Это всё, что я знаю…

Захар Левин, 2023

Это драматичная повесть с элементами детектива. Сюжет повествует о жизни двух семей. Семьи таксиста и семьи главного прокурора. В то время, когда таксист случайно попадает под статью причинение смерти по неосторожности, в роли обвинителя выступает второй главный герой. Прокурор, почувствовав власть, начал вести развязный образ жизни, где имели место быть алкоголь и любовницы. В конце концов кривая дорожка привела его к потери должности. Параллельно главной сюжетной линии повести ведется рассказ о несовершеннолетних детях этих двух мужчин. Сын таксиста и дочь прокурора. Они состояли в любовных отношениях. Любовь дочери к отцу встала под удар на фоне судебного процесса. Во второй части к сюжету добавляется следователь, который начинает "копать" под прокурора по причине коварных подстав со стороны супруги чиновника.

Часть первая

Глава 1. Закройте глаза и представляйте

Как мятежный разум, находящийся в вечном поиске покоя и пищи, мечется по бескрайним просторам человеческой души, так и мое сердце трепещет в границах грудной клетки при вспоминании тех событий. Но ум человека живет отдельно от его сердца, вследствие чего я, трясущимися руками, подобно начинающему пианисту, грубо и небрежно нажимаю каждую клавишу клавиатуры. Секунду, только вот очки надену и продолжим, черт бы их побрал, куда я снова их засунул? Ах, вот же они. С того дня, когда я начал благодарить жизнь, я почувствовал, что мой разум старше моего тела и мне открылись новые границы. Я стал замечать вещи в жизни, о которых прежде даже и не думал. Я сижу у окна, одного из дешёвых кафе города S, и наблюдаю через широкое стекло за происходящим на улице. Время ранее, будний пасмурный день. Люди встречали свою 2012-ую осень от рождества христово. По их лицам нельзя было отследить праздничной радости, скорее они были как отражение серого неба над их головами. Примечательно как искрится провод линии электропередачи в одном и том же месте над трамвайными путями в тот момент, когда пантограф касается износившейся части провода. Вот-вот произойдет неприятное обстоятельство в виде небольшого пожара. Когда ум отказывается от работы и воображение, взяв верх, ищет впечатлений на стороне, мы предаемся бессмысленным наблюдениям окружающего. События моего рассказа берут свое начало осенью прошлого года. Это простая случайность, совпадение, которое не несет ничего магического. В сентябре, 2011-ого года, в зале областного суда происходил неравный поединок прокурора и адвоката. За которым пристально наблюдала судья. Женщина, с безэмоциональным лицом, хладнокровно выслушивала все доводы защиты и все нападения стороны обвинения. Как вы уже поняли, что речь пойдёт о современном судопроизводстве. Тема весьма актуальная и сложная, и я надеюсь, что читатель, как и я не боится трудностей.

— То есть, вы утверждаете, что в день убийства, двадцать девятого июля, вы находились на дежурстве, на своем рабочем месте, сутки на тридцатое число? — Заложив руки за спину, и медленным шагом, проходя мимо обвиняемого, начинал свою речь прокурор.

— Протестую, Ваша Честь, — подпрыгнул адвокат, придерживая свой расстегнутый пиджак, — двадцать девятое число это день, когда было обнаружено тело, потерпевший мог быть убит днём ранее. — Возражал адвокат.

— Протест принят. — Бездушно процедила судья, а прокурор таким же неспешным шагом вернулся к своему столу.

— Вот заключение о вскрытии, Ваша Честь. — Поднял папку прокурор.

— Передайте суду через судебного пристава.

Человек в форме, стоявший на входе, поторопился передать папку судье.

— Продолжайте!

— Вопрос остается открытым. — Прервав свою прогулку по залу суда напротив обвиняемого, продолжил прокурор.

— Да, всё верно, я был на сутках. — Отвечал обвиняемый.

— Скажите, с неким Валерием Лесовских, вы были знакомы ранее, до того как он, в июне этого года, устроился в вашу фирму вам же в напарники? — Продолжал свою прогулку прокурор.

— Протестую, Ваша Честь, — уже не вставая, начал адвокат, — какое отношение это имеет к делу?

— Протест отклонен! — Резко кинула фразу судья, смотря искоса, — продолжайте.

Прокурор, стоя спиной к суду присяжных, расстегнул верхнюю пуговицу и застегнул среднюю, не спуская взгляда с обвиняемого.

— Нет, я с таким не был знаком ранее. — Уверенно отвечал обвиняемый.

— Как же так? Он является мужем вашей двоюродной сестры. — С подозрением в лице и в голосе напирал прокурор.

— Я не поддерживаю никаких отношений с такими дальними родственниками. — Начал свой протест подсудимый.

— Но это не отменяет тот факт, что эти отношения могли завязаться после его устройства и стать крепкой почвой для сотрудничества.

— Протестую, Ваша Честь, — опять поднялся адвокат, широко расставив руки и упираясь на стол, — сторона обвинения оказывает давление на моего клиента.

— К чему вы клоните, Роман Захарович? — Вся во внимании спрашивала судья.

— А вот к тому: я просмотрел записи с камер вашей фирмы, и установил факт передачи вашего личного бейджа, при проведении которого на входе начинается табель учета рабочего времени. На записи отчетливо видно, что Валерий Лесовских, он же муж двоюродной сестры подсудимого, перед началом смены проводит бейдж подсудимого. Таким образом, обвиняемый создал себе лживое алиби, — Роман Захарович повернулся к суду присяжных и заложил руки за спину, — видеозапись, записанная на диск, лежит у меня в портфеле. Долго изучая все бумаги фирмы, проведя беседы со всеми её сотрудниками, я заключил, что её ныне покойный директор, Добронравов Александр Анатольевич, был недобросовестным руководителем. Систематические задержки зарплат, отпускных выплат и прочие, я согласен, весьма неблагоприятные условия труда, давным-давно стали причиной текучки кадров. Но подсудимый, вместо поиска более надежного работодателя, посчитал нужным искоренить проблему иным способом — застрелить директора. Я уповаю на вашу гражданскую сознательность…

— Ваша Честь, — ворвался адвокат, — я протестую, сторона обвинения теперь давит на суд присяжных!

