Поцелуй феи. Книга1. Часть2

Иван Сирфидов, 2018

Продолжение приключений Лалы и Руна. Лала осваивается с жизнью в человеческой деревне. Рун привыкает к роли жениха феи.

Деревня, день первый

Лала проснулась далеко за утро. Села на лежанке, потянулась сладко. Рун, пока она спала, оставался в доме, работы всякой мелкой накопилось за время его отсутствия. И лопаты подремонтировать, и нож поточить, и дверь в сенях стала плохо открываться, подладить бы надо. Он старался делать всё очень тихо.

— Как же хорошо спать в тепле, да на мягком, да с одеялком, — зевая, довольно проговорила Лала.

— Проснулась, любовь моя? — улыбнулся ей Рун.

— С добрым утром, суженый мой, — ласково ответила Лала. — Ты, я смотрю, хорошо вжился в роль.

— Может для меня это и не роль, — поведал он не без доли иронии.

— А что? — весело полюбопытствовала Лала.

— Ну, вроде как мечта. Мечтаю наяву.

— Так замечтался, что даже невесту не хочет обнять с утра! — с лукавым укором покачала головой Лала. — Вот так жених!

Рун подошёл к ней, она выпорхнула из лежанки, прижалась к нему.

— Прости меня, Лала, — мягко произнёс он.

Его искренний тон вызывал у неё недоумение.

— За что? — удивилась она.

— Что не был ночью подле. Уговаривал бабулю, но она кремень. Говорит, нельзя неженатым. А ты меня всё звала во сне.

— Правда-правда звала? — с милой доверчивостью ребёнка посмотрела на него Лала.

— Тяжело было от этого, зовёшь, зовёшь, а я не могу прийти. За руку уломал только бабулю, чтобы разрешила тебя держать. И всё.

— Ну, за руку тоже хорошо, — подбадривающе улыбнулась ему Лала. А затем вздохнула. — Не переживай, Рун, ничего не поделаешь. Хотя… грустно будет теперь. Ночами. Я уже привыкла. Быть счастлива, когда сплю. Прямо хоть в лес снова уходи.

Её личико, несмотря на сияние счастьем, приобрело чуточку выражение печали.

— Может нам… пожениться понарошку? — подумал вслух Рун.

— Как это? — с искренним непониманием побуравила его глазками Лала.

— Ну вот как мы помолвлены, так и пожениться. Как будто. Обвенчают нас, а мы будем знать, что это всё не взаправду. Тогда все ночи я буду твой.

Лала рассмеялась.

— Хитренький ты, Рун. Жениться нельзя понарошку. Если в храме жрец обвенчает, это будет по правде. Даже мои мама с папой не смогут такой брак не признать. Каким бы мы сами его не считали, он будет настоящий.

— Ну, тогда, Лала, я не знаю. В лесу, когда на привале, заняться-то особо нечем — хоть заобнимайся. А тут днём дела почти всегда есть какие-то. И ночью нельзя. Береги магию теперь.

— Как грустно, — жалостливо проговорила Лала. — Хочу быть счастлива. И магии. Несправедливо.

— Прости, — по-доброму молвил Рун.

Так они стояли какое-то время молча.

— Вкусно пахнет, — заметила Лала наконец тихо. — Что это?

— О, много всего, — радостно сообщил Рун. — Я бабуле объяснил, что ты ешь… как воробышек, что много не надо. Она сделала помаленьку. Зато разного. И пирожки. С начинками. И булочки. И пряники медовые. И лепёшки с ягодным сиропом. И картофельных оладий.

— Ого! — подивилась Лала. — Как же она успела?

— Рано встала. В деревнях рано встают. Часто до зари ещё.

— Сколько беспокойства из-за меня. Надо перед ней извиниться.

— Ну, Лала, фею почётно привечать. Нет беспокойства. Наоборот. Ей приятно было это делать для тебя. Переживает, чтоб понравилось.

— Пахнет очень вкусно, — искренне поведала Лала.

— Будешь есть? С чего начнёшь? — деловито осведомился Рун. — Советую пирожки и лепешки. Бабуля в них мастер. Я бы предложил тебе попробовать всё, но боюсь, ты столько не осилишь, даже понемножку.

— Рун, давай ещё так постоим. Мне хочется тепла. Соскучилась. Покушаю чуть позже, — попросила Лала.

— Ну ладо. Мне лестно. Что я тебе важней еды. Красавица моя, — порадовался Рун.

Лала разулыбалась. Неожиданно из задней комнаты послышался звук открывшейся двери, указывая, что кто-то вошёл в избу со стороны огорода. Рун смущённо отстранился от Лалы, заслужив её взгляд, полный недоуменного упрёка. В горницу вошла бабуля. В каждой руке она держала по лукошку.

— Ох, Рун, — произнесла она, качая головой. — Люд не даёт проходу. Всё расспрашивают. Правда ли, какая, что да как. И столько их там! Уж и из города народ подходит. Что будет к вечеру, подумать страшно. А ребятёшки под окнами так и толкутся. Да и взрослые иные тоже. Всё норовят заглянуть. Я даже засов заперла, хоть и не ночь. Мало ли. Ещё гостинцы начали приносить. Несут кто что, и мёды, и соленья, и стряпню. Соседи вот платок цветастый даже. И курицу, зажаренную в тесте. Я принимаю, всё-таки для феи. Не смею отказать. Про курицу уж объясняла им, что феи не едят мясного. Но они назад не взяли. Съедите сами, говорят.

— Доброе утро, бабушка, — сказала Лала приветливо.

— И тебе доброе, дитятко, — ответила старушка. — Хорошо ли спалось тебе у нас?

— Спасибо, очень хорошо и тепло, — поблагодарила Лала.

— У нас тёплый дом, — кивнула бабуля довольно. — Брать ли дары мне для тебя, доченька? А то я и не знаю, что делать.

— Ну, коли от души даруют. Конечно брать. Отказом обижать нельзя.

— Да много уж еды, — посетовала бабуля. — Боюсь, что пропадёт. Не съесть нам столько.

— Ну раздадите позже. Иль угостите всех. Но мяса всё же мне не надо. Это грустно. Вы сами кушайте, а мне не предлагайте, и людям говорите, что не кушаю.

— Да я и говорю. Мне Рун сказал с утра. Но коли принесли, не все берут обратно. Когда узнают.

— Бабушка, можно у вас кое-что спросить? — вежливо обратилась к ней Лала.

— Спрашивай, дитятко.

— Почему вы запрещаете моему суженому быть подле меня ночью?

У старушки аж слегка отвисла челюсть от удивления.

— Не должно девушке даже спрашивать такое, — осуждающе покачала она головой. — Позор это.

— Бабушка, но я не девушка, я фея, нет для феи в этом никакого позора. Мы безгрешны.

— Вы может быть. Вот только Рун не фей, — весьма рассудительно заметила бабуля. — Не говори так, доченька, плохо это. Нельзя девице даже говорить подобное.

Лала расстроено посмотрела на неё:

— Бабушка, но вы хотя бы не станете возражать, если мы иногда будем обнимать друг друга при свете дня? Мне это очень нужно.

— Надо же, как любишь его, — подивилась старушка. — Добрый он у нас, а люди этого не видят. Днём пожалуй можно, позора в том нет.

— Ой, спасибо большое, бабушка! — обрадовалась Лала.

Она пристально призывно посмотрела на Руна. Он всё же не решился подойти, и тогда она сама подлетела и обняла его. Бабушка удивлённо покачала головой.

— Когда-то и мы с мужем. Не в силах были надышаться друг на друга, — с тёплой задумчивой улыбкой поведала она. И вышла в заднюю комнату.

— Лала, — тихо произнёс Рун.

— Что?

— Феям правда нет в этом позора? Совсем? Я просто не очень представляю. Допустим, я у тебя в гостях дома в вашем волшебном мире. И вот пора спать, ты ведёшь меня в свою кровать, и твои родители даже не возразят, слова плохого не скажут? Пожелают спокойной ночи, и всё?

Лала густо-густо покраснела. Время шло, а она молчала.

— Лала, не обидел я тебя? — озадачено спросил Рун. — Если обидел, прости, я не со зла.

Лала вздохнула.

— Ах, Рун, я же не знаю, как правильно надо всё делать фее объятий. Не хотела я ей быть никогда раньше. Может я и перестаралась. В следовании своей природе. Вроде бы здесь нет ничего дурного. Но как ты сказал, это очень стыдно почему-то. При родителях. Значит дурное всё же есть. Никогда бы они не позволили такого, я уверена. Но в лесу дурного точно нет. Не чувствую я там дурного. Как-то всё запутано. Вернусь домой, всё изучу уж теперь про свою природу. Я только знаю, это было прекрасно. Спать так. Каждый раз я просыпалась счастливая-счастливая. Словно провела ночь в объятиях ангела. И оттого и днём на душе было очень тепло потом. Не может быть такое дурным никак. Рун, не мучай меня больше этими вопросами! Мы же не делали ничего плохого, правда ведь? Феи всегда следуют своему сердечку, а оно мне твердит сейчас: «я хочу этого очень-очень-очень». Если не верить своему сердечку, зачем и жить тогда. Феям сердечко никогда дурного не посоветует, Рун.

На неё снова накатило счастье, и она ослепительно засияла. Так они стояли какое-то время молча.

— Солнышко моё, — позвал Рун.

— Что, любимый?

— Давай недолго обниматься. Мне всё же надобно помочь бабуле. И в огороде. И по дому. Дров наколоть. Целых пол месяца не появлялся в деревне, дел накопилось. Ещё воды бы натаскать с реки, но боюсь, проходу не дадут сейчас люди. Потом придётся.

— Несчастная я девушка, — вздохнула Лала. — Конечно помоги, Рун. Я потерплю.

