История усталости от Средневековья до наших дней

Жорж Вигарелло, 2020

Знакомое всем понятие усталости, которое в XX и XXI веке попало в зону общественного внимания и стало более заметной частью нашей повседневности, на протяжении разных эпох претерпевало существенные трансформации. Книга Жоржа Вигарелло рассказывает о том, как западная цивилизация научилась признавать усталость, бороться с ней и отличать ее духовные аспекты от физических. Автор обращается к истории тела и медицинских практик, к истории труда, войны, спорта и интимности. Благочестивое изнурение средневековых паломников, утомление рыцарей после турниров, выгорание современных офисных работников, изнеможение медиков в ковидных госпиталях… Эта книга – экскурсия по всем видам и историческим этапам усталости. Жорж Вигарелло – французский историк и социолог, сотрудник Высшей школы социальных наук, автор книги «Искусство привлекательности», вышедшей в «НЛО».

Часть третья. Эпоха Просвещения и вызов чувствительности

В XVII веке расширился спектр возможных видов усталости, как и спектр борьбы с ней. Диверсифицировались причины усталости, придумывались новые способы сопротивления ей. В значительной степени расширился и переопределился ландшафт усталости. При этом по-прежнему необъективным остается мнение о потере жидкостей (гуморов); впрочем, относительной, даже случайной продолжает быть оценка, обсчет работы — реальные цифры не уточняются.

В XVIII веке происходят новые изменения. Другими стали оценки, способы высказывания и доказательства. «Чувствительный» человек эпохи Просвещения начинает отступать от священной книги, новая независимость обязывает его переосмыслить себя, и усталость преобразуется в нечто более непосредственное, более интимное: препятствия и тревоги, возникающие на пути к новым начинаниям, к свободе, каждым индивидом ощущаются острее. Отсюда — стремление к самоутверждению, что является совершенно новым, «современным», даже «психологическим», попытка преодолеть «нерелигиозным» путем бросающую вызов усталость — люди начинают путешествовать, делать открытия, покорять вершины, колесить по миру, чтобы убедиться в собственных силах и испытать себя.

При этом меняются представления о теле, идет тенденция к индивидуализации, вследствие чего новое место начинают занимать нервы, стимуляции, а это придает плоти и ее волнению все более подчеркнутое значение, возникает интерес к уязвимости, слабости, даже к «нарушениям». К тому же постоянный спутник подобной чувствительности — прагматизм, стремление к пользе, которое заостряет взгляд как на различных занятиях, так и на трудностях, встречающихся на пути; начинают цениться профессиональные знания и навыки в сфере производства и ремесленничества. Наконец, в мире, где нарастают оппортунизм и способность к совершенствованию, неизбежно заостряется внимание на ожиданиях эффективности, даже «прогресса».

ГЛАВА 13. СТАВКА НА ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ

Нарастающая уверенность в личной автономности, самостоятельности играет здесь главную роль, устанавливает «внутренние» границы самому принципу действия, возобновляя тревогу и любопытство, обогащая источники слабости, намекая на их возможную персонализацию. Внутренняя жизнь становится насыщеннее. Индивид выходит на первый план и изучает себя. Усталость сначала воспринимается как ежедневное «затруднение», смутное замешательство, но вскоре становится провокацией, нарушающей планы, образ жизни и существования. Как следствие, ее образ появляется в литературе и рассказах.

«Прислушиваться к своей жизни»

Хрупкость и уязвимость пересматриваются на основе принципа освобождения⁵²⁵, утверждения «вкуса к свободной жизни»⁵²⁶, в особенности в высших слоях общества; ставятся под сомнение прежние власти; меняется образ слабости, гуманизируется уязвимость — она персонализируется, становится уникальной в каждом конкретном случае. Уязвимость очевидна, она не обозначает больше бесконечное расстояние от мирского до божественного, неизбежную пропасть между естественным и сверхъестественным⁵²⁷. Ее присутствие расширяется, она влияет на индивида, становится частью его идентичности, проникает в его сознание, меняет мироощущение. К тому же человек сводится к самому себе, и только к самому себе, пытается объяснить себя через свою связь с «природой», определить свое состояние, анализируя себя, руководствуется собственным опытом, а не каким-то иным.

Настоящее становится более насыщенным, а опасность потерять силы обостряется. Внимание к этому — так называемый первичный опыт, «чувство существования»⁵²⁸ — появляется в век Просвещения. Это «чувство существования» в 1786 году было определено Виктором де Сезом, врачом, получившим образование в Монпелье, будущим членом Конвента: он полагал, что это «ощущение» лежит «в основе всех прочих»⁵²⁹, что оно обнажает наше «существо в чистом виде»⁵³⁰, провоцирует переход от картезианского «мыслю, следовательно, существую»⁵³¹ к эмпирическому «чувствую, следовательно, существую»⁵³². Это смещение играет важнейшую роль. «Тело беспрерывно демонстрирует себя»⁵³³ индивиду, как «навязчивая мелодия»⁵³⁴, сообщает о том, что оно существует. Главное новшество — «Люди полюбили прислушиваться к себе»⁵³⁵. Это меняет и статус усталости: она больше не рассматривается как нечто досадное, пришедшее извне, связанное с обстоятельствами, местами, даже божественным промыслом, но воспринимается как один из возможных аспектов жизни, постоянно присутствующее явление повседневности. Приведем несколько свидетельств. Вот слова мадам Дюдеффан об «упадке сил», вечном спутнике ее жизни: «Я очень ослабела; самое простое действие кажется мне невыполнимым. Я очень поздно поднимаюсь с постели»⁵³⁶; Жюли де Леспинас о своих невероятных отношениях с Жаком-Антуаном де Гибером: «Я очень легко раздражаюсь»⁵³⁷. Мадам д’Эпине о необъяснимом недомогании: «Я ежедневно чувствую себя очень слабой»⁵³⁸. Иногда усталость закрадывается незаметно, становясь образом жизни, портит каждое мгновение, заставляя менять решения, усложняя любое действие. Обыденность усталости позволяет Маргарите де Сталь в 1730‐х годах начинать свои самые банальные истории словами: «Однажды вечером, когда я устала сильнее обычного…»⁵³⁹. Это не что иное, как свойственная женщинам константа, на которую прежде не обращали внимания.

