Последний прыжок

Иван Андреевич Банников, 2021

В Третьяковской галерее происходит невероятное – неизвестный вор похищает сразу двадцать два полотна, ни разу не попав на глаза охранникам и умудряясь находиться в нескольких залах одновременно. Люба в качестве страхового инспектора берётся за расследование кражи века и невольно попадает в самую гущу поразительных и фантастических событий, которые грозят перевернуть её жизнь с ног на голову и обещают подарить то, о чём она мечтала больше всего на свете. Содержит нецензурную брань.

Посвящается Алексею Грачёву — лучшему другу, который верил в меня как никто другой

Глава 1. Расследование

Люба открыла конверт и с подозрением заглянула внутрь. И обнаружила лишь небольшую бумажечку розового цвета и какой-то измятый билет. Задрав ухоженные брови на лоб, она вытряхнула содержимое конверта на стол.

На бумажечке кто-то написал изящным почерком: «Лучшему инспектору на свете, который обязательно докопается до сути. Твоя новая жизнь уже за поворотом». Люба хмыкнула и осмотрела второй предмет из конверта — обычный бумажный билет в Третьяковку от восьмого мая, надорванный и настолько помятый, как будто его несколько дней носили в кармане, а потом почему-то решили преподнести ей.

— Мужчины как дети, ей-богу, — фыркнула она, запихивая всё обратно в конверт. — И он думает, что я буду разгадывать этот ребус?

— Чего там у тебя? — хмуро поинтересовался коллега Роман, отвлекаясь от переписывания описи, загубленной пролитым чаем.

— Женишок подкидывает загадки, как будто мне заняться нечем, — со вздохом ответила Люба, небрежно кидая конверт в ящик стола и тут же о нём забывая.

— Он у тебя забавный… вроде… — с заметным сомнением в голосе буркнул Роман, пытаясь разобрать, что написано в описи: «полка» или «палка».

— Вроде.

Люба уже собралась рассказать коллеге о последней проделке второй половинки, как на столе затрезвонил рабочий телефон. Она посмотрела на часы, нахмурилась и неохотно подняла трубку.

— Шестакова, зайди ко мне, — приказал начальник и тут же отключился.

— Ну, конечно, стоит мне свистнуть, как я тут же, как Сивка-бурка и примчусь, — сварливо пробурчала девушка, вставая и подходя к тумбочке, на которой стояли чайник и корзинка со сладостями.

Она съела конфету и печенье не потому, что ей хотелось сладкого, а исключительно из чувства противоречия.

— Да иди ты уже к нему, — Роман поставил последнюю точку и радостно хрустнул мощными руками и плечами. — Он же только злей будет.

Люба вздохнула, скатала фантик в шарик, кинула в лысину коллеги и тут же ушла, получив в спину парочку сочных матов. Она улыбалась до самого кабинета руководства и, только взявшись за ручку, напялила на лицо серьёзное выражение и без стука вошла.

Руководство обнаружилось недовольное и уставшее, впрочем, в этом не было ничего нового или удивительного. Гораздо удивительнее было то, что за столом для совещаний сидели трое посетителей: две худощавые дамы в возрасте и бородатый мужик средних лет в отвратительном горчичном вельветовом костюме.

То, что это именно дамы, а не какие-нибудь там поварихи или кассирши, Люба поняла практически сразу благодаря профессиональному чутью: на обеих фигурировали длинные шерстяные юбки в клетку, белые старомодные блузки, крупные броши и несуразные причёски из пятидесятых годов прошлого века. Создавалось впечатление, что девочки перед выходом договорились одеться одинаково.

Люба сделала пару шагов и застыла в середине комнаты. Гости проигнорировали или не заметили её появления.

— Георгий Васильевич, вы просили зайти, — с нескрываемым недовольством бросила Люба, демонстративно глядя на наручные часы.

— Господа и… э-э, дамы, то есть, давайте я вам представлю одного из наших лучших инспекторов, — начальник вытянул руку и указал пальцем, как будто у кого-то могли быть сомнения, что он говорит именно про неё. — Любовь Шестакова.

Мужчина в горчичном костюме тут же раздел её откровенно плотоядным взглядом, дама с белой башней на голове распахнула глаза и на секунду открыла рот, словно чему-то сильно удивляясь, а шатенка близоруко прищурилась и резко изменилась в лице.

— Это же она! — вскликнула первая, хватаясь за грудь и бледнея (хотя, казалось бы — куда ещё больше). — Поверить не могу!

— Чёрт возьми, как такое может быть?! — вскричала и вторая. — Вы привели её прямо к нам в руки!

Люба не стала скрывать, как сильно её раздражает непонятное поведение гостей.

— Да, это наша ценная сотрудница — один из лучших страховых инспекторов Москвы и России, — начальник тоже слегка удивился и тут же пришёл в раздражение. — Работает у нас уже пять лет и заслужила бесконечное уважение. Наш страховой инспектор!

— Страховой инспектор? — с безграничным сомнением в голосе повторила блондинка, разглядывая Любу так пристально и придирчиво, как будто выбирала её на рынке невольников.

— Инспектор? — эхом повторила шатенка. — Но так на неё похожа!

— Да, поразительное сходство… Впрочем, девушки сейчас все на одно лицо, — пробормотала первая дама, всё ещё заметно растерянная или даже обескураженная.

— Особенно блондинки, — едко добавила вторая и тут же удостоилась гневной молнии из глаз коллеги-соперницы.

Обе старушки в унисон разочарованно вздохнули, словно вместо чёрной икры им подсунули кабачковую.

— Георгий Васильевич, голубчик, — сразу принялась канючить шатенка, неприятно растягивая слова. — Это не серьёзно. Девушка слишком юна. Мы к вам пришли за помощью, а вы предлагаете нам явственно незрелый плод.

— Очень даже зрелый, — начальник из последних сил старался казаться вежливым и воспитанным, хотя по его глазам Люба видела, что он с удовольствием пнул бы гостью под зад. — Наша умница и красавица кишки вынет у любого и с хлебом съест. Опыт работы огромный. Именно она полгода назад раскрыла кражу бриллиантов с выставки, привезённой из Берлина, а в прошлом году вывела на чистую воду банду рязанских художников, которые нагло подделывали Айвазовского, Кандинского и Шагала.

— Я слышала об этом! — ахнула шатенка, театрально прижимая сухие ручонки к нарумяненным щекам.

— Признаться, эти негодяи попортили нам крови! — подхватила и блондинка, закатывая глаза так выразительно, что ни у кого не осталось сомнений, что она очень сильно переживала. — Они ведь и некоторые наши экспонаты поставили под сомнение! Мы еле доказали непричастность!

Мужчина в горчице ничего не ответил, но теперь на его лице читалась ещё бо́льшая заинтересованность. Он уже успел раздеть Любу раза три, и ей совершенно не хотелось думать, что ещё он с ней там совершил в глубинах своей фантазии.

— Да-да, — устало закивал начальник, украдкой проводя пальцем по шее, чтобы показать, как гости его достали. — Превосходный эксперт, который камня от камня не оставит, или как там говорится… Вашим ворам точно хана. В общем, передаю вас в её надёжные и чуткие руки. Отныне все вопросы туда, и предложения туда, и все остальные способы контактирования, которыми вы пользуетесь.

— Превосходно! — сжала губы блондинка, по-прежнему излишне пристально (и даже с некоторым подозрением) рассматривая Любу. — Давайте немедля приступим! Пока след горяч!

— Негодяев нужно ловить прямо сейчас, немедленно! — если бы у шатенки был конь, она наверняка на него сейчас взгромоздилась бы и поскакала вперёд, размахивая шашкой.

Люба разозлилась. Она сжала губы и раздула ноздри. Её возмущённый взгляд мог бы воспламенить десяток ведьм на дровах. Начальник прекрасно знал, что она трудится без выходных уже девятый день подряд, спеша закончить текущие дела, но почему-то снова позвал её, а не кого-то другого. У него хватило наблюдательности и инстинкта самосохранения.

— Господа, — поспешно сказал он, сохраняя себе жизнь, — сейчас вы можете отправляться (в задницу) по срочным делам, которые вас, без сомнения, ждут на рабочих местах. Подготовьте списки персонала, записи с камер, списки картин и их характеристики. А Любовь ознакомится со всеми материалами, подготовит документацию, инициирует страховую проверку и завтра пожалует к вам для беседы и активной работы.

Из последних сил он выслушал многоэтажные прощания, пообещал поймать негодяев за волосы и вернуть всё украденное.

Троица удалилась восвояси, начальник тут же сделал ей знак присесть.

— А теперь быстро и по сути, — сухо произнёс он, протягивая лист бумаги. — Сейчас всё расскажу, и пойдёшь домой. Завтра с утра быстро вникнешь в суть дела и начнёшь расследование. Для начала подпиши соглашение о неразглашении… Да-да, дело очень серьёзное и непростое. Всё, чем ты будешь заниматься, не подлежит разглашению, общественность не должна узнать о происходящем. В первую очередь, это важно для нашей компании.

Люба быстро пробежала глазами по стандартному документу и нехотя поставила подпись.

— В городе происходит кое-что странное и поразительное. Сегодня утром обворовали Третьяковскую галерею…

— Ого! — воскликнула она, вылупив глаза.

— Ага. И похитили не картины из запасников, как происходит частенько (и чему никто уже не удивляется), а из демонстрационных залов. И не ночью, а посреди дня, как говорится. И никто ничего не видел… Ни самих воров, ни картин в их руках. Что из этого следует?

— Что тут замешаны работники музея, естественно, — фыркнула девушка.

— Вполне может быть… Дальше. Всего украдено двадцать две картины.

— Твою мать! — выругалась Люба, потрясённая до глубины души.

— И опять никто ничего не видел. Вот только что они висели на стенах, а через минуту уже и не висели. Ну, как всегда…

— Так, а кто эти люди? — с нетерпением спросила она.

— Светловолосая — директор, темноволосая — её помощница или заместитель, я особо не разобрался. А мужик — их юрист.

— Чего? Юрист? — Люба удивилась против воли. — Хотя… Скоро он им точно понадобится…

— Да-да, проблемы у них такие назревают и ещё ожидаются в будущем, что огребут все, и всем достанется пирожков… Игнат Никитович очень надеется, что мы возьмём расследование в свои руки и быстренько всё выясним… Он, видите ли, не доверяет правоохранительным органам…

— Заба-авно, — протянула она, полная скепсиса.

