Живой позавидует мертвому

Сергей Зверев, 2011

Жесточайшую школу выживания прошел в секретном учебном комплексе старлей Саблин по прозвищу Боцман. Теперь он – капитан-лейтенант и зачислен в бригаду спецназа Балтфлота. Первое боевое задание: группа Саблина летит в Египет, где на границе с Суданом было захвачено интернациональное госпитальное судно «Асклепий». Радикальная группировка исламистов требует обмена заложников, в том числе и россиян, на одного из своих лидеров. Пленники содержатся под неусыпной охраной на удаленном острове, и освободить их смогут лишь те, кто может все и готов ко всему, – такие, как Саблин и его спецы...

Глава 1

Если среднестатистический медик циничен в силу своего ремесла, то эпидемиолог — еще и в силу профессиональной специфики. Что, впрочем, неудивительно. Большую часть времени эти специалисты проводят, уединившись в лаборатории среди колб, реторт и пробирок, приникнув глазами к микроскопам. Ощущение реальности и даже масштабов исчезает полностью: спустя какое-то время профессиональный эпидемиолог почти не делает разницы между микроскопическими бациллами и окружающим миром…

Именно такие мысли бродили в голове молодого эпидемиолога Егора Кобзева, когда сам он бесцельно бродил по палубе госпитального судна «Асклепий», пришвартованного у пристани Халаиба. Сам Халаиб — маленький грязноватый поселок, расположенный на границе Египта и Судана, напоминал Кобзеву небольшую колонию микробов: жалкие одноэтажные домики, хаотично разбросанные над красно-желтым каменистым обрывом. Пустынный ландшафт разнообразили разве что кочевые бедуины, которым врачи госпитального судна под флагом Красного Креста и Красного Полумесяца были призваны оказывать медицинскую помощь. Однако местные жители обращались за помощью нечасто; то ли действительно мало болели, то ли не доверяли международной врачебной миссии. Наверное, Егор Кобзев немало бы отдал, чтобы отыскать у детей пустыни какой-нибудь неизвестный науке вирус, однако работы по специальности у него почти не было. Банальное сотрясение мозга считалось серьезным событием, кишечная палочка — из рук вон выходящим делом.

По слухам, в ближайшее время госпитальное судно должно было спуститься к югу, к Эритрее, где врачебной работы было бы больше. А пока приходилось изнывать от жары и бездействия.

Жизнь на «Асклепии» текла скучно, неторопливо и очень однообразно. Дни практически не отличались друг от друга, словно диареегенные бактерии под микроскопом.

Молодой доктор уже знал абсолютно все и про экипаж (восемнадцать египтян, пять индусов, двое ливанцев и немолодой капитан-шотландец Гордон Синклер), и про международный медицинский персонал (терапевт Алексей Волошин из Екатеринбурга, хирург Збигнев Тыминьски из Гданьска, несколько санитаров и медсестер из арабов). Кобзев уже сто раз успел и поругаться с моряками и коллегами, и помириться с ними, и вновь поругаться… Чаще всего он ругался с соотечественником Волошиным, что неудивительно: терапевт был немолод, мудр и рассудителен, а недавний интерн Кобзев — горяч, порывист и нередко подчеркнуто циничен…

Ослепительно-желтое солнце уверенно поднималось в зенит, окрашивая госпитальное судно в пастельные тона. Береговая кромка будто плавилась в расплывчатом парном мареве. Кормовой флаг вяло трепыхался за бортом. Стоя на палубе, Кобзев лениво смотрел, как в тени, в горячем от нагретого металла воздухе дуреет индус-вахтенный, и размышлял, чем заняться. Конечно, можно было бы сходить на берег, однако делать там было решительно нечего: и бедуины, и верблюды, и выжженная солнцем пустыня давно уже опостылели. Можно было попробовать заняться рыбалкой, но в такую жару ни о какой поклевке не могло быть и речи. Можно было бы улечься с книжкой в своей каюте, под спасительный холодок кондиционера, однако деятельная натура Кобзева требовала хоть какого-то общения. Так что оставалось одно: спуститься к Волошину и, в очередной раз попросив прощения за вчерашнюю хамскую выходку, потрепаться с ним «за жизнь».

