Нож-саморез

Иван Николаев

Что случится с мальчиком, если он побывает в гостях у лешего? Чему учится подмастерье колдуна-починщика? Возможно ли защитить родную землю, избежав кровопролития? Как избежать неминуемой смерти от волшебного ножа?

5

Митьке ещё никогда не доводилось бывать в кремле, поэтому он смотрел по сторонам во все глаза. Снаружи, особенно со льда реки Кемы, кремль казался большим и грозным сооружением. Изнутри же, напротив, он выглядел маленьким и тесным. Постройки все стояли рядом — одна к другой. И ещё — в кремле было немноголюдно по сравнению с торгом и улицами.

Только вооруженные стрельцы стояли почти у каждой двери. Выглядели они хмурыми. Из терема, княжеского — догадался Митька, доносился чей-то грозный раскатистый голос, звуки которого не предвещали ничего хорошего тому, в чей адрес звучали. Слов почти не разобрать, но смысл улавливался легко.

Рядом с теремом стояли люди, судя по виду, боярского звания.

Худощавая старуха в дорогих одеждах, глядя на окна терема сказала:

— Гневается князь-батюшка! Ох, кому-то несдобровать!

Иван Григорьевич провёл их меж построек к довольно крупной избе, рубленой из толстенных брёвен.

Пока шли, встретили княжну Ирину Семёновну, прогуливающуюся с молодым, нарядно одетым татарином. Они шли не торопясь, увлечённые общением, не обращая внимания на грозные речи князя. Татарин что-то говорил вполголоса, а княжна слушала, улыбалась, и коротко отвечала. Татарин, заметив Николая Ивановича, на миг отвлёкся от разговора с княжной и учтиво кивнул. Сие событие не осталось не замеченным боярином.

Через высокое крыльцо попали внутрь. В горнице за столами сидели трое мужчин и что-то усердно писали, скрипя перьями. При появлении Ивана Григорьевич все трое вскочили и почтительно поклонились.

— Работайте, — сказал им старший подьячий, и чуть повернув голову к Николаю Ивановичу и Митьке, добавил, — нам сюда.

Прошли ещё через два маленьких помещения, спустились вниз по ступенькам.

— Тьфу, темно как. Никифор! — Рявкнул Иван Григорьевич. — Никифор, неси огонь!

Прибежал Никифор — один из тех троих писарей — с горящей свечой, зажёг лучины — стало светло.

— Вот эта дверь. Доставайте свои камни.

Дверь оказалась маленькой, с низкой притолокой — без поклона не войдешь, ни выйдешь. Кованые дверные петли и засов казались надёжными. Огромный замок незамкнутый висел на дверной ручке. Справа от двери вдоль стены стояла короткая скамья.

— Никого нет. — Иван Григорьевич толкнул дверь. Из мрачной темницы повеяло холодом. — Можете искать.

Николай Иванович развязал мешочек, вытряхнул на ладонь два камня, сунул мешочек обратно в карман.

— Следы долго не живут. Смотрите внимательно — от шапки-невидимки на притолоке могла остаться светлая полоса.

Подьячий, Митька и Никифор упёрлись глазами в притолоку. Николай Иванович поднёс к притолоке камни, один с этой стороны дверного проёма, другой камень — в темнице, и медленно провёл ими справа налево.

— Ничего не видно, — констатировал он. — Митя, видел, как я делал?

— Ага.

Николай Иванович отдал камни Митьке.

— Делай так же по моему знаку, не торопись, медленно. — Сам достал ещё два камня и прижал их снизу к притолоке по краям — слева и справа. — Давай, Митя, двигай!

Митька впервые держал такие камни в руках: гладкие на ощупь, неправильной формы, цвета овсяного киселя, они выглядели почти прозрачными.

Митька поднял руки к притолоке, медленно повёл вдоль неё камни, и в какой-то момент глазам своим не поверил: на обычной деревянной доске мелькнула огненная змейка, как огонёк от свечи в полной темноте, если свечой водить из стороны в сторону.

— Ай, молодцы! — рявкнул Иван Григорьевич прямо на ухо.

От испуга камень выскочил у Митьки из правой руки, но на пол не упал, по крайней мере Митька не слышал как камень ударился об половицы.

