Байк, дорога, ты и я

Дарья Романова (2024)

Байк мчался по утреннему городу. Семейные проблемы, невозможность встречаться с моей девушкой — всё то, что беспокоило ещё недавно, теперь осталось позади. Случайное знакомство открыло мне мир, полный скорости и свободы. Так началось шестнадцатое лето, которое я запомню навсегда.

— У тебя есть мечта?

— Есть. Рассвет, байк, пустая дорога, ты и я.

— Несерьёзно.

— Ладно, а у тебя?

— У меня есть ты.

Май

Сквозь грохот музыки вопли вокалиста были почти не слышны. Он скакал по сцене: чёлка скрывала глаза, с футболки скалился череп. Яростно бил по струнам гитарист, барабанщик едва виднелся за огромной ударной установкой. Возле ограждения шумно толкались мальчики и девочки с цветными волосами. Гитарист выдал пронзительное соло и музыка стихла. Склонившись к фанатам, вокалист проорал в микрофон:

— Да! Это было круто! 5 июня ждём вас на нашем концерте!

Толпа радостно завопила, пытаясь стащить его со сцены.

— А теперь встречайте группу… «Гильотина»!

Я вышел на относительно свободное пространство и огляделся в поисках своих. Рок-фестиваль собрал в парке самый разный народ: вон компания панков, вон металлисты… Неподалёку ребята разрисовывались гримом. И тут на землю упали первые капли дождя. За несколько секунд он превратился в ливень. Мои кеды, рваные джинсы с кучей булавок и футболка почти сразу промокли насквозь, но народ вокруг продолжал радоваться жизни. Взявшись за руки, кружилась парочка: чёлки прилипли к лицам, по щекам смеющейся девчонки стекала тушь. Высокий бородатый металлюга укрывал под своей косухой миниатюрную блондинку. Тощий паренёк в футболке с волком глядел в небо. Вдруг меня ослепила вспышка, и я услышал:

— Улыбнись!

Девушка с длинными, прямыми, рыжими волосами нацелила на меня фотоаппарат.

— Тебе же не сложно?

Я улыбнулся.

Вспышка.

— Спасибо!

И она исчезла в толпе. Я растерянно смотрел ей вслед. Проходящий мимо панк задел меня плечом, с его ирокеза стекала фиолетовая краска. Я бросился за девушкой.

Она была у сцены. Джинсы в цветных заплатках, чёрная рубашка с коротким рукавом, множество браслетов на запястьях. Я замер в паре шагов от неё — и мир как будто выключили. Не было звука, люди вокруг слились в тёмную массу. Я просто стоял… И мог бы так стоять ещё долго, но она обернулась. Я увидел её глаза, синие, как небо. Не успев подумать, выпалил — и не узнал охрипшего вдруг голоса:

— Скинешь фотки?

Она улыбнулась. Ливень прекратился так же внезапно, как и начался. Он длился ровно одну песню.

Лика, Анжелика… Красивое имя.

Придя домой, я первым делом залез во встречу фестиваля. Хотел найти страничку Лики: узнать, что она слушает, чем увлекается. Я дал ей свой контакт, но она пока что ничего не написала. По-хорошему надо было сразу выйти куда-нибудь, где нормально ловит сеть и добавиться в друзья, или обменяться телефонами, но от внезапного знакомства я растерялся. Думал, будем тусить вместе до конца фестиваля, но она отошла кого-то фоткать, и больше я её не видел. А там и народ с КаЭм нашёлся. Мы дождались Lumen, закрывавших фест, ещё немного потусили в парке, у меня сел телефон… в общем, до компа я добрался только к полуночи. Пока листал список людей, подумал, что много кто использует ники, а на аву ставит картинки. Ещё она могла не отметиться во встрече. И что теперь, просто ждать? Ненавижу ждать.

Никогда раньше такого не чувствовал. Лёха, мой друг, уже год был с Кристиной и постоянно стебался, что я лузер, потому что ни с кем не встречаюсь. Как-то он так меня достал, что я позвал гулять девчонку из параллели. Было неловко. Мы шли по парку, она постоянно что-то говорила, а я не понимал, что вообще происходит и зачем. А после я узнал, что должен был её поцеловать. И теперь девчонки в школе смотрели на меня, как на придурка. Лёха сказал, что я безнадёжен. Я так радовался началу каникул, и вот. Может, оно и к лучшему, если Лика не напишет? Если напишет, придётся с этим что-то делать, а это было страшно. Чтобы отвлечься, я запустил Доту. Катку затащу, а там посмотрим.