Алексей Николаевич — седой, подтянутый, с неизменным стетоскопом на груди — смотрел в своей каюте телевизор, благо спутниковая «тарелка» давала возможность принимать даже новости из России. При появлении Егора он тут же заулыбался — мол, понимаю, зачем пришел, прощаю тебя заранее, дорогой коллега, всегда рад видеть.

— Извините, я вчера был неправ, — сконфуженно произнес молодой врач. — Погорячился. Больше такого не повторится.

— Все, извиняю. Сам таким был в твоем возрасте. Присаживайся вот тут, — Волошин гостеприимно открыл холодильник. — Хочешь окрошки? Сам готовил…

Пока хозяин каюты разливал холодную окрошку, эпидемиолог прибавил громкость телевизора.

По СNN передавали сводку новостей за минувший день. Мир бурлил. Военные перевороты, революции, массовые беспорядки, теракты и прочие катаклизмы сменяли друг друга, словно картинки в калейдоскопе.

— Кстати, Егор, возможно, тебе будет интересно, — Алексей Николаевич поставил на стол тарелку с окрошкой. — В Исламабаде какие-то сумасшедшие разгромили лабораторию прикладной микробиологии тамошнего Министерства обороны. Я-то сам не эпидемиолог, специалист другого профиля, но мне кажется, что…

— Имеете в виду штаммы разной заразы? — Кобзев взял ложку, придвинул тарелку. — Тут могут быть и так называемые «мертвые» штаммы, то есть практически обезвреженные. А могут быть и живые. По сути — настоящее биологическое оружие, только в очень малом количестве. Если первый вариант — ничего страшного, это своего рода засушенные микробы, неспособные вызвать эпидемию. Если второй — очень хреново. Нескольких пробирок достаточно, чтобы в короткие сроки отправить на тот свет город с населением в несколько миллионов человек. А если лаборатория военная — значит, штаммы, скорее всего, живые. Остается надеяться, что эти пакистанские исламисты не знают, как правильно хранить штаммы,и вообще, что делать с ними дальше. Да и необходимого оборудования у них наверняка нет. Там ведь и специальный температурный режим нужен, и особые условия, и постоянный контроль, и регулярные лабораторные пробы. Иначе штаммы быстро погибнут и,кроме рвоты и поноса,ничего не вызовут.

— Как говорится — приятного аппетита, — поморщился Алексей Николаевич, красноречиво указав на окрошку. — За завтраком лучше о чем-нибудь приятном говорить… Вот у нас на Урале сейчас холода. В деревнях — сугробы почти по пояс. Народ в гости друг к другу ходит, пельмени трескают под водочку.

— Даже не верится, что где-то может быть ниже нуля, — молодой доктор взглянул в иллюминатор, где в зыбком горячем мареве расплывался пустынный берег. — У нас в Питере, конечно, таких сугробов нет, но как ветер с залива задует — так просто насквозь пронизывает, чуть ли не по стене размазывает. Эта сторона улицы очень опасна, а та — так вообще кранты! Я бы сейчас, наверное, все отдал, чтобы этот ветер полной грудью вдохнуть…

— А твои, наверное, тебе завидуют, — поддержал Волошин. — Мол, Египет, пирамиды, экзотика… Сколько людей специально деньги платит, чтобы сюда попасть. А мы с тобой в Египте сидим, да еще за это международную зарплату получаем!

— Да ну ее, эту экзотику! — раздраженно произнес Кобзев. — Нахлебался уже. Четыре месяца ничего, кроме этой пустыни,не вижу. Кстати, что там,в Каире?

Беспорядки в египетской столице не утихали уже пятые сутки. Демонстранты со свойственным южанам темпераментом требовали отставки действующего президента, притом в уличных протестах деятельно участвовали и многочисленные мусульманские фанатики. Чем это могло обернуться для интернациональной команды «Асклепия» — не знал никто. Хотя судно под флагом Красного Креста и Красного а и находилось на самом краю Египта, однако ситуация развивалась совершенно непредсказуемо, вооруженные беспорядки могли перекинуться даже на сонный Халиб.

