О чём говорят женщины

Жанна Кушнир

Авторы этой книги не профессиональные писатели, а обычные женщины, рассказывающие правдивые истории из своей жизни.И знаете, в чём главная особенность нашей книги – автором может быть каждый.У нас ведь получилось.

Алёна Драгель

Вот так живешь себе спокойненько: с кактусами воюешь, замуж выходишь, с подругами дружишь, смеёшься, плачешь, в различные истории попадаешь. Потом рассказываешь эти истории, а однажды решаешь записать их, а вдруг кто прочитает. И тут выясняется, что ты вполне себе автор, пишущий в самом популярном нынче литературном жанре — автофикшн.

Но автор невозможен без читателя, и потому самый главный человек здесь ты, драгоценный наш читатель. Очень надеюсь, ты не успеешь заскучать…

Да кто такой этот Минька?!

Почему-то моему отцу было особенно важно, чтобы первенец был мальчиком. Имя задумывалось исключительно под эту теорию. Малыш должен был родиться Алексеевым Алексеем (Господи, что за фарш был в мозгу у моего родителя?! Тоже мне — князья Пожарские). УЗИ тогда еще не существовало, поэтому рождение девочки случилось большим обломом всей этой наследной истории.

Батя долго не горевал: не вышло Алёши, будет Алёной. Матушка попыталась было возразить, ей грезилась романтичная Валерия… «Никаких мужских имён — Сашек, Женек, Лерок! Алёнушкой будет!» — самоутвердился родитель.

Пошли регистрировать Алёну. Второй облом подкрался неожиданно. «Имени Алёна не существует. Алёна — уменьшительное от Ольги или Елены. Не могу зарегистрировать ребёнка несуществующим именем», — давила вредная паспортистка, ссылалась на талмуды инструкций. Ольги там и рядом не стояло, родители сдались, зарегистрировав Елену. На семейном совете решено было о сем позорном факте просто забыть, мало ли чего там в зелёной бумажке записали — Алёна у нас, и точка.

Нежнозадуманное Алёнушка, впрочем, на меня ложилось плохо. Однажды на утреннике на вопрос: «Как зовут такую красивую девочку?» — я честно ответила: «Здравствуйжопановыйгод!». «Длинное у тебя имя», — удивилась тётя.

Дома меня звали исключительно Алёшкой, чаще Лёхой, ёще чаще Лёха-Минькин брат. Кто такой этот чертов Минька, чьим братом я просуществовала большую часть детства, я не знаю до сих пор.

О том, что де-юре я — Елена, я вспомнила лишь к шестнадцати, когда пришла пора получать паспорт. Наконец я должна была стать Алёной «по-настоящему». И тут случился третий облом в виде наследства, в которое как раз именно в это время пыталась вступить моя мама. Пройдя через кучу бюрократических заморочек, она твёрдо заявила: «Имена в паспорте и свидетельстве о рождении должны совпадать добуквенно! Так что не вздумай менять имя. Да и кому какое дело, чего там в этой бумажке написано…»

Так я и осталась жить под двумя именами. Одно для чиновников и начальников, строго официальное — Елена Игоревна. Второе для себя и близких, мягкое и родное, как домашний халат — Алёна, Алёнчик, Алёшка…

А вот про брата Миньку я уже лет двадцать, наверное, не вспоминала… Кем же он всё-таки был?! Теперь уже и спросить не у кого…

Таблетка от всех проблем

Моя подруга Лена по первому образованию медик, а медики, как известно, бывшими не бывают. К ней и сейчас за советом и таблеточкой ходят все коллеги, родственники и знакомые, а во времена описываемых событий Ленчик была для нас непререкаемым авторитетом. Она приезжала на сессии с большой пухлой косметичкой, набитой медикаментами, и вся общага знала, что бы ни случилось: головная ли боль, зубная или аллергия — за спасением дуй к Ленчику…

В тот вечер что-то случилось с моим пищеварением. Это красивое слово «диарея» прошлось по мне всей своей поносной сущностью. Полвечера я провела в застенках общажного туалета. Комната сочувствовала, Ленчик честно пыталась помочь, подсунув мне таблетки, от которых я легкомысленно отказалась, уповая на «само пройдёт».

Легли спать. Где-то после пятого забега от кровати до туалета я поняла — не пройдет, таблетки надо было брать. Меж тем Ленчик уже давно и крепко спала, будить подругу не хотелось, но выбора не оставалось. Подкравшись к кровати, я осторожно тронула ее за плечо:

— Лееен.

— Ууу?

— Лен, я похоже не засну без твоих таблеток, выручай.