Усталость как нарратив

Эти неслыханные доселе формы внимания могут превратиться в рассказы нового типа. Страдание растягивается во времени, происшествия следуют одно за другим, складываются этапы, затрагивая лишь усталость, ставшую практически условием жизни. В особенности такие нарративы возникают при дворе. Это демонстрирует баронесса д’Оберкирх, трижды в 1780‐х годах посетившая Версаль в свите «графа и графини Северных»⁵⁴⁰. Общее ощущение усиливают отдельные эпизоды: «Придворная жизнь очень утомляла меня, это было изматывающе»⁵⁴¹. Помимо традиционной «придворной усталости»⁵⁴² было множество причин, длительных и вызывавших озабоченность: надо было принимать «многочисленных посетителей»⁵⁴³, «поздно ложиться» и «рано вставать»⁵⁴⁴, не быть «удостоенным чести табурета»⁵⁴⁵, то есть не иметь права сидеть в присутствии августейших особ, «надевать» и «снимать»⁵⁴⁶ платья с «тяжелыми»⁵⁴⁷ кринолинами, участвовать в «церемониалах», что всегда «мучительно и утомительно»⁵⁴⁸, в «праздниках, длящихся ночь напролет»⁵⁴⁹, гулять в Шантийи «допоздна», что «чудовищно утомляло»⁵⁵⁰, «крайне изматывающие»⁵⁵¹ поездки из Версаля в Париж и обратно, в оперу… Долгие ужины, в которых «усталость мешалась с удовольствием»⁵⁵². Из рассказа о возвращении из Версаля 8 июня 1780 года узнаем о чувствах и мыслях баронессы. За ужином следовали танцы, «зеваки» толпились, праздник «продолжался», из замка уехали только в четыре часа утра. Баронесса утверждала, что «очень устала»⁵⁵³. Лица шедших на рассвете на работу крестьян показались ей «спокойными и удовлетворенными», она сравнивала их с «усталыми, осоловевшими лицами»⁵⁵⁴ придворных, засыпающих в своих каретах. Баронесса, аристократка, заостряет внимание на чувствительности своей «касты», а к усталости обездоленных остается слепа.

У композитора Андре Гретри, автора многочисленных опер-буффа конца XVIII века, обнаружились трагические последствия «слишком громко исполненной арии»⁵⁵⁵ в юности. Симптомы повторялись на протяжении двадцати пяти лет, каждый раз по окончании работы над очередным произведением. Всегда наблюдалось одно и то же: кровохарканье, крайнее истощение, постоянная потребность в отдыхе. Он лечился в Риме, Льеже, Женеве, Париже, делались попытки смягчить подобные проявления, советы ему давал Теодор Троншен, энциклопедист и врач Вольтера и герцога Орлеанского. Как бы там ни было, описания состояния остаются прежними: «После последнего приступа я двое суток лежал на спине, не мог говорить и двигаться. Чтобы восстановить силы, понадобилась еще неделя»⁵⁵⁶. Появляется совершенно особое внимание к усталости, в частности в высших сферах; телесные ощущения постоянно анализируются.

То же самое находим в записях военных и моряков — конечно, тех из них, кто был грамотным. Они впервые описывали усталость как «состояние», длительную форму существования. Вот свидетельство офицеров «Центуриона» — одного из зафрахтованных английским военно-морским флотом кораблей, участвовавших в «кругосветном плаванье», нацеленном на ограничение испанских владений. Описанный эпизод растянулся на девятнадцать дней, от момента, когда глубокой ночью 22 сентября 1742 года «ужасным порывом ветра»⁵⁵⁷ корабль, стоявший на якоре у берегов острова Тиниан в Тихом океане, унесло в море, до возвращения в порт приписки после мучительного и «бесполезного» дрейфа. В самом начале повествования описывается крайнее изнурение: «На борту судна мы терпели усталость и страдания»⁵⁵⁸. Сначала моряки долгое время откачивали воду, затем последовали «три часа бесполезных усилий» для подъема грота-рея; тем временем рвались фалы, и их сильнейшие удары «могли быть смертельными»⁵⁵⁹. Далее описывался «тяжелейший день» 26 сентября: в течение «двенадцати часов» «мы изо всех сил»⁵⁶⁰ пытались вытащить якорь, который вот-вот мог оторваться, потом наконец удалось поднять грота-рей, потом, после 26 сентября, началась бесконечная «смена галсов». «Команда корабля настолько ослабела», что «не могла больше ничего сделать». Заключительная фаза этого «чудовищного изнурения»⁵⁶¹ наступила 11 октября, когда остров Тиниан уже показался на горизонте. Были скрупулезно подсчитаны и описаны все тяжелые моменты плаванья, при этом они никак не приближали цель путешествия, а были просто эпизодом в кругосветных скитаниях, отступлением от заданного курса.

Оригинальность темы говорит о решительном изменении чувствительности, о том, что усталость трансформируется в явление как таковое, что настало время для специфического опыта, который сам по себе становится темой записей в судовом журнале, почти «романом с продолжением». Это видно как из длинной записи, так и из заключения: «ужасная усталость»⁵⁶². Еще нет психологических проблем со всей их сложностью, подавленности вплоть до самозабвения, бесконечно изучаемых нашими современниками, но уже появилось критически важное внимание к тому, что может испытывать каждый.

Удобства и неудобства

В высших сферах поднялся поначалу несильный ропот по поводу того, что неудобства стали «состоянием», длительным или проходящим, заговорили о неприятных обстоятельствах, дискомфорте, утомлении, на которые раньше не обращали внимания. В самом начале следующего века все это тщательно и ярко описал в имевшей успех книге Джеймс Бересфорд: это и недосыпание — «жжение в глазах, головокружение, скрежет зубовный, затекшие руки и ноги»⁵⁶³, и, наоборот, избыток сна, который приводит к разбитости и расслабленности⁵⁶⁴; неудобная поза в неудобном кресле, слишком короткая или слишком узкая кровать, после сна на которой начинаются судороги и спазмы⁵⁶⁵; сидение «около дымящего камина на протяжении нескольких часов»⁵⁶⁶, что вызывает удушье; необходимость произносить речи «с пересохшим ртом»⁵⁶⁷; невозможность «заставить окружающих понять всю тяжесть вашей усталости»⁵⁶⁸ во время затянувшейся вечеринки среди «незнакомых сотрапезников». И прочие бесчисленные «неприятности»⁵⁶⁹, придумывание неудобств, заострение внимания.

Письма Наполеона к Марии-Луизе верно отражают состояние усталости императора: «Друг мой, вчера я прибыл в Брескенс, довольно усталый»⁵⁷⁰; «Друг мой, я прибываю в Познань, немного устал от пыли»⁵⁷¹; «Мой добрый друг, я очень устал»⁵⁷²; «Мой добрый друг, сейчас одиннадцать часов вечера, и я чувствую себя усталым»⁵⁷³; «Друг мой, я взял Баутцен. <…> Это был прекрасный день. Я немного устал»⁵⁷⁴. Отныне усталость считалась достаточно важным обстоятельством, о котором следовало сообщать в каждом письме, ее «ценность» возросла по сравнению с тем, что было раньше: отправитель писем пишет о том, что он испытывает, чтобы успокоить получателя, взволновать его или просто использует усталость как тему для общения.