— Протест отклонен, — кинула в сторону адвоката судья, — у обвинения еще есть, что сказать суду? — Обратилась она в сторону прокурора.

— Пожалуй, на этом всё, Ваша Честь. — Ответил Роман Захарович.

После чего железный голос судьи произнес"Суд удаляется для вынесения решения", жирную точку в этой фразе поставил судейский молоток, и в зале началась шумиха.

Последующие тридцать минут перерыва для адвоката и подсудимого длились вечность, во время которого, между ними состоялся короткий диалог.

— Прежде, чем взять ваше дело, я вас предупреждал, что оно ясно как белый день и избежать наказания практически невозможно, но смягчить приговор вполне реально. — Шептал адвокат, слегка наклонившись к уху своего клиента.

— Григорий Александрович, вы сделали всё, что смогли, моя дальнейшая судьба мне и так ясна. — Унылым голосом отвечал клиент.

Вот уже собрался весь суд присяжных. В первом ряду сидела бабушка лет шестидесяти пяти, подвижная низкорослая старушка, широко раскрытыми глазами, через очки следила за всем происходящим, ловила каждое слово всех участников заседания, казалось, самого подсудимого весь процесс так не волновал как её. Далее сидел огромный мужчина с недовольным лицом и жирными волосами. Его руки все время были заложены на груди, а из под хмурых бровей бегал взгляд от адвоката к прокурору, как будто что-то подозревая. По его виду можно было заключить, что он весьма недоволен присутствием здесь, но, тем не менее, каким-то образом оказался в числе присяжных. Далее сидел мелкий мужичок среднего возраста, в простеньком поношенном брючном костюме и ловко скрывал свой телефон под партой, очевидно происходящее там его больше заботило, нежели суд над каким-то там человеком. Правее от него сидели еще четыре особы, ничем не выделяющиеся две женщины и двое мужчин, свою обязанность как присяжного выполняли ответственно.

— Всем встать, суд идет! — Скомандовал пристав и судья, она была невысокого роста с короткими светлыми волосами, прошагала мимо за судейский стол.

Все сели на свои места за исключением судьи, она же в свою очередь раскрыла папку и произнесла:

— Я прошу подсудимого встать для оглашения приговора.

Подсудимый не торопясь поднялся и заложил руки за спину.

Далее судья, своим нечеловеческим тоном, разрезая воздух в зале, протороторила настолько быстро, что вряд ли кто-то, как и я, смог уловить все слова.

"Именем Российской Федерации выносится приговор по делу об убийстве директора фирмы «ООО С***ус", Добронравого Александра Анатольевича, от пятого августа 2011-ого года, предусмотренного статьёй сто пять часть первая УК РФ. Суд присяжных постановил: признать подсудимого Станиславкого Георгия Абрамовича первого февраля 1993-го года рождения виновным в совершении преступления предусмотренного статьёй сто пять часть первая пункт третий в отношении директора фирмы, сотрудником которой он является, Добронравого Александра Анатольевича. В связи с чем, областной суд города S в лице мирового судьи Самойловой Нины Георгиевны, вынес приговор. Станиславский Георгий Абрамович, первого февраля 1993-го года рождения приговаривается к семи годам лишения свободы в колонии строгого режима, без возможности условно дословного освобождения. Данный приговор приводиться в исполнения со дня оглашения и обжалованию не подлежит".

Григорий Александрович резко поднялся уперевшись взглядом на судью, а его клиент погрузился в безвыходное молчание.

— Очередная попытка не увенчалась успехом? — С усмешкой обронил Роман Захарович возле своего соперника и широкими шагами направился к выходу из зала.

Адвокат оставил эту глупую насмешку без ответа. Здесь уместно будет пояснить одно обстоятельство, которое никак нельзя обойти молчанием. Роман Захарович и Григорий Александрович заклятые враги. Уже столько лет судебной практики идут, можно сказать фоном, на их поединке. К сожалению или счастью, победа адвоката так и не пришла. Все лавры были у прокурора. Роман Захарович принадлежал к разновидности людей, которые победоносно, нагло и бескомпромиссно шагают по головам людей на своем жизненном пути.

В зале начиналась суматоха, присяжные собирали свои вещи, судья удалилась через отдельный судейский выход из зала, приставы оставались неподвижны. На выходе из зала к Роману Захаровичу подошел молодой мужчина с красиво зачесанными назад волосами.

— Ну что? Очередной несчастный отправиться за решетку с твоей легкой руки? — Широко улыбаясь белыми зубами, протянул руку мужчина.

— Дело очевидное. — Самодовольно отвечал Роман Захарович.

— Вот документы по делу номер восемьсот семьдесят семь. — Протянул папку юноша в руки адвокату.

— Кто тебе доверил доставку столь важной корреспонденции? — Спросил Роман Захарович.

— Да пошел ты! — Усмехаясь, отвечал юноша, и мужчины закатились смехом.

— Что же послужило поводом для такого шума? — Добавился в их разговор третьим какой-то низкорослый мужичок в очках, — сегодня играет «Манчестер», предлагаю посетить наше заведение. — Продолжал тот.

— Снова хочешь напиться до чертиков? Хотя о чем это я, ты всегда это делаешь. — Не меняя улыбчивого выражения, произнес юноша.

— Да, господа, напьемся же сегодня до чертиков, время уже шесть часов. — Произнес Роман, замахнув рукой к лицу и взглянул на наручные часы с дорогим кожаным ремешком.

— Сейчас я мигом в кабинет и можем выходить. — Сказал юноша и заторопился по коридору.

Двое оставшихся вышли на крыльцо.

Юноша был ни кто иной, как дальний родственник Роман Захаровича, а если быть точным это муж его сестры. Звали его Максим, довольно славный малый двадцати семи лет. Успешно строил карьеру, находясь, уже не помню в какой должности, но далеко не самой низкой. Второй, Павел Сергеевич, секретарь, был более интересный тип. Возраст его достигал уже сорока пяти лет, вид всегда имел очень опрятный, причесан, прилизан, казалось, что шикарные дорогие костюмы он носил даже дома. Пил безбожно, но к работе относился ответственно, и никогда в его жизни одно другому не мешало. По субъективному мнению общества был составлен не менее субъективный образ аристократичного алкоголика. Знал все законы и подпункты назубок, наверное, даже лучше чем, сами судьи, и по вкусу пива мог определить его сорт и завод изготовителя. Наизусть знал карту города с расположением всех питейных заведений и в каждом упивался до поросячьего визга, а утром, как ни в чем не бывало, чудесным образом, как с иголочки одетый торопился на работу. Всегда держал прямую осанку, прямая осанка делает сознание чистым, возможно это и был его секрет.