— Угу… на подоконнике в косметичке, в коричневом пузырьке в серебристой обёртке… возьми одну, одной хватит.

— Спасибо.

В косметичке, действительно, нашёлся пузырёк коричневого стекла, наполненный мелкими таблеточками в серебристой фольге. Понятно, что названия было не прочитать, но мне оно было и неважно, а к странностям подруги, зачем-то разрезавшей конволюту поштучно и ссыпавшей всё это в пузырёк, я давно привыкла. Я выпила таблетку и улеглась в кровать. Довольно скоро лекарство подействовало, и я счастливо заснула…

Утром следующего дня в умывалке я ещё раз решаю поблагодарить Ленчика за чудесное спасение:

— Лен, спасибо за таблетку, так быстро помогла, всё прошло, и я наконец уснула.

— Да, они сильные, я обычно с половиночки засыпаю…

Я замерла, не донеся до рта зубную щетку, подозрение окатило меня холодной волной:

— С половиночки?! Лееен, а ты мне что за таблетку-то подсунула???

— Ты ж заснуть не могла — снотворное, конечно.

— Снотворное?… Снотворное от поноса?!

И вот ведь что странно во всей этой истории — помогло же!

Кто идёт за штопором?

В тот вечер у нас с девчонками был повод. Сильно шуметь не хотелось, девичник обещал быть камерным, чисто на комнату. Собрали шикарный, по общажным меркам, ужин, купили бутылочку вина. Уже накрывая на стол, осознали наконец полное отсутствие штопора. Идея — пробежаться по соседям и поклянчить наудачу — представлялась весьма логичной, мы ж в общаге, уж штопор-то найдём. Посовещавшись, засланцем выбрали самого уважаемого члена нашего маленького коллектива — подругу Лену. Ленчик, по-чесноку, тут же попыталась слиться со столь почётного поручения, но была переубеждена аргументом: «Кому-то могут и не дать, а тебе точно не откажут!» (эх, знали б мы насколько были правы…)

Выдав нам напоследок свое коронное: «Письки вы тараканьи!», Ленчик отправилась на поиски штопора, а мы, окончательно собрав на стол, уселись ждать…

Фраза «что-то как-то она долго ходит…» впервые прозвучала, наверное, минут через пятнадцать. Спустя 40 минут мы уже не на шутку волновались. Дело происходило в досотовые времена, и просто вызвонить подругу вопросом: «Где ж ты шляешься, родная?» — ещё не было возможно. Спустя час решено было высылать поисковую экспедицию. Оставив Раечку караулить совсем уже остывший ужин, мы со Светиком выдвинулись на поиски.

Общага наша была 4х этажной: первые два этажа занимали очники, и нас туда не пускали, третий этаж принадлежал нашему отделению, на четвертом жили «семейники». Мы шерстили третий.

Этаж гудел, повод в тот вечер был не только у нас…

В первой же комнате, куда мы сунулись, весёлые сокурсники радостно объяснили — Лена была, штопор спрашивала, выпила, закусила, надолго не задерживалась, ушла дальше. Та же история повторилась и во второй комнате, и в третьей. Везде, за неимением штопора, Ленчика кормили, поили и отпускали. Комнаты после пятой, всё еще голодные, изрядно злые, без подруги и штопора, мы вернулись к себе. Злосчастная пробка была расковыряна ножом.

Сильно весёлая Лена нарисовалась ещё часа через полтора. Про штопор она уже не помнила, но зато счастливо делилась новостью о рождении сына у дяди Вани с четвёртого этажа. Порадовавшись за дядю Ваню, мы уложили подругу спать.

Оргвыводы были сделаны: впредь столь уважаемого человека от засланческих функций мы берегли. Ну и штопор, конечно, обязательно с собой возили. Всё-таки нужная в студенчестве штука!

Уж замуж невтерпёж

С моим тогда ещё будущим мужем мы познакомились онлайн. Это был период становления интернета. Соцсетей не существовало. В моде были чатики и форумы. Народ слегка шалел от нового способа общения, зависая в них сутками. Но быстро уставая от анонимности, мы с удовольствием съезжались за сотни километров на пообщаться и узнать друг друга в лицо. У нас это называлось слётами (те еще чайки, ага)). На одном из таких слётов мы с Ванюхой друг друга и увидели…

Ну, увидели и увидели. Он был младше, смешно стрижен, состоял в сложнозакрученных любовных отношения с местной раскрасавицей, короче, не представлял для меня никакого интереса в матримониальном плане. К тому же мы действительно очень похожи, как будто из одной семьи. А в родственников с первого взгляда не влюбляются. Я относилась к нему как к младшему брату: слегка опекала, сочувствовала в его трудной любовной истории, давала «жутко мудрые» советы, на которые он, к счастью, легко забивал. Мы много переписывались, изредка виделись и называли это милым словом «дружба». Всё могло бы на этом и закончиться, если бы не Ильменка и предприимчивые китайцы.