«Ощущения» становятся так важны, что под их влиянием меняется интимное пространство элиты. Знаковое слово в этом контексте — «удобство», «легкость жизни без усталости»⁵⁷⁵. Это слово постоянно произносится, «удобству» придается большое значение, используются новые технические и бытовые приемы, которым «стал поклоняться», по его собственным словам, сказанным в 1752 году, архитектор Жак-Франсуа Блондель, тогда как его «предшественники не обращали на эти приемы достаточного внимания»⁵⁷⁶. Домашний мир переосмысливается. Изобретается новая мебель, совершенствуются приспособления, помещения организуются по-новому, так, чтобы в них нужно было совершать меньше движений и переходов, чтобы предметы находились ближе. Форма комодов⁵⁷⁷ становится разнообразнее — они бывают круглыми, в виде полумесяца или эллипса, появляются столики для тарелок и сервировочные столики, что облегчает наведение порядка и сокращает хождения туда-сюда⁵⁷⁸. Совершенствуются камины и дымоходы, вследствие чего уменьшается застой дыма⁵⁷⁹, и в 1765 году один изобретатель даже предлагает конструкцию, «мешающую каминам дымить»⁵⁸⁰. Механизмы совершенствуются, объединяя в себе рычаги и пружины, «оживляя» жилища, выставляя напоказ скрытые части, превращая вертикали в горизонтали или горизонтали в вертикали, изменяя линии и назначение предметов. Отсюда — все эти «рабочие столики» со столешницей и выдвигающимися ящичками, в которые можно складывать шерсть, нитки, булавки, иголки, ножницы; или «столик с откидной крышкой», верхняя часть которого поднимается, обнажая внутреннее «утилитарное устройство»⁵⁸¹, и столик превращается в бюро «со шкафчиком и ящичками, покрытыми шпоном»; или все эти «пузатые секретеры», открывающие письменные приборы и «выдвижные полочки»⁵⁸²; или «туалетный столик» с многочисленными раздвижными дверцами, скрывающими зеркало, с потайными пространствами, с выдвижными ящиками на «фасаде» и по бокам на разных уровнях⁵⁸³. Таким образом, представление об «экономии» меняет ежедневно совершаемые действия, жесты, по крайней мере в богатых домах. Наиболее прогрессивными считались английские изобретения; путешественники, возвращавшиеся из Англии, рассказывали, что «механическое искусство» там более развито, что «все там удобнее, проще и лучше устроено»⁵⁸⁴.

От разбитости к обмороку

Подобное внимание перекликается с медицинским взглядом на проблему. Подчеркивание чувствительности ставит с ног на голову способы описания, разнообразит их, выходит за пределы того, что уже началось в классическую эпоху⁵⁸⁵. Культура эпохи Просвещения дифференцирует эти симптомы, состояния, их названия, причины и производимый ими эффект. Появляется «нозология» — уточняется классификация болезней. Знаменателен отказ от традиционного наименования боли по ее локализации: «болезни головы, груди, живота, ног»⁵⁸⁶; чтобы лучше почувствовать различия, используется «этиологическая методика»⁵⁸⁷.

«Разбитость» появляется как первая стадия усталости, это название совершенно понятно; Уильям Бьюкен в своем «Домашнем лечебнике», неоднократно переиздававшемся начиная с 1770 года, дает ей каноническое определение: «Тупая боль во всех членах, в спине, пояснице, животе… жар в голове, в кишечнике… беспокойство во всем организме, вызванное избытком чего-либо»⁵⁸⁸. Нельзя сказать, чтобы это явление было открыто во второй половине XVIII века. Некое смутное представление о нем существовало уже в предыдущем столетии⁵⁸⁹. Теперь же оно описывается, объясняется: «застой в мышцах, напряжение сосудов, нервное истощение»⁵⁹⁰. Прежде на это внимания не обращали. «Об этом явлении никто не говорил»⁵⁹¹, — утверждает Бьюкен, «его окружало молчание»⁵⁹², — вторит ему Жозеф Льето, причем оба описывают «боль» в общих чертах, останавливаются на смутности страданий, упоминают их скрытое действие — прежде малоизученную сферу⁵⁹³. Эти врачи-«классификаторы» накапливают признаки боли, изучают ее фазы и интенсивность. «Карманный словарь здоровья», вышедший в свет в 1770 году, помимо «разбитости», упоминает «слабость» — «когда сил так мало, что это мешает выполнению обычных функций»⁵⁹⁴, «изнурение» — «когда нет сил держаться на ногах»⁵⁹⁵, «потерю сознания» — «когда жизненные силы затухают»⁵⁹⁶, «обморок» — «когда внезапно исчезают все силы и чувства»⁵⁹⁷. Эта на первый взгляд приблизительная, условная и даже эмпирическая классификация является неопровержимым доказательством интереса к проблеме. Процесс изучения этого феномена идет дальше, и в «Словаре Треву»⁵⁹⁸ (1743) описывается истощение жидкостей, терпения и мыслительной деятельности⁵⁹⁹, а в «Методической нозологии» Франсуа Буассье де Соважа (1770–1771) приводятся семнадцать форм изнурения, восемь форм утомления, множество форм «боли в ногах» и «упадка сил», «оцепенения», и все это относится к «слабостям»⁶⁰⁰. Цифры множатся, вызывая головокружение; желание четко различать виды усталости становится наваждением; утомление, спровоцированное тем или иным заболеванием, противопоставляется остальным видам усталости, что «важно для врачей»⁶⁰¹, говорится и о том, что связано с усилием, чрезмерной затратой сил. «Специалист по нозологии» настаивает:

Изнурение отличается от злокачественной лихорадки и параплегии отсутствием признаков, свойственных этим двум видам, но до сих пор еще не изученных; его не следует путать с утомлением — чувством дискомфорта, осложняющим изнурение⁶⁰².

