Коэффициент человечности. Сборник рассказов

Иван Тихонов

Жизнь началась с чьей-то доброй воли. Как же понять, что ваша воля действительно добрая, что мы действительно живые в этом материальном, на первый взгляд, самодостаточном мире? Герои рассказов сборника «Коэффициент человечности» попробуют ответить на этот вопрос.

Пафнутий

Если вы сумели прислушаться к мнению другого человека, имеющему здравое зерно, значит, вы молодец. Если это мнение противоположное вашему, значит, вы вдвойне молодец.

Был теплый октябрьский вечер. В этом году октябрь выдался необычайно теплым и солнечным. Пафнутий, одетый в легкую черную куртку, не спеша шел по старой аллее. Людей практически не было. Редкие любители поздневечерних прогулок иногда попадались навстречу. Пустынность вечерней аллеи, листья под ногами и ощущение скорой зимы располагали подумать. О жизни, о себе, о людях. Зачем все это надо? Ради чего он живет? Ведь он же не может жить просто так.

Пафнутию было немного за сорок. На здоровье он еще особо не жаловался, но уже ощущал некую усталость организма. Прежде всего психологическую. И это явно давало свои плоды и на физическом теле: в виде болей в спине и прочих вроде бы мелких неприятностей, которые явно в скором времени перейдут в крупные. Раньше, когда он был значительно моложе, если что-то в теле начинало болеть от особой молодой ретивости Пафнутия, то довольно быстро проходило. Как бы само собой. И все можно было делать заново. Молодое тело прощало почти любую глупость Пафнутию. Но теперь было не так. Теперь почти постоянно болела спина и если начинала проходить, сдаваясь различным восстановительным упражнениям и мазям, то проходила вроде как не полностью. Часть боли всегда присутствовала в спине и была готова снова раскрыться во всей красе, когда Пафнутий пробовал вспомнить молодость и, не отдавая должное своему организму, начать делать то, что ему вздумается. Под «вздумается» Пафнутий подразумевал прежде всего либо работать по 20 часов в сутки, либо пить, как в студенческие времена. И тогда боль возвращалась, как бы говоря ему: «Ты вообще собираешься задуматься о главном?»

В этот теплый поздний октябрьский вечер было самое подходящее время начать задумываться о главном. Идя по аллее, Пафнутий попробовал вспомнить, что хорошего было в его жизни. Но почему-то вспоминалось только плохое.

«Хорошо, начну с плохого», — подумал он.

Как только Пафнутий смог начать осознавать себя в этом мире, примерно начиная от старших групп детского сада, его всегда дразнили из-за его имени. Он очень обижался. Он не понимал, за что ему это. Он еще ничего не сделал, а уже вынужден отбывать некое наказание. Ну назвали бы Сашей хотя бы. Зачем сразу так выделять из других. Только недавно Пафнутий понял, почему так его назвала мама. Просто папе было все равно, а мама явно пыталась на нем реализовать свои амбиции. Амбиции надо реализовывать на работе, а не на собственном сыне, обрекая его на определенные сложности. Но мама была очень амбициозна, и, как позже понял Пафнутий, кто попадал в сферу ее интересов, все время получал на орехи, потому что реальная польза и амбиции мамы были несоизмеримы. Амбиций было просто на порядок больше. Конечно, она не пыталась замкнуться в муже и сыне, с ее-то амбициями, но ей просто ничего не оставалось. Реальный «жестокий» мир просто выдавливал ее в семью. Зачем миру амбиции без результата. Он поэтому для многих и «жестокий», что всегда воздает по заслугам. Это так сложно принять то, что же ты стоишь на самом деле. Ведь всегда хочется думать, что ты чуточку лучше, чем есть. А может, и не чуточку. Поэтому мама реализовывала себя по большей части в семье. Пафнутию досталось сразу. Она назвала его Пафнутием. Мама долго выбирала имя. И в конце концов, когда она добралась до имени Пафнутий и выяснила, что в переводе оно означает «он от бога», то сразу решила назвать так сына. Женщина была довольна собой. Оригинально, умно, с подтекстом. Но скажите мне, многие ли знают про это имя, про его историческую ценность. Ведь человеку жить в реальном социальном обществе. Зачем человека сразу наделять тем, что ему не свойственно, в угоду чьих-то амбиций? Инженер Пафнутий Бендер. Бендер была фамилия Пафнутия. Нарочно не придумаешь. Насмешки преследовали его всю жизнь. И только попробуй сделать что-нибудь неправильно. Сразу заклеймят и войдет в поговорку.

«Хотя ничего особо страшного в этом нет», — думал Пафнутий.

Немного обидно поначалу. Но ничего страшного. Он осознал это, когда понял, что амбициозность мамы естественным генетическим образом передалась и ему. И в совокупности с недюжим умом отца позволяла Пафнутию с легкостью решать большинство проблем. Ему было немного за сорок. У него была репутация великолепного IT-специалиста. Хотя родители для этого особо ничего не сделали. Скорее наоборот, преодолевая врожденную амбициозность и ум, он кое-как смог разобраться в том, кто же он есть на самом деле. Начать объединять амбиции и ум, или, точнее, связывать одно другим и постепенно становиться более спокойным. Постепенно начала уходить излишняя обидчивость, ревность, желание что-то кому-то доказать. Он начал успокаиваться. И, о чудо, начали успокаиваться боли в теле.

Врачи ему давно уже говорили, что это невралгия.

