Прыжок

Елизавета Ставрогина, 2018

Роман Борисович Лузов – 24-летний писатель и журналист. Два года назад он потерял лучшего друга Сашу, и теперь все, чем он живет, – это его «вымученный» роман, который он никак не закончит, и ненависть к Андрею Зубову, которого все обвиняют в убийстве Алекса… Вокруг кружка молодых людей кипит и меняется жизнь, но они – продукт общественного застоя – обречены на апатию и молчаливое безразличие ко всему происходящему. Это история о бессмысленных жертвах, смерти, поиске бога, политике и (совсем немножко) о любви. А еще о том, что каждому из нас однажды придется прыгнуть выше головы.Содержит нецензурную брань.

«И свет во тьме светит, и тьма не объяла его»

— Ев. от Иоанна. Гл.1,ст.5

Глава первая

Туманный Альбион

«When you and I were at the cemetery last time, I felt it absolutely piercingly and clearly: you know it all, you know what happens after death — you know it so simply and calmly — as a bird knows that, fluttering from a branch, it will fly and not fall down… We are so special»¹

В наш век ночь никогда не наступает. Люди давно победили свой главный страх — страх темноты. Мы уже не знаем, как на самом деле выглядит настоящая тьма. И сколько бы мы ни вглядывались в эту сумрачную пустоту — нам никогда не утонуть в ее глубине.

Вот и сейчас, подойдя в ночи к своему рабочему столу, заставленному фотографиями в фигурных рамочках и прочими безделушками, собирающими пыль, но доставляющими какое-то садистское эстетическое удовольствие, Мария Сергеевна Агафонова включила старый французский светильник с абажуром и комната тут же залилась тусклым светом. Ей не спалось. Расчесав свои густые длинные волосы, она повернулась и посмотрела на сладко спящего мужа. «Ох уж эти англичане!» — подумала она про себя, рассмотрев в полутьме его идеальную прическу, ничуть не помявшуюся во время сна, и улыбнулась. Одной этой улыбки всегда было достаточно для того, чтобы свести с ума любого мужчину, и вся прелесть была в том, что сама Мари об этом даже не подозревала. Возможно, поэтому каждое ее движение, каждый взгляд казались такими притягательными — они были до смешного просты. Мари была одной из тех девушек, которые никогда не следят излишне за своей походкой или манерами, но у которых они выходят безупречными сами по себе. Она на цыпочках, как лисица, подошла к той стороне кровати, где посапывал Эл, склонилась над ним и чмокнула в гладкую мягкую щеку.

Еще не могла она до конца поверить своему счастью, и то, что случилось в России, долго не выходило у нее из памяти. Хотя Мари пришла к выводу, что все это было огромным опытом, без которого, возможно, еще большее счастье семейной жизни никогда бы ей не открылось. Подумав о таком неблагоприятном варианте своей судьбы, Мари нахмурилась и быстро отогнала от себя бестолковые мысли. Она подошла к окну и, отодвинув невесомую розовую штору, выглянула на улицу. Предрассветный Бристоль встретил ее приятным прохладным ветерком. Он нежно притрагивался к огненно-желтым гладиолусам — Машиной гордости — на дворовой лужайке, и их цветочные головки склонялись на бок, будто танцуя под неслышную музыку. Сон совсем не шел. Мари вышла на террасу. На противоположной улице растянулись сблокированные по парам аккуратные разноцветные кирпичные домики. Англичане называют их «semi-detached», то есть «присоединенные друг к другу». Маше доставляло горделивую радость, что они с Элом живут без соседей, в отдельном просторном доме и каждое утро она может выходить в собственный уютный дворик, пить чай и дышать влажным юго-западным воздухом Британии. По всему периметру участка мирно спали кусты белых роз. Пора их цвета уже прошла, и лепестки цветов потихоньку начинали опадать, образуя на траве шелковую белую дорожку. Мари присела за столик и улыбнулась. Белые кустовые розы — почему их так недооценивают? Огромные цветки с длинными ножками и толстыми шипами, которые так любят выращивать садоводы на продажу, никогда не нравились Маше. А в этих маленьких белоснежных бутонах таится какая-то особенная прелесть и настоящая природная, но благородная дикость. Они будто так и шепчут: режь нас, заворачивай в пленку или газету, а мы все равно свободны, и никогда тебе нас не приручить!

Мария Сергеевна Агафонова приехала в дождливую Англию около трех лет назад. Тогда ей исполнялось двадцать пять лет, а жизнь, казалось, уже рассыпалась, как догоревшая спичка. Сейчас она чувствовала в себе столько сил и энергии, словно вернулась в годы беззаботной юности. С мужем Элиотом они познакомились в далекой Ирландии — там Мари снимала небольшие апартаменты под Белфастом. Поначалу ей было очень тяжело адаптироваться в новом климате и среди новых людей, но безупречная выдержанность, воспитанность и даже некоторый снобизм местных окончательно растопил ее заледеневшее сердце. Непонятным образом отличительные особенности английской нации, которые так раздражают иностранцев, тронули ее до глубины души. К ее собственному удивлению оказалось, что она и сама такая же, как они: закрытая, отстраненная, гордая, с горячим непреклонным характером и внутренней силой. Ей требовалось так же много личного пространства, и как она была поражена тому, что никто без ее согласия не пытался его нарушить! Работать она устроилась в издательство русского заграничного журнала и общалась с такими же мигрантами, как она сама. Мари это было по сердцу: забыть родной язык, совсем потерять связь с родиной — нет, этого она бы не выдержала.