— Ну, где его носит? — Начал Павел Сергеевич свои аристократические возмущения.

— Господа! — Появился из неоткуда Максим и направился к широкой лестнице на входе в здание суда.

Мужичины, поднимая вороты своих роскошных пиджаков, заторопились к стоявшему у лестницы такси.

— Грузимся! — Весело скомандовал самый молодой из них, и такси неспешно выкатилось в плотный трафик города S.

Всегда любил этот город осенью. Он по истине прекрасен. Город S тогда только начинал диктовать моду. То, что в нем принималось за роскошь, тут же начинало приниматься и в других городах, но на утро город S мог одуматься и сказать себе"Что за берд я выдумал?", как тут же у всей страны менялся вкус, и вчерашняя роскошь была уже чем-то более низкопробным.

— На кого ставишь? — Интересовался Павел Сергеевич у Романа.

— Думаю, «Реал» выйдет с победой, «Манчестер» в этом сезоне совсем сдулся. — Отвечал Роман Захарович

— А у тебя, пацан, даже спрашивать не буду, иди, играй в свой баскетбол с неграми. — Завершая свое высказывание громким смехом, произнес Павел Сергеевич.

— Футбол игра не зрелищная, плюс симулянтов там слишком много, посмотрите сезон хоккея, вот там спортсмены, а тут… — Резюмировал Максим, разводя руками.

— Нельзя недооценивать «Манчестер», в позапрошлом сезоне он, прям, разгромил «Милан» в финале, может и сегодня возьмет победу. — Вмешался доселе молчавший водитель.

— Вот, сынок, видишь, люди разбираются в хорошей игре. — Шуточно проучил Павел Сергеевич.

— Да мне плевать, я просто хочу отдохнуть, за этим и еду туда, тяжелая неделька выдалась.

— Да, это вот точно, отдохнем ребят по полной, еще можем Вербицкому позвонить. — Шаря по карманам, говорил Роман Захарович.

И тут же двое его собутыльников расплескались в отрицательных упреках.

— Нет-нет, зачем, он ужасный брюзга, все настроение испортит! — Залепетал Максим.

— Роман Захарович, уважаемый, уберите телефон. — Почтительно попросил Павел Сергеевич и снял очки для протирки стекол.

— Это место? — Спросил таксист.

— Да, пожалуйста, поближе к входу, устал так, что и шага лишнего не сделаю, а домой меня понесут эти товарищи, — игриво шутил Роман, — возьмите, сдачи не нужно.

Компания поспешила к входу совершенно простого, дешевого заведения.

— Сегодня что-то тихо тут. — Заметил Максим.

— Подожди, малец, до трансляции сорок минут. Сейчас набегут. И давай без выходок как ты тогда. — Проворчал Павел Сергеевич.

Мужчины заняли стол посередине помещения, круглый и высокий, с пятнами засохшего пива. Освободив руки от портфелей, подошли к бару. Павел Сергеевич с Романом попросили чешского самого свежего, а Максим пожелал мягкого эля.

— Ну что, рассказывай, как ты опять разгромил этого тупицу сегодня? — Обращался Павел к Роману Захаровичу, когда они уже вернулись за стол с полными бокалами.

— А это когда-то стоило трудов? — С ухмылкой ответил Роман.

— Помните, господа, как этот, прости меня господи, брюзга Вербицкий на прошлой неделе разгромил всю защиту? Дак вот, я вам скажу враки это все, не состоял бы он в некоторых, опустим детали, отношениях с дочерью судьи, ничего б такого и не было. — В полголоса повествовал Павел Сергеевич.

— Да ладно, не может быть, — возразил Максим, — Вербицкий и с этим семейством? — Раскрыв глаза на Романа Захаровича, продолжал удивляться Максим, на что ему утвердительно кивнул Роман, залпом выпивающий пиво.

— Вот так вот, сынок, у нас в стране, не забывай, как сам попал на эту работу. — Резко закатившись смехом, произнес Павел Сергеевич.

— Я ничем ему не помогал. — Ответил Роман.

— Да это уже не важно, — парировал Павел, — давайте за «Реал»! — И протянул кружку в центр стола.

— За «Манчестер»! — ответил Роман Захарович, на что Павел отреагировал утвердительным отказом чокаться кружками, и со словами"За этих я пить не буду"залпом отпил пол кружки.

У Максима зазвонил телефон.

— Ой, ну прекрати, убери этот поганый телефон. — Начал Павел Сергеевич.

— Да я быстро, только отвечу. — Заторопился Максим.

— Знаю я, быстренько побежишь опять. — Ворчал Павел Сергеевич.

За соседним столом, среди довольно крупной компании распивающих, начался дерзкий скандал, предметом которого был предстоящий матч. Стол собутыльников поделился на два лагеря, за «Реал» и за «Манчестер». Однако доводов стороны «Реала» было недостаточно и сторона «Манчестера» предложила продолжить дискуссию уже под сигаретный дым на улице.

— Вот придурки. — Обронил Павел.

— Да брось, еще две кружки и ты сам за тот стол полезешь, — смеясь, говорил Роман Захарович, — а это что за особа? — Заприметил он девушку за стойкой бара.

— А я не знаю, на той неделе её не было, видать недавно устроилась. — Оба уткнулись взглядом в новую официантку.

Девушка действительно оделась на работу вызывающе, хотя в таких заведениях это было нормой. Юбка была очень коротка, а вырез декольте наводил на пошлые мысли. Светлые волосы её лоснились на свету тусклых ламп стойки бара, что очень забавляло наблюдателей.

— Чего уставились то? — Спросил Максим, вернувшись за стол, — вы же вроде как женаты оба.

— Да помолчи ты, малец, — отрезал Павел и отхлебнул пива, — остаешься или уходишь?

— Остаюсь. — Ответил Максим, и все трое повернулись к телевизору, начиналась трансляция.

