Дети Воинова

Жанна Вишневская, 2020

Роман «Дети Воинова» – это семейная сага для взрослых, но рассказанная от имени маленького мальчика. Центр повествования – коммунальная квартира на улице Воинова, в которой живут сразу несколько поколений. История бесконечно трогательная, ироничная, наполненная любовью к большой дружной семье, к Питеру, тогда еще Ленинграду. Книга посвящена бабушкам и дедушками, мамам и папам, соседям и родственникам, стране, в которой мы когда-то жили и которой уже давно нет.

Оглавление

Глава восьмая

Созвездие Гончих Псов,

или Мираж Бурштейна — Ибрагимбекова

Слухи о пропавших детях мгновенно облетели Яундубулты. Жители от мала до велика собирались в группы. Руководила поисками железная Серафима.

Любочкин папа на велосипеде носился взад-вперед по пляжу на скорости, достойной знаменитого гонщика Виктора Капитонова. Но самое удивительное, что перед велосипедом мчалась Любочкина мама, зачем-то на ходу срывая с себя одежду. Видимо, чтобы легче было бежать.

На поиски бросились все. Аллочке с Юрой были доверены хорошо знакомые им прибрежные кусты. Юрий попытался было взять дежурное одеяло, но вовремя одумался, напоровшись на взгляд до смерти перепуганной Аллочки. Даже молочница, к тому времени облизанная Бубном, однако не расставшаяся с поварешкой, включилась в поиски и для начала почему-то опустошила бидоны. А в нашем любимом кафе отключили и проверили все холодильные камеры и даже емкости с мороженым. Яундубулты поделили на сектора. Шутка ли сказать — дети потерялись, а рядом лес.

Ситуация осложнялась еще и тем, что вечерней электричкой ничего не знающий деда Осип должен был привезти моих родителей, которые приехали из Ленинграда в отпуск вместе с дедушкой Мишей и бабушкой Геней. Если бы меня к тому времени не нашли, последствия несложно было бы предугадать — всех бы положили в братскую могилу.

И в этот момент Бубен поднялся с дивана. Он как-то резко изменился — глаза прояснились, взгляд заострился. Неожиданно ловко скользнув сквозь толпу, Бубен обернулся призывно на Галю и вышел за ворота. Оттуда он взглянул на Пауля, да так, что тот даже окликнуть его не посмел. Галя застыла рядом в позе боевой готовности, ждала команды. Всегда медлительный и неповоротливый Бубен в мгновение ока преобразился в мускулистого и статного пса, качнулся назад и рванул с места. Галя от неожиданности замешкалась, но спружинила и нагнала его в три прыжка.

Люди, собравшиеся в группы на поиски детей, на несколько минут замерли в потрясении и восхищении. В зловещем свете фонарей по вечерней улице Лиелупес неслись две собаки. Одна, огромная, чуть впереди, высоко подняв голову, мощными рывками раздвигала душный летний воздух. Вторая, поменьше, ни на шаг не отставая, стелилась над землей, изящно изогнув шею и преданно заглядывая в глаза старшей собаки. Созвездием Гончих Псов, без единого звука, они летели в сторону горизонта, пока не растворились в темноте лесополосы.

* * *

По тревоге были подняты войска Прибалтийского военного округа.

На разводе недосчитались только солдата Ибрагимбекова и его коня Миража. Про эту парочку надо рассказать отдельно. Солдат Ибрагимбеков был призван служить в войсках Прибалтийского военного округа из глухого калмыцкого села. Он практически не говорил по-русски, но ценили его за удивительное умение обращаться с лошадьми.

Что ж тут удивляться? По слухам, мама-калмычка родила его чуть ли не на лошади, и вскормлен он был молоком степной кобылицы, потому что маму почти сразу после родов отправили на выставку достижений народного хозяйства, где она победила в конкурсе и была избрана в какой-то там президиум. Ей еще долго пришлось удовлетворять самые разнообразные фантазии делегатов съезда, которые соскучились по диковинке и за это уважали и ценили национальные кадры. Словом, солдат Ибрагимбеков был взращен верблюдицей, кобылицей и папой Ибрагимбековым, который за отсутствием верной подруги полюбил верблюдицу и кобылицу во всех смыслах этого слова и, по-видимому, пристрастил к этому и сына. Периодически приходили посылки и записки от мамы-делегатки, — может, ее стараниями сын и оказался в приблатненном Прибалтийском округе. И, оказавшись там, был определен на конюшню с учетом опыта и немногословности.

Работу свою он знал отменно, русский понимать мало-мало научился, так что службу нес вполне исправно. Однажды он подслушал разговор солдат, пришедших из увольнения, о какой-то Вере-бляди и стал призывно бить копытом. Уж больно слово знакомое и с такими близкими сердцу ассоциациями. Был доставлен по адресу, проявил чудеса в искусстве объезжания и стал тренироваться в скачке на Вере-бляди с завидным постоянством.