«Боже, как у них все просто, — немного раздраженно думал Пафнутий. — Невралгия и все. Вот если бы перелом! А так всего лишь невралгия. Так в этом и есть смысл жизни — преодолеть свою невралгию. „Пейте таблетки, и все пройдет“, — говорили они. А когда я перестану пить таблетки, боль и потерянность вернутся, идя рука об руку и теперь уже точно понимая, что я от них никуда не денусь. „Займитесь чем-нибудь интересным, отвлекитесь от проблем“, — говорили они. Легко сказать, да сложно сделать. Ведь это так просто перепутать, когда реально отвлекаешься от проблем, а когда стараешься убежать от них».

Пафнутий понимал, что для него наступает период, когда он начинал жить не каждым днем, непрерывно и всегда с удовольствием, а от случая к случаю. Он начинал зависеть от множества окружающих условий. Подвезли ли нужные таблетки. Хорошая ли погода. Не подорожали ли билеты на самолет и прочее. Когда условия были благоприятные, ему было неплохо. Но он совсем не хотел жить от случая к случаю. И вроде бы он неплохо зарабатывал и мог многое себе позволить, но он понимал, что становился все более несвободен. Эта мысль просто сводила его с ума. Он должен был что-то начать менять. Но его внутренняя дисциплина, спасавшая его много раз, требовала от него сначала понять, что нужно поменять, проанализировать, составить план и начать двигаться в правильном направлении.

Пафнутий медленно шел по аллее. «Итак, я хочу начать двигаться в сторону свободы, а не ограничений. Что мне для этого нужно? Стать отморозком? Они кажутся счастливыми. Хотя и недолго. Хорошо, забыли об этом. Начать еще больше работать. Получить новые навыки и попробовать значительно увеличить зарплату? Но становиться реально стоящим специалистом в какой-либо другой профессии, когда тебе за сорок, — это так тяжело. Скорее всего, неврозы только усилятся».

«Надо найти себе любимую женщину», — в миллионный раз в его голове возникла эта мысль. В сознании Пафнутия сразу почему-то появилась гробовая плита, на которой было написано: «Они жили счастливо и умерли в один день». Он замотал головой, стараясь прогнать наваждение. «Нет. Обретение свободы от всех за счет несвободы от одной — это не про меня. Так сильно зависеть от одного человека, что поставить его главнее всех остальных и даже самого себя». Пафнутий не мог смириться с этой мыслью. Он всю жизнь искал примирения с этой мыслью, но так и не нашел. Точнее, нашел. Просто оставил попытки найти ту единственную и наслаждался теми неединственными. Конечно, можно выстроить конструктивные отношения. Но это такая серьезная работа, что Пафнутий не хотел за нее браться. Он стремился стать специалистом в другой области. В любом случае проявление гармонии не ограничивается только семейными рамками.

«Слово-то какое придумали — „семейные рамки“», — с иронией подумал он.

Наконец, с чувством легкой грусти, оставив мысль о единственной, Пафнутий добрался до мысли о заботе о ближнем.

«Может быть, здесь и кроется причина моей печали, — думал он. — Я всегда стараюсь заботиться о других, и мне постепенно садятся на шею. Конечно, я понимаю, что способствую формированию нахлебников. Но некоторые люди так прицепляются ко мне, что их приходится довольно жестко отдирать. Получается, как в поговорке — от любви до ненависти один шаг. Любишь — тратишь энергию. Ненавидишь — тратишь энергию. А когда восполнять? Стать вампиром и высасывать ее из более слабого?»

В этот момент странная еле уловимая мысль промелькнула в его голове. Пафнутий остановился, зажмурился и, максимально сосредоточившись, попытался понять то, что он только что понял.

И тут мысль ясно прозвучала в его голове: «Оставь всех в покое, просто занимайся своим делом качественно».

Дисциплинированный и критичный ум Пафнутия сразу стал сомневаться: «Но если я перестану заботиться, я останусь один!»

Затем эта неприятная мысль сразу перетекла в следующую: «Именно невозможность предсказать поведение других заставляет тебя нервничать. Отпусти их. Думай о себе. Не обесценивай себя, ты много умеешь и достойно живешь, те, кто тебя действительно ценит и любит, никогда не бросят тебя. Просто не удерживай шлак. Позволь восстановиться кровоснабжению, и кровь унесет боль из зажатых мышц и расправит их. Ты увидишь новые перспективы и горизонты. Но теперь ты достаточно мудр, чтобы не сваливаться в страсти и порок, идя против собственного тела, используя его ресурсы без восстановления их. Делай, что тебе нравится, но не разрушая себя и не используя других».

Пафнутий обдумывал последнюю мысль с разных ракурсов. Он был доволен. Что-то внутри него тоже было довольно.

«В конце концов, надо просто успокоиться, чтобы страсть и порок, злоба и обида, спутники суетливого сознания, перестали меня докучать и позволили жить свободным. Ведь крайность любви — это порок и страсть, крайность ненависти — это злоба и обида. Надо успокоиться и ощутить правильный баланс, который позволит кататься на драконе и не волноваться о том, что он сбросит тебя и растопчет».

Довольный полученными результатами своей мыслительной деятельности, Пафнутий развернулся и резво зашагал в сторону дома. Затем внезапно смутился, задумался, улыбнулся и перешел на неспешный солидный шаг по-настоящему взрослого человека.

Королеве все к лицу.

Ест повидло и мацу,

Мужикам вослед свистит,

О высоком говорит.

Королеве все к лицу.

Рубит шашкой на плацу,

Головы летят в ведро,

Кровь стекает на бедро.

Королеве все идет:

И скандалы, и почет,

И корона, и венок.

Взгляд наточен, как клинок.

Не к лицу ей лишь одно:

Загрустить и лечь на дно.