— Заказывать что-нибудь будете? — лаская слух всем троим, прозвенел голосок за спинами мужчин.

Новая сотрудница стояла у их стола с подносом в руке.

— Да, золотце, два чешского самого свежего, будь так добра! — Залепетал неловко Павел Сергеевич, у него аж очки покосились на бок.

— И мне, пожалуйста, мягкий эль. — Попросил Максим

— Паспорт предъяви, мягкий эль ему, видите ли. — Воткнул Павел.

Девушка кивнула головой и удалилась. Пока троица изучала игровой состав, компания, выходившая на перекур, вернулась обратно уже в обнимку, видимо референдум прошел успешно и вопрос о победе снят. Роман Захарович так и не спускал глаз с официантки, и пока «Манчестер» бился с «Реалом», он то и дело оценивал голые ноги при помощи мимики. А соседний стол, комментируя матч, прибегнул к непристойному набору слов для усиления эмоциональной окраски речи, чем начал все больше получать внимания от Павла Сергеевича. Просмотр трансляции проходил то шумно, то тихо, на опасных игровых моментах болельщики подскакивали и изобиловали междометиями и ругательствами в своей речи. Несмотря на явное количественное превосходство второго стола, первый был лидером по объему выпитого благодаря Павлу Сергеевичу. Ближе к концу второго тайма счет оставался закрытым, и большинству было ясно как белый день, что исход матча — ничья. Теперь второй стол опять поделился на два лагеря, причиной тому было несогласие одного с другим касательно итога встречи «Реала» и «Манчестера». Чья будет победа было уже не важно, спор разгорелся из доводов будет ли гол или же счет останется закрытым. Роман Захарович подошёл к стойке, где суетилась интересующая его особа.

— Вам еще чешского? — Улыбаясь, спросила она.

— Да, пожалуйста, — ответил Роман, — а я раньше тебя здесь не видел. — Продолжал он.

— А мы уже с вами на «ты» перешли? — Кокетливо отвечала официантка.

— Роман. — Резко ответил адвокат.

— Лилия. — Ответила девушка.

— Какое прекрасное имя, — продолжал Роман, на что девушка улыбнулась, — так зачем ты здесь, Лилия? — Следовал вопрос.

— Так, подрабатывать иногда можно. — Отвечала официантка.

— Подрабатывать? А чем же ты занимаешься помимо этого?

— Я балерина. — Немного конфузясь, отвечала Лилия.

— Что ж ты так стесняешься, это же прекрасно, балет это замечательно.

— Да? И когда ты последний раз там был? — Спрашивала Лилия, — да брось, можешь не вспоминать, и так вижу, что ни разу.

— А может, с этого дня начну стабильно ходить? — С улыбкой ответил Роман Захарович, — когда ты выступаешь?

— Завтра, в субботу. — Отвечала Лилия, протягивая стакан Роману.

В ту секунду за его спиной началась потасовка, Павел Сергеевич не выдержал присутствия второго стола и бросился в его сторону.

— Извини, мне пора. — Ретировался Роман и поторопился оттаскивать уже в хлам пьяного Павла из толпы.

— Так, ребят, давайте без последствий, это наш товарищ, мы тихо, мирно уйдем и на этом всё. — Повышая тон, спасал Павла Максим.

Роман Захарович резко подхватил под руку разбунтовавшегося, указал Максиму забрать их портфели и поторопился на выход.

— Думал хоть вечер посидим спокойно. Черта лысого! — Ругался Роман.

— Черт лысый остался там за тем столом. — Промямлил Павел Сергеевич, очки его запотели.

— Я увезу его домой, сейчас только такси вызову. — Позаботился Максим.

Мужчины прождали на улице своего такси, но Роман не собирался домой.

— Езжайте, в понедельник увидимся. — Прощался рукопожатием с Максимом и, глядя на Павла, махнул рукой.

Тот еле передвигая ноги, пытался попасть в салон автомобиля.

Автомобиль тронулся, а с заднего сиденья вылетело:"Манчестер кривоногие!", затем последовал громкий смех. Роман Захарович улыбнулся и пошел обратно в заведение. Второй стол уже и вовсе забыл о нападении на них и о спорах внутри своей компании. Обсуждались все острые моменты. В футболистов, слышали бы они и понимали русскую речь, летел шквал осуждения за некрасивую игру. Каждый из распивающих мог бы на тот момент отыграть лучше, чем какой-то там испанец.

— До скольких у тебя смена? — Спросил Роман Захарович у Лилии.

— Уже собираюсь домой. — Ответила та.

— Проводить тебя?

— Ну, попробуй. — Усмехнулась балерина и удалилась в подсобное помещение.

Спустя десять минут они вдвоем вышли из заведения и, выдыхая пар, пошли по ночному городу. Как быстро тогда стемнелось. Ах да, совсем забыл, наступала осень. Световой день шел на убыль. Парочка удалялась по проспекту, погружаясь в темноту. Какие секреты она прячет? Темнота города S никогда и никому о них не расскажет, как и Роман Захарович. Который нервно теребил обручальное кольцо в кармане своих брюк, он снял его, будучи еще в распивочной.