Шёл второй час ночи. Безжизненно темнел монитор компа — игра быстро надоела. На полках стеллажа теснились книги, в основном фэнтези. В углу пылилась акустическая гитара. Из колонки негромко играли Lumen. Сидя на подоконнике, я смотрел на улицу с высоты шестого этажа: пустая детская площадка, припаркованные машины. По асфальту скользнул яркий свет фар, напротив подъезда остановился чёрный Рено Логан. Мужчина в белой рубашке помог выйти из машины стройной темноволосой женщине с букетом. Я быстро слез с подоконника.

Откуда они? Наверное, из ресторана. Вадим постоянно водит мать в рестораны, пытается красиво ухаживать. Розы дарит. Даже запомнил, какие ей нравятся. Внутри закипало раздражение — Вадим меня бесил. Простой работяга, такой надёжный парень. Вот на него смотришь и сразу думаешь — надёжный. Мать, наверное, тоже так подумала. После отца ей этого не хватало. Я знал, что рано или поздно она кого-нибудь найдёт. Ей 36, это ещё не очень много. Но всё равно скучал по временам, когда мы были вдвоём. И по временам до их с отцом развода.

Негромко хлопнула дверь квартиры. Я лежал в кровати, прислушиваясь к шорохам из коридора. Осторожные шаги, поворот дверной ручки. Мать заглянула в мою комнату, я слышал это — но не видел. Я закрыл глаза.

* * *

Стоя в дверях кухни, я хмуро смотрел на букет чайных роз посреди стола. Мать пыталась одновременно пить кофе и красить глаза. Я сел напротив.

— Как вчера отдохнул?

— Нормально. А ты?

Она смерила меня усталым взглядом: не выспалась, наверное. А нечего так поздно приезжать.

— Будешь завтракать?

— Спасибо, не хочу.

Я налил себе чай.

Мать вздохнула, убрала тушь и тени в косметичку.

— Глеб, я сегодня задержусь, на работе завал.

Она дизайнер в рекламном агентстве, завалы там постоянно. Впрочем, где-то между ними она откопала Вадима. Он тоже рекламщик, вывески делает.

— В холодильнике контейнер, вчера принесла. Разогреешь на обед?

— Разогрею, — я продолжил пить чай, глядя в чашку.

Последние месяцы она редко готовила и всё чаще приносила что-нибудь из ресторанов. Однажды мы сходили поужинать все вместе, и это был кошмар. Мать и Вадим глаз друг с друга не сводили. Иногда вспоминали про моё существование и задавали дурацкие вопросы: как дела в школе, куда я хочу поступать, есть ли девушка, и всё такое. Я не хотел об этом говорить, тем более с Вадимом. Да и вряд ли им правда было интересно. От последующих совместных встреч я отказался, а они и не настаивали. Что же, надеюсь, вчера они были не в суши. Не люблю рис и рыбу.

Мать посмотрела на время — 9:30. Залпом допила кофе.

— Побежала, опаздываю. Но на днях нам нужно будет серьёзно…

Из моей комнаты раздалось звуковое оповещение. Я вскочил из-за стола, опрокинув чашку.

— Глеб! — донёсся вслед мне возмущённый голос.

Новое сообщение. Да, от неё! Фотки смешные: на одной я растерянный, мокрый от дождя. На другой — улыбаюсь.

«Привет! Спасибо, фотки огонь»

«Пожалуйста))»

Наконец-то могу посмотреть её страничку! На аватарке сердце из цветных карандашей, фотографий почти нет. Музыка ей нравится примерно та же, что и мне, хотя я слышал не все группы: Noize MC, Alai Oli… Ладно, это подождёт. Набираю сообщение, стираю. Набираю вновь и отправляю, замерев от собственной наглости.

«Есть планы на сегодня?»

Сердце пропускает несколько ударов. Я тороплю события? Понятия не имею, как себя вести. Тянусь удалить сообщение, но поздно, она уже его прочла. И написала ответ!

«Нет, а что?»

«Пойдём гулять?»

Она согласна! Перечитал сообщение несколько раз, чтобы в этом убедиться. Ну, что… надо собираться на свидание. Это же свидание?

Я выпотрошил шкаф. Все шмотки у меня или относительно цивильные, для школы, или нефорские, для жизни. Часть их в стирке. Что же выбрать? Чёрные штаны с карманами и чёрная футболка с белым деревом, на одной стороне которого висельник, а на другой — ребёнок на качелях. Или это очень мрачно? Может, лучше та, что с красными бабочками, вылетающими из головы после выстрела? Вообще, примерно это я сейчас и чувствовал. Значит, бабочки. Взъерошив волосы, я понял, что и голову помыть бы не мешало. Ринулся в ванную, надеюсь, что не опоздаю.