Это глубоко личное ощущение, основанное на впечатлениях, на тончайших «модуляциях» слабости, возникающее в самые разные моменты жизни, о котором тем не менее часто упоминается в культуре высших сфер. «Я пишу крайне редко, чтобы не напрягать глаза, которые за последний год стали очень слабыми», — говорил Бюффон⁶⁰³. А вот как изысканно выражался Бомарше: «Почему-то тот музыкальный фрагмент, исполненный на клавесине, очаровал меня, а прозвучав в произведении в целом, вызвал почти утомление»⁶⁰⁴. Наконец, принц де Линь свою усталость видел во сне: «По ночам мне снится, что я еду верхом, я, который так редко садится в седло. <…> Я поднимаюсь на гору, высокую, как стена…»⁶⁰⁵

ГЛАВА 14. НЕРВЫ: ОТ ВОЛНЕНИЯ К «ВИХРЮ»

Наиболее обеспеченные люди начинают серьезно следить за собой, и эти перемены значительно глубже и решительнее, чем может показаться. На «чувствительность» обращается новый взгляд. Когда Вольсан, герой Бакюлара д’Арно, признается: «Я был рожден чувствительным: это, сударь, главный источник моих горестей и несчастий»⁶⁰⁶, когда кавалер де Грие, герой аббата Прево, говорит: «…люди более высокого склада… наделены более чем пятью чувствами и способны вмещать чувства и мысли, преступающие обычные границы природы»⁶⁰⁷, ⁶⁰⁸, или когда одна из пациенток Самюэля Тиссо признается в 1789 году: «У меня, как говорят, очень нежные и утонченные чувства…»⁶⁰⁹, взгляд смещается, направляется на интимное напряжение, мобилизацию нервов, стимуляцию; возможными последствиями всего этого становятся упадок сил, разбитость, апатия. Это, в свою очередь, влечет за собой и другие причины, механизмы, объяснения; появляются новые поводы для тревоги, волнений, неудовлетворенности. Усталость объясняется по-другому и, следовательно, иначе ощущается.

Стимуляции и токи

Появляется новый «физический» мир, этот мир благоприятствует всему «субъективному» и возбудимому, он модулирует импульсы и реакции, подвижность сменяется скованностью, горячность становится раздражением, а тело — продолжением сознания со всеми его вибрациями, порывами, волнениями. Невиданная настойчивость смещает внутренний горизонт, в то время как видение плоти меняется. На этот раз трансформируется представление об организме. Усталость диверсифицируется, появляются ее новые грани. Упорядочиваются ориентиры: теперь это не жидкости, их объемы и траектории, но токи, их импульсы и интенсивность. Не органическая жидкость и ее исчезновение, но телесная ткань и ее ослабление. Появляются все новые образы, указывающие на другие критерии и ощущения. Дидро утверждал: «нервы… в теле — то же самое, что линия в математике», они лежат «в основе любого механизма»⁶¹⁰, а Джордж Чейн в 1720‐х годах писал: «Есть люди, у которых нервы так крепки, до такой степени готовы к вибрации, что дрожат при малейшем движении»⁶¹¹. Переосмысляется возможное сопротивление различных частей тела в зависимости от их плотности, тонуса, им приписывается сила или слабость в зависимости от состояния волокон и нервов. Проводятся опыты, цель которых — изучение раздражения или напряжения. Даниель Деларош в 1778 году стимулирует сердце лягушки, «жестоко» сдавливает его, после чего констатирует, что «вследствие усталости» оно «быстро теряет чувствительность к любым стимулирующим воздействиям»⁶¹². Напрашивается вывод: упражнение и утомление, им вызванное, уменьшают «активность нервных флюидов»⁶¹³. Это не что иное, как первые шаги к объективации изнурения через потерю мускульной реакции.

Изменения подтверждаются практически техническим контекстом: недавнее открытие электричества⁶¹⁴ позволило Джозефу Пристли в 1770 году заключить, что «электрический ток присутствует и действует повсюду»⁶¹⁵, а также то, что он может оказывать стимулирующее действие, препятствовать появлению «упадка сил и изнеможения», даже «паралича»⁶¹⁶. Различные «экспериментаторы» утверждали, что к ним возвращались силы. Многие свидетели говорили, что «испытывали небывалое чувство во всем теле» после «продолжительного воздействия электричества»⁶¹⁷. «Удары» электрического тока могут «сообщаться», «регулироваться», обсуждаться⁶¹⁸. В Королевском медицинском обществе, говоря о грозе и молнии, утверждали, что это явление природы вызывает у «людей и животных некоторую слабость»⁶¹⁹. Объяснение, ставшее «очевидностью»: туман, улавливающий электричество из атмосферы, отбирает его у тел, тем самым в каждом организме потеря электричества трансформируется в потерю сил. Это подтверждает Journal de médicine: «Я чувствовал, что в дождливую погоду мое тело наполняется тяжестью»⁶²⁰, или, наоборот, «электричество учащает пульс»⁶²¹. Приходит мода на «электризацию», противоядие против телесной слабости. В 1780 году Пьер Бертолон упоминает даже о технике, связывающей остроумнейшее изобретение с тривиальнейшим поверьем: якобы одна пара вновь обрела плодовитость, изолировав свою кровать, а потом соединив ее с электрической машиной⁶²².

Токи, стимуляции нервов постепенно породили новые описания усталости — стали полагать, что изнурение возникает от чрезмерного возбуждения или «нервозности». Такова подавленность мисс Харлоу в романе Сэмюэла Ричардсона, с ужасом осознавшей последствия своего похищения Ловеласом: она была «смертельно изнурена и пала духом сильнее, чем устала телесно»⁶²³; или же усталость Манон Леско, «изгнанной» в Америку, разочарованной и подвергавшейся угрозам и труднопереносимым горестям: «вялой и томной», ей с трудом удавалось «подняться с постели, несмотря на слабость»⁶²⁴, а мадемуазель де Леспинас полагала, что у нее «чувств больше, чем слов для их описания», и делала вывод: «теперь я хочу не выздоровления, а покоя»⁶²⁵. Избыток вибрации утомляет, впрочем, как и ее отсутствие: это бывает вызвано как воспалением, так и его утратой. Луи-Себастьен Мерсье пишет в 1782 году об «истеричках» эпохи Просвещения, «телесная вялость» которых «лишает волокна эластичности, необходимой для регулярной секреции»⁶²⁶; «утомление», появляющееся вслед за подавленностью, становится «мукой»: «человеческое существо чувствует себя живым, в то время как его органы закупорены, а нервы не могут больше передавать ощущения, проводниками которых они являются»⁶²⁷. Новыми ориентирами становятся токи и стимуляции; «атония» и ослабленная реактивность — главные показатели пересмотренного изнурения. По-прежнему доминируют физические метафоры, но они изменились и теперь речь идет об усталом человеке.