Глава 2. Они бы стали птицами ради полета над Парижем

Сегодня я снова в том же кафе. Погода нормализуется. Трамвайная линия электропередачи искрится уже как фейерверк. Куда смотрят ответственные за это люди? В общем, не важно, продолжим. Погрузимся в молодость. Вспомните школьные годы. Чувствуете это прекрасное ощущение? Ностальгия. Какое счастье тогда могла принести фраза о болезни учителя? И вы веселой толпой бежали гулять или домой. Некая хамская наивность. Человек заболел, а вам только в радость. Тогда вообще для счастья нужно было мало, а т. е. совершенно ничего. Мы и так были счастливы. Ах, от чего же с возрастом человек увядает. Почему он обрастает психологическими проблемами, седеет, здоровье физическое ни к черту и вот уже меньше заметна улыбка на лицах. Все больше сетования на кучу проблем, времени в сутках не хватает на отдых. Кем бы вы ни были, читатель, позвольте молодости жить. Повзрослеть всегда успеете. Взросление вообще такое размытое понятие, что его не существует. Сделав эту оговорку, продолжаем. Тишина в коридорах 120-ой школы уже давно стала привычной. Если многие десятки лет здесь царил ребяческий смех и беготня, то это все давно сменилось на общение в соцсетях. Все сгорбленные что-то нажимали в телефонах на ходу и стоя. Иногда слышны были какие-то обсуждения об увиденном или прочитанном на просторах глобальной сети. Темы нынешней молодежи очень расстраивают мой слух. Чрезмерная опошлённость их смутила б, пожалуй, даже бывалого невежу. Нравственного разврата, думаю, тут еще нет, но есть цинизм. Не внутренний, наружный. Он та и считался у этих молодых людей некой деликатностью. Среди всего этого, произнесем сразу эту страшную фразу, царства деградации, белым светом озаряли все вокруг юные парень и девушка. На удивление только их глазам образ друг друга был куда интереснее, чем экран смартфона. Юноша был во всем светлом, волосы крашеные светлые уложенные на бок. Она, без видимой откровенности как у сверстниц, выглядела по девчачьи простенько. Юбчонка и кардиган насыщенного коричневого цвета. Сидели на подоконнике и смотрели то в окно, то друг на друга. В нем было много ошибок, но она не хотела вносить поправки. Это он переплавил пули в струны и пел ей до утра на берегу реки все самые романтичные песни. Они смогли бы уместить весь мир в своих сердцах, не будь он таким паршивым. Обычно мы хотим вызвать у партнера те чувства, которые испытываем сами, в случае с этими двумя молодыми людьми все иначе. Она всю сильную половину общества помножала на ноль, а он в свою очередь просто не нуждался в ком-то больше. Правильно ли это или нет, мы судить не в праве. Да и судить еще совсем рано. Если все же это была глупость, то они твердо знали, что если не совершать глупости, то никогда не станешь умным человеком.

— Чего расскажешь? — Смотря в окно, спрашивал он.

— Чего тут рассказывать, у отца очередное выигранное дело, которым он бесконечно кичится, до мамы ему дела нет. Живем как соседи. — Тихо отвечала она, любуясь двором школы.

— У тебя то еще весело, — с ухмылкой отвечал юноша, — у моего опять попался какой-то очень вредный пассажир и все утро мы об этом слушали. Хотя мать мою он любит, да и она его.

— К черту, — отрезала она, — пойдем, пройдёмся сегодня после школы? — Немного уставшим и слегка отчаянным тоном спрашивала девушка.

На вопрос юноша, молча, кивнул. Прогулка ради прогулки удел философа. Во время таких прогулок были не редкостью размышления и дискуссии. Парочка бродила по всему городу, обсуждения шли как политические, так и философские. Под строгую критику попадали все: политики, общество, поделенное на классы, родители, сверстники; во всех них находились какие либо изъяны. Оно и верно — все больны. Но не торопитесь их судить, это был не максимализм и не тотальная ненависть ко всему вокруг, просто если люди не грязь то они пыль. Пока у молодых людей еще идут уроки, я познакомлю вас с ними поближе, чего бы я иначе, не полагая этого необходимым, никак не сделал. Она как раз и была дочерью Романа Захаровича, как ты мой чуткий и внимательный читатель мог догадаться. Роман Захарович семнадцать лет назад дал ей имя София. Соня. Сонечка. Она одна из первых начала чувствовать потерю отца и разруху семейного очага, доселе такого сплоченного и теплого. Она была единственным ребенком в семье. Ее появление на свет принесло много счастья её родителям. Что пошло сейчас не так сказать пока не могу, но очень постараюсь до конца сего произведения не оставить ни одного вопроса открытым. Воспитание грубого нрава началось с первых шагов становления на жизненном поприще. Она была изгнанником из всех школ, посмешищем для сверстников. Предметом того была крупная родинка, отроду находившаяся на лбу, прямо возле волос. Как же жестоки дети, уму непостижимо, доводя до слез это милое создание, они беспощадно хохотали и тыкали пальцем. Ни у кого в толпе не нашлось разума заступиться за нее. Пряча свои крылья, Соня убегала с уроков и ревела в центральном парке у речки. Такое посвящение ее ожидало в каждой школе, после которого она там больше не появлялась. Время шло и предмет насмешек медленно, но верно начал становиться предметом оригинальности. Подростки окружающие ее стали старше и малость разумнее. В процессе этого они как будто раскрыли глаза и разглядели ее оригинальную внешность. Насмешки закончились, началась зависть со стороны других девушек. Те из кожи вон лезли, чтобы выделиться, а ей для достижения такого результата не требовалось никаких усилий. К пятнадцати годам жизнь подарила ей юношу, который, по-видимому, и я на это очень надеюсь, станет ей спутником на всю жизнь. Парнишку звали Михаил. Мать назвала его в честь великого писателя Булгакова. Она всю жизнь была библиотекаршей и как следствие поклонником классиков. Отец его был простым таксистом. Семья жила в частном старом доме на отшибе города. Роскоши себе не позволяли. Жили мирно и любили друг друга. У Миши был младший брат Федор, появившийся на свет шесть лет назад. Имя ему было дано тоже в честь известного писателя. Он заканчивал детсад, и уже подавал крупные надежды стать, может и не богатым и известным, но хотя бы добропорядочным человеком, в целом, как и его старший брат и родители. Мама Михаила знала Соню и уже, кажется, очень полюбила её как родную дочь. Сонька в свою очередь отвечала тем же и была частым гостем в их доме. В свой дом Мишку она не водила и избегала всяческих контактов его с её родителями. Мать часто видела их из окна и имела некоторые догадки о романе дочери, а отцу никакого дела до этого не было. Михаил рос простым парнем и очень порядочным. Несмотря на свои ранние лета, он уже занимался самоанализом, искал ответы на сложные вопросы существования. При встрече с Соней он быстро принял её позицию в жизни и ощутил, что это именно та жизнь, которую он и хотел. Вот прозвенел звонок и обращаю Ваше внимание на двух прекрасных молодых людей, которые торопились на выход из здания школы. Они направлялись в свой любимый парк, который располагался подле школы. Осень постепенно вступала в свои права, и парк тот становился очень поэтичным и поистине красивым. Сонька делала уйму фотографий на свой телефон. Целью её объектива было все вокруг. Малышку так вдохновляла природа и все вокруг, что она буквально светилась от счастья и запечатлела всё подряд. Михаил, хоть и разделял эту любовь, но был более сдержанным в эмоциях. Он, молча, созерцал. В разуме ребенка нет границ. О чем тогда думал Мишка понять очень сложно, взгляд его всегда был тяжелый, складывалось впечатление, что он знает и понимает слишком много для своего возраста. Тело его ответило на его сложный и тревожный разум седыми волосами. Мальчишка в свои семнадцать уже был седой частично. Они дошли до пруда. Берега его были ограниченны бетонными плитами. Сонька незамедлительно запрыгнула на них, а Михаил поспешил подстраховать её от падения своей худой рукой. Одно неверное движение и она оказалась бы в среде годной лишь для роста кувшинок и водорослей. При критических моментах в сущности каждого из нас на первый план выходит главный инстинкт самосохранения, и не дай она ему обрести верх над своим сознанием, находясь хоть на краю пропасти, хоть на краю пруда, то он бы прыгнул следом.