— Естественно, заведено уголовное дело, менты сейчас рыщут по городу в попытках узнать, кто украл и куда дел. Но у нас свой интерес, как ты понимаешь…

— А-а, мы их страховали, — уточнила Люба, уже зная ответ.

— Да, — теперь он помрачнел ещё больше. — Из двадцати двух предметов искусства мы страховали одиннадцать.

— Общая сумма? — деловито поинтересовалась Люба, против воли уже начиная работу над делом.

— Тридцать восемь миллионов… долларов, — лаконично ответил он и насладился её реакцией.

Люба присвистнула, выругалась, постучала пальцами по столу, размышляя, не отказаться ли от такого проблемного подарочка перед самой свадьбой.

— Я в курсе, что ты выходишь замуж через две недели, — начальник вздохнул и неодобрительно покачал головой, словно она своей свадьбой подрывала работу команды. — Подготовка и всё такое… И свадебное путешествие…

— Да, в Италию и в Испанию, — жёстко добавила Люба, насупившись. — Я в отпуске три года не была. И деньги уже потрачены.

— Если успеешь закончить дело до свадьбы, я заплачу тебе особую единовременную премию, — Георгий вскинул глаза на входную дверь, и Люба тоже оглянулась через плечо. — Триста тысяч рублей.

Она выпучила на него глаза и задрала брови на лоб.

— Заграничное начальство очень нервничает и изо всех сил давит на меня, — директор болезненно поморщился, глядя в стол. — Компания не может себе позволить таких огромных выплат. Компания буквально окажется на грани катастрофы. Одна-две картины ещё куда ни шло. Но столько сразу… Уже подозревают заговор… И если мы в ближайшее время не найдём вора, то нам всем сильно не поздоровится…

Он продел палец за воротник и оттянул его от шеи, словно ему не хватало воздуха. Потом развязал галстук и расстегнул верхнюю пуговицу. Люба пригляделась повнимательнее и заметила нездоровую бледность и синеватые губы. Крайняя серьёзность ситуации доходила до неё всё отчётливее.

— Если найдёшь их за три дня, то отдам свою месячную зарплату плюс обещанную премию, — прохрипел Георгий.

— Моя мама не мисс Марпл, а папа не Пуаро, — проворчала Люба, потрясённая обещанными наградами, но раздражённая тем, что на неё возлагаются слишком большие надежды. — Я ничего не обещаю. Постараюсь, но не обещаю, я всего лишь слабая беззащитная женщина.

— Ага, ну да, как же, — фыркнул начальник и против воли улыбнулся.

Они немного помолчали, вспоминая её самые громкие рабочие дела и самостоятельную поимку районного извращенца.

— Что с текущими делами? — спросила она, окончательно сдаваясь.

— Отдашь всё ребятам! — обрадовался он. — Я распоряжусь, чтобы приняли прямо сейчас.

— Прямо сейчас я иду домой, — она посмотрела на начальника красными злыми глазами, стараясь придать лицу выражение вселенской усталости. — И мне всё равно, пусть хоть весь мир от этого сгинет.

Она встала со стула и направилась к двери.

— Только Роману ничего не передавай, или он уволится, у него и так работы гора, — бросила она через плечо. — И утром на моём столе должны лежать все материалы.

Люба вышла из кабинета, дошла до рабочего места и тяжело вздохнула. Придётся просить сестру утрясти дела с тортом и закусками для фуршета, сама она вряд ли успеет. И ещё как-то нужно попасть на окончательную примерку платья и разобраться с цветами. Люба еле слышно застонала. Как же всё не вовремя!

Она накинула плащ, бросила телефон в сумочку, поправила перед зеркалом волосы и ушла не прощаясь, чтобы не отвлекать злого Романа от очередного отчёта.

Люба вела машину на автомате, а сама уже продумывала завтрашний порядок действий. Сначала нужно будет ознакомиться с перечнем похищенного, потом отметить на схеме музея, где какая картина располагалась. Просмотреть записи камер, изучить списки сотрудников. А потом самое неприятное — посчитать каждого посетителя и составить списки. Ещё надо будет забросить удочку нескольким подпольным торговцам картинами и антиквариатом. И нужно будет узнать у Караваева, не слышал ли он что-нибудь о наборе участников для такого дерзкого и масштабного ограбления.

Сосед-сантехник снова занял её место перед подъездом, и Люба плевалась проклятиями и сочными матами, выискивая другое место для машины. Приткнув свою ласточку перед продуктовым магазином, она быстро дошла до подъезда, раздражённо вызвала лифт и достала ключи из сумки. Пока старый скрипучий подъёмник возносил её на седьмой этаж, она раздумывала о спокойном тихом ужине и хотя бы десяти минуточках в горячей ванне с пеной и ароматическими маслами.

Но, войдя в квартиру, Люба тут же поняла, что спокойно отдохнуть не получится — к её недовольству, жених снова затеял что-то романтическое. На полу горели толстые свечи, а дорожка из лепестков вела в спальню.

«Чёрт возьми, неужели так сложно понять, что я не готова к сексу после работы?! — подумала она желчно, скидывая туфли и вешая сумку на крючок. — Я потная, я устала, я хочу жрать в конце концов!».

Люба старалась снимать плащ подольше, даже зачем-то проверила каждый карман, оттягивая неизбежное. Потом вздохнула, неискренне улыбнулась и шагнула в царство примитивной романтики и сомнительных сексуальных удовольствий. «Раньше начнём — раньше сяду за стол и искупаюсь», — подумала она, расстёгивая пуговицы пиджака и входя в спальню.

Кирилл лежал на кровати совершенно голый, лишь несколько горстей цветочных лепестков прикрывали гениталии. Из динамиков ноутбука мурлыкала какая-то слащавая музыка. На комоде горели свечи, и Люба тут же подумала со злостью, что оторвёт ему руки, если увидит хоть одно пятно воска или след от огня.

— Приветствую мою Клеопатру, — промурлыкал жених, игриво проводя рукой по животу, и Люба еле удержалась от того, чтобы не закатить глаза к потолку.

***

Утром она быстро позавтракала «романтичными» блюдами (яичницу украсили цветочки из капель кетчупа, а хлеб щеголял сердечками из сладкой горчицы), буркнула «спасибо», чмокнула сияющего Кирилла в щёку и с облегчением покинула квартиру.

Ей всё же удалось как следует выспаться, так что сегодня она намеревалась перепахать горы, чтобы поскорее найти организаторов кражи. По радио вовсю трубили об украденных сокровищах, каким-то образом информация всё-таки просочилась за стены музея. И Люба по опыту знала, что именно длинные языки скромных смотрительниц не оставили шанса провести расследование незаметно и молниеносно. Это значительно ухудшало их положение — под прицелом камер и общественности куда сложнее носиться по городу и хватать негодяев.

На работу Люба приехала одной из первых. Без традиционного предварительного чаепития прошла прямиком к рабочему столу и принялась изучать материалы, подготовленные секретаршей шефа. Её сразу поразило обилие знакомых названий картин, преступники прихватили не какие-нибудь там портреты никому не известных дворян и промышленников ушедших веков, а самые известные и знаменитые полотна. Вот же чёрт, но зачем они им? Продать законно точно не получится. Или это заказ тайного обожателя с кучей лишних денег? Будет наслаждаться ими в одиночестве в шикарном дворце. Это был бы самый плохой вариант развития событий, потому что тогда точно концов не найдёшь.

Она хмурилась и силилась понять, что ей не нравится. Смотрела на таблицу и изучала характеристики картин. Роман застал её настолько погружённой в мысли, что Люба не заметила его прихода. Он хмыкнул, пощупав холодный чайник, но благоразумно не стал ничего говорить, зная, сколь резкой может оказаться её реакция.

— Знаешь, что странно? — сказала Люба так, как будто они продолжали разговор. — Они украли мои картины.

— В каком смысле, твои? — фыркнул он, включая чайник и кидая в рот сушку с маком.

— В том смысле, что воры украли именно те картины, которые мне всегда нравились больше всего, — недовольно проворчала Люба. — Поразительно! Вот если бы я захотела украсть, то именно эти картины! Это прямо мой список!

— Если бы ты их украла, то тебя точно никогда не поймали бы, — коллега снял куртку, демонстрируя плохо поглаженную голубую рубашку.

— Это уж точно, — с самодовольной улыбкой подтвердила девушка. — Я бы всё так провернула, что ни одна мышь не подкопалась бы.

— Но поскольку ты у нас предельно честная и ответственная, то будешь работать за зарплату до конца дней своих, — он громко высморкался и с удивлением заглянул в платок.

Какое-то время в кабинете царила тишина, нарушаемая лишь шумом транспорта из приоткрытого окна. Люба мусолила список с картинами то так, то этак и пыталась увидеть какую-нибудь закономерность. Какой-то факт, уже проанализированный мозгом, вызывал беспокойство, но пока упорно отказывался превращаться в осознанную мысль.

— Чухня какая-то, — пробормотала Люба, не замечая, что говорит вслух. — Что же не так?

И вдруг её осенило. Она вскрикнула и ударила по столу. Роман притих, заинтригованный происходящим.

— Размер, твою мать! Важен размер! — вскричала Люба, быстро пробуждая компьютер.

— Вы с женихом наконец-то переспали, и ты разочарована его размером?

— Может, у него и не очень большой, но побольше твоего мозга, — огрызнулась девушка, шлёпая по клавишам. — Иди сюда и последи за моими мыслями.

Здоровяк встал за спиной коллеги и посмотрел на экран.

— Злоумышленники украли картины. Сняли со стен и вынесли из музея. Пока работники утверждают, что вообще ничего не видели. Это мы разберёмся чуть позже, кто невиновен, а кто прикрывает кражу. Но меня другое смущает, — она постучала кончиком бледно-красного ногтя по верхним передним зубам. — Я всё смотрела на список и никак не могла понять, что меня смущает. А потом дошло — размер некоторых картин.

— Что не так с размером? — Роман пока ничего не понимал.

— Ну смотри, если картина обычного размера, ну там, скажем, метр на полметра, то вынести её в руках не составит труда. Даже с рамой. Так?

— Угу, — кивнул он.

— А ты помнишь, как выглядит картина «Явление Мессии» Иванова?

— Понятия не имею.

— Тогда смотри.

Она вывела на экран фотографию выставочного зала, на стене которого виднелась названная картина. Полотно висело на стене в одиночестве, потому что занимало её полностью.

Роман присвистнул и задрал брови в изумлении. До него дошло.

— Как?! Как, скажи мне, можно было вынести это?! — вскричала Люба.