«Изматывающие» возбуждения

Теперь по-иному рассматриваются и анализируются причины усталости. Например, город по-прежнему считается шумным и суматошным местом, но появляется и новый взгляд на него — в нем царят возбуждение, лихорадка, доходящая до «головокружения», истощение чувств: по словам Бюффона, «этот вихрь вреден»⁶²⁸, путешественник стремится «изолироваться» от него⁶²⁹; Луи-Себастьен Мерсье говорит о постоянной необходимости бежать, торопиться, упоминает лихорадочное движение «транспорта», «носильщиков», «всадников», «просителей» и даже «цирюльников»⁶³⁰, да и просто полагает, что сам вид города вызывает «усталость, потому что в нем вечно все движется»⁶³¹; неистовая городская спешка неизбежно приводит к усталости, а с точки зрения Руссо, город — это «муравейник»⁶³². Двор по-прежнему остается местом принуждения, визитов, которые оказываются испытаниями, однако новшество заключается в том, что он стал местом «волнения чувств»⁶³³, здесь случаются «ужасающие нервные припадки»⁶³⁴, «люди собираются в группы, эти группы бесконечно распадаются и собираются снова»⁶³⁵, что вызывает тревогу, требуя к себе внимание и изматывая. Изнурение, причиняемое войной, также очень сильно, потому что помимо физических тягот люди испытывают смятение и страх. Швейцарский крестьянин Ульрих Брекер, против собственной воли завербованный в армию австрийцами, рассказывал, что «в буквальном смысле одурел»⁶³⁶ в битве при Ловозице в 1756 году и, прежде чем сбежать через лес и виноградники, от ужаса потерял способность двигаться, а Фредерик Гофман, беседовавший в 1750‐х годах с одним «бравым полковником», считал, что Брекер стал жертвой «слабости, вызванной нервным потрясением», был изнурен чрезмерным «волнением духа и тела»⁶³⁷.

«Тревожным» свидетельством Самюэль Тиссо считает изнуренное состояние тех, кто занимается мастурбацией: они буквально без сил от следующих один за другим жестоких приступов слабости, с трудом признаваемых: «К болезненному состоянию и чрезвычайной нервной чувствительности и вызываемым ею припадкам добавляется слабость, недомогание, тоска, которые снова и снова удручают меня»⁶³⁸. Или вот прямой намек на нервное истощение: «У меня в высшей степени слабые нервы, бессильные руки постоянно дрожат и потеют»⁶³⁹. Онанизм становится типом ослабления, вызванным «спазмом», символом «тотальной потери сил»⁶⁴⁰, или «полнейшего нервного расслабления»⁶⁴¹.

Чтобы оценить вновь вспыхнувшее внимание к указанным симптомам, связанным с какими-то «нервными болезнями», нужно рассмотреть бесконечные наблюдения Гофмана: конвульсии, подергивания, жар, скованность, напряжение «испытавшего сильную усталость» человека, который злоупотреблял «связями с женщинами»:

После еды у него начинается кожный зуд и сильное жжение, в особенности на руках и на суставах пальцев; затем появляется сильная боль в определенной точке на левом плече. Его мучают такие сильные спазмы, болезненные подергивания в плечах, в шее, по всей длине позвоночника, что при малейшем движении раздается хруст; в особенности же его мучает жар в ладонях, который успокаивается, если ладони намочить. Время от времени он испытывает какие-то неясные боли в межреберных мышцах; желудок его функционирует только при помощи клизмы или бальзамических пилюль Гофмана. По ночам его мучают кишечные газы, а в подреберье, под ложными ребрами, он испытывает странное напряжение, которое, правда, стало меньше, чем было раньше. Его слюна по-прежнему имеет кисловатый запах, и неизвестно, от того ли это, что он курит слишком много табака, вследствие чего постоянно отхаркивается, или же от плохого пищеварения и выделения панкреатического сока. К нему возвращается аппетит, и сил у него не так мало, чтобы он не мог сесть верхом на лошадь и долго гулять, не чувствуя усталости. Он больше не потеет по ночам, у него нормальные пульс и сон, однако тело его не полнеет. По утрам у него обильное мочеиспускание, моча светлая с лимонным оттенком, однако к десяти часам утра ее становится меньше и она темнее; после двухчасового отдыха в моче появляется обильный осадок, похожий на красный песок, который собирается по стенкам мочеприемника. С недавних пор, помимо жара в руках, наблюдается покраснение и острая боль в суставах, отдающая в бедра; иногда по ночам у него сильно затекает шея, что проходит с потом. Часто он испытывает болезненное напряжение в щеке и правом глазу, сопровождаемое покраснением. У него нет ни жажды, ни навязчивого кашля, разве что в моменты, когда он отхаркивает соленую мокроту. Иногда его экскременты окрашены в белый цвет, а также он страдает сильной потливостью. При ходьбе у него начинается одышка, но появляющаяся отрыжка облегчает ситуацию; время от времени из его груди выходит вязкая свернувшаяся мокрота⁶⁴².

Подобных обстоятельных бесконечных описаний до сих пор не было.

«Вырождение»

Такая сосредоточенность на чувствительности неизбежно моделирует поле коллективной слабости. Хрупкость расширяется, уязвимости обобщаются, «новизна» эпохи Просвещения делает акцент на «возбуждениях» и «нестабильностях». Это видно из вопроса, выдвинутого на конкурс медицинским колледжем Копенгагена в 1777 году: узнать, «встречались ли спазмы и конвульсии за последние десять-двадцать лет чаще, чем в предыдущие годы, и как их лучше всего лечить»⁶⁴³. Самюэль Тиссо заметил распространение «нервного типа», неумолимым образом принесшего «утомление» в маленький кантон в Швейцарских Альпах в конце 1760‐х годов, и переход от охоты и собирательства к оседлому образу жизни, от рубки леса и перевозки его гужевым транспортом к обработке полудрагоценных камней, например горного хрусталя, изготовлению ювелирных изделий, от широких жестов к жестам сдержанным и ограниченным. Разрыв неизбежен: «на протяжении двадцати лет в этом районе больше всего болезней, вызванных усталостью»⁶⁴⁴. Лидирует нервная слабость, ставшая повсеместным явлением. Чувствительность пережила метаморфозы⁶⁴⁵.

В лексиконе ученых и писателей второй половины XVIII века появляется слово «вырождение», «дегенерация»; термин был инспирирован Бюффоном и его анализом доместикации — одомашнивания животных: у некоторых из них с первого взгляда был виден заметный спад. В пример постоянно приводится превращение дикого барана в «бедную овечку»: вследствие приручения, отсутствия движений, изнеженности существования животные становятся более слабыми, их формы — более мягкими. Город со своими «роскошью», волнениями, суетой, возможно, так же «искажал тела»⁶⁴⁶, портил внешность, истощал энергию, создавал «презренную чернь»⁶⁴⁷. «Самый распространенный сегодняшний телесный недостаток — это слабое, нежное, худосочное телосложение»⁶⁴⁸, неизбежным следствием чего является «дегенерация, вырождение»⁶⁴⁹. Причина этого кроется в «слабых волокнах и неустойчивых нервах»⁶⁵⁰. В качестве наиболее ярких иллюстраций сказанного выше можно привести следующие наблюдения. В 1778 году Жан-Батист Мого изучал средневековые рыцарские доспехи и утверждал, что его современники не смогли бы их носить⁶⁵¹; аббат Фердинандо Галиани, говоря о путешествиях первых «завоевателей», утверждал, что его современники не смогли бы их совершить: «Посмотрите только, насколько нам труднее поехать в неизвестные страны… чем было нашим предкам. Посмотрите, насколько мы стали нервными, расслабленными, как сильно мы деградировали»⁶⁵². Главное в этом процессе — человеческая сущность: «Постоянно кажется, что человек как вид в Европе мало-помалу вырождается»⁶⁵³. В «Энциклопедии» говорится о некотором «вырождении рас»⁶⁵⁴. Лоренс Стерн, рассказывающий о некоем вымышленном путешествии в Париж 1767 года, описывает город в карикатурном стиле. Все здесь пребывает в расслабленности: лица «с длинными носами, с гнилыми зубами, с перекошенными челюстями», «скрюченные, рахитичные, горбатые» тела⁶⁵⁵. Все здесь деградирует: рождаемость падает, люди ослаблены, «неспособны сделать шага»⁶⁵⁶. Напрашивается вывод о том, что во всем виноват город с его скученностью и пустым возбуждением.