Ильменкой называется местный фестиваль авторской песни. Не знаю как сейчас, сто лет на ней не бывала, но тогда это была большущая тусовка радостных, поющих туристов. Народ съезжался со всей России, чтобы жить в палатках, петь, пить и куролесить, просиживать ночи у сцен и костров, тусить и знакомиться. И вся эта вакханалия творилась в тридцати минутах ходьбы лесочком от того места, где я непосредственно жила. Я считала Ильменку своим личным карманным фестивалем и зазывала на неё всех, с кем когда-либо знакомилась. Приезжал мало кто…

Ванюха приехал. Это я сейчас знаю, что он выполняет всё, что обещает, а тогда дико офигела, открыв дверь и увидев на пороге сияющего Ваню с рюкзаком и улыбкой в тридцать три зуба. Справившись с неловкостью и отложив дела, повела «братишку» фестивалить.

Компания у нас собралась большая и весёлая: мои ненаглядные подружайки, систер с мужем, чатовцы… Не было только Ваниной девушки. Она приехала где-то ближе к ночи. Ванюха сносился, встретил, привел, устроил. А дальше началось странное…

Девица эта справедливо числилась в нашем чатике местной звездой и на меня внимания особо не обращала. А тут вдруг начала кусаться. Под видом шуточек она цапнула меня раз, другой… Я отшучивалась и недоумевала ровно до тех пор, пока она, капризно надув губки, не выдала, обращаясь к Ванюхе: «Я хочу её браслетик».

ЕЁ браслетик?!!! Серьезно?!!!

Этот браслетик представлял собой дешёвую китайскую фосфорную трубочку, которая начинала светиться, стоило лишь ее согнуть. Мы все были увешаны этими светилками, ими торговали на каждом шагу. А ей понадобилась именно моя?! От моей дружелюбности не осталось и следа. Я сидела и чувствовала, как внутри поднимается что-то большое и древнее, что-то способное сносить города и цивилизации, что-то чему имя — ненависть!

Ночью у костра я задумчиво выдала одной из своих подруг:

— Знаешь, я тут подумываю, а не отбить ли мне Ванюху у нашей звезды?

— Отбить! — решительно кивнула Светик.

И я ласково улыбнулась сквозь костер девушке, обнимавшей моего будущего мужа. В августе следующего года мы поженились.

Пятнадцать лет я не устаю благодарить неизвестного мне китайского трудягу, сотворившего ту грошовую фосфорную светилку…

Война, которую я проиграла…

Я хохотала, показывая на горшок с кактусом: «Ванино приданное». Но, как в любой шутке, в этой тоже была лишь доля шутки. Муж и впрямь привёз кактус с собой, как только мы начали жить вместе. У них с кактусом вроде была какая-то история про то, что он сам его посадил чуть ли не в детстве. И всё бы хорошо, вот только будучи чокнутой цветочницей, я ни разу не люблю кактусы. Совсем. Но детский кактус… такое ж не выкинешь…

Я натыкалась на его колючки постоянно. А колются они, заразы, жутко больно. Какое-то время я героически терпела, но кактус наглел. Он стал отращивать деток и разбрасывать их по квартире, отстреливая от себя. Однажды я таки попалась… Случайно наступив голой ногой на такую детку, я верещала так, что слышно было всем соседям. Прибежавший на шум муж аккуратно отделил гадскую детку от моей покалеченной ноги, подул на неё (детку) и аккуратно подсунул обратно в горшок к папе — кактусу…

Я поняла — это война, отныне или я, или кактус!

Для начала я перестала его поливать. Похоже, он даже не заметил этого. Тогда, под предлогом украшательства пустующей полки шкафа, я засунула его в самый дальний угол комнаты, куда вообще не доставало солнце. Кактус присмирел. Перестал швыряться детками и перешел в режим выживания.

Я ждала…

Кактус жил… Месяц… два… полгода… год…

Он вытянулся, истончившись и обретя бутылочную форму, и продолжал жить. Он был упёртым и явно не собирался сдаваться. Я так и не смогла полюбить колючку, но моё уважение он заслужил. Капитулировав, я вернула его на подоконник и довольствие. Ошалев от свалившегося на него счастья, кактус начал жиреть. Очень скоро масса его зелёной части стала значительно превосходить массу горшка, в котором он сидел.

