Записки из обсерватора

Сборник, 2021

Четвёртый сборник серии «Надёжные дороги фантастики» посвящён теме эпидемий, вирусов, пандемий и их социальных последствий.

Записки-истории

Валерия Василевская, Галина Соловьева

Есения

Сколько Еся знала себя, она постоянно боялась ареста или разоблачения. Теперь ей казалось: в пеленках умела уже притворяться и гипнотизировать взглядом, а мысль, что от конспирации зависит ее выживание, завелась в голове до прихода на эту грешную землю.

И, конечно, ей крупно везло. Врач больницы, где у мутантки родилась нормальная девочка, не отличался смекалкой и научной сообразительностью. Он не направил младенца к своему коллеге генетику: какие бы отклонения ни показали тесты, люди с измененными генами всегда порождают мутантов. Повесил младенцу на шею красный кулончик с надписью: «Есения Бриджес, 12 мая 49 г., Ричмонд, Северная Каролина». Больше девочкой никто не интересовался.

Дорогостоящие углубленные исследования предназначены для ребят из золотого фонда. Это и замечательно. Еся спокойно росла, привыкая к нашему миру. И даже училась в Детройте — ближайшем из «инкубаторов». В родном Ричмонде школу единственному незаконнорожденному дитятке, разумеется, не построили.

Оставалось лишь притворяться, будто лезешь из кожи вон, едва успевая на троечки, делать вид, что не замечаешь, о чем думает собеседник, и показывать самые скверные результаты по интуиции. Ну а если вдруг ненароком девчонка себя выдавала, приходилось влиять на свидетелей.

Особенно Есе нравилось убегать в ближайший лесок, играть с лягушками-белочками, ставить глупых зверюшек рядами аккуратно на задние лапки, заставляя маршировать. Или прыгать с крыши строений, наслаждаясь неспешным планированием в теплых струях упругого воздуха. Случалось, подруги и взрослые, даже школьные учителя, заставали шалунью врасплох. Но, почему-то, никто не вспоминал об этом.

Мутантка всегда носила свой алый кулон поверх платья. Не потому, что этого требовала дирекция. Кулончик ее поддерживал. С ярким пятном на виду, она была вне их правил, вне их больших интересов.

Но однажды с урока девочек вызвали в медкабинет.

— Иди, Еся, — сказал учитель. — Я думаю, и тебе необходимо провериться.

Пристальный взгляд — и словесник спокойно идет к доске, объясняет мальчишкам правило написания модальных глаголов. Зато в дверь заглянул очкарик в распахнутом белом халате:

— Не хватает девочки Бриджес.

— Есть такая. Обычно мутантов комиссии не осматривают. Иди, Еся. Ты подросла, тебе тоже надо провериться.

Пристальный взгляд на медика, одноклассников, преподавателя. (Девчонка всегда сидела на самой последней парте, чтобы всех держать под контролем.) У словесника на лице явно выраженный миг забвения, мальчишки вообще не в курсе. Практикант как ни в чем не бывало стоит у дверей:

— Я вас жду.

Пришлось вставать и идти, даже губы обидно задергались. Поняла: указанья тут мало. Не смогла незаметно исчезнуть даже за полминуты перехода по коридору.

В просторном медкабинете одноклассницы в серых рубахах по приказу очкастого медика ходили сквозь аппараты. Машины жужжали, дрожали, выплевывали на стол длинные тонкие ленты с зашифрованными результатами. Впервые в жизни Есении пришлось пройти вслед за всеми.

На другой день — тот же тип в дверях класса. — Есению Бриджес, пожалуйста.

В медкабинете разложены ленты с ее показателями, раскрыто личное дело. Парень уселся за стол, как будто заправский врач уставился в расшифровки. Девочка поняла: попалась. Или близка к этому.

— Мисс Бриджес, генетический осмотр дал странные результаты. Похоже, произошла ошибка. Прошу вас еще раз пройти тесты.

Гипноз бессилен. Мутантка заново пробирается через жужжанье и щелканье, словно через детектор лжи. Пока одевалась за ширмой и, повинуясь жесту жестокого человека, устраивалась на стульчике, практикант сантиметр за сантиметром сверял результаты, полученные вчера и сегодня. Этот парень — просто чудовище. Он пьет кофе, жует бутерброд и видит реальность, которая бывает на самом деле. Нет возможности запустить в его голову отшлифованную ложную информацию.

И девочка отступила, подчинилась течению событий. Она уже знала: скоро подчинит события себе.

— Мисс Есения, у меня для вас новость, хорошая, но очень странная. Приборы не выявили в вашем геноме отклонений от нормы. То есть вроде бы нет оснований причислять вас к категории мутантов. С другой стороны, генетические линейки Татьяны и Томаса Бриджес не оставляют сомнений — вы их родная дочь.

Вы — уникум, потрясающее исключение, единственное в своем роде. До сих пор подобных феноменов выявлено не было. Возможно, Природа решила преподнести человечеству величайший подарок в виде возвращения генов в норму. Возможно, если б мутанты были допущены к деторождению, сегодня мы стали б свидетелями необычайных событий.

Или подводят школьные приборы, и я ошибаюсь вместе с ними. Вопросов много, надо найти ответ. Я выпишу вам направление в Институт восстановления человека в Вашингтоне. Жду вас вместе с одним из родителей в ближайшие каникулы на кафедре генной диагностики.

Есения приняла бланк с энтузиазмом смертника, выслушавшего собственный приговор. Ну вот, начинается травля, которой боялась с детства. Начинается мучительная погоня общества за общественно опасной девочкой…

Каникул решила не дожидаться, тем же вечером поработала перед старым треснувшим зеркалом, изменила себя сверху донизу. Из пухленькой кареглазой брюнетки превратилась в блеклую худышку с мышиными волосами и невыразительным личиком. Получилось не хорошо и не плохо, главное — не броско и не узнаваемо. При необходимости можно изменить.

Не заходя к миссис Вагнер, внушила квартирной хозяйке, что приезжала мама и дочь забрала домой: скончалась старая бабушка. Завтра болтливая дамочка разнесет по всему Детройту кучу вестей из Ричмонда, которые будто бы слышала за вечерним чаем от гостьи. Потом начнутся каникулы. Потом будут все полагать, что девочку задержали с проверками в институте. Пока хватятся, Еся сбежит далеко. Недосягаемо далеко.

Решено — сделано. Автобус останавливается у контрольного пункта в пять вечера. Охранникам не впервой выпускать одинокую девочку по пустому листку вместо пропуска, а водителям — катать по использованным билетам. Даже если этим же рейсом отбудет въедливый медик, он ее ни за что не узнает. Главное — постоянно блокировать свои мысли, чтобы кто-то из пассажиров случайно не прочитал. Но к тщательным блокировкам Есения с детства привыкла.

Вышла у аэропорта, забралась в грузовую тарелку и устроилась поудобнее, пока грузчики заполняли отсеки и трюмы коробками. У рабочих не семь пядей во лбу, они ее в упор не увидят. Просмотрела до взлета маршрут и наметила планы действий.

Другой континент, Европа. Ну что ж, чем дальше, тем лучше, маме с папой потом подскажет что-нибудь утешительное. Теперь не глупо избавиться от фискалящего кулона, частично оставив красное, чтобы все принимали на веру без ненужных новых проверок: эта девчонка из мутантов. Девчонка зажала металл между тонкими пальчиками, и он разомлел, словно мякиш. Оторвала подвеску, стерла надпись, измяла и выбросила. На цепочке остался алеть маленький треугольник без единой цифры и буквы.

Подумала и решилась на изощренную хитрость. Неприятная процедура, но, пожалуй, необходимая. Усилием мысли наставила себе ссадин и синяков, не пощадила даже голову и лицо. Смело можно потом наврать: ударили по затылку, вообще ничего не помню. Тарелка взвилась в высоту вертикальным резким прыжком. Такой тошнотворной боли Еся не представляла. Обхватила виски ладонями и постаралась забыться.