— В Каире все по-прежнему. Сражаются с переменным успехом. Или народ местного Али Бабу скинет, или этот Али Баба всех пересажает… — Волошин подумал, достал из холодильника початую бутыль белого сухого вина, разлил по пластиковым стаканам. — Ты же сам все видишь. Египет — страна потенциально очень богатая: нефть, газ, сланцы, многомиллиардная туристическая индустрия… Суэцкий канал, наконец! А народ все нищает и нищает.

— Точно, как и у нас, в России, — подытожил Кобзев и, пощелкав телевизионным пультом, остановился на местном канале.

Экран дал панорамную картинку: кричащие демонстранты с национальными флагами, колонны тяжелой бронетехники, перевернутые машины, горящие здания… Панорама сменилась крупным планом: мужчины с зеленым знаменем с начертанными на нем строками из Корана. Бородатый выкрикивал что-то очень агрессивное, и эпидемиолог, который уже немного знал арабский, разобрал слова «смерть неверным», «ислам — закон государства!» и «джихад».

— Надеюсь, до нас эти психи не доберутся, — предположил Егор не очень уверенно.

— Конечно, в мегаполисах и на курортах у них намного большее поле деятельности. А там, между прочим, наши земляки, — напомнил хозяин каюты. — Сегодня передавали: только в курортных зонах около тридцати тысяч граждан Российской Федерации. А ведь есть еще и специалисты: нефтяники, строители, гидротехники, железнодорожники, энергетики, все эти сотрудники туристических фирм… И аэропорты, как сегодня передали, тоже блокируются, да и авиационный керосин почти на исходе. Да и столько самолетов не найти, чтобы всех даже за несколько недель эвакуировать!

— Ну, надо этих наших людей в Каир запустить! — непонятно почему развеселился эпидемиолог и тут же принялся развивать тему: — Представьте ситуацию — все аниматоры, официанты, бармены, инструкторы по дайвингу и прочая обслуга из Хургады и Шарм-эль-Шейха свалили, а наши «руссо туристо» организованно отправились в столицу. С флагами на сгоревших плечах, в сандалях поверх носков, с пивом, торчащим из карманов шортов и с криками «Египет для русских!» разгоняют на хрен и демонстрантов, и полицию с армией. А их жены с воплями «Пошли все нах, у нас экскурсия, деньги проплачены!» рвутся в горящий Исторический музей, с мумиями пофоткаться…

— Смеяться тут абсолютно не над чем, — дождавшись, когда молодой коллега закончит есть окрошку, Волошин протянул ему пластиковый стакан с сухим вином. — Тут мусульманский Восток, люди непредсказуемые, в любой момент может случиться всякое. Как в том же Исламабаде, где религиозные фанатики разгромили лабораторию микробиологии.

— Нас, надеюсь, это не затронет. Да и брать на «Асклепии» решительно нечего: ни смертоносных штаммов, ни денег и ценностей… Разве что ваш стетоскоп и мой микроскоп… Ну что, Алексей Николаевич, — молодой эпидемиолог поднял стакан. — За всемогущество медицины! Только вот почему-то к нам в последнее время вообще никто из местных не обращается. Даже обидно. А так хочется столкнуться с чем-нибудь серьезным! — Егор мечтательно закатил глаза. — Вирус Эбола, например, или хотя бы ветряная оспа какого-нибудь неизвестного науке типа…

— Обратятся, за этим не заржавеет, — пообещал пожилой терапевт, поднимая свой стаканчик.

* * *

Алексей Николаевич Волошин оказался прав: за помощью на госпитальное судно обратились меньше чем через сутки. Незадолго до рассвета к пирсу подъехал запыленный черный джип. Из него выскочил бородатый бедуин в бурнусе и на ломаном английском сообщил вахтенному: мол, сын местного вождя упал с верблюда, видимо, что-то сломал, третий час без сознания, срочно нужна помощь, вождь человек небедный, в долгу не останется.

Кэп «Асклепия», шотландец Гордон Синклер, сразу же распорядился доставить больного на борт. Хирург Збигнев Тыминьски с операционными медсестрами-египтянками отправился в смотровую каюту — готовиться к приему больного. Тем временем бородатый бедуин подогнал джип к самому пирсу, выскочил, открыл заднюю дверь. В ночной тьме, едва подкрашенной светом берегового электричества, мелькнул рельефный силуэт на носилках, укрытый простынью.