Его верный Мираж покорно стоял на шухере. Вот и в этот злополучный день Ибрагимбеков исполнял свой воинский и мужской долг на дежурном объекте, а посему на разводе его не оказалось.

* * *

Милиция к поискам была тоже подключена в полный рост. Здесь командовал лейтенант Борис Бурштейн, личность в Яундубултах довольно известная и, безусловно, неординарная.

Вскоре после окончания войны в скромной интеллигентной еврейской семье родился мальчик — Бобочка Бурштейн. Папа его на фронте был весьма бравым радистом, и все детство Бобочки прошло под рассказы о его истинных и вымышленных подвигах. Войны Бобочке не досталось, в армию по причине наследственного плоскостопия, а точнее, стараниями мамы-Бурштейнихи его не взяли, но юноша был упрям и настырен, как все его праотцы. Доведя до обморока маму и получив молчаливое одобрение папы, он поступил в школу милиции.

И, кстати, стал неплохим, ответственным милиционером. На его участке был порядок, раскрываемость вполне на уровне, документы майору Гопенко доставлялись вовремя. Еще тот антисемит, Гопенко зубами скрипел, но сказать-то нечего — так, клевал по мелочам, однако терпел за хорошие показатели.

В тот злополучный день лейтенант Бурштейн был дежурным — и вдруг такое ЧП на участке! Свистать всех наверх! Весь состав отделения посадили на машины, мотоциклы, велосипеды. Основные надежды возлагались на конную милицию — все-таки у лошадей лучшая маневренность. Распределив всех, лейтенант Бурштейн осознал, что сам остался без транспортного средства. Предприимчивый, как почти все евреи, он вспомнил, что на участке проживает генерал в отставке Сердюк, и рванул к нему в надежде разжиться генеральской «Волгой» в обмен на свободу генеральского посыльного, который загремел на пятнадцать суток за распевание серенад в мертвецки пьяном и, для пущей убедительности, абсолютно голом виде под окном местной библиотекарши. Генерал добиться для подчиненного досрочного освобождения не пытался, потому что имел, и не только в виду, все ту же миловидную библиотекаршу. Но тут же особый случай! И Бурштейн заспешил к Сердюку, еще раз проворачивая в голове сделку. За поворотом он наткнулся на Миража, мирно жующего придорожную траву в ожидании ностальгирующего на Вере-бляди Ибрагимбекова.

«Это лучше „Волги“», — смекнул Бурштейн.

Тот факт, что в последний раз он сидел в седле в шесть лет, да и то на пони, под неусыпным надзором мамы-Бурштейнихи, его смущал мало. Впрочем, лейтенант Бурштейн был человеком крайне обстоятельным и решил обезопасить себя на все случаи жизни. С аккуратностью самоубийцы он сложил свой плащ на скамейку и вынул наручники.

Как все-таки устроен этот еврейский мозг! Хоть Эйнштейн, хоть Бурштейн… Понимая, что относительно лошади он неустойчив, то есть неусидчив, а попросту говоря, может с нее гробануться, он решил к ней себя приковать. Этакий лейтенант на галерах. И таки приладил один браслет к затылочному ремню уздечки, а второй — к слегка ослабленному собственному брючному ремню. Тянет вперед, зато держит намертво и амплитуда раскачки минимальная. Сапоги в стремена сами легли, только вот выпрямиться полностью не получилось. Так и склонился над седлом в позе «жокей», зад отклячив, и с некоторым сомнением взялся за поводья.

Мираж удивленно скосил лиловый глаз. Бурштейн неуверенно ткнул сапогом в конский бок лошади. Мираж команды не понял и на всякий случай переступил с ноги на ногу. Бурштейн по мере возможности приосанился и дернул, да так, что натянул щечные ремни и трензель вонзился в рот бедному Миражу. А делать этого ни в коем случае нельзя, лошадь от боли может дать свечку.

Дальше — как по писаному. Мираж — на дыбы и в галоп, прикованный Бурштейн — сначала на небольшую высоту в воздух, а потом — причинным местом о переднюю луку твердого офицерского седла. И понеслись. У обоих от боли глаза со сковородку. Не чувствующий управления Мираж с Бурштейном, частично лишенным мужских качеств, Пегасом летел в сторону той же лесополосы — только не со стороны Лиелупес, а по Слокас.

* * *

В эту звездную июньскую ночь произошел неизвестный науке астрономический казус. Созвездию Гончих Псов и созвездию Пегаса суждено было сойтись в одной точке — у самой лесополосы, где в этот момент происходило вот что…

Сначала было даже весело. Казалось, папоротника в лесу много, удача вот-вот улыбнется нам, и мы героями-победителями вернемся домой.

Но потом голод и холод стали брать свое, и я неуверенно начал проситься домой. Любашин голос приобрел сусанинские интонации:

— Еще немного — он там, за теми деревьями!

Конец ознакомительного фрагмента.

Смотрите также

а б в г д е ё ж з и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ э ю я