— Смотри! — Громко протянула последнюю согласную Сонька, тыкая пальцем в пруд.

В такое удивление её привели проплывающая посередине пруда утка, ведущая следом за собой весь свой выводок. Она поспешила запечатлеть кадр и очень неловко, но крепко держала телефон, дабы на пике таких впечатлений не выронить устройство в воду. Отсутствие возможности делать фотографии привели бы её в полное негодование и депрессию. Девчонку также радовал объем отснятого материала, который каждый вечер подвергался тщательной обработке. Полученные кадры выглядели профессионально и собирали множество приятных комментариев на всех страницах её соцсетей.

— Чего бы ты хотел прямо сейчас, чтобы оно произошло? — Спросила Соня.

— Чтобы резко стемнело. — Ответил Михаил.

Соня ожидала романтики, ответ ей был непонятен, но она не стала развивать тему, она знала, что он загадочный и как говориться"со своими тараканами".

— А зачем тебе это? — Спрашивала она.

— Люблю когда темно.

Свою прогулку молодые люди продолжили сидя на лавочке, позади которой располагались уже ржавые, давно не приводимые в действие, аттракционы. Мало-помалу темнелось, несмотря на заброшенные аттракционы, парк все-таки снабжался электроэнергией, которая использовалась исключительно для освещения дорожек. Фонари блекло засветились, как тот час возле ламп начали кружиться мотыльки. Жаба неуместно заквакала где-то рядом с парочкой.

— Никогда не понимала, почему дети должны отвечать за грехи родителей. — Заговорила Соня.

— Это неизбежно, — обронил юноша, — жизнь это своего рода череда мучений и подъемов, а какими путями и случаями тебе предоставляется и то и другое уже не важно. — Продолжал он.

— Но ведь это абсурдно, почему я должна терпеть это все? — Повернувшись к Мишке, продолжала Соня.

— Потому что тебе уготована именно такая судьба, жизнь тебя учит через их пример, — Рассуждал Мишка, — никогда не жалуйся на свое положение, ищи в нем что-то положительное, извлекай опыт.

На столь исчерпывающий ответ у девушки не нашлось опровержения, и она погрузилась в задумчивое молчание.

— А ты не думал никогда о переезде куда-нибудь? — Снова заговорила она.

— Хотел бы в Париж, или нет, в Барселону. — Глядя в небо, отвечал Мишка.

— В Барселону? Размечтался. — Парировала Соня

— Если бы мечтания были под запретом, то я бы разозлился по-настоящему.

— А хочешь ли ты работать как наши родители, например?

— Зачем? Чтоб на собеседованиях везде у меня спрашивали, служил ли я в армии и, получив ответ, сразу же отказывали? Буд-то я хуже других становлюсь, если не был там. — Тон, каким это было сказано, не допускал возражения.

— Пойдем, уже поздно. — Поднимаясь с лавочки после недлительного молчания, произнес Михаил.

Связанные дневным светом и темнотой ночи они пошли глубже в сумрак парка. Как же сильно тогда запахло дождем. Темнота становилась все гуще и гуще, обволакивала город как расплавленный свинец, только вместо жара был холод. Сырой ветер начал поднимать шум и носить по воздуху редкие опавшие листья. Выходя из парка, они оба продрогли от ветра. Путь был недолгий, жили они почти рядом. Соня в новом двенадцатиэтажном доме, а Михаилу приходилось пройти немного дальше по той же улице до своего частного сектора. У подъезда он очень аккуратно, левой рукой, отводя волосы в сторону, оголил то самое пятно на лбу. Он находил его невероятно прекрасным. Соня подарила ему поцелуй и попросила написать ей как тот дойдёт до дома. Ветер тогда разыгрался уже не на шутку, сдувая капюшон с головы Михаила, давал понять и всем остальным жителям, что ночью будет ливень таких масштабов, какие бывают осенью только в городе S. Такими ливнями смывало все с этого города. Всё плохое и хорошее, всё старое и новое. От тяжелых туч тьма была настолько сильна, что, казалось, город S исчез. Столько столетий стоял и вдруг чернота. Мишка измазал все ботинки, пока доковылял до дома. Там его ждала уютная обстановка; мать с отцом ужинали, отец оживленно рассказывал какое-то из происшествий сегодняшнего дня, а мать, положив голову на обе руки и уперев их в стол, влюбленными глазами смотрела на своего героя. Младший брат на полу рядом собирал конструктор.

— Мишка, заходи скорее, замерз? Заходи, давай, отец запек свою фирменную картошку по французки, иди, поешь. — Тороторила мать.

— Садись! — Указал на стул слева отец. От него немного разило водкой, — вот тебе с большим окороком, ешь. — Заботливо наполняя тарелку, говорил он.

— Федя, ты будешь еще? — Спросила мать младшего, он отрицательно кивнул, и она направила взор на более взрослых своих любимых мужчин, — может еще по одной?

— Нет, милая, хватит, завтра много дел, — отказался муж от еще одной рюмки. — Сейчас чаю поставлю, на этом и закончим.

Соня тихонько отворила дверь, застав родителей за напряженным разговором, которые последнее время были не редкость и уже вошли в привычку. Она прошмыгнула в свою комнату так быстро, что пара листочков от собранного гербария отвалились в коридоре, неоспоримая улика присутствия третьего в доме.

