Дом разбитых ваз

Иван Александрович Валуев, 2017

Открывая книгу, читатель невольно входит в дом, где души людей блуждают по комнатам со своими обнаженными и лишенными заземленных привязок историями. И когда-то эти души были заключены в тела, в вазы, которые, не выдержав боли, страданий и болезней, разбились в доме и остаются лежать в нем красноречивыми осколками… Главное, входя в Дом разбитых ваз, не оступиться на осколках… Ведь души тоже могут обижаться… Содержит нецензурную брань.

Одиночество

Вы не замечали, как, порой, бывает, коротка наша жизнь? Жизнь, которая может поместиться на одном листе, такая монотонная, что может показаться лишь одним днем.

Я обычный студент. Все свое время я уделяю саморазвитию и работе. А вот учебу я не люблю. У меня нет способности зубрить все. Это выглядит, как гребаный онанизм, который со временем переходит в хронический.

Некоторое время своих серых будней я провожу на работе в книжном кафе. Каждый день после колледжа или вместо посещения его, я прихожу в кафе. Это очень тихое и спокойное место. Сюда приходят те, кому не интересна суета и необходима частичная изоляция. А изоляция частичная потому, что все они боятся абсолютного одиночества и даже если они уверяют вас в обратном — это не так. Глубоко в подсознании они боятся одиночества. По глазам этих людей можно прочесть многое, если не все. Вплоть до того, о чем они думают в настоящий момент. Это место питает меня и немного учит разбираться в людях, когда они едят, пьют свой кофе и погружены в очередную книгу. Большинство здешних людей, читая книгу, могут своей мимикой выражать все, что написано. Не знаю почему, но в коктейле всего этого с интеллектуальной тишиной я вижу их насквозь и ощущаю некие эмоции, которые своеобразно удовлетворяют меня. Или, скорее, я испытываю наслаждение от всех этих эмоций.

Я работаю здесь кем-то вроде официанта-библиотекаря. Вернее — подрабатываю. В мои обязанности входит выдача посетителям желаемые и доступные книги для чтения, а так же приносить им их заказ. Мне подвластна огромная библиотека и море свободного времени в тишине. За время работы здесь я понял, что ни одна библиотека в городе не сравниться с этим кафе по объему литературы. Самое странное было то, что дефицит книг напрочь отсутствовал. Глупая тавтология, но я привожу эту метафору с целью передать тот объем книг, к которому я даже и не приблизился.

Это кафе находилось в старой части города, где так много влюбленных пар прогуливаются по брусчатке, и уже не одно столетие признаются друг другу в искренних чувствах. Внешне кафе выглядело очень изношенным. Но эта изношенность находиться в допустимых пределах и создает стиль ретро. Внутри все было аккуратно. Везде чисто. Приглушенный свет ламп добавлял уюта и теплоты в эту атмосферу. А музыка Моцарта, Малера, Баха и других классиков давала возможность отдохнуть посетителям и эмоционально. Платили здесь мне сущие копейки. Но сама атмосфера этого места давала мне больше, чем какая либо работа и деньги. Человек в своей сущности рожден рабом, как бы печально это не звучало. И даже, когда он считает себя свободным — он еще более раб. Ведь чтобы просто поесть, не достаточно одного воздуха, и приходиться работать или искать другие пути к пище, деньгам. Но я не считаю лень свободой. Нет. Я хочу лишь донести читателю, что человек нашего века не удостоил чести для своей души, чтобы найти хотя бы самую малую часть своего времени для нее, для души. Чтобы прислушаться к своему сокровенному нутру и просто послушать пение сердца. Люди находятся в вечной заботе и постоянной спешке. И в кафе, в этом малом кусочке моего мира, нет ничего, что могло бы помешать слиянию с душой. Здесь даже нет часов. Их не повесели с целью объяснить человеку, что Твое время есть Твое и только. Кругом стоят шкафы с широкополыми полками, на которых красиво стоят самые исчерпывающие источники знаний — книги. Здесь даже есть крутая винтажная лестница, которая ведет на второй этаж с еще большим количеством книг и балконом, где весной ветер лишь приветствует тебя и улетает вдаль, как и твои мысли.

