Путь Аграфены

Иван Быков

В небольшом городке, который – конечно же – является частью огромного мира, свершилась беда. Убежала девочка. Не такая уж это и беда, скажете вы, но такое случилось в городке впервые. Искали ее охотники, искала ее почтенная матрона – «царица». Отец и мать ее искали, Ведьма тоже найти не смогла. Обратились к горному колдуну, так и он оказался бессилен. Пираты, таинственные помощники, черные враги. По морям, по островам, по ядовитым лабиринтам, по кручам и низинам – везде была Аграфена, все увидала. Романтика многих миров, торговых площадей, искусных ремесел и кровопролитных войн, магия и мечи – все это в одном рубиновом бокале из лучших погребов Агадира. Но вот однажды… «Путь Аграфены» – это взрослая повесть для детей и детская сказка для взрослых. Или наоборот? Решать читателю. Иван Быков продолжает радовать любителей интеллектуальной прозы.

Глава 6. ПОМОЩНИКИ

«И на будущее время я советую вопреки нашему обыкновению не принимать в союзники таких народов, которым в беде мы должны помогать, но от которых в случае нужды нам самим не получить помощи».

Фукидид. «История»

— А каково Ваше настоящее имя? — спросила Гарафена с искренним интересом. — Вы же не всегда были Ведьмой.

— Это и есть мое настоящее имя, — Ведьма потрепала Гарафену по все еще влажной после речных купаний голове. — Мне другого не нужно.

— Но Вы сами говорили, — настаивала девочка, — что имя должно иметь значение. Говорили, что в Ваших краях имя дают при рождении, чтобы его значение и человек как бы проникли друг в друга.

— Так и было, — подтвердила Ведьма. — До тех пор, пока я не поняла свою истинную суть. Не без наставника, конечно. Теперь я Ведьма.

— Хм, — задумалась Гарафена. — Кто ж добровольно захочет быть Ведьмой? Жить вдали от людей, ловить на себе косые взгляды. Быть изгоем. Тяжелое у Вас имя. Темное.

Ведьма рассмеялась — как обычно, звонко, почти по-детски.

— Темное имя, говоришь? И что же оно, по-твоему, обозначает?

— Вредить, наверное, — честно призналась Гарафена.

— Ведать, — исправила Ведьма. — Знать. А знание — это свет. Так что имя у меня самое что ни на есть светлое. А вот «добровольно» ли — это уже другой вопрос. Не все в жизни человек делает по своей воле. Есть силы, против которых нам не выстоять. Порой нужно отдать себя течению судьбы. А вот по поводу изгоя ты права. Те, кто знают, а не делают вид, что знают, — всегда одиноки. Мы уже говорили об этом.

— А можно, я останусь у Вас? — наивно спросила девочка. — И Вы не будете одиноки. И я не буду одинока…

— Ты, девочка-дорога, уж точно не будешь одинока, — улыбнулась Ведьма. — Подожди всего минуту. Они уже в пути.

— Мне нравится, когда Вы меня так называете, — призналась Гарафена и протяжно повторила:

— Дорога! А можно я тоже буду себя так называть?

— Конечно, — «позволила» Ведьма. — Это же часть твоего имени.

— Га, — попробовала на вкус Гарафена. — Я буду звать себя Га. А кто уже в пути? Кто будет через минуту?

— А вот они, — ответила Ведьма и широко повела рукой.

Га взглянула на ту поляну, в сторону которой указала Ведьма, и попятилась в страхе. Трудно было подобрать слова, чтобы описать три создания, представшие перед изумленным взором испуганной девочки.

Все три существа были похожи друг на друга и при этом разнились, как, скажем, похожи и разнятся ворон, лебедь и морская чайка. Похожи тем, что их женские лица и обнаженные груди были прекрасны. А вот различий было не счесть.

Первая «птица» сидела на траве, сложив крылья так, что их вовсе не было видно, но широко взъерошив яркие, переливчатые перья. Блеск перьев был изменчив и беспокоен, полон броских цветов и мягких полутонов, то ослеплял глаз, то успокаивал, и в пестроте этой девочка Га все не могла уловить никакой закономерности, никакого порядка. За спиной создания раскинулся впечатляющий размерами хвост такой же беспокойной окраски. И странное дело: Га казалось, что «птица» то полностью теряет человеческий облик, то вдруг обретает совершенно человеческие черты и действительно становится прекрасной обнаженной девой.

Вторая птица-дева, наоборот, раскинула великолепные крылья. Крылья дрожали так, будто она вот-вот собиралась вновь оторваться от земли и скрыться в неведомых далях. Перья сияли бело-желтым огнем, как сияет солнце, если глянуть на него сквозь прищуренные глаза. От оперения была свободна не только белая грудь, как у двух других птиц, но и гибкое тело до тонкой талии. По щекам создания непрестанно катились крупные слезы. И что показалось Га особенно странным — рот птицедевы был перевязан широкой черной атласной лентой.

