Глава вторая
Сегодня пятница. Я должна встретиться с Хью Фиби и партнерами, чтобы обсудить дело. Сейчас собрать всех троих в офисе практически нереально, но Фиби — один из тех клиентов, что может заставить «Д», «Д» и «Ф» натянуть костюмы, дизайнерские ботинки и появиться на публике. Я собрала все свои заметки, бой предстоит трудный, но я готова. Даже надела свой безупречнобелый костюм от Шанель и «лабутены» на каблуках заоблачной высоты, как будто говорящих: «Она выиграет любое дело, если может проходить в нас весь день». Это моя броня, одежда, в которой я чувствую себя свободной и способной уничтожить врага.
Направляясь на встречу, я вижу Сильвию, Мэтта, Венди и еще нескольких стажеров, собравшихся в кабинке и планирующих поход в бар сегодня вечером. Стоит им заметить мое приближение, они смолкают и выпрямляются. Одни одаривают меня фальшивой улыбкой, другие избегают смотреть в глаза. Никто не приглашает меня в бар. Не то чтобы я согласилась, конечно. Слишком много дел, и у меня нет привычки тусоваться с подчиненными, но получить приглашение было бы приятно. Впрочем, неважно. Я готовлюсь к самому крупному делу в моей карьере, и все мое внимание будет сосредоточено на нем. Я никогда и не стремилась на вечерние посиделки в баре. И кстати, моим сотрудникам не помешало бы последовать моему примеру — задержаться на работе и помочь с подготовкой, а не прохлаждаться с коктейлями. У меня наготове целая таблица в Excel со списоком дел, которыми я смогу заниматься следущие два месяца.
Фишер и оба Джонса уже ждут меня в конференц-зале. И судя по бумагам, разбросанным на столе, ждут они давно. Может быть, у них были и другие вопросы для обсуждения? Я стараюсь выкинуть это из головы, обхожу стол вокруг и сажусь.
— Добрый день, господа.
— Амелия, привет! Как вы? — спрашивает Джонс-старший, остальные вторят ему.
Секретарь приносит нам кофе. Не знаю, почему кружка с дурацкой надписью преследует меня на этой неделе, но сейчас она опять стоит передо мной, наполненная до краев. Я помню, что оставила ее здесь несколько дней назад, когда встречалась с командой. А значит кто-то, должно быть, вымыл ее и убрал на место. Интересно, кто? Мы платим кому-то за подобную работу?
— Амелия? — повторяет Джонс-старший, прочищая горло.
— О, у меня все хорошо. Спасибо. А как вы?
Они не отвечают. Вместо этого Джонс-младший через стол толкает ко мне толстую папку.
— Сегодня утром мы встречались с Фиби, и вот что мы думаем.
Они встречались с клиентом? Без меня?
— Я думала, что встреча будет сейчас.
— Это не важно. — Фишер отмахивается от меня. — У нас есть частный детектив, который следит за Ребеккой. Как вы знаете, именно она выдвигает главные обвинения. Ребекка была финансовым директором Фиби в течение десяти лет. До нас дошли слухи, что она часто посещает маленький бар на Восьмой авеню и часто уходит оттуда пьяная в стельку. Если мы сможем заставить ее отступить, остальные, вероятно, последуют ее примеру.
— Вы следите за Ребеккой? — переспрашиваю я ошарашенно, но они игнорируют мой вопрос.
— И у нас прекрасные новости. Во время уголовного процесса судья отклонил показания человека по имени Марсело Макфадден. Он работал медбратом в больнице, где лежала вторая истица, Ванесса. У него есть видеозаписи и вся информация из первых рук о ее психотическом эпизоде в 2003 году. У него есть даже запись разговора, в котором она просит у другого пациента наркотики. Я думаю, если мы возьмемся за…
— Наркотики? Стойте, стойте. — Я качаю головой, как будто пытаюсь отогнать слуховые галлюцинации. Беру свою папку в руки, потом кладу ее обратно. Я правильно их услышала? Почему они не поправляют меня? Я снова беру папку:
— Если честно, я планировала выбрать другую тактику защиты. — Я листаю страницы в папке, но толком не знаю даже, что ищу, поэтому закрываю ее, прижав ладонями. На мгновение я прикрываю глаза, а затем говорю: — Стоимость переговоров по сравнению с судебным разбирательством сэкономит Фиби значительную сумму денег. Вы не думали о соглашении сторон?