Уже шнуруя кеды, вспомнил, что на свидание обычно приходят с цветами. Выхватил из букета на кухне три розы.

Я шёл, вертя цветы в руках. Такие нежные, и такие… обычные. С чего я взял, что Лика им обрадуется? Ей нужно что-то особенное. Сам того не заметив, я оборвал листья, лепестки, отбросил голые стебли на газон. Подошёл к цветочному ларьку. Что же ей понравится? Взгляд скользил по разноцветным лепесткам и упал на ярко-рыжую герберу.

Мы договорились встретиться у Драмтеатра. Она уже была там: стояла, прислонившись к берёзе. Джинсовый сарафан, кеды в брызгах краски, сумка через плечо. Лёгкий ветерок играл рыжими прядями.

Я подошёл ближе.

— Лика!

Увидев меня, она улыбнулась.

— Привет!

— Привет, — я протянул ей цветок.

— Ой… — на её щеках появился румянец. — Спасибо! Клёвая футболка.

— Спасибо, — смутился я.

Она стояла, крутя тонкими пальцами стебель герберы, а я смотрел на неё, не веря, что мы и правда встретились.

— Куда пойдём? — спросила она.

— Куда хочешь.

Мы сидели на берегу речки. Лика достала из сумки пачку сухариков, и мы кидались ими в уток. Гербера лежала между нами на траве.

— Погода кайф… — Лика щурилась на солнце, смешно морща веснушчатый носик. — Не хочу учиться, хочу гуляться.

— А мы что делаем?

— Гуляем. А надо готовиться к ЕГЭ, послезавтра последний экзамен. Но уже достало над учебниками сидеть.

Я стянул из пачки пару сухариков и сказал, хрустя ими:

— ЕГЭ?

— Ага. Математика.

Лика вздохнула. Метко кинула сухариком в проплывавшего мимо селезня, попав ему на спину и вызвав ажиотаж среди уток. А я вспомнил, что на страничке Лики скрыт год рождения. ЕГЭ, значит…

— Одиннадцатый заканчиваешь?

— Ага. А ты?

— Закончил десятый, — нехотя сообщил я.

Лика хихикнула.

— Тебе сколько лет?

— 16… — Я смотрел на воду.

— Прикольно. Мне в сентябре 18.

Ну… такое. То, что Лика старше, меня не смутило. А вот захочет ли она теперь со мной встречаться? Зачем ей школьник?

Мы молчали. Сухарики закончились, и утки от нас уплыли. Лика сорвала травинку, пощекотала меня за ухом.

— Расскажи что-нибудь.

Я растерянно взглянул на неё.

— Например?

— Ну… о себе, что нравится, что не очень. Я вот рисую. Это от мамы, она художница. Буду поступать на графический дизайн. Ещё фотографировать люблю.

— Я заметил.

Она тихонько засмеялась. Я тоже улыбнулся и начал перечислять:

— Нравится много чего: гулять, ходить на концерты, гамать. Куда поступать, ещё не думал. Может, сразу работать пойду. Ещё учусь на гитаре играть. Когда-то ходил в мотошколу, но недолго.

— Почему?

— Сначала руку сломал, а после мать отговорила, типа слишком опасно. Так и забил.

— Она права.

Я удивлённо посмотрел на Лику. Она сдула с лица прядь волос.

— Железные кони — это правда опасно. Я больше обычных люблю.

Я усмехнулся.

— А обычные не опасные? Сбросят, лягнут…

Лика сказала серьёзно:

— Лошади умные. Если их не обижать, и они не обидят.

Я спорить не стал. Мне на лошадей в целом было пофиг, это Лёхина тема. Они с Крис второе лето пропадали на конюшне. На мой взгляд, тупо тратить каникулы таким образом, но каждому своё.

Речка лениво плескала волнами на бетонный парапет. Лика потянулась, подняла с травы герберу.

— Пойдём гуляться дальше?

— Пойдём.

Помогая встать, я протянул ей руку. Ладонь Лики так и осталась в моей.

Зажглись фонари. Мы шли, обсуждая вчерашний фестиваль, и едва не врезались в старушку.

— Молодёжь, внимательней быть надо!

— Извините! — отозвалась Лика и продолжила рассказ: — Вижу девушку в корсете, пышном платье. Стоит как статуя. Сфоткала её. Через час снова там прохожу — стоит всё так же! Вот зачем она пришла?

— Музыку послушать.

Лика фыркнула.