Заказ посетителям всегда подается с книгой, за аренду которой взимается процент. Но только в том случае, если посетитель взял какую-нибудь литературную новинку. А если же он не заказывал книгу, то для него подбирали книгу, которая больше всего подходила именно для этого посетителя. И даже, если он не хотел ничего читать, то у него все-равно возникало желание взять эту книгу и, в итоге, он ее читает. Самое странное, для меня, из всего этого был выбор книги. Я подходил к полкам и нутром, интуитивно ощущал, какая книга больше всего подойдет именно этому человеку. Порой я не отслеживал, как книга оказывалась у меня в руке. Она сама звала меня и падала в руку. Книга всегда сама выбирает своего читателя. И когда у Вас возникает чувство, что именно эта книга нужна была в данное время, то знайте, что не Вы ее искали, а Она Вас. Весь этот литературный дух оживает, приобретая корешок и обложку. Писатель всегда вкладывает часть своей души в буквы, слова, метафоры. А книга, как физическая оболочка является телом. Всматриваясь во всю эту логическую цепочку можно увидеть, что книга — это лучшее живое творение человека, даже существо, если угодно, и она является неотрывной частью всего общества. Так сложилось для меня, что весь ассортимент бесплатных книг, честно говоря, намного интереснее. Наверное, отчасти, потому что большинство из них — классика. Большую часть своего рабочего времени я провожу за книгами или же, при наличии интересных посетителей — рассматриваю их. И лишь самую малость времени я работаю. Так что, я считаю, что оплата моего «труда» более чем удовлетворительна. Тем более что я имею практический доступ к бесценной информации, и, кроме того, я не нуждаюсь в покупке книг. А заработанные деньги я трачу на проездной, всякие нужды и на реализацию небольших желаний. Мне даже удается копить на большие желания и цели. В свободное от работы и учебы время я пишу. Пишу что-то схожее с автобиографичным дневником. Иногда я пишу даже в кафе и на учебе, если лекция скучная или я попал под эффект вдохновения. А в кафе я пишу только при отсутствии посетителей, как таковых. Хозяин кафе мне не мешает писать. А вот здешние посетители обладают невероятной силой мысли, которая может пробить мой тонкий череп и посеять в голове чужую идею. Это ощутимо, когда я сосредотачиваюсь. Так что это место лучше использовать для отдыха.

В кафе я замечаю много постояльцев. Такое впечатление складывается, что только они туда и ходят. Они не ведут бесед ни с персоналом, ни с другими посетителями. Они просто тихо, молча отдыхают. Все наши постояльцы очень талантливы. Я не знаю как, но каким-то образом это место притягивает талант. По внешнему виду можно сразу определить, кто из них писатель, кто музыкант, а кто художник. Есть даже и одна очень известная личность. Это один наш местный писатель, которого знает, наверное, весь мир. Честно признаюсь, я не прочел ни единой его строчки. Я не люблю его. Но не люблю по-доброму. Я ведь тоже писатель. И мои чувства к нему — это, скорее, амбициозная конкуренция. Странно получается. Конкуренция должна основываться на чем-то, а в моем случае я даже и в глаза не видел его произведений, чтобы иметь хоть какое-то представление в разности между нашими стилями. И даже еще не факт, что у меня есть стиль. Все это до боли смешно. Я чересчур инфантилен и глуп. Тем не менее, отдавая себе отчет в своей глупости, я принципиально не читаю его произведений. В колледже большинство студентов хотят приблизиться к нему хотя бы на километр, чтобы увидеть его воочию. А я со своими холеными принципами, заносчивостью и гордостью, надув немного губы и считая себя гением, сидел с ним в нескольких шагах. Он часто бывает у нас. И наши постояльцы, видимо, тоже считают себя в чем-то гениальными, но при этом имеют уважение и приветствуют его, кивая головой. «Лишь истинные таланты могут признавать талант других», — думал я и надеялся на то, что я просто еще не вырос.