Третье создание было настоящим чудом. Дева улыбалась, отчего сердце наполнялось радостью. Наверное, именно эта третья птица не дала девочке-дороге умчатся назад, в родной городок, к отцу и матери, к суровой бабке Анастасии Егоровне. Взгляд третьей птицедевы был добр, нежен, исполнен мудростью. Он успокаивал и сулил счастье. В русых волосах, заплетенных в могучую косу, красовалась золотая корона. Оперение было цвета небесной лазури. Но самое удивительное, что из-под крыльев, как из-под плаща-накидки Анастасии Егоровны, скрещивались воздушные, грациозные руки. В тонких пальцах правой руки птицедева небрежно держала невиданный ранее девочкой ярко-алый цветок.

Все три птицедевы смотрели на Га, но каждая по-своему: переливчатая — внимательно, изучающе; огненная, та, что с черной лентой на губах, — скорбно, как бы проливая свои непрестанные слезы именно по девочке Га; небесно-голубая — с нежным ободрением. Птицедевы смотрели на Га и молчали.

— Не бойся, милая девочка-дорога, — улыбнулась Ведьма. — Это мои друзья. А с этих пор — и твои друзья. Друзья и помощники в пути. Давай я тебя с ними познакомлю. Их-то с тобой знакомить не нужно, они и так знают о тебе больше тебя самой.

Вот эта птица всех цветов палитры мира, бескрылая, но с огромным хвостом носит имя Гамаюн. Не смотри, что она так сурово насупила брови. Она хоть и не добра, но справедлива…

— Как змея Гарафена? — вспомнила Га, снова перебив свою гостеприимную хозяйку.

— Как змея Гарафена, — вновь улыбнулась Ведьма и кивнула, не обратив внимания на невежливое поведение девочки. — Только имя ее происходит от слова «гомонить». Действительно, Гамаюн — любительница поболтать. И не бойся услышать ее голос. Наоборот, внимай каждому слову. Она видит будущее и сможет указать тебе верный путь. Она знает все на свете. Так что если будешь слушать особенно внимательно, если очень захочешь, то может и тебя научить ведовству.

— И я смогу стать Ведьмой, как Вы? — восхитилась Га.

— Сможешь, — кивнула Ведьма. — Но, думаю, тебе уготована другая судьба. Птица Гамаюн знает вернее.

— Так давайте спросим у нее! — чуть ли не потребовала девочка.

— Нет, — покачала Ведьма головой. — Гамаюн нельзя ни о чем спрашивать. Если захочет, то сама споет тебе песню. Или промолчит, если решит, что тебе о чем-либо знать не нужно. Давай лучше расскажу тебе о другой птицедеве, вот этой, бело-огненной.

— Почему у нее рот перевязан лентой? — спросила Га.

— Потому что ее песен тебе лучше не слышать никогда. Путь ее песни слушают твои враги. Это твой страж в пути, птица Сирин. Она тоже поет о будущем, но только о бедах и несчастиях. Тот, кто услышит ее песню, лишается разума. И даже если успеет заткнуть уши, все равно забудет о себе, цели пути, о сне и пище. Будет блуждать по лесам и пустыням, пока не падет мертвым.

— А почему в ее глазах так много слез? — прошептала Га.

— Сирин скорбит о тех, кто умер по ее вине. Она вовсе не желает убивать. Но такова ее суть, такова ее природа и назначение.

— Так же, как Ваша суть — ведать, быть Ведьмой?

— Именно так, — подтвердила Ведьма. — У каждого своя суть.

— А какова моя суть? — вдруг насторожилась Га.

— А вот это тебе и предстоит выяснить в дороге, — сказала Ведьма и вновь нежно потрепала девочку по голове.

Неожиданно пролился тягучий ручей мелодии, рассыпавшийся дождевым каскадом звонких капель. И так стало хорошо девочке Га, так тихо, так счастливо, так светло. Даже ветер, даже шелест листьев в кронах, даже недалекое журчание лесной речушки — все влилось в эту чудную мелодию и сложилось в слова:

Вкус яблок на губах.

Мой голос тих и прост.

Душа твоя в цветах.

Ликует Алконост.

— Вот она сама и представилась, — улыбнулась Ведьма и повела рукой в сторону небесно-голубой птицедевы. — Это твоя тихая гавань в любых бурях. Когда поет птица Алконост, даже морские волны превращаются в мягкую перину. Если, конечно, не запоет птица Стратим.

Последние звонкие капли песни все еще наполняли воздух над поляной. Птица Алконост подбросила алый цветок — даже не подбросила, а просто отпустила — и легонько подула. Цветок плавно двинулся в сторону девочки и лег ей на волосы. Алый всплеск тут же стал будто бы частью девичей челки. Без каких-либо креп он вплелся в тяжелые темные волосы.

— Это ее подарок, — залюбовалась Ведьма. — Знак счастья.