— Ром, ты каждый день стал заявляться домой ночью, да еще и с запахом спиртного. — Доносился голос матери через тонкие стены.

— Да, и что же в этом криминального? — Не поднимая взгляда от ноутбука, проговорил Роман Захарович.

— Ты не обращаешь никакого внимания ни на меня, ни на дочь свою, что с тобой стало? — Продолжала она, стоя у входа на кухню, где за столом сидел Роман Захарович с деловым видом, в очках, погруженный в ноутбук.

— Со мной все в полном порядке. — Проговорил он совершенно спокойно и сильно щелкнул клавишу компьютера.

— Ты меня за дуру держишь? — Немного разгорячившись, продолжала жена.

Роман снял очки. Погрузил свое красное лицо в обе ладони и начал его растирать, отвечая, — Оксан, сейчас совершенно не тот момент для таких разговоров, да говорить, собственно, не о чем, всё хорошо. Просто завал на работе. — Убрав руки и смотря на жену, продолжал Роман.

— Я чувствую, Ром, меня не обманешь, — голос её слегка дрогнул, — я знаю, ты был с ней! — затихающим тоном закончила Оксана.

— С кем с ней? С кем с ней!? С кем!? — Взорвался Роман Захарович, — что ты такое несешь опять? Что? — Швырнув очки в экран, разразился Роман.

Оксана, сделав жест руками обозначавший фразу «Я в этом не участвую», пошла по коридору в зал. По пути она нашла те самые два листочка и оглянулась на дверь комнаты дочери. Слабый желтый свет настольной лампы виднелся через стекло, Оксана еще более расстроилась по причине того, что дочь стала свидетелем, чего она всячески избегала. Сопровождаемая криками мужа «Вот так всегда, что-то сказанула и пошла!», она легла на диван и уткнулась в экран телевизора. Вместо какой-то глупой комедии, которую тем вечером вещал один известный канал, она перед глазами видела всю свою супружескую жизнь, вспоминала покупку этой квартиры, переезд, о том, как этот же телевизор смотрели вместе. Глаза были мокры, но Оксана нашла в себе силы дать отпор эмоциям. Крепкая женщина.

На сей печальной ноте я покидаю тебя, мой читатель, совсем ненадолго.

Глава 3. Время начало бежать, время обман

И вот спустя несколько дней, которые должен сказать прошли трудно и медленно, я снова с Вами. В том же кафе, возле которого все так же искрят провода. День сегодня ужасно жаркий, не люблю жару. Но все же, несмотря ни на что, заглянем в еще одни окна, а окна эти частного ветхого дома семьи Прокудиных. Как мною было сказано ранее, в этой семье росли двое мальчишек — Фёдор и Михаил. Мать Вероника Андреевна, библиотекарь со стажем, книжный червь в круглых очках, взяла фамилию Прокудина уже целых двадцать два года назад. Пост главы семьи, в прямом и переносном смысле этого слова, занимал водитель такси, который двадцать два года назад подобрал на остановке, во время сильного ливня, насквозь промокшую Веронику. Как в красивых драматичных фильмах, не правда ли? И действительно всё в этом доме было как в сказке. Не было скандалов, упреков, криков, были только любовь и взаимопонимание. Кстати того счастливчика водителя звали Володя. Всю свою жизнь он провел за рулем. Как-то вот так сложилось, что счастье свое он нашел в дороге, везучий человек. Так легко найти его и быть довольным всю жизнь крайне редкий случай. Пожелаем все-таки счастья этим людям и продолжим наш рассказ. В то утро, которое следовало за главой написанной выше, Федя проснулся раньше всех и выскочил на кухню, дабы налопаться конфет пока родители спят. По своей детской торопливости и страху быть замеченным за таким непростительным проступком, не аккуратным движением руки задел чайник, на его беду стеклянный. Посудина покачалась на столе и предательски соскользнула вниз. Однако если смотреть оптимистичнее, то лучше сейчас, чем тогда, когда он был бы полон кипятка. От лязганья стекла проснулась Вероника, Володя не спал уже минут тридцать, но не шевелился, не смел прервать покой своей возлюбленной жены, которая вызывала у него самые теплые чувства во время сна. Она лениво и одновременно любя, подарила ему поцелуй, как обязанность за каждое утро, начинавшееся с ним. Покидать постель в такое прохладное утро после ночного дождя было неприятно, но звук из кухни все же вынудил супругов пойти посмотреть что стряслось. Преступника на месте преступления уже не оказалось, а улика была небрежно им оставлена на полу. Расследование длилось недолго, стоило только взглянуть на развязанный пакет с конфетами, как сразу было ясно — воришка в соседней комнате.

— Федя, иди, собирай осколки! — Громко проговорила Вероника.

— Это не я, я спал! — Гундосым голосом протянул Федя.

— А кто, по-твоему, его разбил? Михаила нет дома, мы спали, иди, давай собирай! — Заглядывая в комнату, говорила мать.

— А где Михаил? — Возмутился отец.

— Я на рассвете услышала, как он ушел, наверное, с Сонькой сидят где-нибудь, — ответила Вероника, — мы с папой сейчас ноги порежем себе, как тебе нас не жалко, давай вдвоем уберем, иди сюда. — Зазывала мать младшего сына.

— Я как понимаю, кофе заварить теперь не получиться. — Рассуждал отец.

— Сейчас на плите разогрею, садись. — Отвечала жена.

— Нет, это долго, нужно поторапливаться, попью где-нибудь по пути. — Накидывая на плечи рубашку без рукавов, отвечал муж.

— Заедешь домой на обед? — Подойдя близко к мужу и глядя ему в глаза, спросила Вероника.

— Конечно, Вер, не голодом же весь день, — с улыбкой ответил Володя и поцеловал жену, — всё, я побежал.

— Федор! — Зазывала Вероника, — что это за вредный мальчуган, вставай, умывайся и будем собирать осколки!

