Нефор

Женя Гранжи, 2016

Первая книга о неформалах и неформальной культуре в российской провинции 1990-х годов. Содержит нецензурную брань.

3

Было решено устроить концерт памяти Кости. Поминальные сейшны не были редкостью в Градске, обычно их проводили на девять дней.

Концерты-поминки всегда происходили в формате «unplugged», без электричества. Ограничивались парой акустических гитар, шейкером с бубном и каким-нибудь колоритом вроде флейты или скрипки.

Электрический свет заменяли свечи. Священность действа подчёркивалась отсутствием усилителей и присутствием только самых близких виновнику торжества людей.

22-го марта 1996-го года на сцену клуба «Поиск» — оплота альтернативной культуры Градска — вышла группа «Боевой Стимул». У микрофона возник Бес. Тесный зал «Поиска», насчитывающий около полусотни человек, оборвал шушуканье и всецело обратился к ним. Бес снял микрофон со стойки, пристально всмотрелся в тёмный зал, будто выискивая кого-то, и рассеянным голосом начал:

— Здравствуйте всем. Сегодня здесь не будет праздника. Вряд ли нужно ещё раз озвучивать то, что за последние дни мы повторили неоднократно — и друг другу, и Косте. Добавлю только: от нас ушёл не музыкант. Мы погребли символ. Ещё один шрам…

Гарик прервался: ему показалось, будто в зале промелькнуло что-то ярко-розовое, и он взволнованно вгляделся в воздух, пытаясь различить лица в полумраке. На мгновение задумался и вдруг повысил тон:

— Рок-н-ролл — не созидание. Это разрушение. Ежемесячное выбрасывание годовой энергии. И это неизбежно ведёт к тому, что жизнь будет прожита очень скоро.

Он вернул микрофон на стойку, взял гитару и опустился на стул для барабанной установки. Обменялся кивками с Дустом, сидевшим рядом с акустическим басом, и произнёс:

— Сейчас состоится последний концерт группы «Боевой Стимул». Вернее, того, что от неё осталось. Старых рок-н-ролльщиков не бывает, как не бывает бывших наркоманов. Костя не мог состариться — по определению. И не состарится уже никогда. Ему не больно. А мы…

Гарик оборвался, в задумчивости опустил голову и прошептал, по-бутусовски целуя микрофон:

— Шрамы чешутся всю жизнь.

И ударил по струнам.

Играли больше часа: «Никто Не Хотел Умирать», «Вершки и Корешки», «Время Колокольчиков», шевчуковские «Дороги»… Много чего поминального прозвучало в тёмном зале с расставленными по периметру свечами. Люди блестели глазами и ловили слова. Бес и Дуст играли без пауз, на одной тональности, точно вычитывая молитву за молитвой. Закончили любимой песней Кости: «Where Did You Sleep Last Night?», и на этом всё кончилось — вместе с историей «Боевого Стимула».

Больше никто из музыкантов Градска не посчитал себя вправе играть в этот день.

Бес поблагодарил публику обычным «спасибо большое», пожал руку Дусту, который немедленно отправился продолжать поминки с металлистами, пьющими в глубине зала, и вышел из «Поиска».

Было почти по-майски тепло — необычный вечер для марта северного города. Несколько неформалов из числа зрителей кучковались у входа, смеялись и курили. Гарик тоже затянулся, посмотрел на звёзды и выдохнул дым вместе с паром в Большую Медведицу. Дунул ветер, и с ним до Гарика донёсся мягкий запах сирени. Он вновь ощутил то самое, что мешает спать, и в надежде обернулся.

— Привет.

Катя блестела зелёными глазами. В них прыгало волнение.

— Привет, — порозовел Гарик.

— Ты уже уходишь?

— Нет-нет, — торопливо заоправдывался он, — пойдём.

Они вернулись в туманную тусклость клуба, уже работавшего в режиме бара. Неоновый свет призывал доверительно шептать. В зале ненавязывался — в честь трёхлетия со дня выпуска — «Songs of Faith and Devotion».