Тем не менее в эпоху Просвещения⁶⁵⁷ санитарные катастрофы начинают понемногу отступать, а небывалая воля к прогрессу⁶⁵⁸, в свою очередь, вызывает страх вырождения. Отсюда — повышенная тревожность. К болезням, изломанным телам, хромоте, на что прежде не обращали внимания ни на дорогах, ни в городах, теперь относятся иначе. Присутствие увечных людей не приветствуется. Оно настораживает, вызывает новые вопросы: а что будет, если все перестанут ходить прямо? А вдруг все обессилят? Появляется чувство, что увечных становится все больше, — это новый взгляд на людей, которые с первыми шагами зарождающейся промышленности и инициативами начавшей поднимать голову буржуазии, отказывавшейся жить в условиях прежнего «изнурения»⁶⁵⁹, внезапно обрели «ценность». В высших сферах разражается конфликт: что делать — новаторски инвестировать в будущее или по-прежнему смотреть в прошлое? Вероятно, никаких особых преувеличений здесь не было, но ожидания зарождающегося нового мира внезапно придали значение коллективным силам, вызывая широкомасштабную реставрацию «нервов»: «Люди — вот настоящее богатство государства, и именно ими больше всего пренебрегают»⁶⁶⁰, — настаивал Шарль Вандермонд, главный редактор Journal de médicine во второй половине XVIII века; «следует переделать наши органы»⁶⁶¹, — добавлял он, стремясь выполнять программу «восстановления», сознавая важность совершенно нового понятия «общественная гигиена»⁶⁶², целью которого было получение от государства невиданных гарантий благополучия и здоровья. Ту же озабоченность видим у Леопольда де Женнете: в 1767 году он писал о вредных для здоровья испарениях, царящих в больницах, убивавших больных, которых можно было вылечить, «простых людей, бедных рабочих… столь полезных и необходимых государству»⁶⁶³. Впервые население становится анонимной силой, массивным неясным ресурсом рабочих рук, требуя взамен защиты и обещая быть сильным. Поэтому любая коллективная усталость стигматизируется как нечто опасное и угрожающее.

ГЛАВА 15. О СИЛАХ

Наверное, об этом можно судить лишь теоретически — в 1760‐х годах конкретные шаги в этой области были большой редкостью, а обязанности государства по охране здоровья всего населения не были сформулированы; доминирующим оставался принцип «управления, контроля, усиления налогового бремени»⁶⁶⁴, и в гораздо меньшей степени государство заботили помощь и участие в жизни народа. Но возникают новые вопросы, оценки, появление которых вызвано как беспокойством по поводу «вырождения», так и интересом, который вызывает мир чувств, его материальность и функциональность: определяются силы человека, исследуется его сопротивляемость, пороги усталости и слабости.

Помимо смещения интереса к внутреннему миру и едва начавшегося исследования чувствительности в эпоху Просвещения происходит и столь же важный поворот к миру внешнему, делаются робкие попытки изучения и определения количества сил человека, его способности противостоять усталости и границам, которые она может навязать. Одним из первых подобные вопросы с предельной ясностью задает Бюффон: «Цивилизованный человек не знает своих сил, не знает, сколько их он теряет из‐за своей изнеженности и сколько бы сил он мог приобрести, имей он привычку делать упражнения», к тому же он живет «в обществе, где голова работает больше, чем тело, и где ручным трудом могут заниматься лишь представители низших слоев»⁶⁶⁵. Это основополагающее замечание, показывающее ожидание более точной оценки физических сил человека, их предполагаемого совершенствования, а также предела возможностей человека; вместе с тем выражается сожаление по поводу отсутствия оценки самых «черных» работ, которыми занимаются представители «низших слоев» общества. При этом, по всей видимости, автор пренебрегает старыми цифрами, касающимися в первую очередь земляных работ на стройках Эльзаса, которые приводил Вобан⁶⁶⁶.

Наконец, последнее, что надо отметить, — это то, что в эпоху Просвещения на первый план выходят такие вещи, как прогресс, надежда на будущее, «специфически человеческая», как назвал ее Руссо, «способность к самосовершенствованию»⁶⁶⁷. Отсюда — беспрецедентная легитимация «большего», «лучшего», превосходства и либеральности, стремление узнать, «где пределы человеческих возможностей»⁶⁶⁸. Это меняет взгляд на вещи и на действия каждого.

Проступают контуры двух миров, которые будут постоянно сталкиваться, а порой не замечать друг друга: мир тех, кто работает и испытывает усталость, и мир тех, кто за этой усталостью наблюдает и оценивает ее. Первые усталость испытывают, вторые — изучают; таким образом, речь идет о двух бесконечно исследуемых сторонах «предела возможностей».

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

525

См.: Voltaire. Lettres philosophiques, 25^e letter. Amsterdam, 1734. P. 339–340. (Франсуа-Мари Аруэ де Вольтер. Философские письма. Письмо 25. Амстердам, 1734: «Человек рожден для действия, подобно тому как огонь стремится ввысь, а камень падает вниз»).

526

Starobinski J. L’ Invention de la liberté, 1700–1789. Genève: Skira, 1964. P. 12.

527

См. выше, с. 47–48.

528

См.: Spink J. S. Les avatars du «sentiment de l’existence» de Locke à Rousseau // Dix-Huitième Siècle. 1978. № 10. P. 269–298.

529

Sèze V. de. Recherches physiologiques et philosophiques sur la sensibilité ou la vie animale. Paris, 1786. P. 156.

530

Alembert J. Le R. d’, Diderot D. Encyclopédie, ou Dictionnaire raisonné des sciences, des arts et des métiers. Paris, 1751–1780. Статья «Existence».

531

«Cogito ergo sum». См.: Descartes R. Discours de la méthode (Рассуждение о методе). Leyde, 1637. Ч. 4.