Опять эти сны… В минуты нервного напряжения приходят картины прошлой непонятной недожитой жизни… Узнаваемые, правдоподобные…

…Вот она в пеленках, голодная, крошечная, беспомощная. Кто-то держит ее на руках, кто-то подносит к матери, длинноволосой женщине за толстой черной решеткой. Кто-то требует накормить плачущую малышку. Мать испуганно жмется в угол, с ужасом, с отвращением отталкивает ребенка. Кто-то бьет ее по лицу, наотмашь, зеленой ладонью, уходит и запирает за собой тяжелую дверь…

…Белые-белые стены огромной солнечной комнаты, рядами стоят кроватки с высокими огражденьями. Девочка поднимается на неуверенных ножках, хватает руками прутья, с любопытством смотрит вокруг. Детишки в постельках разные, и, как понимает Еся своим современным умом, проникающим в сновидения, все они очень уродливы. Открывается дверь, входят взрослые, зеленые лица в масках, говорят на чужом языке. Малышка тянет ручонки, зовет к себе нянечку Кайю. Есения из современности видит сверху, как доктора деловито обходят палату, вынимают умерших за ночь и складывают в тележку. Выжившим детям дается жидкая кашка в бутылочках. Есеня жадно потягивает приятную теплую смесь и смотрит с любовью на девушку с фиолетовыми глазами. Нянечка улыбается, гладит девочку по головушке…

…Летний день, ослепительный, теплый. Малыши с очень странными лицами, не похожие друг на друга, бегают по лужайке. Еся рвет полевые цветы, протягивает подружке, лысенькой и забавной, с полосками под глазами. Ребенок берет букет и вдруг начинает плакать. Есе тоже больно дышать, она смотрит вокруг, ищет няню, но та лежит на земле, из открытого рта вытекает желтая струйка крови… Мама Кайя в последний раз поднимает руки к детишкам, как будто их утешает… Один за другим, дети падают личиками в траву… Есе страшно, она ревет, теребит, поднимает. каждого… Пятна алой, оранжевой крови светятся на ладонях…

— Девочка! Что с тобой? — Легкое тормошение возвращает беглянку в сознание.

Не открывая глаз, Еся определила: в медпункте аэропорта.

— Кто ты такая? Откуда? Как сообщить родителям?

Слишком много вопросов, которые следует обезвредить неправильными ответами.

— Не знаю… не помню… мне плохо…

— Кто тебя жестоко избил?

— Не видела… Голова кружится… И тошнит…

— Это сотрясение мозга, тебя отвезут в больницу. Я сделаю укольчик, потерпи.

Пришлось потерпеть. И обезболивающее, и дезинфицирующие растворы, которыми медсестра обработала кровоточащие ранки. При желании, Еся могла восстановить свое тело за два или три часа. После медикаментов выздоровление растянется на недели. Но это, опять же, к лучшему, так будет правдоподобнее.

В больнице опять повезло. Прежде чем ее обнаружили, тарелочка облетела несколько аэродромов Европы, подбросить избитую девочку в багажный отсек могли в любом из них. Сделали зарисовки безбилетной пассажирки, послали в поселки мутантов по маршруту летательного аппарата. Есения не расстроилась: даже родная мать теперь бы ее не узнала. Так и случилось, не опознал никто.

Она назвалась Дариной и «смутно припоминала» незначительные отрывки своего туманного прошлого. «Избитую» подлечили и отправили в школу мутантов, где она получила кулон и профессию лаборантки. И где никому почему-то не приходила мысль об углубленных исследованиях в поисках «дивных феноменов».

Так Доди попала в Париж — поселок мутантов на Волге, на территории бывшего могучего государства, называемого Россией. А впрочем, в начале эры Нового Человечества, после ядерных бомбардировок, после дьявольской оккупации пришельцев с Теото-Тима, все на свете сделалось бывшим: и державы, и цивилизация, что творилась тысячелетиями в неразрывном драчливом единстве созидателей и разрушителей. Кто бы мог подумать всерьез: разрушители победят? Что когда-то свободные, сильные, прекрасные в разнообразии многоликокультурных рас, земляне поделятся на мутантов, на инфицированных (абсолютно неприкасаемых), на золотой фонд, слабеющий от недостатка продуктов, не тронутых радиацией? Что восстановлением утраченного… Да что там, сбиранием крох от испорченного пирога будут заняты все профессии, все возраста от дошкольников до глубоких стариков?

Париж стал техническим центром сельскохозяйственной зоны, к счастью и по чистой случайности обойденной атомной бомбой. В обязанность лаборантки входил контроль территории, посевов и крошечных стад генетически не измененного, чудом выжившего скота. И девчушка с первых недель так увлеклась анализами, пробирками и показателями, что чуть было не попалась.

Этот кошмар начался ночью. Дарина уже спала, вдруг вздрогнула, веки открылись с ощущением явной опасности, пальцы сами схватили бластер. Вокруг — тишина. Свет ритмично затухал и снова включался — простая, но эффективная управа против крыскотов, нападающих на человека во владениях человека. Дохлый зверь на полу — не то. Чувствовалось вторжение невидимого врага. Замерев, не дыша, не мигая, девушка просмотрела каждый угол своей квартиры, проверила сохранность запора, обследовала лестничную площадку, вниз, вверх, чердак, крышу дома, территорию дворика, улицу. Не погнушалась заглянуть в головы соседей и сослуживцев. Ничего особенного. Никаких злонамеренных умыслов не прослеживалось по всей территории поселка.

Успокоение не пришло. Ужас усиливался, мышцы одеревенели, словно под дулом бластера. Следовало немедленно найти источник опасности, пока… опасность сама не отыскала ее!

Оружие смерти слепо не целилось в бедное сердце. Оно искало Дарину, сжимало круги по спирали. Тяжелый гарпун метил в грудь, терзал защитный слой жертвы, пытался подвесить девушку на жало, словно акулу!

Этот поиск не был игрой талантливого мальчишки-хакера, которому всюду мерещится романтика военных лет. Работали профессионалы, мужчина и женщина. Интуиты ловили в поселке инородное существо, чужие глаза лезли в душу… Пелена упадет, и тогда…

Доди слилась с крыскотом, отключила ментальное поле и телесное излучение. Натянула тройным одеялом затухающую ауру животного, снабдила ее информацией о проходящей туче, занесшей в поселок дожди с радиоактивными выбросами мелькнувшего в атмосфере инопланетного аппарата. (Так вот в чем причина проверки! Человечество больше не спорит о наличии разума в космосе, дует на молоко.) Информация есть информация, она содержится в любом носителе, даже в трупе.

Глаза на другой половине ринга брезгливо отстранились, взмыли вверх, окинули поселок оценивающим взглядом. Вся округа фонила инопланетным присутствием и избыточной радиацией. С крыш, с дорог, с людей и животных веяло дождем, пролившимся поздним вечером. Это было правдоподобно, совпадало с данными противовоздушной обороны. Взгляды телепатов ушли в небо, в стороны приходящих ветров, занялись поисками летательного аппарата. Насколько хватило моченьки, девушка раскидала чужеродные излучения по району и до рассвета лежала живым трупом. Утром сказалась больной, на работу не вышла. Лежала голодной, опасаясь движения пищи, способного ее выдать. Ночью обстрел повторился. Глаз было больше. Если бы лаборантка могла разложиться на атомы, она бы сделала это. Пришлось поступить прозаичнее — притвориться гниющей плотью. Ее усохшая аура информации не доставляла, но прибавились запахи тления. Чуть сняла фоновое излучение с поселка, потянула в сторону пустыни. Так и лежала всю ночь, ни жива ни мертва, отключив сознание от мозга, контролируя противника через вышедшее в реальность астральное тело.