— Спасибо, Лала. Я думал, ты станешь возражать. Ты добрая.

— Все феи добрые, Рун, — ответила Лала, продолжая сиять.

— Меня интересует лишь одна фея.

— И кто она? — невинно поинтересовалась Лала.

— Ты, милая.

Лала усмехнулась.

— Нравится тебе ласково меня называть, да, мой котёнок? То солнышко, то милая, то любимая. То красавица.

— А что не надо? Или слишком часто? Или только при людях стоит это делать?

— Да нет, просто странно чуточку, Рун. Я… несколько другого ожидала. Что будет как бы немножко в шутку. Словно бы игра. А слова-то у тебя искренние, я чувствую.

— Ну, Лала, ты мне совсем не в шутку нравишься.

— Знаешь, Рун, может так и правильно. Мы же не притворяемся женихом и невестой.

— Как это? А что же мы делаем?

— Мы жених и невеста понарошку. Это совсем другое.

— Ещё бы разницу понять.

— Притворяются для других. А понарошку, это… когда знают, что это неправда. Но всё хорошее, что в этом есть, впускают себе в сердце. Быть невестой, Рун, приятно. Даже понарошку. А притворяться нет. Есть разница.

— Хоть убей, Лала, не пойму о чём ты.

— Рун, когда мы отмечали свою помолвку, тебе было приятно?

— Да.

— А если бы мы просто изображали помолвку для кого-то, а для самих нас это было неважно, было бы тебе приятно её отмечать? Понарошку, это словно приятный сон наяву, Рун. А притворство это просто ложь, и всё.

— Но мы же всё это затевали, чтобы другие верили, что мы жених и невеста.

— Да, Рун, только вот когда мы отмечали нашу помолвку, там никого кроме нас не было. Зачем мы это делали тогда?

— Лала, мне просто нравится быть с тобой, — мягко сказал Рун. — Хоть празднуя, хоть нет, хоть женихом, хоть не женихом. Но женихом пожалуй поприятней.

— Ну вот, а мне приятней быть невестой.

— Моей?

— Рун, ну я всё же не влюблена в тебя. Просто ощущать себя ей. Чувствовать. Радостней как-то от этого на душе. Светлее. Я может лет с семи представляла себе свою свадьбу. Для меня это важно. Но ты добрый и хороший, чем не жених. И счастья столько даришь. С тобой приятно быть невестой. Когда ты меня обнимаешь, Рун, сильнее всего… ощущаю себя невестой. Уж больно много счастья. Но когда ты ласковое говоришь, пожалуй тоже сильнее кажусь сама себе ей. Слышать такое приятно. Я тоже буду теперь искренне тебя ласково называть, Рун. Ты же мой друг, я много тёплых чувств к тебе испытываю. Это не будет притворством. Это будет от сердца. Пусть это будет тебе ещё один мой дар. Мой зайка.

— Какие у нас странные и запутанные отношения, Лала, тебе не кажется? — покачал головой Рун.

— Нет, Рун. Всё так, как и должно быть. Когда ты с феей объятий.

— Ты уверена?

— Да, — кивнула она безапелляционно.

Неожиданно в дверь избы громко постучали. Лала вздрогнула всем телом.

— Маманя, это я, Яр, — раздался мужской бас снаружи.

— Не бойся, Лала, кажется это мой дядя Яр пришёл, — успокаивающе произнёс Рун. — Он тебя не обидит. Пойду впущу. Вот уж он удивится, когда увидит тебя.

— Минутку не дадут побыть вдвоём, — жалостливо проговорила Лала, и с неохотой отстранилась. — Иди уж отворяй.

Рун вышел в сени, отпер засов, толкнул дверь. На пороге действительно был его дядя.

— Здравствуй, Рун, — сказал он спокойно. — Чего у вас заперто в такой час?

— Здравствуйте, дядя Яр, — ответствовал Рун.

Дядя шагнул внутрь. Рун поспешил закрыть дверь снова, ловя множество любопытных взглядов снаружи. Дядя задумчиво посмотрел на него.

— Да-а, — вымолвил он печальным голосом, полным глубокого разочарованного непонимания. — Рун, вся округа на ушах стоит. Из-за тебя. Я даже и не знаю, что думать. Если это розыгрыш какой… тебе лучше спрятаться куда-то. И в наших краях не появляться боле никогда. Ты понимаешь, как ты далеко зашёл?! Барон собрал совет! И кажется, что ты тому виной. Ох, Рун…

Они вышли в горницу, и дядя Яр сразу онемел. Лала стояла пред ними во всей красе, расправив крылья. Улыбалась приветливо. У Яра на лице сменилось несколько колоритных выражений: потрясение, испуг, растерянность. А затем он вдруг упал на колени и поклонился Лале так низко, что лбом ударил в пол.

— Неужто я не сплю? — молвил он ошеломлённо, таращась на неё широко открытыми глазами.

— Дяденька, зачем вы на коленки опустились? — с удивлением спросила Лала. — Пред феями не становятся на коленочки. Пожалуйста, поднимитесь. Тем более, мы почти родственники уже.

— Дядя, встаньте, вы чего? — попросил Рун.

Дядя Яр послушался, медленно с трудом вернув себя в стоячее положение.

— Добрый день, — радушно произнесла Лала. — Меня зовут Лаланна.

Дядя молчал.

— А вы, я знаю, дядя Руна, Яр. Я рада познакомиться, — продолжила Лала, видя, что гость пока не в силах говорить.

— Так это правда? Вы его невеста? — сдавленным голосом выдавил он из себя.

— Да, — просто сказала Лала. — Рун мой жених.

Дядя уставился на Руна в изумлении, словно видел его впервые. Потом снова перевёл взгляд на Лалу.

— Да, Рун, — тихо проговорил он, качая головой. — А мама тут всё горевала, на ком тебя женить. Причитала: и сам не хочет даже думать, и в округе вряд ли кто пойдёт в жёны. Ну, может только нищенка какая. Хроменькая. Или сиротка.

Он расхохотался немного ошалело. Лала тоже улыбнулась.

— Дяденька Яр, может вам присесть?

— Присяду, — согласился он. Тяжело опустился на лавку.

— Дядя, вы к нам надолго? — спросил Рун озабочено. — Не можете до вечера остаться? Мне было бы спокойней. А то народ там собирается. Боюсь, как бы кто ломиться не стал. Мы вечером обещали людям показаться. Дотерпят ли, не знаю.

— Рун, я тут не по своей воле, — извиняющимся тоном поведал дядя. — Барон послал. Там в замке, знаешь ли, слегка переполох. Барон призвал к себе и рыцарей своих первых. И начальника стражи. И советника. И мага. И даже настоятеля монастыря у него видел. И глава деревенский у него тоже ошивается. Про тебя меня немного расспрашивал барон. А потом послал убедиться, что не слухи всё. Я думал, они там перебрали просто. Нетрезвые. Но и вне замка народ взбудоражен. Тогда решил, наверное ты что-то тут устроил. Наврал кому быть может невзначай. А люди и поверили. Мне надо возвращаться. С докладом. Задержусь, как бы не выпороли.

— Ну… ладно, — понимающе пожал плечами Рун.

— Водички бы попить, — смиренно попросил Дядя.

— Сейчас.

Рун быстро наполнил ковш из небольшой кадушки, поднёс гостю. Тот осушил его почти весь.

— Бабулю-то позвать? — спросил Рун. — Куда-то вышла, должно быть в огороде.

— Не надо. Намедни виделись. Скажи, что на минутку заходил. Поклон передавай ей от меня.

— Ага, — кивнул Рун.

В воздухе повисло молчание.

— Ну, я пойду, — дядя встал, всё так же пребывая в некоторой прострации. — Госпожа фея, я горд знакомству с вами. Большая честь.

— Дяденька Яр, я вам не госпожа, я Лаланна. Можно Лала. Я тоже очень рада познакомиться, — приветливо ответствовала Лала.

— До свидания, Лаланна. Поди ещё увидимся теперь.

— Конечно будем видеться, — улыбнулась она. — Дяденька, у меня есть просьба небольшая.

— Ко мне? — недоумённо посмотрел на неё Яр.

— Ну да. Вы же увидите барона. Пожалуйста передавайте ему моё глубокое почтенье. И ещё ему скажите, что я хотела бы прийти к нему с визитом как-нибудь. Быть может послезавтра. Если он не против.

— Поверье, он не будет возражать, — уверенно заявил дядя Яр. — Я передам с великою охотой! Большая честь вам послужить.

— Спасибо. И до встречи.

— До свиданья.

Дядя Яр поклонился и вышел в сени. Рун пошёл запереть за ним дверь.

— Ох, Рун! — полушёпотом вымолвил Дядя потрясённо. — Ну ты и счастливчик! Ты меня… убил. А красива-то как, бог ты мой! Это что, ты ведьминым зельем её поймал?

— Ага, дедовым.

— А мы смеялись над папашей, что он его хранит.

— Я не смеялся никогда.

— Ну, ты-то был малец. Всем его сказкам верил.

— Это не сказки были. Как видите.

Дядя Яр вздохнул.

— Похоже так. Пойду я, Рун.

Он отворил дверь, вышел. Уже за порогом обернулся, глядя на племянника с грустной неуверенной растерянностью.

— Не обижай фею-то хоть, — попросил он мирным почти извиняющимся тоном.

— Не обижу ни за что, — твёрдо заверил Рун.

Рун вернулся в комнату. Лала смотрела на него с улыбкой и молчала. Он сел на лавку.

— Лала, иди ко мне, — позвал он её.

Лала мгновенно припорхнула к нему, села рядом и прижалась к груди.

— Соскучился? — усмехнулась она.