532

Saint-Pierre J.‐H. B. de. Études de la nature. Paris, 1784. Цит. по: Goyard-Fabre S. La Philosophie des Lumières en France. Paris: Klincksieck, 1972. P. 217.

533

Burel C. Le corps sensible dans le roman du XVIII^e siècle // Le Corps des Lumières, de la médecine au roman / dir. par M. Delon, J.‐C. Abramovici. Paris: Centre des sciences de la littérature. Université Paris-X, 1997. P. 105.

534

Ibid. P. 110.

535

Goyard-Fabre S. Op. cit. P. 205.

536

Mme du Deffand. Lettre à Horace Walpole. 13 mars 1771 // Lettres (1742–1780). Paris: Mercure de France, 2002. P. 421.

537

Lespinasse J. de. Lettre à Jacques-Antoine de Guibert. 20 juin 1773 // Lettres de Mlle de Lespinasse, suivies de ses autres œuvres et des lettres de Mme du Deffand, de Turgot, de Bernardin de Saint-Pierre. Paris: Charpentier, 1903. P. 14.

538

Mme d’Épinay. Les Contre-Confessions. Histoire de Mme de Montbrillant. Paris: Mercure de France, 1989. P. 1207.

539

Staal de Launay M. Mémoires. Paris, 1845. P. 127.

540

Под именами графа и графини Северных в 1781–1782 годах путешествовали по Европе наследник российского престола великий князь Павел Петрович и его супруга Мария Федоровна.

541

Waldner de Freundstein baronne d’Oberkirch H.‐L. de. Mémoires sur la cour de Louis XVI et la société française avant 1789 (1782–1786). Paris: Mercure de France, 1982. P. 158.

542

См. выше, с. 87.

543

Waldner de Freundstein baronne d’Oberkirch H.‐L. de. Op. cit. P. 89.

544

Ibid. P. 151.

545

Ibid. P. 339.

546

Ibid. P. 246.

547

Ibid. P. 336.

548

Ibid. P. 155.

549

Ibid. P. 199.

550

Ibid. P. 206.

551

Ibid. P. 215.

552

Ibid. P. 272.

553

Ibid. P. 199.

554

Ibid.

555

Grétry A.‐E.‐M. Mémoires, ou Essais sur la musique. Bruxelles, 1829. T. I. P. 39.

556

Ibid. P. 41.

557

Anson G. Voyage autour du monde fait dans les années 1740, 1741, 1742, 1743 et 1744. Paris, 1750. T. IV. P. 104.

558

Ibid.

559

Ibid. P. 107.

560

Ibid. P. 108.

561

Ibid. P. 111.

562

Ibid.

563

Beresford J. Les Misères de la vie humaine, ou Les Gémissements et soupirs (1806). Paris, 1809. T. II. P. 254.

564

Ibid. P. 163.

565

Ibid. P. 180.

566

Ibid. P. 105.

567

Ibid. P. 258.

568

Op. cit. T. I. P. 66.

569

Op. cit. T. II. P. 232.

570

Lettres inédites de Napoléon I^er à Marie-Louise, écrites de 1810 à 1814 / notes de L. Madelin. Paris: Bibliothèques nationales de France, 1935. Письмо от 14 сентября 1811 года.

571

Ibid. Письмо от 30 мая 1812 года.

572

Ibid. Письмо от 6 сентября 1812 года.

573

Ibid. Письмо от 2 мая 1813 года.

574

Ibid. Письмо от 10 мая 1813 года.

575

Dictionnaire universel, français et latin, vulgairement appelé Dictionnaire de Trévoux. Paris, 1743. Статья «Commodité».

576

Blondel J.‐F. Architecture française, ou Recueil des plans. Paris, 1752–1756. T. I. P. 239.

577

Слово «комод» происходит от французского commode — «удобный».

578

См.: Janneau G. Le Mobilier français: le meuble d’ébénisterie. Paris: Jacques Freal, 1974.

579

Gauger N. La Mécanique du feu, ou L’ Art d’en augmenter les effets et d’en diminuer la dépense. Paris, 1713.

580

Newton R. W. Derrière la façade: vivre au château de Versailles au XVIII^e siècle. Paris: Perrin, 2008. P. 108.

581

Janneau G. Op. cit. P. 74.

582

Ibid. P. 136.

583

Ibid. P. 173.

584

Cambry J. Promenades d’automne en Angleterre. Paris, 1791. P. 44.

585

См. гл. 8.

586

См.: Saint-Hilaire. L’ Anatomie du corps humain avec les maladies et les remèdes pour les guérir. Paris, 1680.

587

Boissier de Sauvages F. Nosologie méthodique. Paris, 1770. T. I. P. VII.

588

Buchan W. Médecine domestique (1775). Paris, 1792. T. IV. P. 487–489.

589

См. выше, с. 110–111.

590

Boissier de Sauvages F. Op. cit. T. II. P. 418.

591

Buchan W. Op. cit. P. 487.

592

Lieutaud J. Précis de la médecine pratique. Paris, 1761. P. 67.

593

См.: Vigarello G. Le Sentiment de soi: histoire de la perception du corps, XVI^e — XX^e siècles. Paris: Seuil, 2014. P. 22.

594

Vandermonde С.‐A. Dictionnaire portatif de santé. Paris, 1777. T. I. P. 368.

595

Ibid. P. 300.

596

Ibid. P. 216.

597

Op. cit. T. II. P. 495.

598

«Словарь Треву» — сочинение, обобщающее французские словари XVII века; издано под редакцией иезуитов. Треву — город на востоке Франции.

599

Dictionnaire de Trévoux. Статьи «Épuisable», «Épuisement», «Épuiser».

600

Boissier de Sauvages F. Op. cit. T. II. P. 290–364.

601

Ibid. P. 391.

602

Ibid.

603

Buffon G.‐L.L. Lettre du 21 novembre 1759 // Correspondance. Paris, 1869. T. I. P. 75.

604

Caron de Beaumarchais P.‐A. Œuvres complètes. Paris, 1865. P. 206.

605

Ligne C.‐J. de. De moi pendant le jour, de moi pendant la nuit (1783) // Écrits sur la société / éd. par J. Vercruysse. Paris: Honoré Champion, 2010. P. 393.

606

Baculard d’Arnaud F.‐T.‐M. de. Épreuves du sentiment, Sidney et Volsan // Nouvelles du XVIII^e siècle / éd. par H. Coulet. Paris: Gallimard, 2002. P. 859.

607

Prévost A.‐F. Histoire du chevalier des Grieux et de Manon Lescaut // Romanciers du XVIII^e siècle / éd. par R. Étiemble. Paris: Gallimard, 1966. T. I. P. 1276.