Впрочем, все обошлось, и Доди сделала вывод: сама была виновата. Слишком бурно обрадовалась свободе взрослой жизни, позабыла про контролеров общественной безопасности. Теперь Дарина старалась вести себя осторожнее. Но блуждающие тарелки больше не залетали, а юность брала свое. Жить хотелось по-настоящему. Когда человек полон сил, ему трудно изо дня в день притворяться серенькой мышью. И девушка научилась дурачиться потихоньку, с реальной пользой для дела.

Купол «летающей калоши» не натягивала никогда, даже в морозную и ветреную погоду. При виде надвигавшегося ненастья прикидывала степень опасности. Теплые благодатные дожди притягивала к посевам, распределяла по всей территории сельскохозяйственной зоны.

Радиоактивные тучи и ураганные ветра уводила в сторону лежащей за горизонтом пустыни. Если ядовитые осадки выпадали ночью, утром дольше обычного кружила над полями и садами, тщательно очищала молодые ростки и деревья.

Никто не знал о стараниях молчаливой худенькой девушки. Начальник синьор Рибейро не раз выговаривал Доди за затянутые полеты в ущерб стационарным работам. Лаборантка обещала исправиться и засиживалась с рутиной до позднего вечера.

Она уже знала: людям не угодишь, никогда. «Летает как ведьма в гробу», — ворчали односельчане, наблюдая из-под руки за стоящей в кабине девушкой.

Человек, не скрывающей своей неординарности, но избегающий скучных встреч и пустых разговоров, вряд ли будет любим сослуживцами. Если встретит единственное понимающее сердце — уже много, в нем и найдет свое счастье.

Искать понимание среди молодежи поселка Дарине как раз не хотелось. Она отклоняла любые дружеские предложения и гуляла ночами одна по темным дорожкам сада. Что запрещалось строго правилами безопасности.

Но девчонка жила вне правил. В ее силовое поле со стуком врезались вредители — пикирующие вампиры и прыгучие грызуны. Она убивала их взглядом — не терять же квалификации! И даже распространила по улицам мыслеформу: весь род агрессивных тварей выведет до основания. Летучие мышки не выдержали напора, сорвались с обжитых мест, забрали детенышей и улетели. Крыскоты выбрали выжидательную позицию и старались с ней не встречаться.

Зато местные животноводы готовы были носить новую лаборантку на руках. При острой необходимости. Как раз до дверей свинофермы. Потому что никто лучше Доди не мог оказать скотинке ветеринарную помощь. Секреты своих успехов молодая специалистка держала в тайне, из загона гнала двуногих. Но ловко лечила все, от травм до смертельных инфекций, делала без ножа бескровные операции. И сама понимала: не к добру она совершает добрые дела, ох, не к добру.

Но тяга к всеобщему исцелению казалась неодолимой. В красивых мечтах Дарина себя видела первопроходцем, возвращающим Природе ее первозданное лицо, доброе и прекрасное.

Как женщина, не допущенная к деторождению, Доди могла быть зачислена в экспедиции «ассенизаторов» и в зонах предельно высокого уровня радиации использовать чудо-способности. Но именно откровенности девушка и боялась, сначала частичной и добровольной, затем вынужденной и полной. Оставалось хоронить себя в провинции, смутно предчувствуя неотвратимые перемены. Созидаемые то ли велением Судьбы, то ли собственной дерзкой мечтой, переходящей на уровни, программирующие события этого мира…

Однажды осенним вечером, возвращаясь домой из Путилина — административного центра нескольких фермерских зон, — девушка разглядела мигающий свет авариек. Скорее снизила скорость, сделала круг над рощей. Так и есть, городские жители расслабились в сельской местности, тарелку вел сын-подросток. И здорово накуролесил в системах телепатического управления, смешал алгоритмы полета с подачей в кабину воздуха. Сквозь металлический купол Есения разглядела двоих перепуганных ребятишек пяти и тринадцати лет, взвинченную мамашу и, конечно, главу семейства, мужчину лет сорока. Супруг скрывал от жены растущее беспокойство, ситуация принимала трагический оборот.

Дарина успела вовремя. Вызванные спасатели прилетят через полчаса, а минуты через четыре семья начнет задыхаться, будет вынуждена открыть дверцу, в щель мгновенно ворвутся ядовитые насекомые. Тучи москитов уже облепили тарелку, привлеченные теплом двигателя. Летучие мышки стайками собирались вокруг, охотно поедая насекомых, но надеясь на более существенную добычу. Пара красных волков и шестилапый северодонт кружили по поляне, вставали на задние лапы, заглядывали в иллюминаторы, пугая женщину и детей. Мужчина не мог стрелять без разгерметизации. Разгерметизация грозила гибелью.

Повинуясь естественному состраданию, Дарина укрепила свое защитное поле (интересно, оно удержит натиск северодонта?), посадила калошу в траву под взглядами терпящих бедствие. И сразу поймала ужас: человек в тарелке без купола! Инопланетяне вернулись!

Мужчина выдернул бластер и прицелился в сердце девушки. Пришлось его обездвижить, мягко, на всякий случай. Вторая напасть, тоже срочная: северодонт с разбега бьет рогом в защитное поле. Если прикрытие треснет, в щель залетит мошкара, а это будет опасно. Пришлось и ему уделить пару секунд внимания. После резких энерго-ударов в двойные глаза навыкате, мутант жалобно захрюрыкал и убежал в чащу леса, ломая кусты и деревья.

Северодонтов запрещено убивать, а жаль, у них очень вкусное мясо. Мутированные кабаны гармонично вписались в систему европейских лесов и даже приносят пользу: поедают ядовитых грызунов. Предпринимались попытки приручить детенышей новомодного гиганта, но безрезультатно — как северодонта ни корми, он в лес смотрит. Что касается красных волков, почуяв превосходящую силу, они сами попятились в темь под тяжелые лапы елей и оттуда сверкали жадными ненавидящими глазами.

Медлить было нельзя, люди уже задыхались. Дарина набросила поле вокруг аварийной тарелки, откинула кровососов. Получилось очень эффектно: фонтан перепончатокрылых на фоне звездного неба. Подала в сознание взрослых: «Вы ошибаетесь, я такой же человек, как и вы. Моя машина усовершенствована, она обладает мощным защитным ресурсом. Мистер Кобичер, немедленно уберите бластер и переходите ко мне. Ваша нерешительность погубит всех. Через две минуты плотность защиты ослабнет, вы окажетесь в безвыходном положении!» Частично слова были правдой: чересчур объемное поле невозможно поддерживать долго.

Женщина дернула дверку, не дождавшись советов мужа. Она подтолкнула мальчика, и тот легко перепрыгнул с одного борта на другой. Следом Доди поймала малышку, а мамочка все сидела, жадно хватая воздух. Лишь теперь Дарина заметила пульсирующий живот. Мужчина спрятал оружие, помог перебраться жене и был вынужден прыгнуть сам. Материя поля щелкнула, сокращаясь за его спиной. Вампиры с азартным свистом метнулись в дверцу тарелки, разочарованно закружились по салону. Там оставались лишь запахи и тепло человеческих тел. Охота не удалась.

— Прошу вас, мисс… Ванешь, как можно скорее, — попросил отец семейства, пристегивая детям ремни безопасности. — У Инессы болит живот. — Конечно, мистер Кобичер. — Калоша набирала высоту. — Через десять минут мы будем в Париже. Там нет родильного отделения, но вашей супруге помогут до прибытия акушерки. Оказать посильную помощь Дарина могла бы сама, но боялась энерговоздействия на младенца, последствия могут быть скверными. Она аккуратно вывела тарелку на оптимальную высоту, где аллергенные запахи леса оставались внизу, а разреженный воздух стратосферы — далеко сверху. И плавно, старательно облетая воздушные ямы, доставила страдальцев к порогу стационара. Далеко за лесом мелькнула тарелка спасателей, летящих по вызову.

Девушка передала семейство дежурной медсестре, слетала за врачом на окраину поселка. И лишь потом, припарковывая калошу у входа в подъезд, поняла: нарисовалась красиво, запросто не сотрешь.