Однажды, вернувшись с работы, я нашла на полу разбитый вдребезги кактус. Перевесив самого себя, он свалился с подоконника. Собирая веником зелёные ошмётки, я всё-таки немного грустила об этом вредном, гордом, так и не покорившемся мне зелёном чудовище…

Клаустрофобия

Вы когда-нибудь паниковали? Вот так чтоб всерьёз, с колотящимся сердцем, перехваченным дыханием, с единственным порывом — бежать, и жуткой мыслью — я здесь сдохну! А если всё это да ещё внутри шкуродёра — вот вам и классический приступ клаустрофобии. А, казалось бы, ничего не предвещало…

Какое-то время тому назад мы с мужем увлекались исследованием местных пещер. Ну невозможно, живя на Урале, не шастать по горам. А шастая по горам, рано или поздно вы обречены наткнуться на эти таинственные порталы в неизвестность — пещеры.

Их тут много… Разных: проходимые и частично проходимые; легкодоступные и такие, в которые лучше не соваться без подготовки и оборудования; сухие и жутко грязные, выбираясь из которых обтекаешь жидкой глиной; с подземными озерами, наскальной живописью и летучими мышами в анабиозе… О да, у нас тут есть из чего выбрать. Есть пещеры, по которым можно ходить в полный рост даже не нагибаясь, а есть те, в которых всё время куда-то ползёшь или протискиваешься, застревая разными частями тела, пещеры с огромными залами, в которых свет фонарика едва дотягивается до потолка, и камерные и уютные, как монашьи кельи… Летом из них тянет мёртвым холодом и лёгкой жутью, зато зимой внутри любой из них всегда теплее, чем снаружи…

Это была Сухая Атя. Как утверждает всезнайка Википедия, самая длинная подземная полость Челябинской области. Пещера, в которой есть почти всё, что может заинтересовать чокнутых спелеотуристов. Пещера с приставкой «самая»: самая длинная, самая грязная, самая интересная… Нет, это не была моя первая пещера, и даже не вторая или третья. Я уже кое-что о себе знала, знала на что могу рассчитывать и чего стоит опасаться. В общем, Сухая Атя меня не пугала. Когда Серега, приведший нас в Атю, сказал, что начинается она с 20 метрового шкуродёра, я даже не напряглась. Ну что, я по-пластунски что ль не ползала?! — я вас умоляю…

Я ползла третьей, упираясь в пятки впереди ползущего. Сразу за мной полз муж. И вот тут, похоже, пора объяснить, что же такое шкуродёр. Шкурник, или шкуродёр — это очень узкий тесный лаз. Эти двадцать долбанных метров ты ползёшь только вперед, только вперед, потому что у тебя нет пространства ни справа, ни слева… Но самое страшное, что его нет и сверху. На мне была каска, и я скребла ей потолок. Ты не можешь ни ускориться, ни остановиться, ни развернуться, ни сгруппироваться, ни даже поднять головы… Ты распластана и сдавлена со всех сторон сразу, и всё что тебе доступно — это мучительно медленно ползти, утыкаясь лицом в чьи-то пятки, и изо всех сил пытаться не паниковать…

Меня накрывало постепенно… В какой-то момент я дёрнулась и больно ударилась головой. И вот тут это случилось. Я чётко помню, как меня затопило волной ужаса, как бешено заколотилось сердце, как перехватило дыхание, как всё тело напряглось в порыве — бежать. Где-то почти на грани сознания я тут же поняла: «Ты сдохнешь здесь, если не остановишь это».

Бежааать!!!

Нет, стой, некуда!

БЕЖАТЬ!!!

Ты разобьешь голову! Сосредоточься! Дыши! Это всего 20 метров-сколько это? СКОЛЬКО ЭТО?!!! В тебе метр семьдесят, значит где-то 10—11 тебя. Половину ты уже проползла. Ты сможешь. Считай. Не поднимать головы! Два… Не поднимать головы! Три… Вдох… Выдох… Четыре…

Я справилась. Я выползла в грот, в котором смогла наконец выпрямиться, и тихонько осела на глину. Отдышалась, восстановила сердцебиение и догнала остальных. Никто ничего не заметил…

А дальше была волшебная, чудесная, жутко мокро-грязная Сухая Атя…

Выползая, я подстраховалась, оставив пространство и впереди себя и сзади, но даже и это не понадобилось. Оказалось, что когда ты выползаешь, почти сразу же тебе маячит свет на выходе. И с этим светом впереди тебе уже совершенно не страшно…

Мне бы в небо…

Это был непростой год. Мама была уже на обезболивании, а я измотана до состояния зомби. Выручила систер: как-то уладив со своим начальством, она приехала посидеть с мамой, а нас с мужем выпнула к морю. Мы тут же умчались в любимую Абхазию. Из того отпуска я привезла одно из самых ярких воспоминаний…

Я лежала на гальке Гагры и любовалась спускающимися с неба парапланами. Три мелких точки в небе постепенно превращались в яркие цветные купола. Они кружили над пляжем словно танцуя. И приземлялись каждый раз где-то неподалеку. Инструктора отстёгивали от себя ошарашенных клиентов и исчезали.