— Я всё ж таки решил с тобой побыть сегодня, — сказал Рун тихо. — Ты так вздрогнула, когда дядя в дверь постучал. Я знаю, ты боишься. Не хочу тебя оставлять одну.

— Просто скажи, что очень хочешь обниматься со мной, Рун, — счастливо произнесла Лала.

— Ох, Лала, ты меня насквозь видишь. Ничего-то от тебя не скрыть, — с улыбкой посетовал он.

Лала вздохнула.

— Рун, мне и правда не по себе. Как подумаю про вечер, внутри аж холодеет. Почему-то когда мы были в лесу, не казалось, что будет страшно. Среди людей. Но страшно. Очень.

— Ничего уж не поделаешь, Лала, теперь. Может мы ошиблись, может надо было сразу идти к барону, просить помощи. Там всё же ты была б защищена. Хотя бы от толпы. От зевак. Когда бы в замке поселилась. Ну, если что, если будут проходу не давать, придётся идти к барону.

— Было бы странно, Рун, твоей невесте не у тебя, а у барона поселяться. И обниматься как тогда?

— Безопасность важнее объятий, Лала.

— Рун, знаешь что мне всего страшнее? — промолвила Лала напряжённо.

— Что?

— Вот выйдем мы к людям. А они станут требовать чуда. Чтоб я им совершила. А я ведь не смогу. И этим их обижу. И станут они сердиться на меня. Чувства злые ко мне испытывать. Рун, феи, когда испуганы, не могут добрые чудеса колдовать. Никак. И когда с них требуют чуда, не могут. И не могут колдовать для кого угодно. Чудо феи всегда надо заслужить. Добрым поступком, или ещё как-то. Я, Рун, для тебя легко-легко могу колдовать. Я думаю, тут множество причин. И то, что ты меня поймал. Я как бы дарована тебе небом. Поэтому и чудеса мои тебе назначены. И то, что счастлива с тобой. И что ты мой друг. И что отпустил, когда поймал. Это поступок очень значимый. Он заставляет моё сердечко трепетней относиться к тебе. И ещё ты очень добрый. Я, пока с тобой, тебя узнала. Для чистых сердцем колдовать легко. Для других я не смогу так же легко колдовать. Когда они ничем не заслужили. И я не знаю их. Вдруг среди них злодеи есть. Тогда уж точно ничего не выйдет. К тому же для толпы, как ярмарочный маг, наверное ни одна из фей творить волшебных чар не в силах будет. Меня опустошит от маленького чуда, если попробую. И чудо может и не выйти, даже маленькое. Во мне будет сопротивляться всё внутри, протестовать. Такому колдовству. Не могут феи колдовать для всех или по принуждению. Мы так устроены. А испуганной я даже и для тебя не смогу доброе колдовать. Не знаю, что делать. Испуганной я могу только защитные заклятья колдовать.

— Лала, а в чём разница между добрыми и защитными заклинаниями? — поинтересовался Рун.

— Ну, Рун, доброе волшебство направлено на то, чтобы порадовать, восхитить, вдохновить, одарить. Сделать приятное. А защитное — чтобы оградиться от зла или беды. Чтобы спастись. Иль избежать чего-нибудь плохого.

Рун задумался.

— Получается, Лала, надо как-то всем рассказать, чтоб знали, что ты не можешь и почему. Тогда не станут требовать чудес. Не посмеют. Придётся мне пойти пройтись по деревне. Все будут приставать с расспросами, стопудово. Тут я и расскажу. Только вот тебя страшно одну оставлять.

Лала оторвалась от его груди, подняв голову.

— Рун, я боюсь одна, особенно когда ты будешь где-то вдалеке. Не рядом с домом даже. Не бросай меня, — умоляюще попросила она, глядя ему в глаза.

— Не брошу, милая. Не брошу, — пообещал он. — Но надо будет что-то придумывать.

— Спасибо. Мой зайка, — произнесла она благодарно.

— Любимая, — сказал Рун с усмешкой. — Что-то у тебя у тебя не ладится с ласковыми именами. Говорила, будешь искренна, а у самой как будто с юмором звучит немного.

Лала посмотрела на него пристально как-то очень по-доброму, и вдруг сказала нежно-нежно:

— Мой зайка.

У Руна на мгновенье даже перехватило дыханье.

— Ничего себе! — проговорил он удивлённо. — Аж до печёнок проняло. Что это было, Лала?

— Вот это, Рун, и называется «девичья нежность», — просто ответила Лала, продолжая смотреть на него с ласковой теплотой.

— Да, Лала! Это страшное оружие. Скажу я, — покачал он головой, всё ещё пытаясь придти в себя.

— Ага, Рун, так и есть. Мечом девушке мужчину ни в жизнь не победить. А нежными словами раз и всё. Тебя бы я в два счёта победила, — лукаво улыбнулась Лала.

— Да я не сомневаюсь, — добродушно согласился Рун.

Она положила голову ему на плечо.

— Лала, — сказал Рун.

— Что?

— Только это тоже не искренне, — вздохнул он.

— Почему это? — удивилась Лала, сияя счастьем.

— Ну, ты ко мне такого точно не чувствуешь.

— Много ты понимаешь, Рун, в чувствах девушек, — умиротворённо произнесла она.

***

Лала сидела за столом с довольным личиком. Перед ней стояли во множестве разные нехитрые деревенские яства.

— О, целых пол пирожка умяла! — сообщила она радостно. — Объелась, аж пузико трещит. Вкусно очень. У нас дома совсем другая выпечка. Ни капли не похоже. Ваша очень необычная. Но тоже вкусная. Замечательная!

— Да уж, Лала, — подивился Рун. — Ну ты и ешь. Знаешь, сколько я могу таких пирогов умять? Десяток точно. Запросто. А может и поболе.

— Десять? — недоверчиво посмотрела на него Лала. — Вот это да! Да как же может столько поместиться в животике? Оно не влезет.

— Ну как-то вот влезает. Ещё и остаётся место.

Лала удивлённо покачала головой.

— Не верю! Покажи. Скушай сейчас.

— Да я уже наелся, пока ты почивала. К чему зазря еду переводить. Тем более, зачем мне пироги, когда нам курицу отдали. По мясу соскучился страх как. Наконец-то поем. Сегодня вечером. Прям мечтаю.

— Прости, из-за меня тебе приходится страдать, — ласково улыбнулась Лала. — Мой рыцарь.

— Ну, я бы не назвал это страданьем, — засмеялся Рун. — Вообще-то я пожалуй впервые счастлив. Очень.

— Из-за меня? — разулыбалась Лала.

— Ага. Это ж не голод всё же. Без мяса можно обойтись. Просто немного непривычно. Я ж вроде как охотник. Уж летом мясо почитай всегда. У нас бывало. Ещё бы ты мне даровала. Допустим, ма-аленькую жертву. Как компенсацию за то, что я терплю столь страшные лишенья. Ради тебя. Совсем бы было хорошо. Ну или лучше замуж за меня. Тогда готов всю жизнь прожить без мяса.

— И курицу не стал б сегодня, коль я сейчас сказала б «да»?

— Не стал бы.

— Мой герой, — порадовалась Лала. — Рун, лишать тебя мяса совсем было бы жестоко. Феи так не поступают. Волки вот кушают других зверей, мы же на них не в обиде. Раз боги сделали их плотоядными, знать так нужно. Тебе при мне не надо убивать. Желательно вообще не убивать. Покуда я с тобой. Мне будет грустно. Очень. А кушать кушай. Но если голодно, то можешь и охотиться. Я стерплю. Что делать, коли вы такими созданы. Главное, Рун, если станешь кушать при мне плоть, делай это так, чтобы я не видала останочков и косточек. А то это тоже очень тяжёлое зрелище будет для меня. Возможно именно поэтому феи сотворены не способными влюбляться в вас, людей. Мы с вами разные излишне. Коль суженый убьёт, то будет трудно фее, коль не убьёт, то тяжело ему. Уж лучше порознь, всякий в своём мире.

— Ну может ты и права, — задумчиво промолвил Рун. — Но я бы всё же лучше предпочёл без мяса и с тобой. Чем наоборот.

— Рун, феи тоже как бы кушают мясное, — заметила Лала. — Мы любим яички. Только мы их не воруем из птичьих гнёздышек, нам курочки их несут. Сами. Если курочка снесла яичко без петушка, из него никто и не выведется, это не убийство.

— Яйцо это и есть яйцо, — возразил Рун. — Это не мясо, Лала.

— Рун, из яичка кто вылупляется? Птичка. Которая из плоти состоит. Яичко это тоже плоть, только в другой форме. В жидкой. Так что феи не столь уж различаются с людьми. Ещё, Рун, есть плоды растений в нашем мире, которые и по вкусу, и по ощущению, и по сытности, если их правильно приготовить, как мясо будут. Почти не отличишь. Поэтому навряд ли ты б страдал излишне, коль жил бы среди нас у нас. Моим супругом.

— Ну слава богу! — с шуточным облегчением обрадовался Рун. — А то я уж подумал, придётся разрывать помолвку. Когда мне после свадьбы рок сулит провесть остаток жизни без мясного.

— Мужчина есть мужчина, — улыбнулась Лала. — Все мысли только о своём желудке.

— Мои все мысли о тебе, родная, — добродушно поведал Рун.

— Спасибо, милый, — ласково ответила она.

Рун подошёл к ней, сел рядом, взял её за руку. Она с весёлым интересом уставилась не него, словно ожидая, что он предпримет дальше.

— Лала, — сказал он мягко, — Мне всё же надо как-то к деревенским выйти, чтобы объяснить им про тебя. Чтобы чудес не ждали. А если с тобой бабуля посидит, тебе всё равно будет страшно?

Лала призадумалась на мгновенье.

