Кирпич

Ермек Турсунов, 2020

Вы держите в руках новую книгу казахстанского режиссера Ермека Турсунова под довольно символичным и емким названием «Кирпич». В ней собраны самые заметные публицистические материалы известного режиссера, которые были опубликованы им в отечественной периодике за последние десять лет. Темы тут разные. В совокупности все они сводятся к одной главной. Наша жизнь. Наша страна. Наша общая история. Совсем еще свежая. Еще не до конца осмысленная. А время идет, и каждый прожитый нами день наутро становится уже прошлым. А его нужно помнить. И знать. Анализировать. Чтобы понимать, куда двигаться дальше. Книга предназначена для широкого круга читателей.

Кирпич шестой

Время идет, а мы в нем стоим

«Падает тот, кто бежит. Тот, кто ползет, не падает».

Плиний Старший

Не помню точно момент, когда это произошло. С какого времени началось массовое и неуклонное вытеснение всего подлинного из нашей жизни. Когда наши детки запели их голосами и начали танцевать их танцы. Когда мы стали повторять за ними все: от манеры одеваться до манеры преподносить себя. Наша действительность стала напоминать плохую копию сомнительного оригинала. Не осталось почти ничего настоящего. У каждого явления появился свой компилированный вариант. У литературы. У театра. У кино. Псевдо-книги, псевдо-спектакли, псевдо-фильмы. Как-то незаметно всему нашлась замена: подобие образования, подобие здравохранения, подобие демократии… Суетливая беспорядочная возня в итоге породила подобие жизни.

Всей этой грандиозной фальсификации придумали название транзитный период. То есть мы еще в пути. При этом не совсем ясно, куда идем. Совсем не факт, что в верном направлении. Есть подозрение, что наши поводыри не знают дороги, поэтому часто сверяются с чужими картами.

Из прошлого нам досталось в наследство возвеличенное самолюбие, не подкрепленное ничем значительным ныне.

Честно говоря, я был бы рад, если бы все эти трансформации, вся эта ономастическая чехарда со сменой имен, прозвищ, названий и обозначений были вызваны к жизни лишь моей персональной болезненной рефлексией. Но ведь достаточно выйти на улицу, и через пару шагов я наткнусь на ларек мусоросборник, завешанный по кругу газетно-журнальной макулатурой. Магазины забиты товаром, привезенным в большинстве своем «оттуда». Все люди с головы до ног одеты во все «ихнее». Вдоль улиц висят рекламные щиты, с которых на меня смотрят красавицы с ничего не обещающими улыбками и рекламируют их продукцию: мебель, дома, машины, шмотки.

Мы живем в мире вещей, созданных чужими руками. В атмосфере чужих достижений и открытий. Увлекшись подражательством и копированием, мы потеряли собственное лицо. Утратили мироощущение великого воина и философа, творца и труженика, поэта и мудреца. А если говорить другими словами, то колонизация приобрела более цивилизованные формы.

Да что там шмотки! Недавно ко мне на кастинг привели двух девочек близняшек. Очаровательные первоклашки, чем-то смахивающие на Макпал Жунусову в детстве. На вопрос: «Как зовут?» младшая ответила: «Анжелика», а та, что на три минуты старше, Альбина. Подумалось: ну вот, даже имена у нас стали такие… со стразами.

А на днях друзья рассказали о молодой семейной паре, которая упорно держится за корни и первенца нарекла не заезженным именем Аттила. Бабушка зовет малыша на свой манер Ателенок. (Не спорю: наверное, это лучше, чем Орындык. Или Шайнек. Или Амсипаш.)

«Чему смеетесь?» обращался гоголевский городничий к своим.

И правда чему? (Ответ: Слово второе, Абай.)

Приходится признать: сейчас другие пассионарии. Они навязывают нам свои правила. И когда мы вспоминаем свои победы над джунгарами, на самом-то деле мы оплакиваем былое свое величие. В нас саднит утрата былых позиций.