— Не вариант, — высокомерно ухмыляется Джонс-младший.
— Хорошо, тогда, думаю, мы сможем доказать, что Фиби не было в офисе во время первых двух происшествий. Я просматривала хронологию событий, основанную на обвинениях, и сравнила их с расписанием его частных рейсов…
— Нет, — невозмутимо прерывает меня Джонс-младший, и его тон мгновенно приводит меня в ярость. — Этого мы тоже делать не будем.
Я стучу пальцем по папке, чувствуя, насколько дерганными становятся мои движения. Трое мужчин смотрят на меня в упор. Почему я не сразу осознала, в каком уязвимом положении оказалась, едва войдя в комнату? Меня буквально прижали к стенке, а эти трое, живое воплощение названия фирмы, сидят прямо напротив, как будто судят сейчас меня. Они здесь не для того, чтобы слушать мои идеи. Они здесь, чтобы приказывать. Я чувствую, как мир перед глазами начинает наливаться красным, а сердце бешено колотится. И нет, я не испугана. Вовсе нет. Это все моя проклятая вспыльчивость. Я чувствую, что начинаю приближаться к режиму «сражайся или беги».
И я никогда не бегу.
Я чувствую, как мои щеки и ладони идут красными пятнами, как жар наполняет все мое тело.
— Чем мы не будем заниматься? — Я почти обнажаю зубы в оскале.
— Мы собираемся разобраться с этими обвинительницами, спасти репутацию Фиби и выиграть дело, — отвечает Джонс-младший. Видимо, сегодня он — главарь этой маленькой банды.
Фишер в снисходительной манере указывает пальцами на папку:
— Все, что вам нужно, находится здесь. Джонс-младший будет вторым адвокатом, но мы настаиваем на ежедневных отчетах.
— Придерживайтесь сценария, Амелия. Разве для вас самой такая значительная профессиональная победа не будет приятным достижением?
Я представляю себе Джоанну, к которой Фиби приставал во время позднего вечернего совещания. Она так громко кричала, чтобы он остановился, что сорвала голос. Фиби, сукин сын, даже не отрицал этого, согласно стенограммам, которые я просмотрела. Он сказал, что все было по обоюдному согласию. Джоанна работала официанткой в стрип-клубе, когда ей был двадцать один год. Сейчас ей тридцать три, у нее есть сын и муж. Ее дни в стриптиз-клубе не имеют отношения к этому делу, если только ты не задаешься целью всем показать ее грязное белье. Ребекка, финансовый директор, работала с Фиби много лет, пока однажды вечером Фиби не пригласил ее на ужин, чтобы поговорить о работе. Оказалось, ужин был в гостиничном номере. Когда Ребекка попыталась уйти, потому что почувствовала себя некомфортно, он уволил ее. Клэр, личная помощница Фиби, — худшая история из всех. Он зажал ее в углу во время одного из обязательных вечерних совещаний и засунул язык ей в горло, а руки запустил под юбку. Женщина смогла оттолкнуть его, но он ударил ее по лицу. Телесные повреждения зафиксированы. Есть фотографии. Разбитая губа и синяк под глазом. Как можно было не выиграть, имея такие доказательства, — сложно понять. Она ударила Фиби коленом в пах, когда он расстегнул молнию на джинсах и достал свой член. Ей удалось сбежать. Поэтому, что бы ни происходило в жизни этих женщин до столкновения с Фиби, не имеет отношения к делу. Моя работа — доказать присяжным, что он не совершал конкретно этих преступлений, а не то, что жертвы заслуживали такого обращения.
— Амелия, вы слышали, что я сказал? — спрашивает Фишер.
— Да. Пытаюсь осознать, — произношу я. — Не сочтите за грубость, но вы теперь редко участвуете в делах, а теперь хотите ежедневных отчетов? Когда вы в последний раз занимались юридической практикой?