— Нет, Рун, с бабулечкой не будет страшно. Она хорошая и добрая. Знаешь, Рун, у меня ведь много магии. Сейчас. Я могу постоять за себя. Если кто захочет обидеть. Просто одной боязно. С бабушкой будет не боязно. Только вот с ней не обнимешься, и вряд ли она так… трепетно начнёт держать за ручку, — Лала тепло и чуть иронично побуравила его глазками.

— А как ты себя можешь защитить? — заинтересовался Рун. — Какой магией? Проклятьями?

— Ах, Рун, ну я же говорила уже тебе как будто. Что магия творится по наитью. У фей. Её можно тренировать и обучаться конкретным чудесам. Но не в защите от злодеев. Это ведь злая магия, её феям неприятно учить и тренировать. Когда я испугаюсь, то что-нибудь и сотворю. А что, сама не ведаю, почувствую лишь в миг испуга. Я слышала, одна из фей наложила временную слепоту на человека, который причинить ей зло пытался. Другая в момент опасности призвала каменного голема. Я сейчас достаточно могущественна, чтобы тоже что-то подобное сотворить. И потом, на мне защитные чары, кажется проклятье их не снимает, когда я с магией. Они очень мощные, ни клинком ни стрелой меня не ранить, огнём не обжечь. Они не спасут от пленения, от пут, от… боли при побоях. Но от оружия защитят всегда.

— А что такое голем?

— Ну, статуя ожившая. Каменный человек. Или нечто похожее. Из камня существо. Бездушное, но не злое. Зло от чёрной души исходит, в бездушных нету зла, им просто всё равно, что зло творить, что доброе. Когда они призваны феей и защищают её, они не будут без нужды жестокости учинять. Но и милосердия к врагам в них искать не стоит.

— Ого! — подивился Рун. — Каменный человек. Его же, получается, ни мечом ни копьём не возьмёшь. Он наверное способен один целые армии побеждать.

— Рун, такая магия недолговечна, — поведала Лала. — Та фея, что призвала его, могла это сделать всего на пол минутки. Она спаслась только потому, что нападавших было мало и они испугались. Несколько пало от его каменных кулаков, остальные в панике разбежались. Но она опустошена была, когда его призвала. Против армии голем бесполезен.

— Я не думаю, Лала, что кто-то здесь хочет тебе зло причинять. Но может пьяный или взбудораженный сильно, нетерпеливый до чудес, начнёт ломиться. Этого боюсь, — озабоченно сказал Рун. — Особенно, что это будет кто-то из знати безземельной, не рыцарь, а наёмник там какой, иль может городской любитель вин спесивый. Не всяк посмеет знатному перечить. А они порой считают, им всё дозволено.

— У вас и так бывает? — грустно спросила Лала.

— Так может быть. Наверное. Если не повезёт.

Лала призадумалась.

— Рун, уж коли соберётся знать в деревне, наверняка и те, что благородны душой, тут будут, и кто трезв. Они и остановят негодяя. Не бойся. Ты слишком беспокоишься за меня. Не надо. Всё будет хорошо.

— Наверно так, — вздохнул он.

Лала хитро улыбнулась:

— Ну или ты можешь разрешить мне колдовать. Немножечко. Без штрафа, Рун. Тогда нужды не будет уходить. И сможешь обнимать меня сегодня. Так и быть. Иль за руку держать, если захочешь.

— А что за колдовство?

— Ты вроде говорил, у вас есть козочка.

— Да, есть, — кивнул Рун.

— Ну вот, веди её сюда, я попрошу её стать на сегодня моим глашатаем. Если у неё не скверный характер, она не откажет ни за что.

— Она ласковая.

— Ну вот и славно. Пусть ходит по дворам и всем рассказывает. Про всё, о чём нам надо.

У Руна глаза аж заблестели.

— Ого! — подивился он восторженно. — Лала, народ попадет! Все очумеют просто! У нас такого не было ещё. Чтоб козы говорили.

— Это очень хорошо, Рун. Тогда и чудо им явлю. Порадую. И расскажу что надо. И заодно от дома отвлеку. Все будут лишь за ней ходить, и про меня на время позабудут.

— Ну, я согласен. Это необходимость. Крайняя.

— Так хочется меня пообнимать? — весело спросила Лала.

— Ужасно хочется. И за руку держать. Но только при бабуле неудобно. Краснеть стану, когда зайдёт.

— Рун, ты мне будешь нравиться и красным, — улыбнулась Лала.

Она придвинулась к нему, припала к груди и вздохнула счастливо.

— Ну вот и просветлело на душе. И страх ушёл. Почти. Рун, феям всё же надо колдовать. Без этого немножечко тоскливо.

— Лала, — проговорил Рун с сожалением. — Нельзя тебе часто колдовать при мне. Магия уже раз уходила. А значит и ещё может уйти. Я чувствую, что может. Влияет она на меня. Очаровывает сильно. К тому же уговор есть уговор. Когда б я согласился на отмену, я бы утратил честь. Никак нельзя. Итак колдуешь помаленьку временами. Заметь, без штрафов.

— Несчастная я девушка, — деланно расстроилась Лала. — Жестокосердный мне попался кавалер.

— Вообще-то я жених.

— Тем более. Несчастная я фея.

— Поэтому так светишься от счастья?

Лала не ответила, лишь вздохнула с улыбкой.

— Рун, — сказала она вдруг тихо.

— Что, Лала?

— Я тебя люблю.

В её словах было много-много искренности и тепла.

— Да знаю, — добродушно промолвил Рун. — И я тебя.

— Нет, не знаешь. Сейчас в сердечке аж бушует. От чувств к тебе. Ты мой лучший друг. Ещё никто наверное мне не был столь близок.

— Ну дак, — усмехнулся Рун. — Когда мы прижимаемся к друг другу. Я тоже не был близок так ни с кем. Что аж просвета нету меж телами. Сближаешься с тем, кто так рядом, хочешь ты того или нет.

— Наверное, Рун. Только это всё не важно. В чём причины. Когда подобное чувствуешь.

— Пожалуй, — согласился он.

— Рун.

— Что, Лала?

— Знаешь. Когда мне принесли подарков столько. Встречают так радушно. Ваши люди. Я благодарной чувствую себя. И потому есть некоторый шанс, что мне теперь удастся сотворить хоть маленькое чудо при толпе. Скорей всего, я думаю, не выйдет. Но шансик всё же есть.

— А если не получится? Всё равно же магия потратится?

— Ну да, — подтвердила она виновато.

— Так может быть не надо, Лала? — с надеждой попросил Рун. — Ты ж говоришь, при толпе её много уйдёт.

— Неблагодарной быть нельзя, Рун. Тем паче, при знакомстве. Это необходимость. Крайняя.

— Так уж и крайняя? — усмехнулся Рун.

— Очень крайняя.

— Ну ладно, — сдался он. — Колдуй и здесь без штрафов.

— Ты хороший, — обрадовалась Лала.

— Или глупый. Во всём иду на поводу.

— На то и нужен кавалер, чтоб потакал любым капризам.

— Понятно.

Из задней комнаты раздался звук открывающейся двери. Рун сразу машинально отстранился от Лалы в смущении.

— Ну, Рун! — чуть расстроено и обиженно воскликнула Лала. — Ну что это такое?!

— Не привык я к подобным вещам, делать их прилюдно, страх как неловко, — извиняющимся тоном объяснил он.

— Рун, не стесняются объятий те, кто помолвлен, и кто… любит. Невеста — самое дорогое, что есть у жениха. Пойми же! Ты должен не замечать весь мир, когда я рядом.

Она снова придвинулась к нему и прильнула.

— Прости, я постараюсь не смущаться, — пообещал он тихо.

— Да ладно уж, смущайся. Это так мило, — улыбнулась Лала.

Вошла бабуля. Вид у неё был несколько озабоченный.

— Ну не дают ничего делать! — пожаловалась она. — Кричат и через ограду. И всё «когда, когда», и «какая», и что да как. И всё несут гостинцы. А народу-то, народу! На улице. И всё пребывает. Говорят, уж и весь постоялый двор деревенский забит, и в трактире не протолкнуться. Из города всё едут. Мне страшно, Рун. Столько люда по-моему и на казни у нас не собиралось никогда. И ведь ещё не вечер.

— Бабушка, можно мне у вас вашу козочку одолжить ненадолго? — попросила Лала.

— Нашу козу? — удивилась старушка. — Зачем?

— Я её немножко заколдую. Чтоб стала на сегодня моим глашатаем. Она будет ходить и всем рассказывать обо мне. То, что мне надо. Заодно и отвлечёт толпу от дома. И развлечёт. И даром станет. Моим волшебным тем, кто прибыл меня увидеть.

— По-человечьи будет говорить? — недоверчиво спросила бабуля.

— Будет. Только мне её надо видеть. Сюда её привести или мне к ней выйти.

— Нет, выходить не надо, — покачала головой бабуля. — А то народ уж не уймётся. Ещё ограду нам снесут. Сейчас приведу.

Она быстро вышла и вскоре воротилась с серой козочкой. Лала оторвалась от Руна, подлетела к козе, опустилась пред ней на корточки и погладила по голове.

— Как тебя зовут, милая, — ласково спросила она.

— Шаша, — отчётливо произнесла козочка тонким голоском.

Бабуля так и оторопела.

— Свят, свят, свят, — поражённо запричитала она, набожно сотворив в воздухе знак оберега.

Рун тоже был взволнован. Хоть и видел уже и медведя говорящего, и птичку, и русалку. Но разве к чудесам привыкнешь.

— Какое красивое имя, — похвалила Лала искренне. — Милая Шашенька, не могла бы ты сегодня побыть моим глашатаем? Будешь ходить по деревне и объявлять людям то, что я тебе скажу.