Из прошлого нам досталось в наследство возвеличенное самолюбие, не подкрепленное ничем значительным ныне. Поэтому наши идеологи до сих пор празднуют Анракайскую битву.

Опять же почему так?

Наверное, потому, что всякое постижение требует усилий. С этим сложно. За нас все уже сделано. Мы живем в мире вещей, созданных чужими руками. В атмосфере чужих достижений и открытий. Увлекшись подражательством и копированием, мы потеряли собственное лицо. Утратили мироощущение великого воина и философа, творца и труженика, поэта и мудреца. А если говорить другими словами, то колонизация приобрела более цивилизованные формы.

Нет общенациональной политики есть отработки и имитации.

Нет истинных лидеров есть дежурные крикуны и площадные зазывалы.

Нет намоленного храма и есть дремучая паства.

Есть богатая земля и есть бедный темный — невежественный народ.

И, как назло, нет виноватых.

И вот мы принялись строить. Первым делом мы обустроили свои дома и квартиры. Такие же, как у них. Обставили мебелью. Как у них. Теперь мы строим свою столицу. Тоже красиво. Не Гонконг, конечно, но и не Целиноград уже. В ресторанах стали хорошо готовить, но, опять же, в меню половина блюд с иноземными названиями. И не хамят. И официантов мы перестали смущаться. И продавцов. И вахтеры попритихли. И как-то они помолодели все, эти вахтеры и охранники, стоянщики и парковщики. В их возрасте наши отцы воевали.

А эти сторожат. Выходит, они больше ни на что не способны. Они настолько темны и слабоумны, что годны только на то, чтобы караулить шлагбаум?

Если так будет продолжаться, то может наступить время, когда наши самоуверенные, но малограмотные внуки будут охранять здесь чужие конторы и офисы. Боюсь, что единственными плюсами в их коротеньких «сивишках» будут лишь положительные резус-факторы в анализах их жидкой крови…

Почему об этом надо думать сегодня?

Потому что есть некая точка, некий предел, за которым наступает апатия. Ипохондрия. Когда человек однажды понимает, что ничего изменить нельзя. И тогда им овладевает безразличие. Боюсь, что многие светлые головушки поникли, опустили руки. И все это на фоне набирающего силу провинциального балагана.

Конечно, мои размышлизмы далеки от реальных попыток что-либо исправить мгновенно. С системой ведь не борются. Систему возглавляют.

Надежд на нынешнюю оппозицию нет. Порой мне кажется, что наша оппозиция больше союзник, чем оппонент нынешней власти. У них своя договоренка и игра в поддавки. В этой «яростной борьбе» власть применяет словесный дихлофос. Судя по всему, действует и нейтрализует.

На кого тогда надеяться? Время же идет. Время, в котором стоим.

А что нам говорит это неумолимое время?

Нет постижения есть интернет. Он знает общие ответы на все общие вопросы.

Нет самобытности есть фейк.

Нет штучного есть вал.

Нет жизнелюбивых рефлексов есть агашки и их «разводы».

Нет объединяющей Идеи есть спекуляции на актуалитете.

Нет здорового самолюбия есть болезненная ущербность.

Нет реального движения есть наезженные движняки.

Нет общенациональной политики есть отработки и имитации.

Нет истинных лидеров есть дежурные крикуны и площадные зазывалы.

Нет намоленного храма и есть дремучая паства.

Есть богатая земля и есть бедный темный невежественный народ.

И, как назло, нет виноватых.

Сейчас мы пытаемся заново открыть себя. В то же время нас соблазняют достижениями Запада. Ну и Востока заодно. Как всегда недосягаемыми (если вообще их нужно «досягать»). Но нет ничего страшнее для самобытности этноса, чем духовная ассимиляция. Народы теряли языки, теряли имена и фамилии, даже собственную землю. Но самые живучие не теряли дух. Он должен оставаться жить, и когда-нибудь он обязательно вспомнит язык и воскресит духовную память. Это болезненный процесс. Ему свойственны ошибки и метания.