Сына вождя со всей предосторожностью несли к трапу. Кроме носильщиков, сопровождавших было еще двое: бедуин-водитель и сам местный вождь — немолодой мужчина в «арафатке» и каплевидных черных очках, которые он почему-то не снял даже ночью. Вахтенный посторонился, чтобы пропустить носилки.

И тут произошло неожиданное…

Когда носилки поднимали на судно, угол простыни случайно задрался, и в неверном электрическом свете тускло сверкнула боевая сталь. Под простыней лежал вооруженный «калашниковым» взрослый мужчина безо всяких признаков тяжелых травм.

Первым на увиденное отреагировал ливанец-вахтенный — он резким ударом сбросил с трапа, державшего спереди носилки человека. Тот не удержал равновесия, выпустил груз, и мнимый больной вместе с «калашниковым» полетел в воду. Следом за ним свалились и оба носильщика. Брызги водопадом накрыли бедуинского вождя в «арафатке», следовавшего позади. Минутного замешательства на пирсе было достаточно, чтобы вахтенный успел сбросить с кнехтов швартовые и нажать кнопку — пассажирский трап, ведомый электромотором, медленно поднялся вертикально, наглухо блокируя вход на «Асклепий».

И тут с берега прогрохотала неуверенная автоматная очередь — пули с мерзким металлическим чавканьем прошили кожух дымовой трубы госпитального судна.

Капитан Синклер, наблюдавший за происходящим с мостика, мгновенно сориентировался: он тут же распорядился запустить машины и выйти в открытое море. К счастью, механики оказались расторопными. В темноте трюма тяжело вздохнули блестящие поршни. Уверено застучал двигатель, мощные винты взбурлили черную воду за кормой, и «Асклепий» принялся неторопливо отчаливать. Судно двигалось левой скулой, наискось удаляясь от негостеприимного берега.

Один из бедуинов попытался было перепрыгнуть на борт отходящего «Асклепия» прямо с пирса, но не рассчитал свои силы и свалился в воду. А госпитальное судно, отойдя на несколько десятков метров, пошло в сторону Суэца «самым полным».

Следом захлопали беспорядочные автоматные очереди, но никакого вреда «Асклепию» они причинить не могли. Спустя минут двадцать судно Красного Креста и Красного а было уже в целом кабельтове от пирса. На всякий случай кэп даже распорядился погасить все огни и отойти от береговой линии как можно дальше.

И Волошин, и Кобзев выскочили на палубу сразу, едва услышали первые выстрелы.

— Что это было? — растерянно поинтересовался эпидемиолог, вглядываясь в темный берег, точечно проколотый мерцающими электрическими огоньками.

— Исламисты, я думаю, — по размышлении ответил Алексей Николаевич. — Или просто местные бандиты. Кто их тут разберет? Разница небольшая. Надо бы у старпома спросить. А вон как раз и он…

Старпом-индус, впрочем, ситуацию не прояснил. Мол, кто стрелял — непонятно, да это теперь и неважно, кэп уже связался по рации с местными береговыми службами, те распорядились направить «Асклепий» на север, к ближайшему населенному пункту на берегу. Таковым был небольшой курортный городок Марса-Алама, до которого, если верить старпому, оставалось около пяти часов ходу. Египетские власти сильно извинялись за то, что не могут выслать катер береговой охраны — мол, сами понимаете, что теперь в стране происходит! Однако по прибытии в Марса-Аламу обещали оказать всяческое содействие, а также провести полицейское расследование случившегося.

«Асклепий» уверенно шел в северном направлении. Черные лаковые струи свивались вдоль бортов. Ровно постукивал мощный двигатель, и его рокот разносился над морской поверхностью. Вскоре занялся рассвет — внезапно и ярко, как это обычно и бывает на Красном море.