Гарик высмотрел у стены в конце зала глухой столик, ограждённый от остального пространства стойкой, плотно завешенной кожно-железными экипировками металлистов, и помог Кате раздеться. Она приняла жест и уселась за столик, изучающе поглядывая на Гарика. Он же, едва опустившись на стул, тотчас растерянно подорвался и улыбнулся в сторону бара, смущённо избегая смотреть на Катю. Сделав пару шагов, развернулся и торопливо стал уточнять: кофе, пиво или чай. Вертясь на стуле и поправляя волосы, она ответила, что ей всё равно, и, исчезнув меньше чем на минуту, Гарик, естественно, вернулся с пивом. Торжественно водрузив бокалы на стол, он принял наконец сидячую позу.

Торжественность его личного момента диссонировала с пониманием того, чья сестра сидит напротив. Ещё больше этот диссонанс усугублялся поводом, по которому они вообще здесь оказались. Катя не позволила дойти его состоянию до степени мучительного и первая протянула бокал:

— За знакомство.

— Да, — громко согласился Гарик и мысленно проликовал.

Они поднесли бокалы к губам и стали медленно отпивать, делая микроскопические глотки. Он напряжённо искал, что говорить дальше, — она в ожидании затягивала паузу. Наконец бокалы коснулись стола, и Гарик чуть не издал отрыжку — в голос. Сумев вовремя собраться и подавить звук, он хлопком прижал ладонь ко рту и, окончательно выбившись из равновесия, панически посмотрел на Катю взмокшими от усилия глазами. Девушка звонко рассмеялась, умилённо посмотрела на него, наклонив голову, и положила улыбку на ладонь. Гарик расслабленно выдохнул и подавил смешок.

— Давно ты здесь? Я тебя не заметил.

— С начала. Я вошла, когда ты говорил.

Она убрала за ухо наглую розовую прядь.

— Ты же раньше тут не была?

Катя помотала головой и ностальгически улыбнулась:

— Костик говорил, мне здесь делать нечего.

— Косте самому тут было не место, — кивнул Гарик. — Хотя все его здесь любили.

Они медленно отпили по глотку.

— А почему тебя Гариком зовут? Ты ведь Игорь.

Ей действительно было интересно. Гарик улыбнулся:

— Что за Игорь не называет себя Егором. Не знаю, мне так больше нравится. А у тебя…

— О! Катюха! — вырос перед ними Дуст.

Он уже изрядно набрался с металлюгами, которые всегда пили вёдрами, и — только водку. Дуст почему-то считал делом чести пить наравне с любым собутыльником, даже если тот троекратно превосходил его в размерах. Рявкнул он так, что девушка вздрогнула.

— А я поссать пошёл, — важно сообщил он.

Катя переметнула недоумение с Дуста на Гарика и легко позвенела пальцами по верху бокала.

— Шёл, так иди, — огрызнулся Гарик.

— С-слушай, Бес, — облокотился ему на плечо Дуст. — Ты же Паука помнишь? Ну, вон тот, патлатый!

Он выбросил палец в сторону волосатых металлистов.

— Ну, вон же, блин! Справа! Это… слева то есть. С нашивкой «Коррозии». Он, короче, ищет… куда бы типа на барабаны приткнуться. Я его к нам позвал. У него установка своя, прикинь! Кардан, железо, кухня — все дела, а? Зверь! Я ему сказал, что ты это… не против.

Дуст рыгнул ему в ухо.

— Блин, иди куда шёл! — отпихнул его Гарик.

— Ну ты чё? — изумился докопыш и уставился на него плавающими зрачками. — Я те отвечаю, реальный чувак!

Тут Гарик так вспыхнул на него глазами, что Дуст стушевался:

— Ну, ладно, ладно. Чё ты. Но ты подумай, слышь!

Он был похож на маятник.

— А я пойду. Глистов бояться — срать не ходить, — зачем-то добавил панк и, шатаясь, скрылся в направлении выхода.

Катя проводила его изумлённо-брезгливым взглядом.

— А я его таким никогда не видела.

— Это совсем не предел, — заверил Гарик.

— Поэтому Костя меня в вашу тусовку не таскал?

— И поэтому тоже. Хотя такое обычно бывает только к концу сейшна и не со всеми.

Он всмотрелся в компанию металлистов.

— Вон тот.

Катя обернулась.

— Видишь? Крест на шее перевёрнутый. Бандана с пентаграммами.

— Вижу.

— Шекспира переводит. В «Юности» печатали.

— Ну да?

— Ага. А вон с ним рядом, который наливает сейчас, — второе высшее получает.