В конце двадцатого века мир залили религиозные течения различного толка. Они стали заполнять пустоты, что образовались в душах и сердцах. Появились святые отцы, возглавившие толпы новообращенных. С аятолловой страстностью люди пошли за ними, потому что больше не за кем было идти. Стали возводиться мечети, святилища и храмы. Потому что человеку нужно во что-то верить. Человек не может жить все время в неверии. Человеку необходимо прижизненное чистилище.

Недавно я искал для съемок в АлмаАте старую фактурную мечеть. Таковой нет. Они все новые. В граните и кафеле. И сидят там не белобородые старцы, а как-то все больше юнцы. Я не говорю, что это плохо. Я говорю, что это опять же логично.

В такой ситуации умные правители не будут укреплять армию. Армия и полиция это последний довод. Это довод тех, кто уже проиграл битву за мозги и сердца граждан своей страны. Умные правители займутся образованием и культурой. Но, глядя на самый верх, я думаю: как же много там соратников с разбуженными инстинктами и уснувшей совестью.

Хотя есть, есть еще золотые люди, которые делают свое дело. Они есть везде. Я знаю, например, крутых бизнесменов, поднявшихся, как это ни удивительно, не на криминальных деньгах. Я знаю незамаранных ментов и совестливых чиновников, скромных начальников и грамотных подчиненных. Незаметные, честные пахари. Конечно, такие скорее исключение, чем правило. Потому что им тяжелее всех: находиться в системе и служить ей с глубоким противлением в душе. В основном же я вижу приспособленцев. Тех, кто не сеял, но пожинает. Высокопоставленных циников, спекулирующих на пустопорожних лозунгах, которые они сами же и выдумывают. Это такой неистребимый сорт внутренних предателей: неглупые, образованные, начитанные, смышленые. Когда-то они выносили врагам ключи от крепостей. Потом писали доносы на алаш ордынцев. Теперь сидят в президиумах и напряженно морщат лбы, не уставая восхвалять любой Его жест, готовые броситься за карандашом, если он вдруг соскользнет с Главного стола. Они же первыми и станут раскладывать костер, если вдруг затеется курс на разоблачение культа.

Рядом с Ним я вижу испытанных менеджеров государственного масштаба, сильных хозяйственников, бывалых силовиков, грамотных экономистов… Но на фоне всего этого нельзя не замечать и того факта, что в обществе не осталось духовных отцов. Столпов культуры. Носителей знания. Не осталось мостов, которые бы соединяли берега. У микрофона в большинстве своем льстецы и оплаченные словоблуды.

В такой ситуации умные правители не стали бы подкупать иуд и отщепенцев, впустую тратя на них казну. Не стали бы унижать аксакалов дорогими подарками, нивелируя их достоинство в глазах простолюдина. Умные правители не стали бы затыкать несогласных. Они бы им дали возможность высказаться, чтобы люди сами решили с кем им идти. Умные правители не стали бы прилюдно баловать своих детей, дабы не вызывать у подданных ревности, которая перерастает затем в ненависть. Тем более что дети давно уже выросли и по усвоенной привычке балуют нынче своих.

Умные правители не стали бы устраивать красочные фейерверки, придумывая праздники, и заставлять там музыкантов играть громче для оглохших от шума. И, прежде чем думать, как повысить в стране рождаемость, умные правители задумались бы о том, как понизить вырождаемость.

Общая доля молодого поколения от 1 до 29 лет составляет примерно 50 процентов от общего населения. Каждый 113й гражданин Казахстана ребенок инвалид. 36 777 детей сироты. Прожиточный минимум детей инвалидов 17 119 тенге в месяц.

И еще я думаю: а кто придет потом?

Умные правители не стали бы устраивать красочные фейерверки, придумывая праздники, и заставлять там музыкантов играть громче для оглохших от шума. И, прежде чем думать, как повысить в стране рождаемость, умные правители задумались бы о том, как понизить вырождаемость.