Нельзя отнимать краткосрочную память у детей в послестрессовом состоянии: грозит полной потерей памяти. Законом запрещено гипнотизировать беременную женщину: возможны осложнения у ребенка. Не стоит даже пытаться воздействовать на сильнейшего гипнотизера: бессмысленно.

Этот бдительный мистер Кобичер сразу ее раскусил, потому и не доверял, потому не спешил пересаживаться. И назвал по новой фамилии, полученной в больнице, на легальных условиях. Хотел сказать старое имя, но вовремя спохватился, а Доди и не заметила! Слишком много сил и внимания уделяла чужой безопасности, не думала о своей!

О, как он ее опасался, как он ей не доверял! Сам воздействовал на подсознание, усыплял, притуплял ее бдительность. Немедленно надо исчезнуть!

Доди выскочила из тарелки, вбежала на второй этаж, резко дернула дверь квартиры. В прихожей метнулись крыскоты, с писком выскочили на площадку. Самые нужные вещи покидала в старую сумку, скорее бросилась к зеркалу. Пол менять слишком сложно, возраст значительно легче. Меланин разрушается в волосах за три с половиной минуты, морщины ложатся на лицо и руки за пять. В изменении костей лица нет необходимости, но деформация позвоночника добавит правдоподобия. О Боже, как это больно! Но горб получился отменный. Скорее, бежать отсюда, убираться как можно дальше! А потом утопить калошу в глубоком гиблом болоте! Старушка, промышляющая нищенством, вряд ли вызовет подозрение. На первых порах сойдет, а дальше как-нибудь выкрутимся.

Бабулька, с трудом приноравливаясь к слабеющим старческим мышцам, прыжками слетела вниз и шлепнулась в кресло пилота. Нажала кнопку «готовность»… Крепкий сон затуманил сознание. Отключаясь, девушка стукнулась седенькой головой об мигающую панель.

Вот тут обнаглевшие крысы и взяли б жестокий реванш. Если б не Мартин Кобчер. Он тихонько вышел из тьмы, аккуратно подвинул старушку на сиденье для пассажиров, нажал на клавишу «старт»…

Другие люди… Их много… Они нервозно смеются, внимательно смотрят в кроватки, виновато отводят глаза… Страшные, некрасивые, Есеня не может привыкнуть к их светлым пугающим лицам. Ей кажется, белые люди почему-то боятся детей… Они приносят еду, насильно толкают ложку сквозь крепко сжатые зубы, девчоночка плачет, выплевывает. Недвижно лежит за перильцами и с каждым днем все слабеет… Недобрые лица мелькают в кошмарном калейдоскопе… Откуда-то из глубин всплывает фигура Кобичера… Девочка напрягается. Она думает, этот мужчина самый злобный и самый главный, от него здесь зависит все…

Кто это понял? Дитя или Есения-девушка? Все зависело раньше от Кобичера, все зависит от него и теперь…

Дарина открыла глаза. Незнакомая комната обставлена скромной необходимой мебелью, приглушенный свет, удобная постель. Камера наблюдения смотрит прямо в лицо. Попалась, финита ля комедия.

Попробовала шевелиться — руки и ноги привязаны к железным скобам. Печально, в движении назрела насущная необходимость. Что полагается делать в щепетильной такой ситуации, громко кричать или терпеливо лопнуть? Пошарила пальцами на возможное расстояние, кнопку не обнаружила.

Тут же дверь отворилась, вошла полногрудая девушка с военной выправкой, с завидными пышными ямочками на молочно-белом лице. — Доброе утро, мисс Есения Бриджес! Мое имя — Милана. Просто Милана, без всяких там миссок. Вы находитесь в спецотделении Института восстановления человека. Сегодня 11 июля 67-го года, пять часов тридцать минут утра. Вы проспали три дня. Прошу сохранять спокойствие. Закон гарантирует, что вы не будете подвергнуты физическому насилию и травмирующему гипнотическому воздействию. Через четыре часа вас навестит офицер службы безопасности. Советую проявить благоразумие и быть с ним откровенной. Как говорится в таких случаях и как есть на самом деле, для вашей же пользы.

— Мне необходимо подняться.

— Вы имеете право вставать, свободно передвигаться по комнате и пользоваться всем необходимым. Ваши личные вещи уложены в эти сумки.

— Руки и ноги связаны.

Охранница усмехнулась:

— Ваши руки и ноги свободны, мисс. Мы были вынуждены подвергнуть вас легкому гипнотическому воздействию ради демонстрации наших возможностей. Превосходящих ваше мастерство, как мощь армии превосходит силу одного человека.

Могучий подземный толчок тряхнул бетонное здание, грохот ударил в уши, тяжелые стены посыпались. Секунда — пол обвалился, мебель поехала вниз, полетела в открытую бездну. Пламя вырвалось из провала, удушливый сернистый дым вцепился в глаза и легкие…

Далее по сценарию одной из них полагалось выскочить вон на улицу, с громким кашлем, истошными криками, а другой бесследно исчезнуть, сменив внешность в мужском туалете.

Охранница подняла брови, с высокомерным любопытством разглядывая лежащую перед ней старушенцию:

— Производит впечатление. Только по-детски все это, не забывайте: имеете дело с профи. Вы, должно быть, проголодались? Не возражаете, если я принесу завтрак через полчаса?

Есения не возражала. Она заглянула в санузел и обнаружила множество способов самоубийства. Заметила: стоит подумать о попытке вскрытия вен, испытываешь страх смерти, животный, неодолимый. Что раньше никак не входило в число ее тайных фобий. (Смерти девушка не боялась. Смерть она помнила.) Значит, на эту тему уже хорошо поработали. Возможно, в рамках закона. «Впрочем, — подумала с горечью, — вряд ли на мне подобных законы распространяются. Мы для них на Земле излишни».

Бороться не хотелось и не моглось. Даже думать ни о чем не хотелось. Кажется, это называется апатия. Еще один результат гипноза. Сколько пунктиков заложили в ее мозги? При попытке побега она придет в заранее предусмотренное место. А очень стараясь солгать, назовет ключевые секреты, выдающие ее с головой. Их арсенал воздействий многогранен и остроумен, вряд ли с ним можно бороться. Разве что уходя в глухую защиту.

Еся не стала чваниться и с удовольствием съела великолепную курицу. Целиком, три дня голодовки требовали компенсации. Спросила, не станет ли завтрак заодно обедом и ужином? Оказалось, подобные помыслы обижают добрых хозяев. Трехразовое питание пленнице обеспечено, каждый день, без всяких условий.

Девушка вспомнила вкус тошнотворной, противной смеси, которой пичкали девочку из реалистичных снов. И лишь сейчас поняла: это была просто каша. Похожей ее кормила когда-то в Ричмонде мама. Вполне нормальная пища. Хорошая для людей.

Скромный интерьер комнаты не предполагал наличия дефицитных книг. (Команды из волонтеров искали обрывки учебников и всякого-разного чтива под обломками городов, что позволяло частично восстанавливать прежние знания и получать представление о довоенной истории.) Оставалось бездельничать и дремать в ожидании первого допроса. Кто его проведет, девушка уже знала. Прочая информация о будущем оказалась для нее недоступна.

…Мокрые серые стены, холодный каменный пол. На столе лежит трупик девочки. Врач, проводящий вскрытие, раскладывает по ванночкам извлеченные внутренности. Трое мужчин стоят за его спиной, с брезгливым, нескрываемым ужасом смотрят на эту картину.

— Что ж вы тушуетесь? — Патологоанатом явно раздражен. — Вы очень хотели видеть, в чем особенность этого ребенка. Вот сердце, вот печень, вот легкие. Аномалий я как раз не вижу, все органы как у людей в этом возрасте. Ясно одно — причина смерти в пищевом отравлении. Вы убиваете ни в чем не повинных детей! Вы не должны были скармливать им нашу пищу! Этот вывод войдет в отчет, будьте спокойны.