— Это можно дома. А на фесте…

Вдруг она споткнулась, и, если бы я не подхватил её, упала.

— Чёрт! — Лика наклонилась завязать шнурок, на который только что наступила.

А я увидел дальше на дороге людей и машину скорой помощи. В жёлтом квадрате окна темнели силуэты, склонившись над каталкой. Рядом стояла Бэха с помятым багажником. Я повернулся к Лике. Она смотрела на скорую распахнутыми глазами. Я взял её за руку.

— Лик, пойдём.

— Там…

На асфальте валялись куски покорёженного пластика, недавно бывшие спортивным мотоциклом, и помятый шлем. Возле него темнела поблескивающая лужица. Лика неотрывно смотрела на квадрат света, в котором двигались тени. Двигались и вдруг замерли.

— Зрителей без нас хватает. Пойдём.

Я зашагал по тротуару, потянув Лику за собой — но она отпустила мою руку. Обернувшись, я увидел на её щеке влажную дорожку.

— Эй, ты чего?

Она покачала головой. Посмотрела на герберу.

— Я… сейчас.

Перебежав дорогу, она прошла мимо людей и опустила цветок на асфальт рядом с тёмной лужицей. Постояв там пару секунд, вернулась ко мне, и мы пошли дальше.

Лика жила в новостройке с пышными клумбами возле подъездов. Рядом были припаркованы машины, среди которых выделялся серый Ниссан последней модели.

— У тебя какой этаж?

— Пятнадцатый.

— Здорово… у меня шестой. А на крышу залезть можно?

Лика задумчиво посмотрела вверх.

— Не знаю.

Мы переглянулись.

— Проверим?

Улыбаясь, она достала ключи, и в этот момент в недрах сумки зазвонил телефон. Лика поспешно вытащила его, ключи со звоном упали на асфальт.

— Пап, я скоро буду.

Пауза, неразборчивый голос в трубке. С лица Лики исчезла улыбка.

— Хорошо, иду.

Она виновато на меня посмотрела.

— Я, правда, хотела бы…

Пожав плечами, я протянул ей ключи.

— Значит, в другой раз.

Она кивнула, шагнула к подъезду. Обернулась. Мы смотрели друг на друга… а потом она вдруг оказалась рядом. Быстро поцеловала меня в щёку и скрылась за дверью подъезда.

* * *

Сидя на кровати, я увлечённо подбирал аккорды “Сид и Нэнси”. Хлопок входной двери меня не отвлёк, как и возникшая на пороге комнаты рассерженная мать.

— Куда ты дел цветы?!

Пожав плечами, я продолжил подбирать аккорды. Уже забыл про розы, в голове были только мысли о Лике. Мы не успели договориться о следующей встрече, и я очень хотел написать ей. Неважно что, просто чтобы она ответила. Но я боялся показаться навязчивым.

Мать подошла и дёрнула гитару на себя.

— Глеб, я с тобой говорю!

— Ты совсем уже?! Отдай!

Жалобно тренькнув струнами, гитара упала на пол. Мать схватила меня за руку и потащила на кухню.

— Вот!

Я хмуро смотрел на букет.

— Их 6, было 9. Куда ты дел цветы?!

Я молчал.

— Глеб?!

— Выкинул.

Мать посмотрела на меня, на розы. И тихо спросила:

— Зачем?..

Она была такая растерянная, как будто сейчас заплачет. Я молча вышел из кухни, мать — следом за мной. На пороге своей комнаты я обернулся.

— Он тебе ещё подарит.

И захлопнул дверь.

Да не хотел я ссориться! Она сама начала. Ненавижу, когда на меня повышают голос. Хотя с цветами правда получилось тупо.

Взгляд, бездумно скользивший по стенам, остановился на верхней полке стеллажа. Там стояла фотография в зеркальной рамке. Я взял её, смахнув пыль: маленький я на маленьком мотоцикле.

Помню как, сжимая руку отца, я с восторгом смотрел на ребят в экипировке. Они были такие крутые! К нам подошёл суровый дядька. Поздоровался с отцом и, оглядев меня, кивнул.

Шлем, защита. Прямая дорожка, руки в перчатках, крепко держащие руль. Я ехал медленно, осторожно. Всё было хорошо — но, когда захотел развернуться, слишком сильно наклонил мотоцикл, и он завалился набок. Я испугался, что не справился. Что сейчас меня отправят домой, и всё закончится. Спокойный взгляд тренера, одобряющий — отца. Я поднял мотоцикл и снова поехал.

Поймав в зеркальной рамке своё отражение, я разозлился на воспоминания и задвинул фото вглубь стеллажа.