Соня и Мишка, по своему обыкновению любили иногда встречать рассветы или закаты на их тайном месте. То был высокий обрыв, этажей так в десять высотой, с которого открывался прекраснейший вид на поле, леса и широкую реку. Солнечный диск поднимался на горизонте, красно-алыми красками освещая поля и деревья. Сонька уносила оттуда уйму фотографий, а Михаил душевное спокойствие. Влюбленные, как правило, сидели подальше от края, внимая всем соображениям безопасности. Обрыв из года в год потихоньку осыпался, каждую весну Мишка и Сонька разочаровывались очередному урезанию площади их местечка. Михаил из рюкзака достал термос с какао, налил Соньке и себе.

— Никогда не понимал, почему люди завидуют? Ведь твоя жизнь она самая лучшая, — начал Миша, — в такие моменты сидишь и думаешь: Где-то там суета начинается, а тебе тихо и спокойно, вся твоя суета это трава, которую ветер колыхает да мухи.

— Если так глубоко мыслить, то взаимоотношения людей превратятся в механизм и ты потеряешь прелесть быть человеком. — Философствовала Соня.

Начало её фразы было совсем не почтительным его концу, что вогнало Михаила в раздумье, он решительно ничего не понял, но и досаждать спутницу вопросами не стал.

— Да, с людьми и правда стало трудно общаться, временами я думаю, может это я трудный, а не они? — Риторически продолжал Мишка.

— Ты и в правду трудный, — с ухмылкой отвечала Софья, — чем голову себе морочишь? Не нравиться человек, значит не общайся, всё просто! — Заключила Соня, широко улыбаясь, оголив свои белые зубы.

— Если так устроен мир, то я согласен. — Смеясь, заключил Мишка.

Он налил еще по одной кружке какао и продолжил наблюдать за восходом.

— Я кстати нашел рецепт своего счастья, шли дождливые дни и я был в депрессии, а сейчас, как по волшебству, чувствую себя очень довольным.

— Это естественно, солнце способствует выработке серотонина в организме. — Пояснила Соня.

— Всё-то ты знаешь!

— Ну а ты, в самом деле, как вчера родился. — Повернувшись к Мише и обнимая его за плечо, отвечала Соня.

— Ничего не вчера, кажется, я это уже слышал где-то, — отстреливался Михаил, — как-нибудь бы устроить свою жизнь так, что бы проводить так утро или вечер каждый день.

— Ну, тут ты, конечно, размечтался, глупыш, важные дела тоже нужно решать, иначе никак. Но участить такие посиделки можно, потому-то я и намекала тебе вопросами, где бы ты хотел жить, — продолжала Сонька, — сейчас начнутся холода и снова эта грусть, прятки от мороза и прочие прелести нашего климата, я бы хотела в теплые края.

— Нам только по семнадцать, куда ты так торопишься? — Заворчал Миша.

— А думать надо уже сейчас!

— Сейчас я ничего не хочу думать, хочу наслаждаться моментом. Вот видишь дерево?

— Ну.

— Вот ты смотришь на него, а оно в эту секунду растет. — С довольным лицом проговорил Михаил.

И четыре юных глаза уставились на высокий тополь, будто и в правду пытаясь уловить взглядом процесс прорастания. Для уставшего ума любая глупость услада. Покинем на некоторое время этих прекрасных юных мечтателей, ибо таково решительное требование повествования и заглянем в дом Калагереевых.

Да простит мне мою оплошность читатель, я до сих пор не назвал фамилии Романа Захаровича, это ни в коем случае не тайна, а всего лишь рассеянность автора. В то воскресное утро Роман Захарович, живший по глупому графику «работа-дом-работа», подбирал галстук к синему костюму. Супруга молча кормила кота. В квартире царила тишина, но тишина для посторонних ушей, для жителей этой квартиры был чётко слышен металлический скрежет шестерен огромной машины, название которой супружеский брак. Всякий раз, когда я думаю об этой семье, я не могу найти те самые точки соприкосновения, существование которых до этого года оба супругов не смели ставить под сомнение. По какому-то непонятному распорядку Гера покидает дома, а на замену ей приходит Эрида. То, что женщина делает из мужчины человека — это факт неоспоримый, как и то, что также ловко она может его полностью разрушить. Но, ни того ни другого Оксана еще пока не торопилась выполнять. Она погрузилась в раздумывания, где сплошь фигурировали только догадки, то ли любовница молодая то ли работа встала каким-то образом на первое место. А может это и временно, думала она, все мы люди и все мы совершаем ошибки, а иногда из них выходит что-то чудесное. Также она твердо понимала, если бы семья была счастьем для человека, то это была бы семья с большой буквы, чего сейчас о них сказать никак нельзя. Никогда не болейте людьми, от них нет лекарства. И даже если бы сбылась мечта всего человечества — рождаться старым и глупым, и по мере взросления молодеть и обретать разум, то всё равно ситуации в семье Калагереевых избежать не удалось. Т. к. их возраст средний и при любых векторах развития человека они бы находились на одной и той же стадии. И вот когда галстук был подобран, не вспомню уже какой, наверняка тот же, что и вчера, Роман Захарович поспешно удалился из дома. Оксана смотрела в след до тех пор, пока дверь не захлопнулась. После накинула легкий плащ взяла сумку и на полминуты задумалась у двери, глядя на ключи от автомобиля. То были ключи мужа, он никогда не водил свой автомобиль. Роскошный, белый, немецкий седан простаивал неделями во дворе, изредка Оксана садилась за его руль, чаще Сонька воровала ключи, чтобы посидеть с Михаилом или в одиночестве, слушая музыку. Приняв решение о пешей прогулке, она открыла дверь и вышла, кот пришел провожать хозяйку, самодовольно вылизываясь после плотного завтрака. Оксана прогулочным шагом, будто первый раз в этом городе направлялась в сторону проспекта N, там она повернула направо и остановилась у пешеходного перехода. Желтые листья пронеслись у ее ног, будто играя в догонялки, друг за другом. На разрешающий сигнал светофора Оксана не сразу начала движение, она смотрела на него, но не видела. Юноша, пролетевший мимо на велосипеде, заставил её опомниться и поторопиться через дорогу. Покинув главный проспект города S, она более не выполняла никаких маневров, продолжая идти прямо. Дойдя до свежевыстроенной высотки, она подошла к последнему подъезду и позвонила в домофон. Высокомерное, невозмутимо спокойное «Кто там?» прозвучало из динамика домофона.

Конец ознакомительного фрагмента.