Кто спокоен, так это Еся. Ей легко и нисколько не страшно, разрезанный животик не болит. Она медленно облетает вонючую секцию морга и уплывает к солнцу…

Подполковник службы безопасности — мужчина среднего роста с волевым печальным лицом — вошел к пленнице, будто шагнул в реальность из страшных снов. Поздоровался, сел к столу, внимательно посмотрел. Девушка-старушка приподнялась на постели, смущенно пригладила седину, пробормотала какие-то извинения, что ее постоянно клонит в сон.

Итак, на допрос выводить не будут. Значит, не исключают возможность побега. Опасаются непредсказуемых выходок с ее стороны, не очень надеются на хваленый профессионализм сотрудников.

Офицер легко прочитал ее нескрытые мысли. Усмехнулся, то ли подтверждая, то ли опровергая. Заговорил негромко, искренне:

— Мисс Бриджес! Как отец спасенного семейства я тронут вашей самоотверженностью. Так или иначе, вы знали, на что шли. Благодарю от себя лично, от имени Инессы, от наших троих детей.

Как частное лицо я приношу извинения за вынужденное ограничение вашей свободы, за причиненные неудобства и сделаю все возможное, чтоб неудобств было как можно меньше.

Моя мать прекрасно готовит. Она спрашивает, понравилось ли вам ее блюдо, и просит, чтоб вы каждый день делали заказы на завтрак, обед и ужин. В пожеланиях не стесняйтесь. Это самое малое, чем наша семья может скрасить ваше временное заточение.

— Передайте миссис Кобичер, что жареная курица мне очень понравилась, большое спасибо. Но делать заказы не буду, перед смертью не надышишься и не наешься.

Подозревать меня в самоотверженности не стоит. Когда я спасала попавших в беду людей, я не предусмотрела, чем это обернется. У меня не было времени на обдумывание, а значит, не было выбора.

Но я ни о чем не жалею и ваши извинения принимаю. Когда-нибудь кто-нибудь все равно ограничил бы мою свободу. Я — одна, обреченная среди миллионов вас. Но могу ли спросить: вы как частное лицо Иудой себя не считаете?

Именно так в глубине души он и думал. Сказал другое:

— Мисс Бриджис, я вижу, вы очень рассудительная… гм, девушка. Но неправильно оцениваете ситуацию. Как офицер службы безопасности, я вынужден вам напомнить первую статью Конституции Объединенного человечества: «Личность — ничто. Общество — многое. Жизнь на Планете — все».

Если бы факт вашего существования затрагивал лишь мои личные интересы, в этом случае вы могли бы обвинять меня в вероломстве. К сожалению, это не так.

Наличие на Земле таких существ, как вы, опасно для Жизни. Мы не можем позволить себе расхлябанности, позиции выжидания, которую занимали наши предки. Вы знаете, чем обернулось это для них и для нас. Я призван Планетой охранять ее мирный покой и буду служить добросовестно до конца своих дней. Чего бы мне это ни стоило. Даже пренебрегая собственными кармическими интересами.

— Цель опять оправдывает средства? — Научите, как жить иначе. — Не логично звучит, мистер Кобичер. — Кобчер, Мартин Кобчер, с вашего позволения.

— Простите за ошибку. Насколько я помню, мы с вами никогда не представлялись друг другу.

В ваших словах нет логики. На каком основании вы называете меня «существом»? Меня, рожденную земной матерью от земного отца? На основании каких признаков вы причисляете меня к инопланетянам? Кто просматривал мое будущее, кто утверждает, что я опасна для Жизни на Земле?

— Я отвечу на все вопросы. За короткое время нашего знакомства, мисс Бриджес, вы проявили множество неординарных способностей, не свойственных даже людям шестой расы. Что стоит хотя бы этот маскарад! Я надеюсь, вы сами не станете возражать против собственной исключительности.

Второе: я носом чую внеземные формы жизни, это наследственное. Что, собственно, и послужило поводом для ареста.

Третье, самое главное: инопланетное существо определяется в нашем институте приборами Райдера. Не забывайте, вы спали три дня кряду, мы успели провести все необходимые тесты. Результат однозначен: Есения Бриджес является разумным существом внеземного происхождения на уровне матрицы.

Ваша безукоризненная земная физиология — высочайшая степень приспособляемости к условиям, в которые вы попали либо случайно, либо волей направляющей вас цивилизации. Что нам и придется выяснить. Несколько интуитов просматривают ваше прошлое и будущее. Ошибка должна быть исключена. На эту работу затребовано две-три недели.

Исход нашей встречи будет зависеть от доклада специалистов и от вашей полной откровенности. Вы многое знаете о себе, мисс Бриджес. Напишите об этом, я оставлю опросник. Отвечать следует подробно, по всем пунктам. Добавлять можно любые аргументы, которые посчитаете нужным. Например, если вы считаете себя безопасной для человечества, приведите доказательства на эту тему.

— Оправдываться, стараться, чтобы любые слова были истолкованы против меня?

— Вы нам не доверяете, мисс. У вас есть на то основания?

«У меня есть все основания не доверять мужчинам рода Кобчер».

Он взглянул на нее долгим взглядом, старательно блокируя чувства… Тоже знает…

— На этом наша встреча закончена. Вам не следует рассматривать мое задание как просьбу. Принимайте его как приказ. От выполнения которого будет зависеть ваше будущее.

— Вы меня расстреляете?

— Ни в коем случае. Одним из пунктов нашего соглашения с Планетой является отречение от методов насилия. Вам не грозит даже пожизненное заключение. Самое радикальное, что мы можем сделать, — это передать вас в распоряжение Космического Содружества. Есению аж передернуло:

— Я — землянка с необычными свойствами! Я такой родилась! Я не виновата, что так получилось! Я боюсь улетать отсюда! Я там умру! «А что вы будете делать со своим..?»

— «Мы с женой не знаем, что нам делать. Многое прояснится после решения вашего вопроса». До свиданья, мисс Бриджес. Я зайду к вам завтра после полудня. Этого времени достаточно для заполнения анкеты.

И еще одно обстоятельство. Очевидно, с точки зрения прав… гм, землянки, я должен позволить вам принимать любой облик. Не рассчитывайте, что «неожиданным эффектом» маскарада вам удастся воспользоваться для совершения побега. Камеры записывают каждый ваш шаг, каждую деформацию, вам не удастся вызвать в наших людях испуг или растерянность.

Но очень прошу, Есения, уберите хотя бы этот дурацкий горб! Ваши страдания передаются мне по естественным каналам восприятия. Я чувствую, как вам больно. Прошу, избавьте меня хотя бы от развивающегося остеохондроза.

— Желаете посмотреть, как это делается?

— Ни в коем случае. Я потом проанализирую запись.

Он ушел. Странный человек. Оставляет по себе впечатление силы и бессилия. И желание новой встречи. Следует проанализировать его подспудное влияние на психику.

Ишь, как пел дифирамбы законности и гуманности, с рефреном о системах слежения. А горб, в самом деле, лучше убрать: если конспирация не приносит результатов, в ее сохранении нет смысла.

Но где заняться «косметикой»? Через зеркало, вмонтированное в стену ванной комнаты, виден каждый угол. Вряд ли стоит его закрывать, все равно придут, сдернут штору и еще сильней ограничат свободу поступков и помыслов.

Что ж, если фигуре Еси суждено остаться в архивах в состоянии откровенности, пусть это доставит народу ехидное удовольствие.

Приняв решение, старушка укуталась одеялом. Расслабление, избавление от старой формы, принятие новой. Десять минут на создание чернового варианта, полчаса на отработку деталей. И скоро Милана-2 уже шагает по комнате, красуясь пред жерлами камер. Брюки до середины икры, застежка не сходится, кофточка лопнула по всем швам, оставляя нескромному взгляду простор для обозрения и фантазии. Роскошные черные волосы струятся до пояса, щеки пылают стыдом, глаза сверкают злорадством. Долго же будут рассказывать о тебе анекдоты, моя телохранительница Милана, высокомерная и «неповторимо прекрасная»!