Кобзев, поеживаясь от утреннего холодка, в который раз пытался осмыслить произошедшее. Однако теперь, когда тьма египетская постепенно сменилась яркими солнечными красками, случившееся походило скорей на ночной кошмар, чем на явь. И только пулевые дыры на кожухе дымовой трубы свидетельствовали, что ночное нападение не пригрезилось.

— Ты, Егор, еще молодой, не знаешь, что тут бывает, — задумчиво молвил Алексей Николаевич. — А я врачом уже третий год. Полтора года назад тоже по нашей миссии стреляли. Мы тогда за Асуанской плотиной в пустыне стояли, в качестве передвижного пункта неотложной медицинской помощи. Думали — бандиты стреляют, вызвали армейский спеуназ. Оказалось — мальчишка лет десяти, из бедуинов. Какого-то ненормального муллу наслушался, вот и решил из отцовского автомата по нам, «неверным», палить.

— Еще этих исламистов на нашу голову не хватало, — сумрачно произнес Егор, даже не глядя на Волошина. — Тем более те, на джипе, были явно не пацанами. Ну я и попа-ал! Думал, поработаю пару лет, на квартиру скоплю, жениться смогу… Да и как специалист немного вырасту. А тут — бородатые психи с автоматами!

— Надеюсь, пронесло, — пожилой доктор напряженно вглядывался в нагромождение красно-желтых скал на берегу. — Тут вдоль моря только на танке можно пройти. Любой джип сразу застрянет. Видишь, какие камни?

Спустя часа два и экипаж, и медики успокоились окончательно. Преследователей на берегу вроде бы не было. Море выглядело спокойным. Ни единого встречного или попутного судна не наблюдалось.

Солнце уже поднималось в зенит, когда в морской тишине возникло едва уловимое акустическое колебание. Колебание это быстро усилилось и оформилось в комариное зудение, которое, нарастая, вскоре распалось на тонкий слитный рокот. Вскоре позади показался белый треугольничек буруна, обозначавшего форштевень какого-то маломерного судна. Спустя минуту с кормы можно было рассмотреть и сам катер. Приподнявшись на подводных крыльях, он явно пристраивался в кильватер «Асклепию». Когда до кормы оставалось метров тридцать, катер широким зигзагом вильнул вправо и, уровняв скорость, оказался на траверзе. Теперь пассажиров катера можно было рассмотреть даже без бинокля: с десяток смуглых бородатых автоматчиков весьма агрессивного вида. На носу возвышался пулемет на высоких сошках, направленный в сторону госпитального судна.

— Те самые, наверное… — пробормотал Кобзев растерянно.

— Может, пронесет? — попытался было успокоить его Алексей Николаевич.

К российским врачам подошел хирург Збигнев — молодой плотный очкарик, похожий на рано повзрослевшего ребенка. Он поправил очки, подслеповато прищурился в сторону катера с вооруженными бородачами и уточнил растерянно:

— Неужели будут стрелять?

— Уже стреляли, — Волошин выразительно кивнул в сторону простреленной дымовой трубы.

— O, kurva! — искренне возмутился Збигнев. — Мы же гуманитарная миссия, судно не вооружено, оснащено соответствующей символикой, есть международные конвенции на этот счет!

— А им теперь любые конвенции до лампочки! — раздраженно отмахнулся Егор, напряженно наблюдая за автоматчиками. — Вон, в Каире позавчера несколько аккредитованных журналистов застрелили. Те тоже были без оружия!

— Может, сумеем от них на скорости уйти? — предположил Алексей Николаевич.

— Какое там! — Кобзев с понятным испугом всматривался с лица пассажиров катера. — Эти догонят…

И действительно, — катерок, продолжая идти параллельным курсом с «Асклепием», осторожно взял чуть влево и оказался метрах в десяти от борта. Было очевидно, что скорости у него вполне достаточно, чтобы перегнать госпитальное судно в любой момент. Среди вооруженных автоматами бедуинов появился пожилой мужчина в «арафатке» и черных очках — тот самый. В руках у него блестел дюралевый раструбный мегафон. Меньше чем через минуту с катерка донеслась команда по-английски: немедленно сбавить ход и спустить штормтрап.