— Я глашатаем?! — ошалело переспросила козочка, словно не веря своим ушам.

— Да.

— Вот это Шаша. Ай да вознеслась, — задумчиво промолвила козочка в глубоком изумлении. — Я глашатай. Мама бы гордилась. Все будут слушать. И внимать.

— И знатный будет слушать, и простолюдин. Так ты согласна?

— Я собак боюсь, — грустно поведала Шаша. — Бывает, за ноги хватают. Больно.

— Когда мой вестник ты, тебя они не тронут. Я обещаю.

— Тогда согласна, — кротко ответствовала коза.

— Как славно! — обрадовалась Лала. — Спасибо, Шашенька. Раз так, то слушай. Ходи между дворов по всей деревне. И объявляй, уверенно и громко. Чтоб все услышали. Что ты мой глашатай. И что просила я тебя предавать всем-всем моё великое почтенье. Что выйду показать себя под вечер, как солнышко почти склонится к лесу. Пройдусь открыто, дабы все меня узрели. Но вот чудес творить наверно не смогу. Я попытаюсь, но скорей всего не выйдет. Им объясняй, что феи не умеют творить счастливой магии публично перед большими толпами народа. Что чудо феи надо заслужить каким-то добрым стоящим поступком, и с ним благоволением богов, что таковы законы волшебства, и от желанья фей то не зависит. Передавай, что я прошу прощения, за то что вероятно не смогу порадовать их взоры чудесами. Но в этом вовсе нет моей вины. Нисколечко. Запомнила, родная?

— Я всё запомнила и всё всем передам, — уверенно пообещала коза.

— Спасибо, Шашенька, — Лала приобняла козу, а потом снова погладила по голове. И отступила.

— Бабушка, — обратилась она к обомлевшей шокированной женщине. — Не хотите ли поговорить со своей козочкой? О чём-нибудь. Сейчас, пока есть шанс. Потом возможно и не будет. Мне Рун немножко запрещает колдовать без значимого повода.

Бабушка нетвёрдым шагом подошла к козе, опустилась пред ней на колени.

— Шаша, не обижаешься ли ты на меня? — сдавленным голосом произнесла она с трудом.

— Нет, совсем нет! — очень по-доброму ласково ответила коза. — Я тебя люблю.

— И я тебя, — из глаз старушки полились слёзы. — Кормилица ты моя! Подруженька верная! Не больно ли тебе, когда я дою тебя?

— Нет, вовсе нет, — опять очень тепло уверила коза. — Мне совсем не больно. Даже нравится.

— Хорошо ли я тебя кормлю?

— Хорошо. Только… Хлебца бы почаще, — мягко попросила коза. — Очень вкусный.

— Хлебушек любишь?

— Да.

— У нас, Шаша, не всегда бывает хлебушек. Но когда будет, я тебе теперь каждый-каждый раз буду давать кусочек! — пообещала плачущая старушка.

— Правда? — обрадовалась Шаша. — Спасибо.

Бабушка обняла её.

У Лалы на глазах тоже выступили слёзы. Она утёрла их кулачком.

— А ты что плачешь? — с доброй улыбкой спросил Рун у неё шёпотом.

— Трогательно очень, — тихо ответила она.

Рун подошёл к ней и обнял. Так они обнимали. Рун фею, бабушка козу. Наконец старушка поднялась.

— Пойдём, Шаша. Я с тобой пройду. Присмотрю, чтоб не обижали. Закройся, Рун, за нами понадёжней, — она была в слезах, но уже не плакала.

Она вышла с Шашей в сени, Рун поспешил за ними. Вскоре раздался скрип засова. Рун вернулся к Лале.

— А ты всё слёзки льёшь, — улыбнулся он ласково, и снова обнял её. — Ну что ты, милая.

— Рун, — сказала она растрогано. — Знаешь, феи вот ради этого живут. Ради такого. Вроде и чудо небольшое. А столько чувств хороших пробуждает. В сердцах. Поэтому феи любят ваш мир. За это. У нас, Рун, все привычны к чудесам. Фее трудно такое хорошее пробудить в ком-то столь запросто. Порадуются, да, но не расчувствуются и не удивятся. Совсем другое. Правда, ваш мир жесток. Иные феи, кто тут побывал, потом порою плачут. От воспоминаний. И не рассказывают никому, что видели. И даже надломленными иногда становятся, словно пережили то, чего не вынести. Надолго здесь фее лучше не оставаться. Но всё же у вас много есть такого, чего у нас… при фее не случится. Что в душах ей не вызвать столь легко. Простою магией.

Она тяжело вздохнула от переполняющего её светлого умиления.

— Да, бабушку мою ты сразила, — покачал головой Рун. — Прямо наповал. Да и меня всё удивляешь. А что сейчас будет в деревне. Я даже и представить не могу. Хотел бы я на это посмотреть. Жаль, не увижу.

— Рун, ты сходи, коли сильно хочешь, — предложила Лала добродушно. — Ты с феей, а чудес так мало видишь. Только недолго, а то боюсь одна.

— Нет, — возразил он с мягкой улыбкой. — Моё чудо здесь со мной. Других мне не надо.

***

День стал клониться к вечеру. И Рун понял, что пора. В каком-то смысле это было даже облегченье. Ждать и страшиться грядущего тяжело. Но всё равно ему было не по себе. Лала тоже заметно волновалась.

— Рун, я хорошо выгляжу? — обеспокоенно спросила она.

— Да.

— А волосы как? Причесать бы. Ещё раз.

— Лала, это очень долго, не успеем. Да и зачем, они и так чудесны. Расчёсаны идеально, не сомневайся даже.

— А платьице как? Сзади ровно сидит?

— Сидит отлично. Лала, поверь мне, ты великолепна. Очаровательна, аж сердцу больно, как смотришь на тебя. Не наглядишься, сколько не смотри, я вот любуюсь, и не налюбуюсь. Никак. Наверно нету в нашем мире ничего, что бы могло по красоте с тобой сравниться. Хоть сколько-то. Хоть на мизинчик. Правда.

— Ого, как много пыла, — разулыбалась Лала. — Ты прям меня пугаешь, Рун.

— Пугаю пылом?

— Да.

— А это плохо? Когда он есть.

— Не знаю. Нет. Но просто непонятно, откуда он, ведь ты меня не любишь.

— Уж прям и не люблю?

— Ну, не влюблён.

— По мне, так очень даже я влюблён.

— А где моё могущество тогда?

— Похоже, где-то обронилось просто. Может проклятье не даёт могуществу родиться от любви, но она есть.

— Поверь мне, Рун, ты не влюблён, — уверенно заявила Лала. — Это не скрыть никак. Я бы увидела. Тогда б и пыл был постоянно. И ты бы был… как будто окрылён, всё время воодушевлён, и счастлив и страдал одновременно. Вот так примерно. Всё было бы.

— А ты откуда знаешь? Как быть должно, — поинтересовался он.

— Догадливая.

Рун усмехнулся.

— Тебя, моя голубка, не поймёшь. То жалуешься, мало комплиментов, то их пугаешься.

— Загадочные девы существа. Непостижимые для вас, мужчин. Смирись с этим. Мой зайка, — с юмором посоветовала Лала.

— Да я смирился уж давно.

— Мне было приятно, Рун. Очень — уже без шуток сказала Лала тепло. — Почаще мне такое говори. Но это глубже проникает в сердце, когда не в суете при сборах говорят, а при объятьях нежных.

— Ну то есть надо было приобнять сперва.

— Ну, может быть, — улыбнулась Лала.

Рун взволнованно вздохнул.

— Эх, бабули так и нет. Всё, Лала. Надо выходить. Готова?

Она тоже вздохнула.

— Да. Только страшно. Знаешь, Рун, если среди народа будут малыши, и я увижу их с собою рядом, я растрогаюсь, и волшебство мне станет проще для толпы свершить. Но может всё равно не выйти. Терзает меня это.

— Лала, — сказал вдруг Рун с задумчивым видом.

— Что, милый?

— А ты можешь при толпе колдовать для меня?

— Для тебя? Могу, пусть хоть весь мир вокруг сберётся. Мне для тебя легко творить.

— Так ты твори при них для меня. А они будут думать, что это для них. Вот и всё. Так выйдет?

— Ох, правда! — обрадовалась Лала. — Ты очень умный, Рун! Только…

— Что?

— Наверное нельзя так поступать, — опечалившись, промолвила она. — Я словно всех их обману тогда. Они будут считать, творю я от души для них. А это для тебя. Нечестно и немножко грубо.

— Лала, мы не их обманываем, а твою природу. Раз она препятствует тебе следовать веленью сердца, мы это обойдём вот так. Ведь для меня ты можешь творить и когда никого рядом нет. Так что это будет для всех.

— Я не могу творить для тебя, когда мы одни, ты мне не разрешаешь, — возразила Лала с деланной грустью, иронично глядя на него.

— Да почему я не разрешаю, Лала!? — с безупречно правдоподобной искренностью подивился Рун. — Я-то как раз только за. Двойная выгода. И чудеса, и жертвы. Твори когда захочешь.

— О, спасибо! Ты очень добрый. И бесхитростный. Мой суженый, — весело рассмеялась Лала. — Пойдём, Рун. А то все ждут. Давно. Ступай со мной уверенно и гордо, с достоинством. Без зазнавайства, просто с уваженьем. И к людям, и к себе. Не опуская головы. Ты всё же ныне важная персона. Теперь, когда мой будущий супруг.

— Я постараюсь, Лала, — пообещал Рун.

Он взял её за руку, и они направились в сени. Перед дверью Рун ещё раз глубоко вздохнул, собираясь с силами, отпер засов. Затем вдруг обнял Лалу. Она посмотрела ему в глаза тепло и добродушно.