Открылась дверь и в кабинет проникла голова начальника.

— Чего шумим? — хмуро поинтересовался он.

Люба грязно ругнулась, охваченная ажиотажем и возбуждением, и побагровевшая голова тут же исчезла. Роман кашлянул смущённо, но решил не рассказывать ей, кого именно она только что послала.

— Причём, обрати внимание — картина не просто висит на гвоздике! Она там на специальных креплениях, там же вес немаленький, что самого полотна, что рамы даже. Пять с половиной метров на семь с половиной метров!..

Она быстро посчитала площадь.

— Это же сорок квадратных метров! — вскричала Люба. — Да у меня квартира меньше! Чтобы провернуть кражу этого чудовищного объекта, нужно несколько человек. Но самое главное — как такое можно вынести, чтобы не видели ни смотрительницы, ни охранники?! Под мышкой?! В кармане, что ли?!

— Однозначно замешаны работники, — хмыкнул Роман, похрустывая кулаками. — Через задний ход и вынесли. Свернули как ковёр. Не удивлюсь, если они и оформили по документам, как чистку ковра. У них же там должны быть ковры. А те, кто несли это, могли и не знать, что у них в руках.

— Верно мыслишь, малец, — она развернулась и одобрительно хлопнула огромного коллегу по мясистому плечу. — И такие вещи никак не могли происходить без ведома руководства. Так что даже если сама директриса и не при чём, то её замов точно надо хватать за яйца и трясти что есть силы!

— Ну всё, дело раскрыто, — он улыбнулся и спросил. — Ты чай будешь?

— В жопу чай! — категорично ответила Люба, которой не терпелось проверить все полотна.

Она потратила ещё пятнадцать минут на то, чтобы вычислить площадь каждой картины и найти в интернете её фотографию в зале музея. Роман в это время почти беззвучно мурлыкал под нос приятную песенку, услышанную утром по радио, мечтал о вечернем занятии в качалке и представлял, как на выходных будет объедаться жареным мясом.

Когда пришла Настя, ещё одна коллега, работающая в этом кабинете, Роман предусмотрительно приложил палец к губам и покачал головой, давая знать, что лучше слиться с ландшафтом, чем издать хоть звук и попасть под обстрел.

Люба шумно выдохнула через губы, вытянутые в трубочку, и сняла пиджак, так как ей стало ощутимо жарко.

— Чудесо́вее и чудесо́вее с каждой секундой, — с весёлым азартом воскликнула она, вскакивая на ноги. — О, привет, Насть… Смотрите, какая тыква творится. В Третьяковке этой чудеса на чудесе́. Из двадцати двух картин только половина транспортабельного размера, а остальные одна больше другой. Вот! — она кинулась обратно к компьютеру. — «Явление Мессии» — сорок метров! «Боярыня Морозова» — восемнадцать метров! «Всадница» — шесть метров! Это как моя кухня, а у меня там друг детства спит с женой на полу, когда в гости приезжает… «Иван Грозный» — пять метров. «Иван царевич» тоже. И дальше по убыванию.

Роман слушал с интересом, Настя не совсем понимала, о чём речь, но тоже сидела с открытым ртом.

— Разве может обычный вор спереть такие огромные полотна и остаться незамеченным?! Чушь собачья! Только сговор! И только группа лиц! Осталось подключить детектор лжи ко всем старушкам и охранникам и уже к вечеру дело будет закрыто!

— Поздравляю, — с заметной завистью вздохнула Настя, отчего Люба сделала вывод, что об обещанной награде уже знает вся контора. Языки у коллег длиннее, чем висюльки у негров, ей-богу.

— Теперь езжай и добей их, — усмехнулся Роман, похрустывая полезным, но ужасно невкусным овсяным печеньем. Он знал манеру Любы работать с подозреваемыми, скучно точно никому не будет.

Люба собрала листы в пластиковую папку, распечатала расчёты по размерам, оделась, извлекла из шкафа специальный металлический чемодан, махнула коллегам рукой и ушла.

Шагая к машине, она раздумывала о том, какое блюдо можно было бы заказать на ужин, чтобы и ей понравилось, и Кирилла не вывернуло. Вот же угораздило связаться с человеком, у которого сплошные аллергии.

Москва кипела и бурлила привычной жизнью слишком большого города, в котором чересчур много людей. Люба основательно вышла из себя, пока протолкалась по пробкам и доехала до Третьяковки. Оставив машину на соседней улице, она влилась в плотный поток туристов и дошла до музея, по пути поправляя пиджак строгого офисного костюма и проверяя длинные светлые волосы, собранные в аккуратный пучок на затылке. Люба чуть поиграла лицом и включила безмятежный взгляд светло-голубых глаз. Ангельская внешность частенько помогала ввести подозреваемых в заблуждение. Да и у мужчин язык развязывался куда охотнее.

Её встретили наглухо запертые кованые ворота. В будке охраны, прикорнувшей к стене неприметного флигеля, виднелся тёмный силуэт. Люба подняла руку и энергично помахала ладонью. Ноль внимания. Ну естественно, для него она — часть толпы праздно шатающихся туристов и горожан. Тогда она вытащила из кармана удостоверение в благородно-бардовой обложке, просунула руку через калитку и помахала документом. Теперь её заметили. Мрачный охранник вышел из будки и, сверля Любу подозрительным взглядом, подошёл к ограде.

— Мы закрыты, — довольно грубо сказал он, упираясь взглядом в раскрытое удостоверение.

— Для меня нет, — холодно ответила девушка. — Я по поводу кражи картин к вашему руководству.

Он быстро прочитал содержимое документа, осмотрел её, удивился, переменился в лице (с трудом пряча испуг), снял с пояса рацию и буркнул:

— Вадим, срочно замени меня, тут к директору пришли, нужно проводить.

Спустя полминуты из здания показался молодой парень в такой же тёмно-синей форме.

Охранник вышел на улицу, взял гостью под локоть и повёл к Большому Толмачёвскому переулку.

— Нам туда, — еле слышно пояснил он, обшаривая глазами толпу.

Люба вежливо вытащила локоть из его руки и сухо приказала:

— Показывайте дорогу, я иду за вами.

Она шла на полшага позади охранника, поглядывала на коротко стриженый затылок и раздумывала о том, что, будь её воля, она на месте следователей в первую очередь начала бы пытать именно охрану. Не может же испуг означать лишь чрезмерное рвение из-за скучной работы. Она же даже без пистолета к нему подошла, чего он так перепугался… Странно же.

Они обошли вокруг Инженерного корпуса и попали в Малый Толмачёвский переулок. Справа мелькнула церковь, затем потянулись оранжевые кирпичные стены основного корпуса, после них жёлтые стены Дирекции, и вот она — деревянная двустворчатая дверь под металлическим козырьком.

— Вам сюда, — он толкнул дверь и сделал шаг в сторону.

— Скажите-ка, а вы работали вчера? — спросила она, прищурив глаза.

— Нет! — с облегчением выдохнул он, неуверенно улыбаясь. — Мы же день через два дежурим, я вчера на даче был.

— Ну, это мы ещё проверим, — тоном инквизитора заявила Люба, следя за лицом собеседника.

Потом вошла в здание и закрыла за собой дверь. Молодой и более толковый охранник бойко проверил удостоверение и паспорт, записал всё в компьютер и буркнул:

— Второй этаж, кабинет тридцать шесть.

Чеканя каблуками, Люба поднялась по красивой старинной лестнице и остановилась перед чудесным летним пейзажем то ли немецкой, то ли голландской школы.

— Нравится? — спросила вдруг женщина, и Люба вздрогнула, потому что до этого не слышала никаких шагов.

Она повернулась и посмотрела на знакомую уже древнюю блондинку, одетую в скучный серый деловой костюм. Та тоже в ответ пристально рассматривала одежду гостьи, с явным одобрением встречая юбку-карандаш ниже колена.

— Я люблю такую простую живопись, — лаконично ответила Люба. — Время дорого, давайте приступим. Возможно, уже сейчас картины грузят на борт самолёта в Шереметьево.

Директриса вздрогнула и побледнела. Посмотрела на чемодан в руке гостьи.

— Пойдёмте, милочка, — бросила она и быстро пошла по коридору.

Они вошли в приятно обставленный современной мебелью кабинет. Директриса тут же угнездилась в огромном кожаном кресле и выжидающе посмотрела на Любу.

— Меня зовут Любовь Шестакова, и я являюсь инспектором по особым страховым случаям, — Люба поставила чемодан на пол и предоставила служебное удостоверение с голограммой и весьма неудачной фотографией, которую шеф упорно не позволял менять.

— Холмогорская Ирма Нормановна, — в свою очередь представилась хозяйка кабинета, глядя выжидающе и в некоторой степени настороженно.

— Итак, я изучила данные по застрахованным предметам и должна сказать, что сумма ущерба просто потрясает. Невероятные деньги.

— Какие уж тут деньги, они бесценны! Самый главный ущерб нанесён мировой культуре! — горячо воскликнула старушка, театрально взмахивая сухощавой рукой.

— И, тем не менее, картины были оценены на вполне конкретные суммы, которые наша компания должна будет выплатить музею, если мы не сможем найти воров, — намеренно мрачно сказала Люба. — Проведя предварительный анализ условий кражи, мы пришли к заключению, что преступление невозможно было совершить без непосредственного участия персонала.

Директриса вспыхнула, широко распахивая густо накрашенные глаза.

— Я вас уверяю, милочка, что работники музея не имеют никакого!..

— Позвольте мне самой судить, кто имеет, а кто нет, — холодно прервала её Люба. — Давайте для экономии времени начистоту. Выбор у нас с вами простой и незавидный. Либо я сейчас беседую с персоналом мягко и аккуратно, выявляя червяка в этом яблоке культуры. Либо это делают люди из полиции, а уж они с вами церемониться точно не будут. Распотрошат тут всё, поставят всех на уши…

— Ужас какой! — Ирма Нормановна побледнела и картинно прижала ладошку к щеке.

— И не забывайте про журналистов. Удар по репутации музея это самое последнее, что нужно и вам, и всему обществу. А уж журналюги постараются всё вывернуть наизнанку…

— И не говорите мне про них! — директриса приняла решение. — Давайте по-тихому, а потом передадим виноватых в полицию.

— Разумное решение, — Люба кивнула. — И ещё один момент. И вы, и я понимаем, что у меня нет законных оснований для проведения допроса персонала. Тем более, с применением технических средств…

Она указала кивком головы на чемодан, оставшийся посреди кабинета. Старушка посмотрела на него как на бомбу.