Воображая, какой хохот стоит по ту сторону стекол, Есения прошла в ванную, устроилась перед зеркалом и начала раздеваться. Медленно и кокетливо — Милане было что со вкусом показать. Покружилась, демонстрируя женские прелести. Получилось здорово, вряд ли знатоки оригинала выскажут недовольство неточностями. Встала под душ, пустила струю ледяной воды. Если дамочка казематного образца не в курсе, сейчас она прибежит, благодаря «естественным каналам восприятия».

Девушка в самом деле появилась довольно скоро. Анонимные наблюдатели имели возможность видеть, как коллега бледнела с досады и дрожала от холода, окидывая затравленным взглядом свою обнаженную копию, розовую от удовольствия.

— Мисс Бриджес! Вы не имеете права насмехаться над офицером безопасности! Вы будете строго наказаны!

— Никто не знает, какие права я имею, а каких не имею! Я равно буду наказана, что бы ни сделала и чего бы ни делала! Если вы не желаете, чтобы весь институт любовался этими шикарными телесами, принесите скорее одежду. Сами знаете, что вам идет. Если буду выглядеть плохо, смеяться будут не надо мной, а над вами!

Милана была вынуждена принять поражение. Девушка удалилась и через час бесплодных поисков поддержки и понимания среди начальства принесла два пакета с одежкой, которую шила сама. Сложила трофеи к ногам торжествующей победительницы, закутанной, подобно греческой богине, в драпированную простынку. Невольно отметила: «Это безобразие мне идет, продемонстрирую вечером перед Кимом». От предчувствия скорой встречи на душе потеплело, захотелось простить это загадочное существо, мечущееся в поисках собственной формы. А Есении стало стыдно за неблаговидную выходку. Месть радости не принесла, остался осадок на сердце. И сознание факта, что она не такая хорошая, как себе представляла. Захотелось просить прощения, но… подумала и не смогла. Вряд ли горделивая красавица поверит в ее искренность.

Девушки так и расстались. Начальство удалило Милану от дела «инопланетянки» во избежание подмены. И далее наблюдало поведение таинственной узницы, подспудно ее провоцируя на новые безумные выходки, на новую демонстрацию необычайных способностей.

После обеда — опять сон. Столь великой тяги к дремоте не было никогда. И опять наплывают видения…

…Белый свет… Ослепительно белый и ослепительно чистый… Справа и слева, сверху и снизу, пронизывает пространства густым молочным сиянием… Его переливы легки и неуловимы, его музыка чиста и прекрасна… Он поет чарующим хором ангельских голосов, отзывается в душах счастливым долгожданным умиротворением… ОН — гармония великой любви, взаимной, разнополой и по-детски непосредственной. ОН — ВЕЛИКАЯ ПОТЕНЦИАЛЬНАЯ СИЛА ОТДЫХАЮЩЕЙ ЖИЗНИ, ЕЕ ИСТОК И ЕЕ НАПОЛНИТЕЛЬ. ОН — ЕЕ ТВОРЕЦ, ЕЕ ГРАНДИОЗНОЕ РАЗВИТИЕ И ПРЕДНАМЕРЕННОЕ СВОРАЧИВАНИЕ. ОН ЕСИ ВЕЗДЕ И ВО ВСЕМ, ОН ЕСИ НАШИ СКОРБНЫЕ ДУШИ… МЫ СИЯЕМ ЛЮБОВЬЮ К НЕМУ И СУЩЕСТВУЕМ, БЛАГОДАРЯ ЕГО ЛЮБВИ К НАМ…

Так рассуждает (чувствует? воспринимает?) душа убиенной девочки, купаясь в ЕГО БЛАГОДАТНЫХ ЛУЧАХ, отдыхая в ПОТОКАХ ЕГО ЧИСТОЙ ЛЮБВИ… Прекрасное сновидение, в нем хочется задержаться навечно… Вечность более не пугает непостижимой для человеческого ума холодной беспредельностью. Она ложится вокруг, доступная и ласкающая, и ты простираешься в ней, словно в теплом уютном доме, на диванах ее пространств и времен…

Еся очнулась. И долго-долго лежала, сохраняя в душе блаженство. Как просто, уйти — туда… Отсюда — туда, как спасение, как решение всех проблем…

А что, если ОН не приемлет трусливых и жалких? А если Жизнь возложила на нее обязательства? Другие появятся следом — братья и сестры по вечности… Их надо принять и сберечь.

Да, надо, пора вставать. Прости меня, Господи, за глупость мою. Надо писать ответы на вопросы, надо решать, что преподнести на блюдечке, а что оставить за кадром. Надо продумать линию поведения. Надо убедить людей верить ей, надо пытаться остаться на Земле. Здесь — ее Родина…

Но хочется, хочется спать… Я встану попозже, потом…

Откуда она все знает? Кто, словно пленку, перематывает перед ней события двухсотлетнего прошлого? Она не жила тогда. Ее душа — искусственный гибрид, созданный насильственным методом семьдесят три года назад. И покинувший этот мир в результате насилия через шесть лет.

Но души не умирают, почти никогда. Они возвращаются в земную юдоль, настигают своих убийц, находят потомков своих убийц. Они мстят многократно, жестоко и мучаются от собственного несовершенства. Веками. Пока не научатся прощать в Боге, пока не находят успокоения в Боге…

…Великая Пустота приняла в ледяные объятия флотилию кораблей с голубого Теото-тима, возглавляемую Верховным Вождем. Нам предстоит жизнь, предателям — смерть. Скоро взрыв остановит вращение еще одной единицы космоса, населенной неблагодарными существами, неспособными вдохновиться Великой Вечной Идеей. Планета станет осколками, осколки сложатся в астероидный пояс… Через тысячи тысяч лет, иные разумные, на иных планетах Лиоза, сложат о нас легенды, певучие и поучительные……Мы достигли врат перехода из одних параллелей в другие. Курсируя в точке прокола, мы посетим миры, указанные Вождем, потратив на перемещения как можно меньше энергии. Любимцев судьбы ожидают удобные новые земли и невероятное будущее!

…Ужас, постигший нас, до сих пор виден в глазах отступников. Перламутровая Пуанто-Приз казалась лакомым кусочком, но мы об нее сломали зубы. Аборигены взяли корабли в ловушку силовых полей задолго до проникновения флотилии в стратосферу. На нас были нацелены пушки четырех линейных эскадр, развернутых в боевом порядке на расстоянии выстрела. Звездолеты и экипаж держали парализованными двенадцать дней. Каждый час, каждый миг мог стать последним.

Но нас отпустили. Воины и командный состав получили сообщение по телепатической связи: «Представители Пуанто-Приз уведомляют представителей Теото-тима: постановлением референдума Космического Содружества от 11159.0732.5//9993, виновники разрушения Родной Планеты отныне и навсегда объявляются вне закона. В гуманитарной и медицинской помощи им отказано. Разрешение на временное либо на постоянное проживание в любом из обитаемых миров, входящих в систему Космического Содружества, им не предоставляется. Преступники не подлежат поселению на необитаемую Планету, подходящую им по биофизическим параметрам, во избежание новых разрушений.

Руководство КС не берет на себя ответственности перед Создателем и перед Разумным Космосом за их дальнейшую деятельность. На все воля Божия! Конец связи». Ни пояснений, ни извинений.

Нас выбросили из района густонаселенного космоса с ошеломительной скоростью. Пилоты были вынуждены тормозить, спасая гелондрическую обшивку, потратив на вынужденный маневр половину горючего.