Шотландец Синклер, наблюдавший за происходящим с капитанского мостика, невозмутимо взглянул на наглеца и по громкой связи напомнил о гуманитарном статусе «Асклепия». После чего дал команду в машинное отделение прибавить обороты до максимума. Видимо, он рассчитывал как можно быстрей выйти на фарватер Красного моря — в зону следования судов к Суэцкому каналу и обратно. А уж там, в районе интенсивного судоходства, пираты вряд ли решатся брать «Асклепий» на абордаж.

Тем временем радиорубка упорно слала так называемый «Mayday» — морской сигнал бедствия. Но — тщетно: все частоты были почему-то забиты радиопомехами, и это, несомненно, не могло быть случайностью или поломкой судовой техники. Оставалось лишь надеяться на везение, да еще на мощь корабельных двигателей.

Мужчина в «арафатке» вновь прокричал в мегафон требование сбавить ход. На этот раз кэп просто послал его от души по громкой связи.

И тут с носа катерка внезапно ударил пулемет…

Короткая очередь вспорола борт — как раз там, где стояли медики. Збигнев тут же схватился за живот и с удивлением посмотрел на свои руки — сквозь пальцы сочилась кровь. Он застонал, судорожно вцепился в поручень, попытался было удержать равновесие, но тут же неуклюже перевалился за борт и упал в воду.

Все произошло слишком быстро, чтобы российские врачи успели осознать и детали происходящего и его масштабы. Едва услышав стрельбу, Егор с Алексеем Николаевичем инстинктивно отшатнулись назад, а потому не могли видеть, как катерок с угрожающим урчанием стал подходить к кормовой части «Асклепия» почти вплотную.

Лёгкий дюралевый трапик с широкими скобками-захватами на конце вцепилсяь в срез борта, и по нему тут же полезли двое. Старпом-индус склонился, попытался было отцепить трап, но автоматная очередь с катера моментально размозжила ему голову. Пока абордажники лезли на палубу, снизу прогрохотали еще несколько длинных автоматных очередей. Выпущенные косо снизу пули никого задеть не могли — скорее стрелявшие давили на психику, отбивая охоту к любому сопротивлению. Снизу из-под борта послышалось угрожающее обещание по-английски: мол, в случае сопротивления нападающие просто забросают рубки и каюты гранатами.

Людей на пиратском катере оказалось куда больше, чем можно было представить. Спустя минут десять на палубах «Асклепия» хозяйничала дюжина захватчиков, обвешенных автоматами. Их смуглые бородатые лица выражали властную решимость. Действовали они на удивление уверенно — видимо, некоторые из них уже побывали на «Асклепии» под видом больных. Оказывать сопротивление этим тренированным громилам не имело смысла. К тому же на госпитальном судне действительно не было никакого оружия. Двое бандитов бросились в рулевую, трое — в радиорубку, еще трое — в машинное отделение. Капитан, матросы и все без исключения медики были бесцеремонно заперты в кают-компании. Егор с Алексеем Николаевичем попытались было объяснить, что они — иностранные врачи, но бандиты и слушать их не захотели.

У штурвала тут же встал вооруженный бородач. «Асклепий» замедлил движение, натужно развернулся и, оставляя за собой бурлящий пенный след, неторопливо пошел в обратном направлении. Несомненно, у пиратов был свой лоцман, который прекрасно знал все особенности судовождения вдоль береговой линии. Уже к заходу солнца госпитальное судно, конвоируемое катерком, приблизилось к небольшому острову, отстоящему в нескольких кабельтовых от материка. Однако «Асклепий» не подошел к причалу — там было слишком мелко, а встал на якоре в каком-то десятке метров. Всех без исключения пленников выстроили на палубе. Исламист в «арафатке» тут же объявил: мол, египтяне сегодня же будут отправлены на катере в Халаиб, более того — за перенесенный стресс им выплатят достойную денежную компенсацию. А остальные будут препровождены на берег, и их судьба решится чуть позже.

И дерзость абордажа, и слаженность дальнейших действий наводили на мысль — к захвату судна Красного Креста и Красного Полумесяца нападавшие готовились давно и тщательно. Оставалось только догадываться: кто именно и с какой целью захватил «Асклепий» с международной командой и какие требования теперь будут выдвинуты похитителями.