату риторики по образцу обществ в приморских городах. Там их называют по именам цветов, и у нас назвали «Пионом». В нём объединились наши любители изящной словесности, чтобы было перед кем читать изысканные стихи под чарующие слух наигрыши и с кем ставить неплощадные драмы. У цехов свои пошлые и низменные потехи, а «Пион» для немногих образованных и возвышенных душой. Есть в нём придворные, как мой преисполненный достоинств дядя Савон оде Семь Гробниц и другие благородные и знатные господа, также высокие сердцем рыцари из соседних замков и держаний, знатоки поэзии и музыки, есть и клирики, сведущие в древней словесности, есть и вольные городские учителя. Есть и некоторые купцы, по правде говоря, тоже углубившиеся в древние и заморские языки и книги. Но таков наш грешный мир, преисполненный скверны, что над философами восседают двуногие свиньи вроде Сведена-старшего. Он обещал построить настоящие палаты для чтений, диспутов и представлений рядом со своим торговым двором. И городские деньги тоже привлекает под это — Городской Совет у него в кулаке.

— Какие, однако, дела творятся. Ходишь и не видишь, что происходит в двух шагах. Спасибо, что просветил простеца. Кстати, о духовном: что за вонь несёт на наше Предместье, стоит только задуть южному ветру? Понятно, что там бойни, и у нас самих кожевники и шерстобиты создают аромат, мы люди привычные, но такой вонищи прежде всё-таки не было. Прелым дерьмом пахнет, даже не мочой и падалью.

— А это наш достопочтеннейший и тарлагиннейший государь, светлейший герцог Аренд решил открыть большое производство солёного камня, — развеселился Экарт Лигер, — и тем создать новый источник доходов для своей казны — пошлин, железа и лошадей ему мало — чтобы навоз от его табунов не пропадал зря. Вывозить его в Пятиграфье и Приморье дорого, а цены на солёный камень высоки и потребность растёт с каждым годом.

— Солёный камень, из которого делают порох?

— Он самый. А получают его в первую очередь из дерьма. Лучше из человеческого, но за недостатком сойдёт и конское с коровьим. А уж этого добра у нас выше головы, клянусь господним брюхом. Земля зерно родит плохо, сколько ни удобряй, огороды каждый норовит улучшать своим бесплатно. Солёный камень у нас получают в подвальных ямах лет тридцать, если не больше, но понемногу. Этой же весной, как только кончились морозы и оттаяла земля, герцог заложил новые большие кучи — сажень в ширину, две с половиной сажени в длину, три четверти сажени в высоту по проверенному приморскому методу. Вывез накопившееся из конюшен, а заодно от казарм. Навоз посыпают золой, добавляют солому и прикрывают всё дёрном. Если сделано правильно, через два лета, самое позднее на третье можно вываривать солёный камень из перегноя. Делают это с поташом — золой от сухой травы, муть оседает на дно, отстой вываривают снова и из него уже получают крупицы солёного камня. Чтобы скорее созревало, приходится перемешивать и поливать мочой, причем человеческой, не конской, почему-то с ней получается быстрее и урожайнее. Солнце пригрело, всё забродило и дух пошёл хоть стой, хоть падай. Хорошо хотя бы, что ветер у нас в основном с запада из Лощины или с севера с гор, потому бурты и вынесли на юго-восток.

— Его светлость думал даже устроить свои вонючие залежи в Заречье, причём прямо у моста, где его главные конюшни, — встрял племянник дяди-искусствоведа, единственный эрудит во всей компании, — в ином месте не получится, весной половодье заливает заречную равнину почти до самых гор. Но тогда запашок несло бы прямо на Замок, причем круглый год — из дыры над водопадом постоянно поддувает. Потому господину герцогу пришлось умерить свои экономические амбиции, — вновь выпендрился заморской учёностью юнец, — восстало даже его собственное семейство. Вот ночами и возят на телегах навоз с конюшен через весь город в юго-восточные бурты.