— Все ваши сотрудники не обязаны мне отвечать. И тем более, подвергаться процедуре испытания детектором лжи. Всё это они могут сделать исключительно добровольно. Понимаете?

— Понимаю. Они согласятся, — ответила Ирма Нормановна таким тоном, что стало ясно, что отказавшихся не будет.

— Хорошо, что мы поняли друг друга, ведь цель у нас одна — как можно скорее найти картины, пока они не осели в подземном музее анонимного коллекционера.

Директриса вздрогнула.

— Сейчас мне нужен список сотрудников, которые вчера работали в музее. Всех. Охранников, уборщиц, кассиров, смотрителей. И работников управления тоже…

— Вот, все списки готовы, — к Любе услужливо подвинули несколько листков.

— Я бы хотела побеседовать с ними. Сначала со всеми, а потом с каждым по отдельности, прямо сейчас, — Люба встала и взяла чемодан. — Какое помещение вы можете выделить для ведения следственных мероприятий?

— Да давайте прямо здесь, милочка! — Ирма Нормановна подскочила словно от удара током. — Право дело, остальные комнаты достаточно густо заняты, у нас весьма стеснённые условия…

«Хочет быть рядом, когда я уличу кого-нибудь в краже», — про себя усмехнулась девушка, отмечая неподдельную обеспокоенность руководительницы главного музея столицы.

— Но если я займу ваш компьютер, то потом не буду вставать, если вам что-то понадобится, — предупредила Люба.

— Ничего страшного, — снова взмах рукой с ярким хищным маникюром. — Я могу воспользоваться компьютерами подчинённых, если будет что-то срочное.

Директриса обошла вокруг стола и скромно села на стул в углу комнаты, составив кучу папок на пол.

— Тогда позовите всех, кто в списке.

Хозяйка кабинета легко вскочила и бросилась к стационарному телефону, стоящему на столе.

— Ираида Карловна, запускайте народ, — велела она.

«Подготовилась, умничка какая», — с невольным уважением подумала Люба, которой нравились деятельные и толковые люди.

— Тогда начнём, — девушка села в чересчур мягкое кресло и разложила перед собой список работников. Чемодан она пока поставила возле кресла.

Через полминуты в кабинет ввалились сотрудники. Бросая на инспектора удивлённые и настороженные взгляды, они набились в комнату и выстроились лицом к руководителю, чем напомнили Любе поле с подсолнухами.

— Коллеги, вы все в курсе, что в нашем музее произошла чудовищная кража, — Ирма Нормановна говорила быстро и сухо, пристально оглядывая лица подчинённых. — Самая главная задача — как можно скорее выяснить, как это произошло, кто это совершил, и найти картины прежде… — она запнулась. — Прежде чем они исчезнут безвозвратно.

Толпа безмолвствовала.

— Любовь… э-э, — она указала рукой в сторону гостьи. Головы сотрудников послушно повернулись.

— Просто Любовь.

— Любовь — инспектор страховой компании…

По рядам сотрудников зашуршали волны перешёптываний.

— Поэтому сейчас она будет беседовать с каждым из вас о вчерашнем дне. Невиновным нечего бояться.

Работники мрачно молчали, даря Любе килограммы недобрых взглядов.

— Прошу каждого давать максимально откровенные ответы. Тем более что вас будут обследовать с помощью детектора лжи.

В полной тишине Люба подняла чемодан с пола и положила на стол. Щёлкнула двумя замочками и откинула крышку. Аккуратно извлекла из него прибор и свёрнутые провода с гибкими силиконовыми датчиками и напальчниками. Персонал внимательно следил за манипуляциями.

— Я вас очень прошу, если кто-то что-то знает о краже или как-то причастен, признайтесь сами, — попросила директриса стальным голосом, работники тут же посмотрели на неё. — Не усугубляйте своё положение.

Ответом ей было гробовое молчание.

— Уважаемые работники музея, хочу обратиться сначала ко всем сразу, — Люба решила взять ситуацию в свои руки.

Головы дружно повернулись в её сторону.

— Репутации музея нанесён огромный ущерб. И культурному наследию страны и народа. Все мы прекрасно понимаем, что вынести из музея картины масштаба «Явления Мессии» невозможно без участия персонала. Чтобы картины вернулись на место, вы должны рассказать правду. Кто из вас помогал похитителям? Кто знал о предстоящем преступлении, но промолчал? Я прошу рассказать всё, что вы слышали, знаете или даже предполагаете.

Смелых и честных не нашлось.

— Что ж, тогда начнём, — Люба размотала проводочки и нажала на кнопку включения аппарата. — Все на выход, остаётся гражданин Севастьянов. И если кто-то из вас попытается покинуть музей до разговора со мной, то он автоматически станет подозреваемым, и им вплотную займутся полиция и прокуратура.

От неё не укрылось, что некоторые из работниц залов переменились в лице. Предупреждение не осталось незамеченным. Она запомнила их лица и решила побеседовать основательно.

Дверь закрылась, и в кабинете остались трое человек. Начальник охраны нервничал, потел, щёлкал ногтями и бросал на директрису странные взгляды. Люба успела заметить, как та выразительно что-то семафорит изящными бровями.

— Ирма Нормановна, пометьте, пожалуйста, в списке сотрудников вчерашней смены тех смотрительниц, из залов которых пропали картины, — попросила девушка, предоставляя начальнику охраны возможность ещё помариноваться. Она встала и передала хозяйке кабинета листы и ручку.

— Я постараюсь вспомнить, — старушка сделала вид, что думает, а потом за несколько секунд проставила галочки напротив двадцати фамилий.

Люба усмехнулась про себя — Холмогорская успела подготовиться и провела собственное расследование. Впрочем, вывод можно сделать и обратный — сама организовала кражу и поэтому наизусть знает задействованных в афере людей. Занятно…

— Итак, Григорий Андреевич, начнём?

— Ну так а чего ж нет, — буркнул он.

Люба аккуратно размотала проводочки и наложила два гибких датчика на седые виски. Ещё два на мощную потную шею. И нацепила на его толстые указательные пальцы напальчники с датчиками потоотделения. Включила прибор и убедилась в исправности.

— Ваша фамилия Севастьянов?

— Д-да, — почему-то неуверенно ответил он и насупился, словно недовольный собственным ответом.

— Вы мужчина?

— А какое отношение?.. — подала голос директриса, но Люба остановила её взмахом ладони.

— Так вы мужчина?

— Ну да, вроде бы…

— Вы когда-нибудь танцевали в балете?

Его глаза округлились, он хорошенько подумал и осторожно ответил:

— Нет, не припомню такого. Может, по пьяни разве что…

Люба убедилась, что прибор работает правильно, и села поудобнее, вперив взгляд в потное красное лицо.

— Вы имеете отношение к краже картин из этого музея?

— Нет, конечно! — возмущённо рявкнул он, краснея ещё сильнее.

Ирма Нормановна подскочила на месте, вытягивая шею и пытаясь увидеть экран прибора.

— Вы планировали кражу картин из этого музея?

— Нет!

— Вы участвовали в подготовке кражи картин из этого музея?

— Нет!

— Вы передавали кому-нибудь сведения о картинах и о том, как их можно украсть?

— Нет же!

— Вы знаете кого-нибудь, кто совершил кражу?

— Нет!

— Вы знаете, как были украдены картины?

— Нет!

— Картины ещё в музее? — Люба старалась не выдать голосом главный вопрос.

— А я откуда знаю?!

— Да или нет?

— Не знаю!

Несколько секунд начальники молчали, а Люба с умным видом смотрела на экран прибора, а сама напряжённо размышляла. Если судить по его ответам, то он и правда ничего не знал и ни к чему не имел отношения. Вот ведь как забавно. Неужели директриса обошлась без него? Или подчинённые сами сварганили кражу века в обход руководства?

— Вы знаете, кто украл картины? — спросила она, скользя взглядом по изгибу рисунка на столе.

— Да, — прозвучало неожиданно.

И девушка вскинула голову так резко, что в шее что-то неприятно хрустнуло. Она пристально рассматривала лицо допрашиваемого.

— И кто это?

— Я понятия не имею, — пожал он плечами, вытирая рукавом рубашки пот со лба и щёк.

— Подождите, вы только что сказали, что знаете, — нахмурилась Люба, пытаясь разгадать игру.

— Я знаю, кто украл, но я понятия не имею, кто он такой, — пояснил Григорий Андреевич, а директриса довольно закивала головой.

— Он?

— Ага. Мужчина. Ваших лет примерно, — последнее утверждение прозвучало как обвинение, словно все тридцатипятилетние то и дело воруют картины из галерей и музеев. — В зелёном костюме и в шляпе с пером.

— Что? — растерялась Люба, задумываясь, не тронулся ли начальник охраны умом из-за переживаний.

— Мужик в каком-то маскарадном костюме… И э-э… — он замялся. — Один раз это была женщина… Как вы…

— Григорий, покажите же инспектору записи! — не выдержала Холмогорская.

— Записи?

— Мы уже начали изучать записи с камер, которые снимают залы, — пояснил Григорий Андреевич. — И на многих фигурирует этот тип.

— Он был один?

— Совершенно один. То есть, обычно один. Кроме одного случая, когда мелькнула сообщница.

— И никаких других сообщников?

— Э-э, мы не всё успели посмотреть, если честно. Но на тех, какие уже увидели, он действовал один.

— И «Мессию» он один уволок? — справедливо усомнилась она, вопросительно выгибая брови.

— Там поразительное что-то происходит в кадре, — затряс он щеками и быстро заморгал. — Вы глазам своим не поверите.

— Поразительное…

Люба откинулась на спинку кресла и принялась разглядывать работников музея, которым не терпелось увести её внимание на кого-то другого. Не пытаются ли они выиграть время, чтобы она не смогла допросить кого-нибудь?

— Нет, сначала всё же я закончу опрос персонала, — твёрдо решила она. — Затем мы займёмся записями. Вы их пока подготовьте в порядке нумерования залов — я закончу с опросом, осмотрю самолично все залы и затем мы начнём смотреть кино.

Она сняла с него датчики и кивнула, давая разрешение уйти. Севастьянов с облегчением вскочил со стула и быстро скрылся с глаз. Люба достала мобильник из кармана и написала начальнику: «В Третьяковке. Мне нужны Ромка и Настя — очень много материала. Сами придумайте, как будете с ними рассчитываться».

— Теперь Петров, — обратилась она к директрисе.

