Фригорист

Иван Беляев

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

* * *

Бранный возглас Стрелкова, казалось, привел Данилыча в чувство. Он узнал голос приятеля, но никого не видел в гостиной. Он почувствовал кого-то на диване, но списал это на свое не вполне трезвое состояние.

— Стрелков? — полушепотом спросил Штерн и медленно направился в другую комнату, думая, что его разыгрывают.

Петрович тоже еще не вполне отошел от водочных паров, поэтому не сразу и вспомнил о своем новом состоянии.

— Данилыч, ты куда? — чуть приоткрыв заплывшие глаза, поинтересовался он.

Данилыч вздрогнул всем телом и резко обернулся. Снова никого не заметив, двинулся дальше.

— Ну и черт с тобой, — пробормотал Петрович, опустил голову вниз и, не увидев своего тела, вспомнил все, что с ним приключилось.

— Эй, стой, — он вскочил с дивана, едва не опрокинув стол, и кинулся за Данилычем.

Ему просто необходимо было с кем-то поделиться своим горем, объяснить, добиться сочувствия. А кто еще, если не Данилыч, мог бы ему в этом помочь? В плане сочувствия, естественно. Петрович догнал его уже в другой комнате, схватил за плечи и легко развернул лицом к себе.

К выражению сочувствия, даже элементарного понимания Данилыч оказался не готов. Он попытался вырваться из цепких объятий, но силенок у него не хватило.

— Да я это, Данилыч, я, — убеждал его Стрелков, обдавая крутым перегаром, — неужели не узнаешь?

— Вижу, что ты, — Данилыч слегка помотал головой, на всякий случай согласившись с призраком. Где-то он слышал, что с призраками лучше не спорить, тогда и они ничего плохого не сделают. Только вот он не знал, что призраки употребляют спиртное.

— В том-то все и дело, Витя, — с грустью в голосе произнес Стрелков, — что не видно меня теперь. Все есть как и было: руки, ноги, голова, только не видно их.

Стрелков слегка ослабил хватку.

— Теперь-то ты понимаешь? — вопросил он Данилыча.

— Теперь-то, конечно, — согласился Данилыч, все естество которого отказывалось верить в то, чего не видно.

— Да ты пощупай меня, пощупай, — настойчиво говорил Стрелков.

— Че ты баба что ли, щупать тебя? — пожал плечами Данилыч, но все же осторожно провел рукой по руке Стрелкова, который все еще придерживал его за плечи.

— Ну, черт старый, понял теперь?

— Чего ж тут непонятного? — пожал плечами Данилыч, опуская руку.

— Да ты морду потрогай, морду, — уже более радостно приказал Петрович.

— А чего ее трогать, морду-то? — криво улыбнулся хозяин, но руку поднял и начал ощупывать свое лицо.

— Какого хрена, Данилыч, — обиженно произнес Стрелков, — чего ты ваньку-то валяешь?

— А чего? — не понял Данилыч.

— Да ты меня трогай-то, а не себя, — Стрелков снова повысил голос.

Штерн еще осторожнее, чем раньше протянул руку в то место, где, по его расчетам, должна была находиться голова. Пальцы действительно уперлись во что-то, напоминавшее опухшую кожу, натянутую на череп. Он пропальпировал всю черепушку, начиная с подбородка и заканчивая волосами. Это было нечто, напоминавшее голову, но Данилыч бы не поставил и бутылки пива за то, что она действительно принадлежит Стрелкову. Нет, голос-то был похож. Просто один в один. А вот с остальным…

— Ну что? — Стрелков застыл в нетерпеливом ожидании.

— Пойдем-ка сперва пивка хлебнем, — ушел от прямого ответа Штерн, — что-то у меня в горле пересохло.

— Можно, — согласился Петрович и, отпустив Данилыча, снова вернулся на диван.

Данилыч устроился на табурете, покосившись на появившуюся в диванном сиденье вмятину, и открыл две бутылки пива из тех, что принес с собой. Сделав пару глотков, он стал ошарашенно наблюдать, как вторая бутылка поднялась в воздух, наклонилась и из нее стало вытекать содержимое. Причем на одна капля пива не попала на диван или на пол. Под характерные глотательные движения полбутылки пива просто-напросто куда-то испарились.

— Вот такие дела, Данилыч, — изрек Стрелков, поставив ополовиненную бутылку на стол.

— И как же это получилось? — спросил Штерн, чтобы как-то поддержать разговор.

— Я сам еще до конца не разобрался, — принялся объяснять Петрович. — Какие-то мудаки взорвали лабораторию. Все вдребезги, всех сотрудников замочили наглухо, а я стал невидимкой.

— Не веришь, мать твою, думаешь, Стрелков врет! — обиженно и гневно крикнул Сергей моле небольшой паузы, видя, что Данилыч глупо улыбается, пребывая в некой рассеянной задумчивости, — иди-ка сюда, — он схватил онемевшего от ужаса Данилыча и повлек к аквариумам.

Стрелков был до того зол и необуздан, что в запале сунул руку к пираньям.

— Не сюда, дурак! — испуганно взвизгнул Данилыч, увидев заволновавшуюся в аквариуме воду и «проявившуюся» руку, — отгрызут!

— А-а-а! — с издевательски торжествующим смешком воскликнул Стрелков, вынимая руку из аквариума — слава Богу, что пираньи от резкого движения Сергей вначале шарахнулись в сторону, прячась за зеленый клуб аквариумной растительности, — признал друга? А чего ж тогда прикидываешься?

Данилычу показалось, что он слышит, как призрак скрежещет зубами.

— Вот, смотри, — Стрелков с удовлетворением наблюдал за реакцией Данилыча.

Тот, увидев в воздухе проступающие серебристые контуры руки, призадумался, затаив дыхание.

— Видишь, идиот?! — взревел Стрелков, — думаешь, я тут перед тобой ваньку валяю?

Задумчивость Данилыча испарилась также быстро, как и мифическая рука, ставшая снова абсолютно невидимой. Он впал в уныние. Волнение немного улеглось, а вожделенная ясность сознания не наступила. Настал черед глубокой прострации. Серебрящаяся в аквариуме рука не убедила Данилыча в существовании невидимого Стрелкова. Он по-прежнему считал голос Сергея продуктом воспаленного воображения. Но противоречить или сопротивляться бросил, в глубине души чуя, что это не даст желаемого результата. Интерпретировать голос или призрачные очертания руки в качестве бреда он еще мог, а вот левитацию бутылки, тычки, рывки и швыряние — нет. Последние действия будили в нем несоизмеримый ни с чем ужас, они словно были показателями запущенности болезни. Если уж он не может дать сколько-нибудь разумное объяснение тому, что вместо полной бутылки перед ним стоит половина, при том, что он не пил, это означает, что дела его плохи. Он читал в популярных книжках о прорицателях и чудесах загробной жизни о разных священных нелепицах и бредовых парадоксах, знал, что умерщвлявшие плоть отшельники слышали голоса, видели Богородицу и прочих святых. И то, что это явление представляет собой, так сказать, частный случай подобной духовной практики — это еще он имел мужество допустить.

Конец ознакомительного фрагмента.