— Ну, с богом, — произнёс он тихо.

— Всё будет хорошо, Рун, — ласково приободрила его Лала.

Рун выпустил её из объятий, толкнул дверь и не раздумывая шагнул вперёд, сжимая маленькую изящную ручку Лалы в своей руке. Даже сейчас, в этот миг большого волнения и тревог, он отчётливо чувствовал, как это приятно сердцу. Просто держать Лалу за руку. Быть с ней. В столь значимый и сложный момент их жизни.

На пороге Рун и Лала остановились. Из-за ограды на них немедленно уставились наверное тысячи глаз. Вся улица была в людях, просвета нет, а на ближайших домах сидели и на крышах. Вдруг резко наступила мёртвая тишина, все разговоры смолкли, и по толпе дружно прокатился вздох изумлённого умиления. Он прозвучал столь громко и явственно, словно людская масса была огромным единым живым существом. У Руна по всему телу пошли мурашки. Большим усилием воли он заставил себя сдвинуться с места, поведя Лалу дальше. К калитке. Прямо у калитки по ту сторону ограды он с удивлением увидел старого барона, вместе со старшим сыном, с рыцарями, с приближённой знатью. При бароне находились только мужчины. Эта группка пребывала на пятачке свободного пространства, рядом с ними никого не было, но только буквально шагов на пять-шесть, а далее начиналась основная толпа. Ближе всех располагались местные дворяне, средь которых виднелись порой и дамы, но совсем немного. Ну а далее топтался простой люд, и городской и деревенский, и там уж и женщины и мужчины вперемешку, деревенские вообще семьями, всяк со всеми детьми. Совсем маленьких держали на руках.

Рун отворил калитку. Вид у барона был ошеломленный, как у человека, слегка утратившего ясность восприятия. Его сынок, молодой барон, смотрел на Лалу во все глаза, с чуть приоткрытым ртом. Довольно странно было наблюдать этих господ, всегда столь важных, столь уверенных в себе и горделивых, в таком смятении. Рун поклонился барону в пояс.

— Моё глубокое почтение, ваша милость. Лала, вот это барон Энвордриано, хозяин и хранитель сих земель, наш добрый справедливый повелитель. И сын его, наследник.

Барон, несмотря на своё шоковое состояние, умело выполнил галантный замысловатый поклон по всем правилам дворцовых этикетов, остальные его спутники склонили головы в знак приветствия. Лала, ненадолго отпустив руку Руна, ответила им изящным воздушным реверансом.

— Ах, господа, милорд, большая честь, что вы ради меня сюда пришли! — радушно промолвила она. — Мне лестно очень, и почётно, не ожидала, что сам правитель здешний прибудет поприветствовать меня. Я польщена. Спасибо.

— Как мог я не прийти к вам! — с чувством произнёс барон. — Когда в моих вы землях. Это честь! Вам засвидетельствовать своё почтенье. Хоть сутки у порога здесь, хоть двое, стоять готов был терпеливо. Чтоб вас увидеть, чтобы поклониться. Я ваш слуга навек покорный! Любой каприз ваш, даже самый мелкий, любую просьбу или пожеланье, за счастие почту исполнить. Вы восхитительны, чудесны! Вы чудо сами по себе! Но ваша красота… Достойна преклоненья неба! Я уж в годах, немало видывал красавиц. За свою жизнь. Но если их поставить рядом с вами. Вы будете луна на фоне звёзд. Они все мелкие и тусклые пред вами, другие кто красивыми слывут.

— Какой приятный комплимент! И поэтичный, — порадовалась Лала. — Огромное спасибо, добрый лорд. Я к вам намерена прийти с визитом послезавтра, если позволите.

— За честь великую почту! Безмерно счастлив буду вас принять! В своём жилище скромном, — воодушевлённо воскликнул старый барон.

— Мне будет честью побывать у вас, — учтиво ответствовала Лала.

— Одно лишь здесь меня печалит, госпожа, — извиняющимся тоном произнёс барон.

— И что же это? — удивилась Лала.

— Мы перерыли все архивы, все пыльные библиотеки, но не нашли нигде упоминаний о правилах и нормах этикета касательно приёма фей. Боюсь вас чем-нибудь обидеть ненароком. По недоразуменью.

— Вы зря печалитесь, мой лорд, здесь вовсе нету затруднений, — мягко сказала Лала. — Всё очень просто. Фея в вашем мире. Всегда равна со всеми. Кто б перед нами ни был, хоть король, хоть самый бедный из простолюдинов. Всяк может обращаться словно равный. Достаточно быть вежливым, не быть настойчивым и соблюдать приличья. И всё.

— Действительно, всё просто, — признал барон. — Но всё же, дабы избежать ошибок, позорящих мой род и мои земли, что если завтра я пошлю до вас герольда, и вы с ним согласуете детали о том как надлежит вас принимать?

— Какая замечательная мысль, — тепло улыбнулась Лала. — Вы очень мудрый. Конечно присылайте, добрый лорд. Желательно с утра. Не на заре, но до полудня. Я согласна.

— Спасибо, госпожа моя! — обрадовался барон. — О, как завидую я своему герольду! Ведь будет он вас завтра видеть. А я вот нет.

— Всего денёчек подождать, и сможете увидеть, — мило ободрила его Лала. — Теперь, мой лорд, прошу у вас прощенья. Все эти люди здесь из-за меня. Должна я поприветствовать их тоже. Ведь я равна со всеми ими. И все они равны со мной.

— Не смею вас задерживать, — старый барон снова поклонился по всем правилам. Лала опять сделала свой удивительный изящный воздушный реверанс. И Рун повёл её вперёд. Они проследовали прямо к краю толпы, и уже не видели, как барон вдруг схватился за голову:

— Старый я дурень! Я ведь даже не представился! Можете вы в это поверить?! Забыл! Растерялся как мальчишка!

— Немудрено и растеряться, милорд, — произнёс его советник. — Мы все немного не в себе сейчас. У меня дрожь в руках.

— Отец, вас всё равно все знают, — заметил сын борона. — Не сомневаюсь, ей уж всё известно. Как нам известно её имя. Если задуматься, то лорду нет нужды на своих землях представляться перед кем-то.

— Сынок, тут дело не в нужде. А в вежливости и этикете, — поделился с ним мудростью барон. — Она почётный гость и дама.

— Мне кажется, отец, сейчас ей не до нас, и не до этикета.

— Быть может так, — кивнул барон. — Но всё же я забыл! В мои-то годы! Мальчишкой себя чувствовать. И сердце так колотится. Занятно.

Рун с Лалой остановились перед знатью, самыми именитыми местными дворянами. Кто был в парчу с шелками разодет, а кто в искусных дорогих доспехах с цветными гербами. Рун никогда не видел столько знатных людей вместе, да ещё в столь маленьком пространстве. Как селёдок в бочке. Ему стало очень неуютно. Любой нормальный крестьянин в подобной ситуации захочет или убежать или спрятаться. Компания господ надменных добра простолюдину не сулит. Одно было хорошо, все глаза смотрели только на Лалу. Он был от них на расстоянии вытянутой руки, но они его даже видели. Словно его и нет. И прятаться не надо. Лала сделала свой грациозный воздушный реверанс, дворяне, возглавляющие толпу, из-за скученности вынужденно ограничились сдержанными поклонами.

— Здравствуйте, добрые господа, рада с вами познакомится, — приветливо сказала Лала.

— Благодарим за честь вас лицезреть, госпожа Лаланна, — вежливо и немного растерянно произнёс пожилой дворянин в богатом величавом облачении.

Это был сэр Хидрианте, известный в прошлом рыцарь, один из самых родовитых, богатых и уважаемых жителей города. Рун призадумался, надо ему что-то говорить Лале о том, кто сей человек. Но всё же решил, что нет. Тут знатных лиц не счесть, к чему сейчас детали. Сочтут необходимым и уместным, сами представятся. Тем более, навряд ли им придётся по нраву, если он начнёт делать это за них.

— Благодарим, благодарим, госпожа Лаланна, — завторило Хидрианте в разнобой множество голосов.

— О, вы уж знаете и как меня зовут, — удивилась Лала.

— Конечно, все уж знают, госпожа, — ответствовал сэр Хидрианте. — Не сыщется в округе никого, я думаю. Кто бы не знал.

— Мне приятно, — разулыбалась Лала. — Господа. Когда бы вы немножко расступились, я бы смогла по улице пройти, и всем, кто здесь собрался, показаться.

— Дорогу фее! — требовательно объявил сэр Хидрианте. И первым отступил. По толпе сразу понеслось от человека к человеку по цепочке «дорогу фее, дорогу фее». Рун думал, это невозможно, но люди быстро как-то отхлынули в две стороны, уплотнившись, к оградам изб, и посредине меж ними образовалась свободная дорожка, вполне широкая, чтобы идти вдвоём. Лала взмахнула рукой, и вдруг на дорожке взошёл сплошным ковром сияющий ярким светом газон из красочных причудливых цветов на очень низких ножках. Толпа снова ахнула заворожённо. Рун слегка опешил, но почувствовал, что Лала хочет лететь вперёд. С трудом он заставил себя сдвинуться с места, поведя её по этому сверкающему цветущему полотну. Они следовали неторопливо, и Лала со всеми приветливо здоровалась, улыбаясь очень радушно. В ответ с ней тоже здоровались, умилённо, иные аж плакали, глаза у всех горели изумлением, восторгом и каким-то добрым светом. Пожалуй даже счастьем. Рун с удивлением понял, что все здесь, сейчас, в эту минуту, счастливы. Забыли ненадолго про свои житейские печали и невзгоды, и радуются чуду простодушно. Чем дальше Рун с Лалой отдалялись от избы, тем толпа понемногу становилась реже, менее скученной, всё чаще попадались знакомые лица деревенских, с отпрысками всех возрастов, включая самых юных, что пробуждало в Лале особенно тёплые чувства, она с безмерной добротой глядела на деток, ласково улыбалась малышам. Был тут и кузнец деревенский, со всем своим выводком. Рун до сих пор шёл молча, даже не кивнул ни разу ни единой душе, привык так, знал что его не любят и его приветствие никому не нужно. Однако кузнец другое дело, он-то как раз, единственный наверное, кто к Руну чувств недобрых не питал.