И в один прекрасный день этот писатель пришел снова в кафе. Я его увидел еще сквозь окно, на улице, когда он проходил мимо. Он заметил меня, но я быстро отвел свой взгляд и сразу почувствовал стыд. О, как я низко себя вел. В первую очередь — не уважая себя. Он зашел с наступлением заката. Хорошая картина запечатлелась в моем воображении. Кафе находилось в возвышенной части города. Отсюда прекрасно видно уставшее Солнце, которое закатывалось и оставляло после себя красочное зарево, каждый раз разное и особенное, которое длилось лишь мгновение. Я смотрел в окно, оторвавшись от книги, наблюдал за минувшим закатом. Зарево окутало горизонт старого европейского города. И пока я умилялся красотой этой картины, появился он. Загадочный, молчаливый, харизматичный. У него отличный вкус в стиле моды. В этот раз он пришел в стильном черном рваном по краям пиджаке и в светлых джинсах. На ногах его были обуты белые Converse All Star, а на голове красовалась элегантная дизайнерская шляпка. Я признавал в нем оригинальность и его вкус, но никак не хотел верить в его талант, хотя я всегда чувствовал всю силу и многогранность его писательского стиля, как только замечал его в дверях кафе. И вот он шел за окном по старому городу и нес в себе никому не известную тайну. Он шагал по брусчатке сквозь маленькие узенькие улочки и его взгляд, упавший на меня, ознаменовался огненно-красным заревом вдали за ним. И этот взгляд, будто он предвестник всего, он знает и видит тебя насквозь.

Он зашел и присел у другого столика у окна, по той же стороне, где сидел и я. Он был перед моими глазами. Я невольно рассматривал его лицо. Он довольно уже солидного возраста — немного за шестьдесят. Его взгляд был устремлен на улицу, куда-то в небо, сквозь крыши домов и кроны деревьев, или, может, в ближайшие горы. У него очень светлые глаза, серые, светло-серые. Я не отследил, как стал проводить параллели с собой, и как только я заметил большую часть общего с ним, он взглянул на меня, ощущая на себе мой взгляд. Я быстро очнулся и потупил взгляд в «Норвежский лес» Харуки Мураками.

Почему-то мне захотелось поговорить с ним.

Через минуту, не замечая строк в книге, я погрузился в себя и перевел взгляд в окно, на улицу. Зарево уже рассеялось по небу и отдало все свои цвета небу и тем, кто его видел. На улице загорелись фонари, стоявшие на одной ножке у дороги. В это время суток окна кафе превращаются в глубокие зеркала. В одно время изображение улицы смешивается с отражением нутра кафе, и создавалось ложное сочетание, будто ты находишься на улице.

В момент своей задумчивости я почувствовал некое движение подле себя и повернул интуитивно голову. Напротив меня присел, устремив пристальный взгляд в окно, этот местный писатель.

Мы сидели за одним столом друг напротив друга, молча продолжительное время. Я не засекал и не замечал, но это продолжалось бесконечно долго. И пока он смотрел на улицу или любовался собой в отражении, я рассматривал его лицо вблизи. Аккуратно подстриженные седые волосы, и множество мелких мимических и возрастных морщин, нагнали на меня чувство чего-то родного со мной, или, скорее, схожего со мной в этом человеке, что еще больше разозлило меня.

— Посмотрите на них. — выпалил писатель, продолжая смотреть на улицу сквозь окно. Еще не сильно стемнело, и фонари хорошо освещали дорогу, что можно было достаточно четко рассматривать проходивших мимо людей. — Куда они все идут? Или же — откуда? — продолжает писатель. — Все они идут за деньгами, за целью, но не за мечтой. Как это странно. Вам не кажется?

Но я сидел молча, надеясь, что молчанием смогу показать деликатность и красоту своего ума.

— Все это глупо! — продолжал писатель. — Они все превращают свою мечту в деньги, свою душу в материю. Но ведь не все же деньги! Да, бесспорно, деньги открывают много путей, чтобы дать человеку желаемое, возможно и мечту. Но как по мне, если мечту можно приобрести за деньги — это уже не мечта, а что-то вроде цели или пункта плана. Большинство людей, называя свою мечту, видят конечный итог в виде денег. Но ведь должно же быть что-то больше?! Мы рождаемся, а когда взрослеем, нам прививает общество желание и стремление обогатиться, а все остальное сгорает внутри нас. От этого все несчастья. Истинные, настоящие люди — это дети, способные радоваться мелочам и стремящиеся познать и почувствовать окружающий мир. Мы рождаемся, и затем медленно, но уверенно деградируем. Лишь ребенок способен видеть мелочи и чувствовать настоящую эйфорию от личных открытий. Взрослея, мы жертвуем не оболочкой, а душой, обменивая ее на деньги, и уничтожаем в себе не только человека и частичку Бога, но и"золотое зерно", которое уже никогда не прорастет. И взамен мы покупаем весь этот убогий хлам, приобретая ущербность и считая себя при этом особенным.