Следующие пятнадцать минут она быстро и методично допрашивала восьмерых охранников. К сожалению, ни один из них не проявил признаков причастности или осведомлённости. Прямо сборище ангелов, а не персонал. Справедливо сомневаясь в том, что аферу удалось провернуть без участия охраны, она, тем не менее, задумалась о том, что дело оказалось сложнее, чем предполагалось поначалу.

После работников охраны Люба занялась смотрительницами. Начать она решила с той, которая присматривала за десятым залом, где экспонировалось «Явление Мессии». Пышногрудая женщина лет пятидесяти нерешительно села в кресло и беспокойно посмотрела на директрису. Та в ответ ободряюще улыбнулась.

— Ангелина Сергеевна, вы имеет отношение к краже? — с лёгкой улыбкой спросила Люба.

Женщина резко покраснела и встрепенулась.

— Нет, конечно! Я ума не приложу, как так случилось! Я же не виновата!

— Спокойно, — Люба выставила перед собой ладонь. — Вас никто не обвиняет. Этим будет заниматься полиция. А я собираю сведения, чтобы лучше понять, что же тут произошло. Итак, это вы украли картину?

— Да как же я могла! Она же огромная! — женщина вскочила на ноги и дёрнула провода, прибор подскочил и оказался у самого края стола. Люба еле успела ухватить его.

— Сядьте, пожалуйста, иначе я передам вас полиции.

— За что?! Меня?!

Следующие две минуты смотрительница шумно плакала, порождая обильные слёзы, начальница её раздражённо успокаивала, а Люба недовольно поглядывала на часы и топала ногой. После вытирания слёз и сморкания в платочек они продолжили.

— Вы знаете что-нибудь о краже?

— Нет же, говорю же, — всхлипнула допрашиваемая.

— Вы слышали от кого-нибудь из ваших коллег, что планируется кража?

— Ничего такого, говорю…

— Вы знаете кого-нибудь, кто мог бы это сделать?

— Нет, никого я не знаю…

— Вы видели, как была совершена кража?

— Да не видела я! Говорила же уже! Не видела! Если б видела, то сразу рассказала бы! Она как сквозь землю провалилась! Вот только что была здесь, я отвернулась — глядь, а нет её! Вся эта огромная картина просто исчезла!

— Расскажите во всех подробностях, что именно там произошло.

— Ну как, что произошло… — Ангелина Сергеевна судорожно сжала платочек, аж костяшки побелели. — Я сидела на своём стульчике в углу и следила, чтобы посетители не трогали картины руками. Во-от. А потом я так моргнула, ну, или зевнула, я уж и не помню точно, а её и нет! Я вся прямо похолодела, мне сразу плохо стало! Я закричала, люди испугались. Потом прибежали из других залов, охранники чёрт знает где были, только через несколько минут пришли…

— Погодите, — Люба прикусила губу и сощурила глаза. — Это всё случилось, пока вы сидели на стуле?

— Н-ну да…

— Вы вставали со стула?

В комнате стало тихо.

— Нет, — жалобно пропищала женщина, и прибор тут же сообщил о лжи.

— Вы встали со стула и вышли из помещения, — демонстрируя абсолютную уверенность, сказала Люба, намеренно делая голос жёстким. — Вы отсутствовали в зале какое-то время. А потом вернулись и сели на стул. И только спустя какое-то время заметили, что картины нет. Хотя, очень трудно вообще не заметить исчезновение такой махины.

Смотрительница снова заплакала навзрыд. Давясь рыданиями и слезами, она пыталась что-то сказать, а Ирма Нормановна сжимала губы и пронзала подчинённую воспламеняющим взглядом.

— Вам кто-то сказал, чтобы вы вышли? — уточнила Люба.

— Не-ет, — раздалось в ответ.

— Вы вышли по своей воле?

— Я просто хотела обсудить с Катей рецепт пирога! — вскричала Ангелина Сергеевна, пряча лицо в ладонях. — И она мне обещала рассказать, как морковку удобрять! Я не совершила ничего ужасного! Просто поговорила с ней!

— В каком зале работает Катя?

— В одиннадцатом, — тут же сообщила директриса.

— Постарайтесь вспомнить, сколько именно времени вы провели в соседнем зале?

— Да недолго совсем! — всхлипнула смотрительница, поднимая на неё покрасневшие и набухшие от слёз глаза. — Буквально минуту, не больше!

— Вы вернулись в зал. Сколько прошло времени, прежде чем вы заметили пропажу?

— Сразу же, — прошептала женщина, роняя голову на обширную грудь. — Краем глаза увидела, что что-то не то. Повернулась — а её и нет…

Люба молчала, делая пометку в таблице. Смотрительница всхлипывала и сморкалась, директриса сидела с прямой спиной и суровым выражением лица, явно замысливая на перспективу что-то недоброе.

Прошло два часа, Люба беседовала с пятнадцатой по счёту работницей зала, когда в кабинет вошли Роман и Настя, тоже вооружённые нужным оборудованием.

— Нам нужна ещё одна комната, иначе до вечера не управимся, — обратилась Люба к директрисе.

— Пойдёмте за мной, — женщина тут же вскочила со стула.

— Вам поговорить с уборщицами, кассирами и работниками административного персонала, — сообщила Люба коллегам.

Роман угукнул, а Настя просто кивнула. Они ушли, Люба отпустила смотрительницу и осталась в кабинете одна. Минутка тишины и одиночества была необходима, чтобы обдумать странности. Во-первых, обнаружилось, что некоторые работницы залов то и дело позволяли себе отлучаться с вверенной территории. Во-вторых, совершенно все исчезновения происходили только тогда, когда в помещении не оставалось ни одного человека. Вчера вообще было мало посетителей, а утром и того меньше. Получалось, что похититель знал об этой особенности и воспользовался ею. В-третьих, каждая из смотрительниц утверждала, что отсутствовала не больше минуты-двух, а некоторые покидали свой пост буквально на несколько секунд, чтобы просто заглянуть в соседнее помещение. Сомневаться особо в этом не приходилось, потому что детектор лжи лишь подтверждал правдивость этих заявлений.

То есть у похитителя было каждый раз очень мало времени, чтобы снять картину со стены и унести. Но не шёл же он с кучей картин в руках по залам! Значит, он должен был их куда-то прятать. Но куда? Или передавал кому-то? Женщине, о которой упомянул начальник охраны? А куда та, в свою очередь, их девала?

Вернулась директриса, и Люба вышла из состояния глубокого раздумья и быстро допросила оставшихся работниц залов. Ничего нового она так и не узнала.

— Ирма Нормановна, помогите мне, пожалуйста, — попросила она, беря в руки схему музея. — Давайте с вами обозначим на схеме расположение украденных полотен. Цифрами, в соответствии с моим списком.

— Легко.

Люба тут же прониклась к директрисе ещё большим уважением. Та, видимо, знала буквально наизусть каждое произведение, висящее на стене. Ловко и со знанием дела женщина проставила аккуратные цифры.

— Так, на первом этаже похитили всего четыре картины, а остальные восемнадцать со второго. Это нам о чём-то говорит?

— Ровным счётом ни о чём, — пожала плечами Ирма Нормановна. — Не улавливаю никакой связи. Разные авторы, разные периоды, совершенно разные художественные направления. Я бы не сказала, что это выглядит как… — она замолчала.

— Как заказ коллекционера, — закончила Люба за неё.

— Именно.

Обе помолчали, думая о разном.

— Мне не даёт покоя один момент, — девушка вздохнула.

— Какой же?

— Допустим, что неизвестный нам пока злоумышленник просто воспользовался праздношатанием персонала и похитил картины в момент отсутствия людей на вверенной территории. Надо обладать жуткой ловкостью или находиться в сговоре, чтобы такое провернуть…

— Но ведь прибор показал, что мои работники не имеют отношения к краже, — довольно жёстко отреагировала директриса, защищая себя и учреждение.

— Показал, — согласилась Люба. — Но вы вот можете себе представить, чтобы человек ходил по залам, неся в руках ворох картин, в том числе и самых огромных, которые и впятером не унести?

— Не могу, — была вынуждена согласиться начальница музея.

— Вот и я не могу… Он должен был их кому-то передавать. Пусть даже он и снимал со стен в одиночку, как утверждает ваш Григорий.

— Я сама видела некоторые записи, — Ирма Нормановна поджала губы. — Он действовал самостоятельно… Но не только он… И… И когда вы увидите то, что видели мы, то будете куда больше нас обескуражены и поражены.

— Мне не терпится обескуражиться и поразиться, — Люба встала и смотала провода прибора. Потом посмотрела на директрису в упор.

Та поняла её тяжёлый взгляд.

— Вы ещё не побеседовали со мной.

— Правильно.

Люба обратно размотала провода, Ирма Нормановна изящно опустилась на стул и терпеливо перенесла подключение прибора.

— Вы украли картины? — спросила Люба в упор, сканируя каждую мышцу лица собеседницы.

— Нет, — уверенно ответила директриса, глядя ей прямо в глаза.

Люба задала ещё несколько вопросов, подходя к теме кражи то так, то этак, но прибор упорно демонстрировал непричастность начальницы музея к преступлению века. В конце концов девушка спросила, пряча разочарование:

— В здании музея есть какие-нибудь потайные ходы или скрытые помещения, о которых никто не знает?

— Точно нет, — тонкие крашеные полоски бровей изогнулись в изумлении. — Зач… А-а. Поняла. Чтобы уносить картины минуя глаз работников. Нет, ничего подобного в здании нет. Картины можно было вынести только через сами залы, другого пути нет.

— Тогда пойдёмте.

Люба встала, собрала прибор и убрала его в чемоданчик. Ирма Нормановна тем временем поправила волосы и проверила макияж.

Они прошли по коридору, спустились этажом ниже, прошли другим коридором, преодолели громоздкую металлическую дверь с электронным замком (пока директриса вводила пароль, Люба с преувеличенным вниманием рассматривала ногти) и оказались на первом этаже музейного комплекса. К ним навстречу бросился охранник, но Ирма Нормановна отослала его решительным взмахом руки.

Хозяйка музейного мира ориентировалась по карте в голове, Люба же посматривала на схему в руках. Сначала они посетили сорок четвёртый зал, из которого украли «Красавицу» Кустодиева, потом посмотрели на стены сорокового зала, потерявшего «Девочку с персиками» Серова, затем постояли в тридцать седьмом зале, откуда умыкнули «Вечерний звон» Левитана, под конец потоптались в тридцать пятом зале, лишившемся «Московского дворика» Поленова.