— Добрый вечер дядя Тияр, — поздоровался с ним Рун вслед за Лалой.

— Здорово, Рун! — рассмеялся кузнец чуть ошалело. — Да, вижу, не соврал, но всё глазам не верю. Ты молодец! Твой дед гордился бы.

Лала сразу приостановилась, впервые за весь путь, улыбнувшись малышке лет трёх, которую кузнец держал на руках.

— Как тебя зовут, милая?

Девочка заробела и молчала.

— Её зовут Мия. Младшенькая моя, — ответил за неё кузнец.

— Вот это, Лала, наш кузнец. Тияр. Хороший человек, большой друг моего деда покойного, — представил ей Рун своего односельчанина.

— Ох и здоровы же вы, дяденька, — покачала головой с уважительным удивлением Лала, оглядывая его могучую мускулистую фигуру.

— Да уж не обидели боги силушкой, — польщённо произнёс Тияр.

— Я бы хотела прийти к вам завтра в гости. Можно? — спросила Лала, мило улыбаясь.

— Ко мне домой? — потрясённо переспросил Тияр, не веря своим ушам.

— Хотелось бы. Я б посмотрела, как у вас живут. На кузню вашу.

— Вот это да! — Тияр был вне себя от радости. — В любое время дня и ночи! Приходите! Вас встретим, как принцессу! Как богиню!

— Ну, значит, решено. После полудня я к вам загляну. Что хочешь завтра в подарок, милая? — снова обратилась Лала к малышке.

— Мёду, — смущённо буркнула та.

— Медку хочешь?

— Не надо, — рассмеялся кузнец. — У нас всего в достатке. Мы ей просто не даём много мёда. Чтобы зубки не болели и животик. Сладкоежка она у нас.

— Папа против мёда, — извиняющимся тоном ласково сказала Лала. — Может что-то ещё хочешь?

Девочка задумалась.

— Дудочку, — проговорила она наконец.

— Ладно. Я постараюсь дудочку найти, — пообещала Лала с сияющим личиком. — До свидания, хорошая моя. До завтра, дяденька Тияр.

— Я ночь теперь не буду спать! — восторженно сообщил кузнец.

Лала одарила его радушной улыбкой, и они двинулись дальше. Вскоре попался им на пути и ещё один человек, которого Рун никак не мог проигнорировать.

— Вот это, Лала, наш жрец деревенский, отец Тай, — представил он полноватого мужчину в обряднике жреца луны.

— Приятно познакомится, святой отец, — вежливо произнесла Лала.

— Благословенны будьте, госпожа, — с достоинством ответствовал отец Тай. — Надеюсь вас увидеть в своём храме. Мне будет честью.

— Конечно, — пообещала Лала. — Завтра и зайду. Если позволите.

— Мы храм украсим празднично для вас! — обрадовался жрец. — И благовоньями душистыми окурим.

— Я буду рада получить благословенье ваше по местным правилам у алтаря, — заверила Лала добродушно.

— Наш храм был освящён самим жрецом второго ранга в день летнего солнцестоянья, — похвалился жрец взволнованно.

— Мне лестно, что смогу я посетить столь важное святое место, и прикоснуться к его таинствам духовным, — очень искренне промолвила Лала. — До свидания, отче.

Рун с Лалой отправились далее. Раньше или позже, но всё же наступил момент, когда толпа вдруг закончилась. Резко оборвалась вместе с чудесной дорожкой, и никого. Рун был в недоумении: а дальше-то что делать? Но Лала точно знала, что. Она тут же повернула обратно.

— Теперь пожалуйста, поменяйтесь местами — обратилась она к людям. — Пусть те, кто был за спинами, выдут вперёд, а те, кто впереди стоял, уйдут за спины им к оградам. Так все меня увидеть смогут вблизи и познакомиться.

Рун снова удивился, насколько быстро и послушно народ всё выполнил. По толпе сразу пошёл говор, передающий просьбу феи по цепочке, все пришли в движение — раз, и у тропки из цветов уже совсем другие персоны. Но тоже взволнованные, радостные и довольные. Рун повёл Лалу назад. И опять она всех приветствовала, всем улыбалась, и это длилось долго, бесконечно, Рун потерял счёт лицам и шагам. Дорожка под ногами их светилась и радовала взгляд сиянием цветов, придавая происходящему какое-то особое очарование. Может благодаря этой дорожке, может просто привык, но Рун постепенно полностью успокоился, шёл словно плыл по воле волн. Он чувствовал себя довольно странно. Но знал, что не забудет никогда всё, что сейчас здесь происходит. Что это очень глубоко внутри теперь останется навеки. Как нечто самое причудливое в жизни. Что с ним случалось.

Когда Рун и Лала снова достигли своей избы, уже понемногу начинало смеркаться, к тому же облачность укрыла небо, усиливая ощущенье полутьмы. Однако это лишь добавило эффектности творящемуся действу. Дорожка из цветов давала столько света, что озаряла их, как солнце в ясный день. Рун было с облегчением решил, вот и всё, отмучились, но как бы не так. Лала и не подумала поворачивать к калитке, где всё ещё топтался барон с приближёнными, просто кивнула тому вежливо с улыбкой, и пролетела мимо, продолжив движение вперёд. Дом Руна располагался на краю деревни, далее улица почти сразу оканчивалась, переходя в дорогу, ведущую в сторону леса и реки. Но на этой дороге тоже толпился народ, пусть и гораздо меньшей численностью, зато не абы какой. Опять и дворян много, в том числе судья с супругой, градоначальник, воевода, самые богатые из местных купцов. Главный жрец из храма городского. Так же не самый низкородный человек. Хоть вроде жрец есть жрец, и всё же разница в миру имеется, он ведь не сутками службы служит, бывает и в гостях, и на приёмах. Для знати он свой. Да и спесивые дворяне порой и когда молятся, предпочитают головы склонять лишь перед тем лицом духовным, в ком есть хоть капля благородной крови. С этой стороны люд стоял цельной массой, но лишь Лала приблизилась, сам расступился, давая проход, даже и просить не пришлось. Лала снова взмахнула рукой, и здесь тоже пролегла светящаяся дорожка из цветов. И опять они шли — Рун шёл, Лала летела — и она приветствовала всех, тепло улыбаясь. На сей раз толпа окончилась довольно скоро. Чуть поодаль виднелись во множестве привязанные кони, кареты, ожидающие своих хозяев. Были там и слуги, не рискнувшие подойти, бросив без присмотра транспорт господ. Таращились во все глаза. Лала весело помахала им рукой. Затем она развернулась, а народ уж снова сам всё сделал, обменялся местами без всяких просьб. Рун повёл её назад. Мелькали лица, чьи в улыбках, чьи в слезах, но все исполненные бесконечным счастьем. Сиянье под ногами веселило глаз и радовало душу. Темнело небо. Негромкий гомон множества делящихся взволнованным полушёпотом впечатлениями голосов смешивался с редким свистом стрижей и отдалённым лаем собак. Всё это было похоже на сон. Да и по сути ничем не отличалось от оного. Для яви было необычно, а вот для сна вполне б сошло за рядовое. Рун даже ненадолго забылся в этом ощущении нереальности, не совсем понимая, спит он или бодрствует. Но рядом была Лала. Её близость, её красота, подсвеченная радугой цветов, её тонкие пальчики, которые он держал в своей руке, её приятный голосок, одаряющий окружающих приязненными словами. Разве может сердце юноши в таких условиях спокойно биться, позволяя сознанию пребывать в ином месте, чем здесь и сейчас, с ней. С девушкой, что очень ему дорога.

Наконец настал момент, когда Рун с Лалой поравнялись со своей избой. И тогда уж остановились. Рун теперь-то был уверен, что всё, окончено, сейчас домой и скроются от глаз. Но как оказалось, и в этот раз ошибся. Лала снова не повернула к калитке.

— Дорогие мои, я рада была с вами повстречаться, — очень тепло обратилась она к людям. — Надеюсь, не обидела ничем. Теперь пусть те, кто с маленькими детками, выходят на дорожку, а детки ручку вытянут ладошкой вверх, и уж не убирают хоть минутку, чтобы не случилось. Пожалуйста. И подходите ближе сюда прям по дорожке, кто с детками, коли свободно место.

По толпе быстро передали её слова. С малышами были только местные деревенские. Вот они и выдвинулись во множестве на светящуюся тропку. Дети с радостным любопытством разглядывали чудесные сияющие цветочки, которые в тускнеющем обрамлении наступающего вечера казались ещё ярче и красивей. Родители стали говорить им вытянуть ручку, кому-то и помогали, сами держали как надо. Лала взмахнула рукой. У всякого малыша на ладошке появилось яичко, необычное, явно не куриное. Послышались удивлённые возгласы. Вдруг яички зашевелились и из каждого вылупилось небольшое забавное существо, у всех разное. У кого-то это был гномик в шляпе, у кого-то миниатюрный зайчик во фраке и с тросточкой, у кого-то изящная фея-дюймовочка в красивом платьице, у кого-то котёночек в сапожках, у кого-то уточка в сарафане, и т.д. И все эти существа начали танцевать на ладошках у малышей. Гномик задорно выделывал залихватские коленца, зайчик выплясывал чечётку, фея грациозно кружилась. Взрослые заахали, детишки изумлённо вылупили глазёнки и принялись весело смеяться.