608

Прево А. Ф. История кавалера де Грие и Манон Леско. Перевод М. Петровского.

609

См.: Hanafi N. Le Frisson et le Baume. Expériences féminines du corps au siècle des Lumières. Rennes: Presses universitaires de Rennes, 2017. P. 57.

610

Diderot D. Éléments de physiologie. Paris: Didier, 1964. P. 63–66.

611

Cheyne G. Règles sur la santé et sur les moyens de prolonger la vie. Castanet: Michel d’Orions, 2002. P. 131–132.

612

Delaroche D. Analyse des fonctions du système nerveux. Genève, 1778. T. II. P. 180.

613

Ibid.

614

Priestley J. Histoire de l’électricité. Paris, 1770. T. I. P. XVIII.

615

Ibid. P. XX.

616

См.: Bertholon P. De l’électricité du corps humain dans l’état de santé et de maladie. Lyon, 1780. P. 263.

617

Priestley J. Op. cit. P. 253.

618

См.: Brunet P. Les Physiciens hollandais et la méthode expérimentale en France au XVIII^e siècle. Paris: Blanchard, 1926; см. P. 113 об экспериментах аббата Нолле.

619

Mauduyt P.‐J.‐C. Sur l’électricité considerée relativement à l’économie animale et à l’utilité dont elle peut être en medicine // Histoire de la société royale de médecine. Mémoires de médecine et de physique médicale, 1776. P. 509.

620

Recherche sur les causes des affections hypocondriaques // Journal de médecine. Mars 1780. P. 196.

621

L’électricité augmente-t-elle la vitesse du pouls? // Journal de médecine. Mars 1782. P. 263.

622

См.: Bertholon P. Op. cit. P. 303.

623

Richardson S. Lettres anglaises, ou Histoire de Miss Clarisse Harlove / trad. par abbé Prévost. Paris: Desjonquères, 1999. T. I. P. 553.

624

Prévost A.‐F. Histoire du chevalier des Grieux et de Manon Lescaut. P. 1353, 1365.

625

Lespinasse J. Op. cit. P. 75.

626

Mercier L.‐S. Les vapeurs. Tableau de Paris. Paris: Mercure de France, 1994. T. I. P. 633.

627

Ibid.

628

Buffon G.‐L.L. Lettre du 12 août 1781 // Correspondance. T. II. P. 104.

629

Journal d’un provincial à Paris 25 juin — 1^er août 1784, dédié à ma charmante amie. Paris, 1784. P. 133.

630

Mercier L.‐S. Les heures du jour. Tableau de Paris. P. 873.

631

Marmontel J.‐F. Mémoires // Œuvres complètes. Genève: Slatkine, 1968. T. I. P. 85.

632

Rousseau J.‐J. Émile, ou De l’éducation. Paris: Garnier, 1951. P. 37.

633

Mercier L.‐S. Songe d’un hermite. Paris, 1770. P. 4.

634

Rétif de La Bretonne N.‐E. Tableaux de la bonne compagnie. Paris, 1787. P. 27.

635

Ibid. P. 55.

636

Bräker U. Le Pauvre Homme du Toggenbourg (ms. XVIII^e siècle) / trad. par Caty Dentan. Lausanne: Éditions de l’Aire, 1978. P. 156.

637

Hoffman F. Consultations de médecine. Paris, 1754. T. I. P. 165.

638

Tissot S.‐A. L’ Onanisme. Paris: Éditions de la Différence, 1991. P. 48.

639

Ibid. P. 50–51.

640

Ibid. P. 45.

641

Ibid. P. 47.

642

Hoffman F. Consultations de médecine. T. VII. P. 328–330.

643

Prix. Journal de médecine, chirurgie, pharmacie. Juil. 1777. P. 92.

644

Tissot S.‐A. Traité des nerfs et de leurs maladies // Œuvres. Paris, 1861. P. 60.

645

См.: Brewer J. The Pleasures of the Imagination: English Culture in the Eighteenth Century. Chicago: The University of Chicago Press, 1997. The Pleasures of the Imagination. P. 56.

646

Louvet de Couvray J.‐B. La Fin des amours du chevalier de Faublas // Romanciers du XVIII^e siècle. T. II. P. 907.

647

Guibert J.‐A.‐H. de. Essai général de tactique. L., 1773. P. 15.

648

Verdier J. Cours d’éducation à l’usage des élèves destinés aux premières professions et aux grands emplois de l’État. Paris, 1772. P. 9–10.

649

Tissot S.‐A. Traité des nerfs et de leurs maladies. P. 159.

650

Ibid.

651

Moheau J.‐B. Recherches et considérations sur la population de la France. Paris, 1778. P. 122.

652

Galiani F. Lettre à Diderot. 5 septembre 1772 // Diderot D. Œuvres complètes. Paris: Le Club français du livre, 1971. T. 10. P. 951.

653

Ballexserd J. Dissertation sur l’éducation physique des enfants, depuis leur naissance jusqu’à l’âge de la puberté. Paris, 1762. P. 25.

654

Alembert J. Le R. d’, Diderot D. Encyclopédie. T. XXV. P. 604. Статья «Proportions».

655

Sterne L. Voyage sentimental à travers la France et l’Italie // Voyages imaginaires, songes, visions et romans cabalistiques. Amsterdam, 1789. T. 28. P. 104.

656

Ibid. P. 105.

657

См.: Bourdelais P. Les Épidémies terrassées: une histoire de pays riches. Paris: La Martinière, 2003. P. 59.

658

См.: Queval I. S’accomplir ou se dépasser: essai sur le sport contemporain. Paris: Gallimard, 2004. P. 125.

659

Desessartz J.‐C. Traité de l’éducation corporelle des enfants en bas âge. Paris, 1760. P. VI.

660

Vandermonde C.‐A. Essai sur la manière de perfectionner l’espèce humaine. Paris, 1756. T. II. P. 31.

661

Ibid. P. VII.

662

Les Hygiénistes, enjeux, modèles pratiques, XVIII^e–XX^e siècles / dir. par Patrice Bourdelais. Paris: Belin, 2001; см.: Bourdelais P. Les logiques de developpement de l’hygiène publique.

663

Genneté L. de. Purification de l’air croupissant dans les hôpitaux, les prisons et les vaisseaux de mer. Nancy, 1767. P. 3.

664

Rosanvallon P. L’ État en France, de 1789 à nos jours. Paris: Seuil, 1990. P. 45.

665

Buffon G.‐L.L. De l’homme // Œuvres complètes. Paris, 1836. T. IV. P. 100.

666

См. выше, с. 106–107.

667

Rousseau J.‐J. Discours sur l’origine de l’inégalité. Paris: Flammarion, 1931. P. 93.

668

Queval I. Op. cit. P. 125.