— Криминалисты уже были здесь вчера, — сухо пояснила Ирма Нормановна, со странным выражением лица глядя на пустое место на стене, где еще сутки назад висел шедевр лирико-философского творчества известного русского художника. — Снимали отпечатки пальцев этого человека. Тоже запросили записи со всех камер.

— Уверена, что они найдут злоумышленника, — сказала Люба таким неуверенным тоном, что директриса невесело хмыкнула, дёргая костлявым плечом.

Они поднялись на второй этаж. Люба испытывала странные ощущения, шагая по непривычно тихим безлюдным залам, освещённым приглушённым светом. Ей было как-то не по себе.

Они начали с седьмого зала, миновали восьмой и девятый, какое-то время постояли в десятом. Люба тупо смотрела на огромную пустую раму, оставшуюся от «Мессии». Осмотрела громоздкие надёжные кронштейны, удерживающие махину. Провела пальцем по ровно отрезанному краю холста.

— Чем он вырезал полотно?

— Я не знаю, как это называется, — глухо ответила Ирма Нормановна. — Вам нужно посмотреть запись. Я… я не знаю, что это такое и как оно работает…

— Он оттащил его в одиночку?

— Да, вот туда, — палец начальницы указывал на переход в девятый зал, но на лице застыло очень странное выражение.

— Смотрительница девятого?..

— Ничего не видела, — резко закончила женщина.

— Забавно, — мрачным тоном заметила Люба. — Пожалуй, я с ней побеседую, конечно. Но что-то мне говорит, что она ничего не сможет рассказать.

Они пошли дальше. Директриса молча указывала на пустые места на стенах, Люба сверялась со схемой. Ни в одном зале они не останавливались, но под конец задержались в двадцать восьмом, где раньше висела «Боярыня Морозова». Люба рассматривала громоздкую раму и всё думала и думала. И пока совершенно не понимала, как преступники (а она всё же была склонна полагать, что тут действовала группа лиц) смогли скрыться с заметной добычей, оставшись незамеченными.

Они вернулись в кабинет начальства. Люба посмотрела на часы.

— Теперь давайте всё же прогоним через аппарат всех оставшихся смотрительниц, — решила она, хмурясь. — Пусть из их залов ничего не пропало, но кто-то же всё-таки мог что-то заметить или услышать.

— Наверно, мог, — с заметной долей скепсиса ответила Ирма Нормановна, но всё же вызвала первой работницу из девятого зала.

Люба потратила на общение с персоналом ещё два часа, но ничего нового или важного так и не узнала. Кроме одной детали.

— Так вы говорите, что видели кого-то? — спросила она у полноватой старушки, отвечающей за тридцать шестой зал.

— Ну-у, не то чтобы видела. Но, как бы вам сказать… — собеседница наморщила и без того морщинистый лоб. — Я стояла и смотрела на двух невоспитанных подростков, которые были в моей комнате. И тут услышала из соседнего тридцать пятого зала странный стук.

— Стук? — Люба прищурилась. — Какого рода?

— Ну, как будто кто-то уронил телефон на пол. У нас уже так бывало, что посетители роняют. Ну вот очень похоже было. И кто-то выругался.

— М?

— Ага, женщина сказала… «блять»… — смотрительница смущённо кашлянула. — Негромко вроде, но всё же… Я возмутилась и решила сделать ей замечание. Но когда я подошла к проходу, то увидела только её спину в противоположном конце зала. И у неё что-то было в руках, точнее, под мышкой, но я не разглядела… Но мне кажется, что это могла быть картина. Я её видела буквально полсекунды, не больше. И потом она вышла на лестницу.

— Во что она была одета? — Люба хищно подобралась.

— Да в рвань какую-то! — всплеснула руками старушка. — Я даже удивилась, как её вообще пропустили в здание, раньше в музей ходили только приличные люди, а сейчас пускают кого не попадя…

— Не стоит обсуждать эту тему, — ледяным тоном осадила её начальница.

— Конкретнее. Какую рвань?

— Да я же не успела толком рассмотреть, говорю же. Комбинезон, что ли… Нет, скорее, джинсы… И кофта красная, как они там называются сейчас… Но что-то рваное или грязное как будто. А волосы светлые и длинные! Вот как у вас!

— Интересная деталь. Так, а дальше?

— Ну а что дальше. Тут вернулась Маринка, которая в том зале работает, она в тридцать седьмой отошла на пару секунд. Я вернулась быстро к себе. А спустя минуту Маринка и закричала, что картины нет… И всё…

Люба посмотрела на директрису.

— Про эту женщину говорил Григорий Андреевич?

— Про эту, про эту, — с непонятным выражением лица ответила та.

Люба отпустила последнюю смотрительницу и на секунду прикрыла глаза. Так, с этим покончено, теперь осталось посмотреть кино. Но сначала надо узнать, как дела у ребят.

Словно ответом на её мысль открылась дверь, и показался Роман. Он хмурился и похрустывал пальцами, верхние две пуговицы рубашки как всегда были расстёгнуты и наружу лезла рыжая шерсть. Ирма Нормановна посмотрела на него с живым интересом и слегка зарделась.

— Люб, мы всё, — пробасил он. — Я Настю отпустил, ей к ребёнку там надо куда-то.

Она встала и, делая страшное лицо, поспешила к двери. Только выйдя в коридор и тщательно прикрыв за собой дверь, девушка спросила шёпотом:

— И как?

— Да никак, — пожал он широченными плечами и шумно вздохнул. — Никто ничего не видел, не слышал, никакого отношения к краже не имеет.

— Я почему-то даже и не сомневалась, что так выйдет, — недовольно хмыкнула она, почёсывая лоб. — У нас никаких концов, кроме мифического мужика в костюме и светловолосой женщины.

— Зацепка? — слегка удивился он.

— Пока только голословное утверждение директора и начальника охраны. Чтобы убедиться в этом, теперь нам нужно просмотреть километры видеозаписей.

— Пожрать бы, — буркнул он. — Ты-то у нас робот, ты можешь часами без еды херячить, а у меня режим.

— И то верно, — она посмотрела на часы и поразилась тому, что уже так много времени.

Люба открыла дверь:

— Ирма Нормановна, скажите, пожалуйста, а как вы тут решаете вопрос с обедом?

— У меня своё, из дома, — чуть смутилась женщина. — Да и у многих так же. Есть комната отдыха для персонала, там микроволновка и всё такое.

— Давай, дуй куда-нибудь за борщом, блинами и пирогом с курицей, — приказала Люба коллеге, и тот тут же сорвался с места и умчался вниз. — Я предлагаю сделать небольшой перерыв для физиологических нужд, а затем сосредоточить наши усилия на просмотре видео. Надеюсь, они все уже готовы?

— Уверена, что готовы, — с заметной неуверенностью ответила директриса, хватаясь за рабочий телефон.

Люба отыскала туалет и умылась. Какое-то время она стояла перед зеркалом и смотрела на себя, хмурясь и испытывая недовольство. Всё не так… Всё не то… А правильное ли это решение? Стоит ли идти на такой шаг? Не пожалеет ли она потом? Хочет ли она этого на самом деле?

Так и не найдя в себе ответа, она вернулась к кабинету директрисы.

— Где у вас комната для принятия пищи?

— Пойдёмте со мной.

Они завернули в другой коридор и дошли до самого конца. За неприметной серой дверью обнаружилась весьма уютная комнатка с кухонной мебелью, микроволновкой, холодильником и тремя столиками. Несколько человек как раз сидели и торопливо обедали.

— Сидите, сидите, — велела им директриса, подводя Любу к микроволновке. — Полагаю, что ваш коллега скоро обеспечит вас провизией, но вы пока при желании можете отведать бутербродов с сыром.

— Спасибо, но я не хочу оставлять вас голодной, — с холодной любезностью ответила Люба. — Я пока присяду в угол, чтобы никому не мешать, и позанимаюсь с документами по другому делу.

Она взяла стул и уволокла его к окну. Несколько минут попереписывалась с Кириллом, который опять задумал на вечер что-то жутко романтичное и нуждался в её прибытии не позже семи часов. С лёгким сердцем Люба пообещала, что будет дома как штык и переключилась на новости.

Роман появился с шумом и едой. Бахнул контейнеры на стол и принялся колыхать рубашку, демонстрируя как ему жарко. Люба тут же села за стол и отдала должное кулинарному таланту повара. Работая ложкой, а затем вилкой, она напряжённо размышляла о странном деле, не замечая того, что происходит вокруг. Меж тем, кроме них в комнате осталась лишь директриса, которая как могла растягивала бутерброды в надежде услышать хоть что-то важное.

— Нужно просмотреть ролики в том же порядке, как составлен мой список, — выдала девушка наконец, не обращаясь ни к кому конкретно. — И фиксировать время каждой кражи.

— А может, лучше в порядке нумерации залов? — подала голос Ирма Нормановна, мусоля в руке последний малюсенький кусочек хлеба со злаками.

— Наверно, — Люба встала, собрала пластиковую посуду и швырнула её в мусорное ведро под мойкой. — Заодно проследим за его перемещениями и, может быть, сможем понять, куда он девал картины.

Ещё несколько минут она нетерпеливо ходила от стола к окну и обратно, пока Роман дожёвывал огромный кусок пирога с печенью и сердцем. Директриса тихо сидела и думала о своём, видимо, размышляя, как быстро от неё избавятся в связи с поразительным провалом.

Роман встал из-за стола и хрустнул руками и плечами. Люба обрадованно встрепенулась.

— Всё, вперёд, нам предстоит просмотреть множество часов записей. Меня жених ждёт с какой-то ерундой, так что нужно поторопиться.

— Как ты это терпишь, — фыркнул Роман. — Это ж совсем не твоё.

— Ну, ему приятно устраивать всякое, а я делаю вид, что мне это тоже нравится, чтоб он не обижался, — она поймала на себе удивлённый взгляд директрисы.

Комната начальника охраны оказалась небольшим помещением, оборудованным по последнему слову техники. Люба с уважением оглядела два пульта управления охранной системой и многочисленные плоские экраны, демонстрирующие помещения и пространство вокруг музея. Григорий Андреевич молча указал на стол в углу, на котором лежали два ноутбука:

— Сбросил все записи сюда.

— Думаю, что стоит начать со входа и отметить в отчёте, во сколько подозреваемый и его сообщница вошли в здание, — предложила девушка.

— Звучит великолепно, но есть одно «но», — кисло откликнулась Ирма Нормановна. — Ни одна из камер, снимающих пространство перед входом и входную дверь, не засняла преступника.