— Вот молодцы! — Продолжал радоваться подьячий. — Ну, Николай Иванович, ну, удружил! Вот помог так помог! Значит, вор пришёл сюда в шапке-невидимке, правильно я понимаю? И он ею под притолокой след оставил? Так я говорю?

— Так, Иван Григорьевич.

— Вот, значит, как они нас провели!

Митька стал оглядываться, пытаясь разглядеть на полу камень. Камень ведь белый, его должно быть видно.

— Никифор! Дуй за бумагой и чернилами, протокол писать будем!

Никифор исчез за дверью.

— Это ещё не все. Проверим замок. — Николай Иванович снял с дверной ручки замок, положил его на скамью, поднёс к нему камни. Следы волшебства не светились. — Похоже — замок открывали без всякого волшебства, ключом или отмычкой. И тогда выходит, что сторож или спал, или стал сообщником.

— Э-э-э-х, жаль! Парень то хороший! — с обидой в голосе сказал подьячий. — Придется голову рубить.

Примчался Никифор, разложил бумагу и чернила на скамейке, обмакнул перо, вопросительно поднял взгляд на подьячего.

— Пиши! Мною — старшим подьячим Разбойной палаты Иваном Григорьевым, запятая, с участием…

Подьячий диктовал, иногда повторяя сказанное, Никифор, закусив губу, писал, перо скрипело, а Митька всё раздумывал над тем, куда мог деться камень — на полу он точно не лежал. Николай Иванович молча стоял, прислонившись спиной к стене. Его голова подпирала потолок.

Куда? Не мог же он просто исчезнуть! Что сказать Николаю Ивановичу? У него же теперь будет недостача камней! Николай Иванович наверно очень расстроится или даже рассердится.

— Приложением оных камней на притолоке обнаружена огненная извилистая линия, идущая от стрелецкого поста в темницу, запятая, что, запятая, по словам Николая Иванова означает…

И тут Митьке пришла в голову мысль: а что если разбойник в шапке невидимке всё ещё здесь? Его же никто не видит! А он всё видит и слышит! И камень он схватил, а может даже выхватил, и держит у себя! Потому-то камень и не упал на пол.

Тут Николай Иванович подманил к себе Митьку пальцем, и, склонившись к уху, шепнул:

— Камень у тебя в рукаве.

Митька так обрадовался, так обрадовался! Улыбнулся, опустил руку, потряс предплечьем. Камень скользнул между сорочкой и овчиной, выпрыгнул из рукава, стукнулся об пол и покатился к двери, к той двери, что вела наружу, и остановился у порога.

— Приложением же камней к замку установлено, запятая, что… что же установлено-то?… ах, да, установлено, запятая, что волшебство к замку не применялось, запятая, и таковой отомкнут либо ключом, запятая, либо отмычкой.

Митька бросился поднимать камень, наклонился, протянул руку чтобы взять камень, да чуть не ослеп — так от пола сверкнуло. Митька зажмурился, яркий круг, сверкнувший на полу и ослепивший на время Митьку, продолжал плавать перед его взором, меняя цвет — жёлтый, белый, розовый, голубой.

— Что это было? — удивился подьячий.

— Не торопись, Иван Григорьевич, сторожа своего казнить, — сказал Николай Иванович. — Не виноват он. Ему глаза отвели — он ничего не видел. Митя на полу нашел след от волшебного фонаря. Такие фонари — вещь исключительно редкая. Делают их в Новгороде, и всё, что сделают, продают немцам.

— Молодец, Митрий! — похвалил подьячий. — Будет и тебе награда.

— Спасибо. — Митька отдал камни Николаю Ивановичу от греха подальше.

— Никифор, пиши, — повеселевшим голосом Иван Григорьевич продолжил диктовать протокол. — Так, на чём я остановился? На замке. Ага. Пиши: А на полу найден след волшебной лампы, круглый, размером в одну пядь. Посредством сей лампы злоумышленники отвели глаза сторожу и сокрыли открывание дверей, замков и свой выход из темницы. Запятые сам расставь, а то уже не маленький!

Дальше всей компанией они искали и находили следы волшебных вещей в избе Разбойной палаты, в кремле возле ворот. Нашли и записали о находках в протокол. Уже темнело, когда Николай Иванович и Митька на санях были доставлены домой. В руках Митька бережно держал свой первый заработок — несколько печатных пряников. Поделюсь с Сонькой и Васькой — решил он.