Пятеро отступников выброшены за борт. Их тела сопровождают корабли, привязанные перед смотровыми люками. Новый капитан флагмана приступил к своим обязанностям…

…Быть может, и не стоило проводить рискованные эксперименты с ядром Теото-тима. Извлеченная из недр энергия не беспредельна. Использование колькамидия в двигателях и в вооружении кораблей не гарантирует нам победу над аборигенами этого сектора.

Вождь сам совершит судьбоносный выбор, укажет конечный пункт нашего странствия. Его учение верно, его идеи бессмертны!

…Пора подниматься, за окнами темнеет… Не надо быть очень умной, чтобы понять: люди копаются в ее ментальном поле, искусственно вызывают вековые воспоминания. Значит, знают способ их прочтения. Возможно, визуальный. Пусть! В самом деле, пора определиться и с формой, и с содержанием. Нельзя навсегда оставаться искусственным существом вне окружающей Жизни.

В дверь тактично постучали (вот это уже что-то новенькое), зазвенели ключи, и в комнату вошла женщина лет восьмидесяти, прямая и энергичная, подталкивая к столу тележку с закрытой посудой.

— Добрый вечер, голубушка! Меня попросили поухаживать за тобой. Покушай пирожки, пока горяченькие, специально тебе напекла.

Девушка с усилием поднялась, ужинать не хотелось. Но вошедшая представляла собой нечто любопытное. Далекое впечатление шевельнулось и спряталось, не желая предстать страшным воспоминанием…

— Спасибо, миссис. Но для меня одной слишком много. Может быть, вы составите компанию? Если инструкция позволяет.

— Почему бы и нет, посижу с тобой рядом, деточка. Я в безопасности не служу, сама себе инструкция.

Пленница откусила пирожок, запила густым молоком, преувеличенно похвалила и то, и другое, втираясь к бабульке в доверие. Сморщенное лицо засияло:

— Уж как я для тебя старалась! Не побрезгуй, голубушка, кушай. Ты ведь можешь есть все, что другие едят?

— Конечно, иначе бы умерла в детстве. А вы, как я понимаю…

— Мать Мартина, Елена Кобчер. Сношенька попросила позаботиться о тебе. Младенчик у нас Егорушка болен, вот она и переживает вдвойне — за него и за тебя. Очень мучается, что так получилось. Ты уж прости нас, деточка. Женщины политику не делают, женщины — жертвы политики. Вот и ты стала жертвой. Я многое сердцем чувствую, а сыну доказать не могу. Он только хмурится да меня гонит прочь. Все думает о чем-то, в архивах допоздна засиживается.

— В архивах? Вы думаете, сохранились какие-то сведения?

— А как же, все сохранилось. Задокументировано, пронумеровано, даже рисунки сделаны. Сразу после Великих войн это было, люди только из концлагерей вышли. Страшные годы, болезные… — Старушка задумалась, замолчала.

— О чем вы говорите, миссис Кобчер? Что ищет Мартин в архивах?

— Не знаю, деточка, не сказывает…

— Может быть, сохранились записи вашего мужа?

— О чем ты говоришь, милочка? Ничего я не знаю…

Еще три планеты позади. Две насыщены ядовитыми атмосферами, говорить о возможности выживания не приходится. Разумное население третьей, хотя ничего не слыхало о Космическом Содружестве и его референдуме, обладает могучей защитой. На уровне стратосферы мы все ощутили страх, переходящий в панику.

Не дождавшись приказа Вождя, пилоты были вынуждены вывести звездолеты на более высокую орбиту, а позже, в связи с непрекращающейся истерией, охватившей доблестных воинов, их жен и детей, вовсе покинуть систему Ю-Сикир-Ден…

…Еще двадцать человек повешены за бортом. Моя Мешеле мертва. Она тоже была пилотом, поступившим по своему усмотрению. Я вижу изуродованное лицо любимой, но не могу его целовать. Я устал. Мне хочется быть рядом с ней. Этого хочется многим…

…Голубая планета под нами. Запасы горючего на исходе. Мы или сгорим в ее атмосфере, или выживем на поверхности. Разумное население не демонстрирует прав на свою территорию жизни, не реагирует на приближение космолетов. Судьба милостива к любимцам! Мы погружаемся в воды бескрайнего океана, далеко от больших городов. Нас тысячи. Мы затаимся, пока не окрепнут силы.

Пока не ослабнут драчливые, болтливые верхогляды в результате взаимных войн.

Еся очнулась, за решеткой окна краснел полный месяц. Вот как, значит, «доблестный воин», прапрадед по отцовской линии первого воплощения… Черт! По естественным каналам восприятия транслируется такое! Для девственницы неожиданное. Отключиться и не подсматривать!

Завтра же кожу сменю!

…Численность великого народа Теото-тима с каждым поколением сокращается. Враждебная энергетика колонизированной планеты угнетает полноценное развитие наших младенцев. Если ситуация не изменится, лет через пятьдесят этот мир навсегда потеряет носителей высокого разума…

…Красивые здоровые женщины из аборигенов отбираются каждый день. Многие мрут от страха (примитивные особи!), еще больше — в результате токсикоза после оплодотворения. Семеро младенцев из восьми, рожденных живыми, покидают нас в первый год жизни. Выживают в основном слабоумные. Или бесполые мутанты, не способные к продолжению рода.

Но случаются и удачи. Взять хотя бы этих двух девочек, Лиозу и Теро, мальчиков Игара-рико и Брицанделия. На взгляд они — аборигены. Но душа в них живет настоящая! Как они дороги нам, как они привязаны к своим создателям! Когда смотришь на этих детей — сердце полнится радостью. Будет, будет на голубом Куатике новая жизнь, да восторжествуют в веках идеи великого Куатики-крана!..

…Мамочка, почему ты не приняла меня? Почему не прижала к сердцу? Пролетают десятилетия нового воплощения, а я все помню тебя и все не могу простить горячей детской обиды. Может быть, напитав молоком, ты убила бы страшное детище, взорвала суррогатную матрицу, избавив на веки вечные от гнетущего одиночества.

Или вдруг довершила б создание нового, универсального сверхчеловека Космоса. И я б могла до сих пор по праву жить рядом с тобой, в гармонии с этим миром, спокойная и любимая…

Я пришла на Землю опять, но я оказалась чужой, изгоем в собственном доме. Сколько новых отторжений сможет перенести моя душа? Сколько раз мне позволят рождаться и заставят меня умирать истинные хозяева этой территории?

Кем ты была, моя мамочка? Почему я не узнавала тебя? Почему не вижу теперь, не выделяю среди сумасшедших женщин, заполнивших железные клетки? Они все испускают импульсы страха и обреченности, они все ненавидят нас…

Солнышко за решеткой в зените. Надо вытереть слезы и успокоиться, встать, прилично одеться. Офицер службы безопасности больной Планеты явится с минуты на минуту. Красивое платье Миланы… Нет, пора прекращать маскарад. Одежки Есении в сумках вполне подойдут к ее естественному облику. Или, скажем так, к гораздо более естественному.

Полчаса под одеялом: не показывать же народу отвратительные подробности. Зачем создавать добрым людям Земли много хлопот? Пусть палач нажмет на курок с чистой совестью.

Едва успела собраться, в дверь вежливо постучали — время обеда. Нехорошо пугать невинную старушку. Невинную?.. Странно… Против нее-то что мы имеем?

— Что ж ты, доченька, не встаешь? — Голос спокойный, ласковый, похожий на голос сына. — Поднимайся, покушай-ка, миленькая. Через часик и Мартин придет, разговор у него к тебе есть.

Есеня лежала закутавшись, спрятав голову в одеяло, умоляла Бога, чтоб женщина поставила чашки и вышла. Но та уговорам через посредника не поддавалась. Похлопала узницу по спине, потянула пододеяльник… и ахнула:

— Ну, девка, что же ты над собой навытворяла? Облысела, позеленела! Чем я теперь кормить тебя буду?

«Теотимянка» приподнялась, закрывая до подбородка узкие плечи с черными рельефными полосами, не выдержала, рассмеялась:

— Только-то и всего? Разве вы меня не боитесь?