— Осторожнее, милая. — Фишер приподнимает бровь.
Я несколько раз сжимаю и разжимаю кулаки под столом.
— Не смейте так ко мне обращаться.
— Он имеет в виду, что это не просто очередное крупное дело. Мы разработали стратегию и решили, что она лучше подходит для клиента, — поясняет Джонс-старший. Затем он улыбается. Он так редко это делает, что кажется, будто само его лицо сопротивляется улыбке. Это даже не улыбка, а гримаса, как будто бы у него внезапно свело живот.
Все трое встают. Встреча окончена, а у меня больше вопросов, чем ответов. Джонс-младший понимающие подмигивает отцу, и это меня еще больше тревожит. Черт, да вся эта встреча тревожит меня, я все еще чувствую, как у меня пылают щеки, а пульс учащается. Это мои начальники, я не могу просто взять и бросить им вызов, но и поступать так, как они велят, мне не позволит совесть.
Может быть, они закончили, но я — нет. Я отодвигаю стул и встаю.
— Стоп! — Мой голос звучит слишком резко и уверенно, даже для моих собственных ушей. — Я хочу точно понять, каких действий с моей стороны вы ожидаете. — Джонс-младший открывает рот, явно собираясь высказать какое-то снисходительное или язвительное замечание, но я его игнорирую. — Хью Фиби обвиняется в изнасиловании…
— Сексуальных домогательствах, — поправляет меня Джонс-старший.
— Финансовый директор его компании утверждает, что во время деловой поездки он принудил ее к сексу.
— Это было по обоюдному согласию. Она его соблазнила. Это она согласилась на поздний ужин. И, кстати, он платит ей семизначную сумму, — это опять Джонс-младший. Мне хочется его придушить. Я мысленно уже вижу себя с руками на его маленькой толстой шее.
— Она выдвагает обвинения. И вы хотите сказать, что ее психическое состояние за три года до того, как она встретила Фиби, является причиной, по которой он ее изнас… домогался?
— Нет, она лгунья, ее психическое состояние нестабильно, и это дискредитирует ее, — спокойно возражает Джонс-младший.
— А как насчет четырех соглашений о неразглашении, подписанных за последние десять лет? Еще четыре другие женщины.
— Не имеет отношения к делу. — Они снова поворачиваются друг к другу, показывая, что я могу быть свободна. Как будто это должно ответить на все мои вопросы. Но я еще не закончила!
— Какой смысл мне быть ведущим адвокатом по этому делу, если в конечном счете решаете все вы? — Все трое смотрят друг на друга, и между ними словно мелькают тысячи невысказанных слов. Я знаю почему. И я ненавижу их за это. Стиснув зубы, я сама отвечаю на вопрос, ответ словно висит в воздухе, как густой удушающий туман: — Потому что я женщина. Образцовая женщина-адвокат, которая скорее сможет заставить присяжных и СМИ посочувствовать этой грязной свинье.
Эти трое богатых придурков слишком похожи на Фиби, чтобы заставить присяжных встать на его сторону.
— Прикуси язык, Амелия. Он все еще наш клиент. Он платит тебе! — рычит Джонс-младший.
— Я не буду этого делать. — Я скрещиваю руки на груди.
— Нет, будешь. Если тебе дорога твоя работа, то ты все сделаешь. — Джонс-младший делает шаг вперед, как будто хочет меня запугать.
— Остыньте! Давайте все выдохнем. Амелия, вы талантливый адвокат, поэтому мы выбрали вас. Тот факт, что вы женщина — всего лишь приятный бонус. — Фишер пытается быть голосом разума, но я знаю этого старика уже два десятилетия. Я знаю, что он такой же опасный, как и остальные.
— Талантливый адвокат… — повторяю я. Затем наклоняюсь вперед, положив ладони на стол. — Именно поэтому я возьмусь за это дело только на своих условиях или не возьмусь вообще.
Джонс-младший опускает ладони на стол с грохотом, заставляющим меня отпрянуть назад.
— Нет. Ты сделаешь все так, как этого хочет клиент! Так, как хотим мы. Если нет — дверь там. — Он указывает себе за спину, как будто мне нужно разъяснение.