— Слушай, а может, тоже прыгнем? — выдала я в качестве бреда.

— Не вопрос, — как был, в трусах и сланцах, муж свинтил куда-то за горизонт.

Вернулся часа через два радостно-возбужденный: «Прикинь, там очередь, нас записали только на день отъезда. Прыгать будем с утра. Взяли предоплату, если откажемся, денег не вернут». До нашего отъезда оставалось что-то около недели. И всю эту неделю, глядя на цветные точки в небе, я думала: «ну и чёрт с ней с этой предоплатой. Я же не всерьез это ляпнула! Я пошутила. Я не буду прыгать! Не буду! НЕ БУДУ!»

В день икс я была спокойна как слон. Мы пришли на место оговоренной встречи, загрузились в фургончик и поехали в горы. Поднимались долго, около часа. Ребята — инструктора всю дорогу весело травили байки, развлекая нас и явно запугивая. На месте же стали собраны и деловиты. Разложили по склону купола, разобрали каждый по клиенту. Моего звали Виктором.

Мы выслушали инструктаж. На нас надели оборудование. Виктор сам затягивал на мне какие-то ремни, проверял пряжки. Под конец водрузил на голову каску. Я улыбнулась про себя, с полутора тысяч прыгаем, вот эта касочка прям спасет если что, ага. «В ней рация, будем друг друга слышать», — прочитал мои мысли инструктор.

Первым ушел муж. Разбежавшись со склона они исчезли в молоке тумана. На горе сидело облако.

Мы с Виктором стартовали вторыми. Несколько раз он повторил мне: «Как только скомандую — бежим. Изо всех сил. Будет тяжело, но надо бежать, поняла?» — я кивнула в ответ.

Ленточка-флюгер, привязанная на столбике, ожила и натянулась. «Готова?» — услышала я в ухе. — «Побежали!». «Бежим! Бежим! Бежим!» — верещит мне в ухо инструктор.

Я бегу. Ну как бегу, как в замедленной съёмке: шааааг, второоой, трееееетий. Ощущение, что тащу трактор, не иначе. Раскрывающийся купол тянет назад не хуже паровоза. В какой-то момент земля медленно уходит из под ног, я перебираю ими в воздухе. «Можно сесть», — командует в ухе Виктор. Вытягиваю под попу ремень, устраиваюсь. Летим…

Вокруг плотная пелена тумана, ни верха, ни низа. Болтаюсь черт-те где между ног инструктора. Откровенно скучно. Пристаю к Виктору с вопросами каково это — летать каждый день. Он охотно делится, для него это будни, эмоции клиента давно важнее и ярче собственных. Болтая, выходим из облака…

И вот тут я начинаю орать!!! Визжать!!! Вопить!!! И не от страха, нет — от восторга. Изумрудное море, голубое небо, зелёные горы, солнце, облака, тонкая верёвочка пляжа и вся эта невероятная красота вокруг вкупе с ощущением полёта! Это невозможно описать. Никак. Плотное, ничем не разбавленное, концентрированное счастье. И никакого страха. Мы рисуем круги в воздухе, то уходим подальше в море, то возвращаемся к Гагре. Замечаю цветные точки на море, не сразу узнаю в них парашютики, те самые, привязанные к катерам, на которых катают туристов. Мы тоже на таком летали, казалось страшно высоко.

— Покатаемся? — интересуется Виктор.

— Давай, — соглашаюсь я.

Он закручивает меня в дикой спирали, в какой-то момент я вижу купол не над, а под собой. Вот тут ору уже от страха. Выравниваемся и дальше спускаемся спокойно. Пляж приближается катастрофически быстро, но садимся мы очень плавненько, как будто спрыгнув метров с полутора.

Не верится, что всё закончилось. Я всё ещё бурлю и искрюсь. Едва отстегнувшись, лезу к Виктору обниматься, а потом несусь через пляж к мужу целоваться. Подбегая, ору, что хочу ещё раз. Но мы уезжаем в этот день, возвращаясь в реальность.

Ещё одного раза не случится…