— Как не бояться, боюсь. Все мы тебя боимся, потому ты здесь и сидишь.

И Елена, как это ни странно, примостилась с краю постели (кто бы мог на такое решиться?), зашептала, отчаянно глядя в фиолетовые глаза:

— Ну зачем гусей-то дразнить? Зачем злобу людскую против себя нагонять? Сердцем чувствую — ты человек добрый, безответный. Вот и будь чуток похитрее, с хорошей стороны себя покажи, с человеческой. Да и что теперь кушать-то будешь? С нашей еды отравишься. Девушка напряглась: — Почему вы так полагаете, миссис Кобчер?

— Я у тех иродов с детства прислугой работала, не знаю, как жива осталась, как рассудок сохранила. И то сказать, девчонка была, глупая. Дети, они проще к страхам приспосабливаются, легче выживают.

— Миссис Кобчер, вы… — Еся сжалась, голос сорвался: — Вы… готовили для инопланетян?

— Нет, деточка, в свою кухню чужаки людей не пускали. Меня потом уже наши заставили малым детишкам, помесям с бедными женщинами, кашку варить. Свои-то, полноценные дети у них вместе со взрослыми погибли, 15 июля, в День Освобождения.

— Я помню. То есть… Учили…

— И то, вам, юным, — история, а нам, старым, — пережито́е. Таитян было мало, они человечество взяли измором после атомной мировой. Я сама, слава Богу, не видела, а прабабка Софья рассказывала бабушке, она матери, как люди из городов бежали в великой панике, в лесах укрывались, лежали, горько плакали, обожженные, по родным-дорогим, по прошлому, которого не вернешь. Как листва с травой пожелтели и черным пятном пошли и жарко стало и голодно. А потом над деревьями низко полетели тарелки и жутко пронзительно верещали. И все, кто мог шевелиться, бросились врассыпную. А они нас резали, доченька, невидимыми лучами, и детей, и молоденьких мамочек с младенцами на руках, а всех, кто чудом остался, загнали в концлагеря.

Это было началом. Зеленые понастроили по Планете тысячи лабораторий, запустили смертельные вирусы, чтобы мы в конвульсиях падали, а они без скафандров разгуливали. Так, дочка, и получалось. Земляне копали ямы и засыпали трупы. А ироды устанавливали атомные маяки, закрепляли смертельный фон — изводили зелень Земли. Как мы выжили? Почему? Не иначе, Господнею милостью. Искупили грехи свои муками, покаянием и осознанием, отречением от насилия, вот Планета за нас и вступилась. И стали у слабых родителей рождаться сильные дети, которых не брала инфекция, что читали мысли захватчиков и, самое главное, детонька, захватчиков не боялись.

— Человек шестой расы, — пробормотала Еся.

А Елена кивнула:

— Так по-научному называют. Они, телепаты, раскинули Единую Сеть Спасения во всех странах, на всех континентах и вместе договорились: 15 июля в 10 часов по Гринвичу подымутся разом, все. Ценою собственных жизней, запустят в лабораториях очистительный антивирус, безопасный воздух вернут. А чужие уже расслабились, гуляли себе без намордников — вот все разом и передохли.

Выжили в нашем лагере два мальчика и девчоночка, похожие на людей, не знаешь — не отличишь…

Есения дрожала под одеялом, огромные фиолетовые глаза наполнились влагой, посылали сиреневые блики на стены.

— И… что же было потом?

— Ясно что, деточка. Озлобленные, больные люди вышли из лагерей. Смеялись, радовались освобождению, но в удачу еще не верили. Всего боялись по-прежнему, даже малышей этих. Да и не было у нас образования в чужих делах разбираться. Кухня пришельцев больше на лабораторию походила, они себе синтетические продукты готовили.

Сначала ребят решили отдать матерям, выпущенным из-под замков. Думали: мать свое дите отличит и, как сердце подскажет, выкормит. Куда там! Женщины бросились на малюток, убить хотели. Еле мамочек отвели, еле уговорили греха на душу не брать.

Поручили мне это дело, самой близкой к их образу жизни. Стефан, мой будущий муж, царство ему небесное! сказал, и его все послушались: коль ребята близки к человеку — приспособятся и сами выживут. А если помрут, получается, не нужны они на земле, туда чужакам и дорога!

Вот так, деточка. Как ни крути, я грех на душу взяла, троих малышей своими руками перетравила! Как плакала я тогда, как боялась для них готовить! Все на кухню чужаков бегала, догадаться пыталась, какую добавочку положить. А кастрюли теотимян вскоре страшной плесенью покрываться стали и такой издавали запах, что мужчины сочли за лучшее все добро это сжечь, чтоб заразы не разнесли. Даже трупики детей потом сожгли.

Сколько на свете живу, все эти дни вспоминаю, простить себя не могу. И никак не могу понять: была я в чем виновата? Были мы все виноваты? А может быть, прав был Стефан? Что мы могли, подумай, в тех условиях сделать? Химию и прочие науки люди лет через двадцать понимать начали, по обрывкам учебников учились, что находили в развалинах. И все-таки червь сердце точит, мысль одна покоя не дает. Как будто от нашей озлобленности дети умерли, могли мы их сохранить, да не захотели. Потому и не догадались.

Женщина замолчала, по глубоким морщинам щек текли горячие слезы. Есения откровенно плакала, оставляя на простыне лиловые пятна. Захотелось обнять старушку, прошептать, что прощает, искренне. Но… разлучал не токмо физиологический барьер. Побоялась свести с ума пожилого человека неожиданными признаниями.

В младших классах учили: для очищения кармы, своей и чужой, необходимо простить, живого и даже мертвого. Действовать следует искренне, чтобы большая зависимость от гноящейся в сердце обиды превратилась в любовь, не навязчивую, но и не лицемерную. Со временем, исцеление коснется энергослоев, формирующих наши судьбы. Кармические узлы развяжутся, принося облегчение обидчику и обиженному.

Насколько смогла в нервозной слезоточивой сумятице, Есеня укрыла бабушку горячим пледом любви. Вечером надо будет повторить. Надо повторять до тех пор, покуда Елена Кобчер не снимет с себя чужую вину — вину за конфликт между цивилизациями.

— Миссис Елена, вы были в те годы подростком. Вы не могли знать последствий. Тем более вас принудили.

— Так-то оно так, доченька, но и ребяткам было всего лишь три, пять и шесть годиков. Они не свершали зла, но их заставляли проглатывать мою стряпню… Да и ты, я гляжу, ребенок. Бестолковый ребенок, который не знает, что сказать в свою защиту.

Старушка решительно встала, развернула к дверям тележку:

— Если дурь ударила в голову, оставайся в безбожном виде! Я второй раз травить никого не буду. Жди, когда физики-химики сварят тебе в пробирках.

И сгорбившись удалилась. Куда девалась гордая осанка? Видать, посылы любви совсем не скоро доходят до станции назначения.

А подполковник через час не пришел. Физики-химики тоже растерялись, обеда не было, ужин запаздывал. Не то чтобы мучил голод, в этом теле можно пять дней обходиться без пищи и воды, но нарастала враждебность находящихся за стеной. Отчуждение чувствовалось во всем, ее даже не заставляли спать и видеть сны.

Уже поздним вечером появились двое из лаборатории, у дверей оставили охрану с бластерами наизготовку. «Эх, ребята, воистину, угроза порождает насилие. Так и хочется шарахнуть силовым полем, чтоб стены разлетелись».

Ученые с гордым видом водрузили на стол пять тарелок с пронумерованными запеканками, пять графинов с цветными напитками. Объяснили «инопланетянке»: посредством спектрального анализа, коллектив Института восстановления человека вывел формулы молекул ее нового организма. Аналогичные соединения белков, жиров, углеводов и витаминов срочно синтезировали, запекли и сдобрили.

Конец ознакомительного фрагмента.