— И тем не менее, я хотела бы самостоятельно в этом убедиться, — твёрдо заявила Люба, испытывая ко всем работникам музея обоснованное недоверие. — Ром, предлагаю разделить обязанности, чтобы ускорить процесс. И давайте всё же пойдём по моему списку от самой крупной картины до самой мелкой, будем отмечать до секунды появление в залах, потом уже составим график и маршрут перемещения по музею. Мне номера с первого по двенадцатый, тебе с тринадцатого по двадцать второй.

— Лады, — буркнул он, падая в свободное кресло, жалобно заскрипевшее под его весом. Начальник охраны покосился на него недовольно, но промолчал.

— Вы сами хотите? — спросил он у Любы.

— Да, пожалуйста, — она села во второе кресло и взялась за мышку.

Директриса и начальник охраны пристроились по бокам, всем видом словно говоря, что её ожидает что-то необыкновенное. Люба про себя усмехнулась и открыла файл, озаглавленный как «Зал 10».

Она начала просмотр с самого начала рабочего дня, хотя Севастьянов бубнил про конкретное время. Пятикратного ускорения оказалось достаточно, чтобы быстро подойти к моменту появления злоумышленника.

— Вот! — закричали одновременно директриса и начальник охраны, и Люба дёрнулась и нажала на паузу.

И ошалело уставилась на красивого мужчину лет тридцати-тридцати пяти. Смотреть было на что. Высококачественная запись представила его во всей красе до мельчайших деталей — вор был одет в ярко-изумрудный костюм-тройку, переливающийся в свете ламп словно панцирь майского жука. На голове виднелся такой же изумрудный цилиндр с узкими полями, опоясанный золотистой лентой. Особую выпендрёжность образу добавляло длинное зелёное перо, торчащее из ленты.

— Скорее всего, крашеное перо фазана, — зачем-то сказал Григорий Андреевич, как будто это могло как-то помочь расследованию.

Люба аккуратно отмотала назад, до момента, когда щёголь показался из прохода между десятым и девятым залами. Записала время: 10:03:03. Запустила запись на нормальной скорости. Мужчина вошёл в зал быстрой уверенной походкой. Идя к огромному полотну, он извлёк из правого кармана что-то блестящее и отдалённо похожее на пистолет.

— Что это? — Люба прищурилась и приблизила лицо к экрану.

Ей никто не ответил. Через мгновение девушка поняла почему.

Продолжая идти по направлению к картине, вор вытянул руку перед собой и, должно быть, нажал на кнопку прибора — ослепительный оранжевый луч ударил в угол полотна. Люба вскрикнула от удивления и подалась назад, ударив плечом сопящего Григория Андреевича.

Не дыша и не веря собственным глазам, она смотрела на то, как похититель аккуратно, но быстро обводит полотно неизвестным лучом по внутреннему периметру рамы. Самое поразительное, что холст при этом не валился вниз, а оставался в раме, хотя Люба явственно видела тлеющую полосу, оставленную лучом.

Вор остановился в пяти шагах от картины и сноровисто закончил операцию. Затем погасил луч и молниеносным движением опытного фокусника убрал прибор в карман. Спустя секунду тяжеленное полотно разом повалилось на пол. Вор ухватил его за угол и с натугой потащил за собой, направляясь обратно к проходу в девятый зал. Через несколько секунд он исчез из вида, а затем и отрезанный холст уполз из поля зрения камеры. Люба нажала на паузу и посмотрела на время: 10:03:51. Всё похищение крупнейшей картины площадью в сорок квадратных метров заняло каких-то сорок восемь секунд!

Она замерла, тупо глядя на экран и мучительно пытаясь сообразить, что всё это могло означать. Что за лазерный резак? Почему полотно упало разом, а не начало валиться вниз по мере отрезания? И куда он его дел?

— Запись из девятого зала! — возбуждённо приказала девушка самой себе.

Она запустила видео из девятого зала в нормальном режиме и просидела целых четыре минуты, не мигая глядя на экран. И не увидела вора. На записи его не оказалось! Он не вошёл из девятого зала в десятый с пустыми руками в три секунды! И не вышел из него в пятьдесят одну секунду с огромным полотном! Его там просто не было.

Люба лихорадочно перепроверила время десятой камеры, потом девятой. И ничего не поняла.

— Куда он делся?! — воскликнула она, разворачиваясь к директрисе и начальнику охраны. — Он же вышел! Но почему его тут нет?! Там что, люк в полу? Или вы меня дурите?

Она с возмущением и подозрением посмотрела на руководство музея. Те ответили ей беспомощными взглядами.

— Покажите мне эти записи на пульте! — приказала девушка, вскакивая на ноги.

Григорий Андреевич молча поспешил к пункту управления оборудованием и вошёл в систему.

— Вот, смотрите, это все наши записи, — буркнул он, показывая на экране компьютера на папку «Внутренние камеры наблюдения». — Вот папка от вчерашнего дня, дату видите? Компьютер сам их формирует, тут всё запрограммировано, у меня нет прав менять или переименовывать, я могу только просматривать и копировать содержимое на внешний носитель.

— Дайте мне, — Люба грубо отпихнула его в сторону и схватилась за мышку. Вошла в папку с вчерашними записями и запустила девятую камеру. Просмотрела её до конца четвёртой минуты и до боли укусила нижнюю губу. Потом во второй раз просмотрела нереальную сцену вырезания и утаскивания картины. Перепроверила время.

— Пу-пу-пу, — пробормотала она, глядя на экран и даже не замечая, что говорит вслух. — Растворился в воздухе, переходя из одной комнаты в другую. Ну прямо мистика какая-то. Чёрт!

Девушка вернулась к ноутбуку и записала временны́е характеристики первого похищения. Вторая картина в списке была украдена из двадцать восьмого зала. Люба запустила запись. Когда из двадцать девятого зала показался «майский жук» (как она про себя окрестила вора), девушка остановила запись и записала время: 10:03:38. Запустила запись и тут же остановила. Она хмурилась и недоверчиво смотрела на показания времени в углу экрана. Но как такое может быть? Ведь в эту самую секунду он ещё находился в десятом зале! Резал и утаскивал «Мессию», чёрт возьми!

Люба схватилась за голову и крепко зажмурилась.

— Десятый и двадцать восьмые залы находятся в разных концах здания! — громко сказала она, мысленно представляя себе схему музея. — Там бежать и бежать! Но у нас преступник не просто молниеносно перемещается за десятки метров, но и ухитряется быть в разных местах музея одновременно! Это что, розыгрыш такой?!

Она распахнула глаза и со злостью посмотрела на Ирму Нормановну.

— Какой тут может быть розыгрыш, — холодно ответила старушка, сверкая глазами. — Произошло то, что выходит за рамки нашего понимания текущей реальности.

Люба увеличила изображение с десятой камеры и сделала снимок лица преступника. Потом сравнила его с аналогичным снимком из двадцать восьмого зала. Одно лицо, сомнений быть не может. Если только это не братья-близнецы. Вид золотой ленты, обвёрнутой вокруг шляпы, заставил её нахмуриться. Что-то ей это напомнило…

— Так, работаем дальше, — приказала она в никуда и взялась за мышку. И мельком посмотрела на коллегу, который всё это время не реагировал на неё, а ковырялся со своей долей задания и лишь иногда хмыкал, когда видел что-то интересное или странное.

Третьей по размеру шла картина «Побоище Игоря» из двадцать второго зала. Несколько минут тянулись невероятно медленно, затем со стороны двадцать первого зала показался «майский жук». Люба старательно записала время: 10:05:49. Огромную картину два на четыре метра преступник похитил аналогичным образом, просто спокойно вырезав из рамы и утащив в том же направлении, откуда явился. Вся операция заняла у него двадцать две секунды. Люба тут же просмотрела записи двадцать первой камеры и почему-то уже совершенно не удивилась, когда в объективе вор так и не показался. Снова вышел из ниоткуда и ушёл в никуда.

— Как сквозь землю провалился, — пробормотала она.

На просмотр краж с четвёртой по двенадцатую у неё ушло почти два часа. Люба старательно записывала время, смотрела на лицо и одежду вора, проверяла записи из соседних комнат и ничего не понимала. Закончив просмотр кражи «Охотников на привале», она откинулась на спинку кресла и тяжело вздохнула.

— Итак, давайте сделаем предварительные выводы, — обратилась она к директрисе и начальнику охраны, которые безмолвно сидели за её спиной. — Перед нами совершенно фантастический случай. Наш вор действует нагло, уверенно и профессионально. Появляется в помещениях только тогда, когда в них не оказывается ровным счётом ни одного человека. Как будто точно знает, что ему никто не помешает. Да, он действует быстро и сноровисто. Но нет суеты, нет панической спешки. Он уверен, что у него есть время, и тратит его ровно столько, сколько нужно, чтобы дойти до картины, снять её со стены и уйти обратно. При этом он периодически позволяет себе нагло улыбаться в камеру и даже иногда отдавать нам честь. Наглый и самоуверенный тип, который не сомневается в своём превосходстве и буквально эпатирует в процессе совершения преступления. Это не просто кража, но ещё и представление в какой-то степени. Признаться, мне даже доставляет удовольствие смотреть, как ловко и красиво он действует. Словно передо мной блестящий фокусник, который отработал все движения до совершенства.

Она замолчала, глядя на красивое лицо вора, застывшее на экране крупным планом. Казалось, что ярко-голубые глаза смотрели прямо на неё.

— Что мы ещё можем сказать… Непостижимым образом он умудряется несколько раз находиться в двух помещениях одновременно. Или перемещается из одного конца музея в другой за секунду. Достаточно лишь перечислить залы в порядке воровства, чтобы понять, что он не движется по музею по схеме из комнаты в комнату, а мечется из края в край, следуя одному ему понятному принципу: десятый, двадцать восьмой, девятый, тридцатый, двадцать шестой, двадцать пятый, тридцать второй, сорок четвёртый, двадцать седьмой, шестнадцатый, семнадцатый. И ещё что интересно. Вот, например, он сначала посещает двадцать шестой зал в десять ноль пять двадцать девять и покидает его в десять ноль шесть одиннадцать, но выходит из него в двадцать седьмой зал! Где так и не появляется спустя секунду! А двадцать пятый зал он грабит в то же самое время! С десяти ноль пять тридцати одной секунды до десяти ноль пять сорок второй секунды! Одновременно! В двух соседних помещениях! С ума сойти можно! И вот он уходит из двадцать шестого зала в двадцать седьмой, как я уже сказала, в десять ноль шесть одиннадцать секунд. Но появляется в двадцать седьмом зале только аж в десять ноль семь двадцать четыре! И не со стороны двадцать шестого зала, а со стороны тридцатого! А до того успевает ещё посетить залы тридцать два и сорок четыре! Чёрт возьми!