— Прокляни его бог, кучи дерьма у моста так же уместны, как перо в заду у свиньи, — вставил своё слово Ланигалис.

— Как тут жизнь кипит и пенится, и всё мимо меня, — недоумённо поднял брови Мелиден. — А где берёте серу? Одного солёного камня мало.

— Серу приходится возить из Заморья через Венни или даже обходными южными путями, — помрачнел Лигер, каким-то боком причастный к данному предприятию, — там она ничего не стоит, сама проступает из огненных гор, но перевозка дорога, а главное, нет никакой уверенности, что привезут, когда надо. Это большое слабое место. Но об этом лучше расспрашивай ингениаторов, с которыми обедаешь за одним столом, им и карты в руки. Кстати, может, всё-таки присоединишься вечером? Я тебя представлю нашим, как играть научим. Не стоит вечно сидеть дома, как привязанный, и каждый медяк тащить своей красотке:

Добра не жди, кто волка звал на ужин.

Моряк, гляди, корабль твой перегружен.

Коль говорю, так верьте мне:

Кто круглый год своей жене

Наряды дорогие шьёт, не о себе печётся:

Ему не выпал бы почёт,

Что и чужого в свой черёд

Нести крестить придётся.

— Я же говорил и повторю еще, что у меня нет папашиных имений и нечего проматывать, а в долг не играю тоже. И в честность Диан у меня неизмеримо больше веры, чем вашему сборищу надутых и злоязыких мошенников, бездельников и пьяниц.

— Мы играем на мелочь, главное — приятное общество и любезный разговор. Пусть я буду брюхат, как архиепископ, если у нас можно подняться без связей, так и будешь ходить цепным псом за маршалом, пока не поседеешь. Ты же умный и опытный, кажется, мог бы осознать, что не следует упускать шанс свести знакомство с богатыми и влиятельными.

— Мой скромный ум и опыт мне говорят, что не нужно заниматься тем, к чему нет способностей. Компаньон из меня никакой, буду торчать среди вас белой вороной, только зря растрачу последние деньги:

Кто просьб ничьих не отклоняет,

Тот на себя пускай пеняет;

Ему придётся лгать, а как известно,

Отказывать — по крайней мере, честно;

В ответ на просьбы — мой тебе совет:

Соразмеряй своё даянье

И нажитое состоянье;

Поверь, сказать не стыдно: «Нет!»

— Спасибо за приглашение, но каждому своё. В общем, хватит болтать, пора нести барахло в оружейку и потом на обед.

— Может, дашь пару плюшек на прощанье? Действительно хороши.

— Девок своих разводи. Пусть хоть одна фрейлина испечёт для тебя что-нибудь подобное, раз они так тебя любят. Сказано, что для стола с гонцами, следовательно, так и должно быть сделано. Из этих рук еще ничего не пропадало.

Выйдя, наконец, наружу, Мелиден постоял перед трапезной с вкусно пахнущей корзиной в руках, жадно вдыхая свежий воздух и в очередной раз наслаждаясь открывающимся зрелищем. Наверное, из Верхнего Замка видно дальше и во все стороны, но и с середины вид на юг хорош. Внизу остроконечные крыши, снующие человечки, за ними башни городской стены с фигурками часовых, их начищенные шлемы и латы, выступающие за бордовые табарды, сверкают на солнце. Слева домишки торгового предместья, вдали видны строения турнирного поля.

И далеко-далеко открывается равнина, еще бурая, но уже с прозеленью, а кое-где с остаточными пятнами снега, с тёмными прудами и речками. Рощи пока голые, но через считанные дни оденутся свежей зеленью. Игрушечные повозки на рыжих лентах дорог, мельницы машут крыльями. Никогда не надоедающая красота, в которой всегда находишь что-то новое. Восемь месяцев он в Камбенете, а чувствует себя, как дома. Хотя взгляд то и дело поворачивает на восток, к настоящей родине. Что-то там творится. Лучше не думать об этом.