Писатель говорил все это спокойно, четко проговаривая каждое слово, смотря в окно, и лишь мгновениями оборачивался в зал с целью удостовериться, наверное, что никому не мешает из посетителей. — Между прочим, Вы, наверное, слышали или, я уверен, читали американского гения Чарльза Буковски? Я лишь кивнул головой в знак согласия. Этот автор один из моих любимых наряду с Достоевским, Маркесом и Миллером. — Так вот, если Вы помните, то Буковски писал: — "Если бы я писал для кого-то, я никогда не стал бы тем, кем являюсь". Это человек, который большую часть своей жизни прожил в нищете и на минимальные хлеба, жертвовал всем ради своей души. Сейчас мы редко можем встретить человека, который живет творчеством, и время от времени создает свою личную идею. Он вынашивает плод искусства с радостью, пронося его через внутренние боль, страдания и мучения. Это прекрасно! Не правда ли?

Я сидел и внимал. Как хорошо, когда у тебя есть такой дар, как умение слушать. Этим ты притягиваешь к себе доверие людей и, в дальнейшем, их истории жизни. Для писателя такой дар, как наживка для рыбы. Согласен, плохое сравнение, но я ведь еще только начинаю…

— Всю свою жизнь я пытался найти себя, свою миссию в этом мире, — продолжал писатель. — Я пробовал многое, но только то, что было близко моей душе, и никогда не задумывался о деньгах. Отношения с друзьями, близкими, всегда разрушались. Меня никто не хотел понимать, а я не смог подстроиться под них. Колледж оказался не пустой тратой времени, если брать во внимание уютную библиотеку, где я часами напролет просиживал за книгами, временами даже без малейшего перекуса. На сидячей нудной работе я написал свой первый роман, в котором нашел отображение своих взглядов сегодняшнего мира с отсутствием любви у людей к миру и к жизни. Однажды я закрылся и узнал, что и без моего участия жизнь идет дальше вместе со временем и людьми. А я был рад, что мог наблюдать за всем и всеми со стороны. Бывали дни, когда я разговаривал с самим собой больше, чем с реальным человеком. И это вошло в привычку, которая напрочь выбила желание и потребность в общении с людьми. Вот тогда я научился слушать. Я стал урной для человеческих историй. Они сами приходили ко мне и рассказывали все в подробностях и мелочах. А после… А после я брал ручку, блокнот, и, меняя все, кроме сути, выписывал на бумаге. Если бы не два этих атрибута в моей жизни (ручка и блокнот), я бы, наверное, просто сошел с ума, или уже…

Он запнулся на мгновение, будто вспоминал что-то, уставившись в окно.

— И все же, я был там. Я сошел по высокой темной лестнице с вершин моих сознательных мыслей и потерял способность адекватного восприятия всего мира и системы Вселенной. Одиночество сделало свое дело. Я ходил по дну своей урны в купе чужих историй. А под ногами у меня был мокрый мерзкий осадок воплей несчастных. Как странно, но человек никогда не делится счастьем. Он может выпустить лишь негатив и пойти себе дальше по незримой тропе своей жизни. Когда меня опубликовали впервые, я находился в длительной эйфории и захотел поделиться своим счастьем с другими. Но, как оказалось на практике, я не смог сказать и слова, со стороны, со своим счастьем, я казался еще более сумасшедшим, чем, когда молчал. Женщины любили мою улыбку, но, в результате, не смогли ее обуздать. Я молча любил и тихо мечтал о часах творческого одиночества, где я мог быть самим собой. Где я мог увлеченно смотреть на листок березы и, со слезами умиления, благодарить Бога за то, что я могу узреть этот момент и насладиться им. За то, что весь этот мир красив и таинственен, за то, что я в нем, в этом мире, вместе со всеми этими абсолютно разными людьми. И как это прекрасно, что я не один такой, кто может любоваться закатами Солнца, ища во всем этом трогательный смысл и знать, что истинная миссия каждого из нас в этом мире — это уметь наслаждаться жизнью.

После этих слов старик перевел взгляд на меня и устремил его в мою душу. Я подался слегка вперед, повернул голову вправо и увидел в отражении окна кафе, что напротив меня никого нет за столиком, а на моем месте сидит этот старый писатель, каким стал я и остаюсь.

Я встал, накинул шляпу, вышел из кафе, и больше никогда не возвращался.