— До свидания, дорогие мои, — попрощалась Лала. — Устала, отдыхать пойду. А чудо ещё несколько минут побудет с вами. А потом исчезнет. Простите коли что не так. И я хочу просить вас всех сердечно. Вы постарайтесь с завтрашнего дня поменьше обращать вниманье на меня. Не слишком сильно. По возможности. Если начнут за мной ходить гурьбой всё время, мне будет тяжело. Ещё раз до свиданья.

Люди тоже стали прощаться с Лалой растроганно и благодарить её. Лала сделала пред ними воздушный реверанс, Рун отвесил поклон. И они направились к калитке. Барон со свитой всё ещё был тут.

— А вы всё ждёте, добрый лорд. И господа, — тепло сказала Лала. — Мне очень лестно. Прошу вас, не серчайте на меня, и не сочтите за неуваженье, но я сейчас вас не могу принять. Устала, нету сил. Через денёчек я к вам прилечу. На целый день, если хотите.

— Хочу, мечтаю, грежу, жажду, на целый день, на год, на век стать счастлив чести видеть вас своею гостьей, — горячо поведал барон. — Вам не за что пред нами извиняться, госпожа. Это уж вы простите нас за то, что и мы тоже со всей толпой зевак стоим тут, утомляя вас.

— Моей усталости сегодняшней причина совсем не в том, что вы стоите здесь. Поверьте, мне приятно очень ваше внимание, — искренне и душевно заверила Лала. — До свидания, милорд.

Она сделала свой чудной воздушный реверанс, Рун поклонился в пояс господам. Господа поклонились Лале, барон расшаркался в сложном галантном поклоне.

— До послезавтра, госпожа Лаланна. И благодарю, что вы сочли возможным мои края почтить своим визитом. Большая честь.

— Милорд, — улыбнулась Лала. — То что я здесь, заслуга не моя. А вот его. Моего суженого. Руна.

Барон посмотрел на Руна с некоторым удивлением, словно впервые осознал, что оказывается тут есть ещё кто-то, причём так рядом.

— Спасибо, парень, — не растерявшись, произнёс он не без доли юмора, усмехнувшись про себя, что выражает признательность деревенщине-холопу.

А вот Руну было не до смеха, он смущённо молча снова поклонился в пояс. После они с Лалой наконец миновали спасительную калитку и вскоре скрылись от всех за дверью. Оба они остановились прямо в сенях, не в силах боле передвигаться. Лала даже опустилась с крыльев на ноги. Рун чувствовал себя полностью опустошённым.

— Устала? — спросил он тихо.

— Очень, — еле слышно ответила Лала.

— Хочешь, обниму.

— Конечно, — молвила она тепло.

Он прижал её к себе.

— Так гораздо легче, — с ещё большей теплотой проговорила она утомлённым голосом.

— Мне тоже, — улыбнулся Рун. — Осталось хоть немного магии?

— Почти ни капли, Рун. Но мне не жалко. Красиво было. И чудесно. И детки так смеялись. По-моему неплохо получилось.

— Всегда меня ты удивляешь, Лала. Своею магией. Дорожка из светящихся цветов. Забавные созданья из яичек. Такого даже в сказках не услышишь. Включая те, которые про фей.

— Ты просто не был в нашем мире, Рун. В моей стране. У меня в… дома. Там много всякого такого. Что тут никак не наколдуешь. Это счастливое колдовство. Чтобы его творить, нужно быть счастливой. Или быть рядом с тем, кто очень дорог. От кого трепетно сердечку. И нужен повод. Или праздник. Какой-нибудь. Помолвка, например, или вот детки, собравшиеся фею посмотреть впервые. Что-то особенное, значимое.

Она вздохнула.

— Хочешь прилечь? — участливо спросил Рун.

— Хочу. Но лучше постоим ещё. А то уляжемся, а тут твоя бабуля. Придёт. А я хочу объятий. Поболе, чем лежать, Рун. Мне легче в них.

— Хорошая моя, — ласково произнёс он.

— Любимый мой, — ответствовала Лала с умиротворённой нежностью.

— Довольно искренно как будто прозвучало, — порадовался Рун.

— Да искренно, мой зайка, искренно, — добродушно улыбнулась Лала.

***

На землю опустился поздний вечер. Луна взошла, заглядывая в окна. Горели ярко масляные лампы. Барон сидел в своих покоях, задумчиво поглаживая подбородок. Недавно дети спать ушли в опочивальни, блестя восторженно глазами от рассказа о доброй фее и о чудесах её, взволнованные радостною вестью, что собирается она с визитом в замок. Приятные моменты жизни, когда тебе внимают благодарно, с счастливым изумлением на лицах, те кто тебе столь важен. Приятно было им о ней поведать. И сам как будто снова пережил. Событья удивительные эти.

— Ваша милость, — вдруг постучали в дверь.

— Входи уже, — приказал барон.

В покои вошёл советник.

— Милорд, вы меня звали?

— Звал. Садись. Что, тоже ещё не ложился?

— Да где тут лечь, милорд. Всё не приду в себя, — советник пристроился на боковом диванчике.

— Да уж, — кивнул барон. — Какие дела творятся! Я и в походах ратных в молодые годы так не был… взбудоражен. Перед глазами до сих пор стоит. Всё, что случилось. Размышлений столько. Ум переполнен. И вот что я скажу. Не жирно ль фею-то холопу?! В какой-то мере это даже унижает. Меня, мой род. Когда он будет с ней под носом жить. Её нам надо у него отнять. Что думаешь?

— Милорд, поверите ли мне, я те же мысли неотступно имею в голове последний час.

— Ну, поделись, чего надумал.

— Здесь целых три проблемы возникает. Во-первых, как отнять. Она-то не холопка. Ни силой не заставишь, ни прельстишь богатством. Быть может титулом? Не знаю. Сложно. Плюс, влюблена, как говорят, в холопа, причём магически возникла та любовь. Второе — как удержать, когда её отнимем. У нас-то нету трёх желаний. Как у холопа. Нет и одного. Не пожелаешь, чтоб она осталась невестой или по иной причине. И третье — политический момент.

— Политический? — удивился барон.

— Милорд, соседи ваши. Да и сам король. Навряд ли будут слишком рады. Когда у вас есть фея. Их это уязвит.

— Что, думаешь, пойдут войной на нас? — с усмешкой посмотрел на него барон.

— Кто знает, ваша милость, — покачал головой советник. — Тут загадывать нельзя. Тем более что фея. По сути неизведанная мощь. Чем одарить способна, неизвестно. Что если силой, иль богатством? Иль вечной молодостью?

— А, глупости! — отмахнулся барон. — Когда она служить нам станет, да пусть они от зависти хоть лопнут. Никто на нас войною не пойдёт. Ведь я-то не холоп. Её у меня точно не отнимешь. Когда и у холопа отобрать столь затруднительно. Зачем же воевать тогда? Наоборот, начнут заискивать, искать контактов, дружбы. Чтоб и её почаще видеть. Монарху в милость попаду. Поверь, так будет.

— Вы мудры, милорд, — уважительно сказал советник. — Вы вероятно правы. И всё же нам подстраховаться надо. Ну, например, когда её отнимем, спрятать. И всем сказать, ушла в свой мир, домой. Иль постараться выдать её замуж. За вашего наследника. Благо, не женат. И даже не помолвлен.

— Но он уже обещан.

— Договориться можно.

— Ну да, пожалуй можно, — согласился барон, призадумавшись. — Почётно породниться с феей. Да и девица так прелестна. Что дух захватывает. На любом балу, на любом приёме все взгляды будут только на неё. Все устилаться будут перед ней. А значит перед нашим родом.

— Ещё и чудеса творить охотней станет. Когда они для собственной семьи, — заметил советник.

— И тут ты прав. Сие немаловажно, — кивнул барон. — Итак, осталась одна «мелочь». Как нам всё это провернуть. Как их женить. Советник, посоветуй.

Он не без доли иронии но в то же время с явной надеждой в глазах уставился в ожидании на подчинённого.

— Милорд, — очень серьёзно произнёс тот, — я предложить могу сейчас вам лишь одно. Пред нами крайне сложная задача. Решить которую нам мудрости не хватит. Вдвоём. Нам надобно опять собрать совет. Но только тех людей, смекалист кто и предан. Кто точно распускать язык не станет. И мысль способен дельную подать. И вот тогда быть может мы найдём, что делать. Но может быть и нет. Не просто это. Не гневайтесь милорд за прямоту.

Барон посмотрел на него пристально, так что заставил испытать холодок внутри.

— Мой друг, — молвил он спокойно, — ты должен уяснить одно. Сия девица вроде как святыня. Богиня, непорочный ангел. Отдать её холопу в жёны, чтоб с ним она делила ложе, рожала ему смердиков сопливых, это такая мерзостная скверна, которую мне тошно и представить. Я рыцарь, у меня есть честь. Я не могу остаться безучастен к беде богоподобного созданья. Её отнять нам надо точно. «Быть может» мне здесь не подходит.

— Я уяснил, мой лорд, — ответственно заявил советник. — Я вас не подведу. Одна лишь просьба.

— Говори.

— К вам фея в гости собралась. Вы, ваша милость, у неё узнайте, в беседе светской ненароком. Когда у них намечено венчанье. От этого и будем исходить. Поймём, сколько есть времени у нас. На то, чтоб свадьбу им расстроить.

— Я выясню, — пообещал барон. — Теперь ступай.

— Да сохранят вас боги, ваша милость, — склонил в поклоне голову советник и поспешил уйти. Барон же ещё долго не ложился, погруженный в волнительные грёзы открывшихся манящих перспектив.