Катя красиво приподняла бровь.

— А остальные?

— Про них точно не знаю, но вон тот бородатый, на байкера похожий, в прошлом году первый в городе питомник для бездомных собак организовал. Это Зи-Зи-Топ. Он коммерсант, за этим столом сейчас все за его счёт пьют. Директор «Поиска» — его сослуживец бывший. По Афгану.

Катя пристально всмотрелась в Зи-Зи-Топа и уважительно покивала. Но тут же развернулась, чуть подпрыгнув:

— Ну а ты?

— А мне просто хорошо.

— Всегда?

Она намотала розовую прядь на пальцы.

— Сейчас — как никогда! — осмелел Гарик.

Девушка залилась румянцем и смущённо отвела глаза.

— Пивка ещё принести?

Катя посмотрела на часы и виновато поджала губы.

— Нет. К сожалению, уже пора.

— Ничего, — бодро изрёк Гарик и залпом опрокинул в себя последний глоток.

Он вышел из-за стола и подал девушке куртку. Оказавшись почти вплотную к нему, Катя долго целилась в рукава, и, когда справилась, Гарик задержал на её плечах руки. Она застыла и повернулась к нему щекой. От её лица исходил жар. Мягкие волосы щекотали кончик его носа. Он вдохнул их запах полной грудью и опьянел. И сжался внутри в тёплый комок. Они стояли так с минуту.

— Пошли? — шепнула она так нежно, что Гарика окатило лёгкой дрожью.

Они вышли на улицу, и, робко прижимаясь, Катя взяла Гарика под руку.

Пятничный вечер в Градске отличался безлюдными улицами. Обычно жители не рисковали выходить из дома позже десяти часов, даже независимо от времени года. Общественная жизнь в городе шла по расписанию. Добропорядочные граждане наслаждались ей исключительно в рабочее время. С позднего же вечера и до утра Градск целиком поступал в распоряжение тех, кто игнорировал всякие нормы — от этических до правовых. Ночью даже блюстители правопорядка нередко оказывались в их числе.

Парочка шла медленно, молча́ и улыбаясь. Они дышали весной и ощущением друг друга. Обвив пылающую ладонь Гарика холодными пальцами, Катя спрятала их руки в тёплый карман своей куртки. Гарик ловил мгновения, и каждое ощущение было для него открытием. Девушка осторожно скользила пальцами в его ладони, и волнительнее этого для него не было ничего.

Вдруг, как будильник, в нескольких метрах взвизгнули тормоза. Обернувшись, Гарик увидел, как невдалеке приткнулась к обочине грязная «восьмёрка» и из неё выгреблись трое крепких, бритых парней в кожаных куртках. Судя по координации, братки были на хорошем стакане. Громко улюлюкая, они по синусоидам уверенно двигались к парочке. У Гарика похолодела спина. Он обхватил Катины плечи и пролязгал ей в ухо: «Катя! Бегом назад!» Она вскинула на него испуганный взгляд, но тут он рявкнул ей в лицо: «Бегом!» Резко развернул её и подтолкнул в сторону клуба. Катя бросилась бежать. Сиплый голос гаркнул: «Тёлку лови!» Один из бритых кинулся за ней. Гарик рванул в его сторону, прыгнул сзади и повалился вместе с громилой в снежную грязь. Тут же на удивление ловко отпружинил от земли и что есть мочи пустился вслед за Катей. «Ах ты, сука!» — донеслось сзади. Он оглянулся на бегу — нагоняли все трое — и попытался прибавить ход. Впереди Катя уже врывалась в двери клуба. Гарик пробежал ещё с десяток метров и получил толчок в спину. Пролетев несколько метров, он свалился на землю, и через секунду, словно разряд тока, его позвоночник пронзила боль — от шеи до поясницы. Взревев, он изогнулся и тут же получил по рёбрам — «Падла!». Гарик издал рычащий хрип, скрючился, прижал колени к груди и закрыл голову руками. Порушились удары — по спине, по почкам, по ногам, по рукам. «На, сука!» — один прилетел в затылок. И в этот момент из дверей клуба вылетели пятеро человек с велосипедными цепями и самодельными битами. Пинки прекратились, и, теряя сознание, Гарик услышал взвизгивающие крики, крепкий мат и металлический лязг. Затихая, они уходили всё дальше и в конце концов пропали.