Люба вскочила на ноги и принялась мерить шагами комнату охраны. Ирма Нормановна и Григорий Андреевич следили за ней глазами, испытывая ту же растерянность, граничащую с потрясением.

— Можно сделать предположение, что записи камер подделаны, и вы сейчас мне лапшу на уши вешаете, — заявила она, и начальник охраны попытался что-то горячо возразить, но начальница уняла его простым прикосновением руки. — Конечно же, эксперты их проверят на подлинность, монтаж, склейки и всё такое. Но сейчас мы исходим из предположения, что записи настоящие. И тогда преступление вырисовывается просто мозгосносящее.

— Люб, — подал голос Роман, но она от него отмахнулась.

— Уверена, что и остальные кражи, которые сейчас проверяет мой коллега, совершены по тому же принципу и отличаются теми же странностями…

— Люба, — сказал коллега более настойчиво.

— Ещё я сделала интересный вывод о внешности похитителя, которая претерпевает определённые изменения. Вот вы можете со мной поспорить, но посмотрите! Сначала он бледный как смерть и с гладко выбритым лицом. С каждым следующим преступлением он становится всё более загорелым и у него отрастают усы и борода! Видите?! «Мессию» он крадёт гладко выбритым, а «Охотников на привале» уже с месячной бородой! И перо это у него уже не такое бодрое, да и костюм становится каким-то… потрёпанным, что ли, выцветшим.

— Люба! — громко и настойчиво позвал Роман.

— Да что?! — вышла она из себя, поворачиваясь к нему.

И увидела на экране ноутбука своё лицо. Несколько мгновений она пыталась сообразить, что происходит.

— Что это? — она быстро подошла к Роману.

— А это у нас последняя, двадцать вторая кража, — ответил он странным голосом. — «Московский дворик» унесла женщина, поразительно похожая на тебя.

Три пары глаз смотрели на неё в упор. Люба вздрогнула и опешила. На лбу выступила испарина.

— Дай сюда, — она схватила мышку и отмотала преступление к началу.

В десять ноль девять ноль семь со стороны лестницы вошла женщина в странной одежде: грязной и мятой. И словно снятой с человека гораздо бо́льших размеров. В мужской одежде — быстро определила Люба, впиваясь глазами в изображение. Длинные светлые волосы были собраны в небрежный хвост на затылке. Поразительно похожая на неё женщина то и дело оглядывалась и вообще ощутимо нервничала. Быстро приблизившись к картине, она вытащила из кармана такой же прибор и включила луч, чуть не подпалив себе штанину. Оставив на полу и стене следы ожога, она неумело отрезала картину от стены, взяла её под мышку и убрала лазерный резак в карман. И застыла, уставившись в одну точку, как будто забыла что-то или как будто глубоко задумалась. Через несколько мгновений она встрепенулась и быстрым шагом направилась обратно к лестнице. Спустя несколько шагов из другого кармана вывалился плоский тёмный предмет прямоугольной формы. Девушка быстро наклонилась, схватила прибор и кинулась к лестнице. В ту же секунду из тридцать шестого зала показалась смотрительница, с которой Люба по этому поводу беседовала несколькими часами ранее.

— Я не поняла, это что за шоу двойников, — растерянно пробормотала девушка, делая шаг назад и прижимая вспотевшие ладони к пылающим щекам. — Кто это? И почему она похожа на меня?

— Теперь вы можете понять, какие странные эмоции я испытала, когда вчера вы вдруг вошли в кабинет вашего руководителя, а сегодня вы пришли к нам как представитель страховой компании, — ядовитым тоном сказала директриса, позволяя себе обшаривать Любу подозрительным взглядом.

— Вчера в это время я была на совещании в офисе, — припомнила Люба, напрягая память так, что аж голова заболела. — С девяти утра до половины двенадцатого мы обсуждали дело о краже драгоценностей из ювелирки, потом дело о пожаре в элитном коттеджном посёлке, а затем странное дело о краже коллекции средневековых монет из музея Выборга. Ты, кстати, был там всё это время.

Она ткнула пальцем в Романа, и он согласно кивнул.

— Там было всё наше руководство, а также представитель нашего филиала в Питере, который по этому выборгскому делу как раз и приехал. Я даже в туалет не отходила ни на минуту!

— Да, есть у тебя такая особенность, — пробубнил Роман. — Если углубилась в работу, то ни в туалет, ни поесть.

— Этому должно быть какое-то объяснение, — теперь Люба разозлилась. Её словно втягивали в неприятности и пытались дискредитировать. — Если это маска, то нужно выяснить, как и где её сделали. Или же это очень искусный грим. Кто и зачем решил закончить список краж под маской страхового инспектора? Хотели бросить на меня тень? Чтобы меня не допустили к расследованию? Потому что они знают, что я самый сильный инспектор в нашей конторе и всегда довожу дело до конца! А ещё я органически не приемлю воровство! Никогда! Это для меня принципиальный момент — никогда не покушаться на чужое! Я лучше сдохну, но чужое не возьму!

Она ударила кулаком по ладони, а Роман снова согласно закивал, отдавая дань уважения её опыту и безукоризненной репутации. В глазах музейного руководства читалось недоверие, но вслух не было сказано ни слова.

Руки тряслись и Люба убрала их в карманы пиджака. Пока она молниеносно соображала, губы произносили какие-то слова, которым она не отдавала отчёта:

— Нужно проследить путь этой самозванки, как вошла и как вышла.

— Я уже проделал эту работу и могу сказать, что её нет больше ни на одной камере, кроме тридцать пятой, — подал голос сумрачный Григорий Андреевич.

— Да-да, ни на одной, — рассеянно повторила Люба, даже не слыша его.

— Мне нужно рассказать тебе о своих наблюдениях, — настойчиво вмешался в её раздумья Роман. — Слышь, Люб?

— Да, слушаю, — она отбросила тревожные мысли. — Рассказывай, чего нарыл.

— Ну, по сути, мои наблюдения совпадают с твоими. Чувак очень шустрый и умудрился молниеносно перемещаться между залами и даже умудрился грабить девятнадцатый и пятнадцатый зал в одно и то же время. Во-от, — Роман почесал крупный нос. — Все картины среза́л этим своим лазером со стен вместе с рамами и уходил из зала. И никогда не показывался в том зале, куда уходил. Фишка у него такая. Как будто в переходе между комнатами как-то умудрялся растворяться или исчезать, или я не знаю там как. Но интересно другое. Внешность и поведение у него резко меняются под конец.

— Что ты имеешь в виду? — насторожилась девушка.

— Ты же сама заметила, что поначалу он орудовал быстро, чётко и даже красиво, видела же — он иногда даже пританцовывал на ходу и словно что-то напевал. А потом его как подменили — двадцатую и двадцать первую картины он забирает прям как будто через силу и выглядит мягко говоря не очень, — Роман пощёлкал мышкой и вывел на экран видео из восьмого зала.

Люба сразу отметила, что красивый изумрудный костюм резко изменился в худшую сторону — весь сделался измятый и покрытый пылью и даже пятнами то ли грязи, то ли крови. Перо из шляпы вовсе исчезло. Злоумышленник выглядел измученным и больным — под лёгким остаточным загаром проступала болезненная бледность. Но что самое важное — он теперь сильно хромал, припадая на правую ногу.

— Зайчика нашего кто-то подстрелил? — удивилась Люба.

— Кабы знать, — хмыкнул Роман. — Вот только две последние кражи он совершал гораздо медленнее, как будто из последних сил. Вообще перестал торопиться. Картины переносил с усилием, хотя они же к концу списка и так остались самые маленькие. В обоих последних случаях он просто чудом успел смыться и не попался на глаза возвращающихся смотрительниц. А самое главное — за последней картиной он является с предыдущей в руках, чего не делал до этого. Вот посмотри на его последнюю вылазку.

Люба затаив дыхание следила за тем, как мужчина в истрёпанном костюме, зажав в подмышке свёрнутое в рулон полотно, медленно подошёл к «Грачам» Саврасова, почти не глядя резанул по стене, с искажённым от боли лицом поднял упавшую картину и потащил её за собой. Он с таким трудом переставлял ноги, что казалось, что любой шаг может стать последним. Но на каком-то нечеловеческом усилии воли похититель всё-таки удалился из зала.

— А последнюю картину забрала сообщница, загримированная под меня, — пробормотала Люба. — Умер? И она закончила за него?

— Вполне возможно.

— Сколько по времени заняла вся кража? — Люба сверилась со своими записями. — Они начали в десять ноль три и закончили в десять десять. Вынесли в неизвестном направлении двадцать два полотна и исчезли.

В этот момент на боку начальника охраны ожила рация, и все услышали встревоженный голос охранника с первого этажа:

— Андреич, тут полиция прибыла: следователь и группа захвата. Ищут эту инспекторшу, которая к вам утром пришла, Шестакову.

В комнате воцарилась кладбищенская тишина, и все взгляды обратились на оцепеневшую Любу. Она зачем-то посмотрела на наручные часы и запомнила время: шестнадцать ноль восемь. Глаза директрисы сверкнули радостью. Начальник охраны, не сводя с неё глаз, снял с пояса рацию и поднёс к голове:

— Что говорят? Что им надо?

— Говорят, что её опознали — она вчера с подельником грабанула несколько магазинов в районе Воробьёвых гор, и они ещё посмотрели наши видео и тоже её там увидели. Хотят арестовать.

Люба не раздумывала ни секунды. Она вскочила на ноги и кинулась к двери. Никто из присутствующих не пытался её задержать. Девушка распахнула дверь и выбежала в коридор. Цокая каблуками и беззвучно матерясь, Люба бежала к лестнице, пытаясь сообразить, как избежать встречи с полицией.

В конце коридора показался молодой темноволосый мужчина в гражданской одежде. За его спиной маячили ещё несколько человек в чёрной форме оперативной группы. На долю секунды Люба встретилась со следователем взглядом. Она не успела сбросить скорость или даже подумать, как действовать дальше. Дверь кабинета справа внезапно распахнулась, сильная мужская рука схватила Любу за лацкан пиджака и рванула на себя, в холодную пугающую темноту.