— Марк! — восклицают одновременно Джонс-старший и Фишер. Я всегда испытывала к Джонсу-младшему неприязнь, и сейчас мое терпение готово лопнуть. От его голоса гнев во мне закипает, как вода в чайнике. Мне приходится прилагать неимоверные усилия, чтобы продолжать держать себя в руках.
— Я отдала этой компании половину своей жизни! — Я тычу пальцем в паре дюймов от его лица. — Я принесла вам всем кучу денег. Миллионы! Я всегда была идеальным сотрудником, и сейчас ты уволишь меня из-за одного дела?
— Нет, из-за того, что ты нарушаешь субординацию. Я не собираюсь просто стоять здесь и терпеть неподчинение. Не от женщины, которая должна благодарить меня за возможность хоть как-то подняться в этой профессии. Ты ведешь себя как неблагодарная су…
— Осторожнее. — Я слышу шипящий звук, срывающийся с его губ, и знаю, какое слово он собирается произнести. — Ты сам сделал меня партнером. Управляющим партнером. Мы на одном уровне, у меня есть право голоса.
— Вы не владеете достаточной долей в компании, чтобы указывать, как надо ею управлять! И вашей фамилии все еще нет в названии, так что успокойтесь и подумайте, прежде чем сказать что-то, о чем потом пожалеете. — На этот раз говорит Джонс-старший, он звучит более сдержанно.
Но эго его сына уже берет над ним верх, заставляет продолжать:
— Ты мне не ровня, милая. Ты просто женщина, которая оказалась в нужном месте в нужное время. Когда фирме понадобилось нанять женщину, ты была единственной доступной кандидатурой. Не льсти себе, думая, что в тебе есть что-то особенное!
Я холодею. Я ему не верю. Отказываюсь воспринимать его слова. Я отлично делаю свою работу. Я — лучшая. Особенная. Я получала награды не за то, что я женщина.
Я выпрямляюсь, покачиваясь на своих шпильках. Он пытается сбить меня с толку, а я не собираюсь ему это позволить.
— Ты ничем не лучше, чем Хью Фиби. Тебе должно быть за себя стыдно. — Я обхожу вокруг самого длинного, черт возьми, стола на планете, пытаясь почувствовать триумф от того, что повела себя как профессионал, и одновременно выйти из комнаты как можно быстрее.
— Я же говорил, это плохая идея. Все они должны сидеть дома, голые и желательно беременные, а не разгуливать по фирме, притворяясь юристами.
Я поворачиваюсь к Джонсу-младшему.
— Что ты только что сказал?
— Марк, — предупреждает Фишер, но Джонс-младший продолжает:
— А ты как думаешь? Я думаю, ты просто завидуешь, что даже Хью Фиби не захочет с тобой переспать, а ты втайне этого хочешь. Как давно тебя вообще трахали? Держу пари, это бы тебя хоть немного расслабило.
Фишер и Джонс-старший вдруг поддерживают слова этого идиота смехом. Как будто ситуация и так еще не достаточно унизительна. Они смеются!
Я теряю дар речи и прихожу в ярость, и, не раздумывая, отвожу руку назад, собираясь дать ему заслуженную пощечину, но мой каблук цепляется за ковер, и вместо этого я бью его локтем. Вес моего тела толкает меня вперед, я продолжаю падать. Мое бедро ударяется о край стола, что останавливает меня от дальнейшего падения, а моя кружка с грохотом падает на пол, разбивается и проливает обжигающе горячий кофе на Джонса-младшего.
Если бы годы спустя меня попросили описать произошедшее, я бы смогла сравнить это со сценой в замедленной съемке, прокручивающейся преде моими глазами. Сначала я вижу, как из носа Джонса-младшего хлещет кровь. Затем я вижу широко распахнутые глаза и рты Джонса-старшего и Фишера, такие же, как мои собственные в эту секунду. Наконец, я вижу, как моя карьера исчезает у меня на глазах, но сосредоточиться я могу только на том, что моя любимая кружка разбита на миллион осколков, валяющихся на полу.
Что ж, ситуация, обострилась довольно быстро.