Элиот О`Рейли был уроженцем «угольного острова» Колайленда. В его жилах текла чистая ирландская кровь, глубокие синие глаза смотрели прямо и уверенно, копна темных волос завитками спускалась к аккуратным ушам. Его строгие, четко очерченные губы часто улыбались самой добродушной улыбкой, хотя, взглянув на него, никто бы никогда не подумал, что этот человек вообще умеет улыбаться. О`Рейли был племянником старушки Эрин, в доме которой Мари снимала верхний этаж: спальню с ванной комнатой. Это могла бы быть довольно банальная история о жизни обычной красивой русской девушки за границей, если бы Маша была обычной. Получив жестокий урок на родине, она смогла набраться достаточного опыта, чтобы больше не повторять своих ошибок. И в Англии она искала чего угодно, но точно не мужа или семью. Поэтому, когда к хозяйке приехал погостить родственник, Мари даже не спустилась вниз поздороваться. Меньше всего ей хотелось показаться очередной девочкой на выданье. Однако совершенно спрятаться ей не удалось.

С приездом Элиота весь дом будто перевернулся. Старушка Эрин бегала по кухне, как ужаленная, все пытаясь угодить своему городскому племяннику. Мари случайно столкнулась с Элиотом на лестнице, когда тот выходил из ванной, и от неожиданности у нее вырвался какой-то сдавленный писк. Эл засмеялся, показав ряд ровных зубов. Эту свою первую встречу они потом вспоминали с улыбкой: он, прикрытый лишь одним тетушкиным махровым полотенцем, она — в дурацкой плюшевой пижаме с медведями. Человеку со стороны сразу бы подумалось, что из этих чудаков вышла бы идеальная парочка. Однако Мари вовсе не думала в таком ключе. Она лишь остроумно отшутилась, нарочито официально пожала ему руку (при этом Эл едва не уронил полотенце) и упорхнула в свою комнату. Тетушка Эрин была очень прозорлива и внимательная к тем, кто ей дорог, а потому не могла не заметить спустя пару месяцев, как изворотливо увивается ее родственник за Мари.

А увиваться ему предстояло долго и настойчиво. Никакие цветочки и конфетки не могли сломить твердую Машину отрешенность от всего любовного. Тем не менее, она всегда с очаровательной улыбкой на румяном лице разглядывала то оставленный на пороге букетик, то загадочную открыточку с еще более загадочным посланием. Долгое время она делала вид, будто ничего не замечает, надеясь, что через недельку-другую Элиот наконец уедет, так и не растревожив того кокона, в который закуталась Мари, держась со всеми прохладно и неприступно. Ее трезвая голова отказывалась прислушиваться к сердцу, которое ускоряло свой бег всякий раз, когда она провожала глазами стройный силуэт черноволосого Эла. «Этого нельзя, молчи! Только молчи!» — прямо-таки приказывала она сама себе, как только с языка ее хотела сорваться какая-либо неоднозначная реплика в его сторону. Тетушка Эрин держалась настоящей аристократкой: то есть беспощадно подглядывала украдкой за парочкой, когда они по воле случая оказывались вдвоем на лавочке в дворовом садике или в доме, но ни разу ничего не высказала по этому поводу.

«Ellie, don`t be such a disgrace for ya family!<sup>2</sup>» — частенько покрикивала Эрин на любимого племянника, когда ему случалось криво состричь траву у дома или опрокинуть таз с грязной дождевой водой на вымытый кухонный пол. Легкий ирландский акцент ее всегда забавлял Мари. Он очень шел добродушной Эрин и добавлял ей какого-то милого очарования. К тому же это нисколько не мешало им свободно понимать друг друга. Эрин была прекрасной и жизнерадостной женщиной с достаточно ядовитым чувством юмора. Все в этой английской старушке вызывало симпатию, каждому было о чем с ней побеседовать. На нижнем этаже, который занимала Эрин, почти всегда кто-то гостил. Порой она устраивала целые приемы, гостиная полнилась народом — в основном такими же старушками и дедушками, жившими по соседству. «Oh, feel free to do anything you want, just don`t bother my lovely Mariette!³» — каждый раз добродушно восклицала она, когда кто-либо из гостей чувствовал себя неловко.

Вообще и хозяйка, и ее квартирантка очень прикипели друг к другу. Многие вечера они проводили вместе за чаем, сидя у камина и беседуя обо всем на свете. Старушка Эрин очень любила слушать истории про Россию, литературу и кино. Да и сама она была замечательным рассказчиком. Эрин О`Рейли маленькой девочкой пережила войну, помнила сражения британских войск в Северной Африке против генерала Роммеля и восхищалась Черчиллем.

Тем временем без счета бежали дни, месяц сменялся месяцем, а Элиот словно и не планировал никуда уезжать. Много позже он признался тетушке, что ни за что не уехал бы без Мари. «Пусть по крови она русская, — говорил он. — Но в душе настоящая ирландка. Неужели бывает так, что рождаешься не в той эпохе или не в том государстве? Наверное, большое счастье все-таки обрести ментальную родину, да?» Он, уроженец Британских островов до мозга костей, говорил это, даже не подозревая, какому бесчисленному множеству русских людей посчастливилось родиться не в той стране.

— Что случилось с тобой в России? — однажды спросил он Мари, когда они прогуливались у небольшого дикого озера. Таких озер в этой местности встречается очень много, и все они прячутся за высокой травой на зеленеющих полях. Такой водоем можно заметить, только подойдя почти вплотную к его берегу.

— Знаешь, один близкий человек сказал мне, что боль, о которой ты слишком часто рассказываешь всем подряд, никогда не проходит. Прежде нужно позволить ране затянуться, а не бередить ее, иначе останутся уродливые рубцы, которые в будущем не сгладят никакие радости. Я обязательно все расскажу тебе, когда пойму, что больше не болит.

— Да, моя русская принцесса, — ответил он, улыбнувшись.

Сначала ее немного сбивал с толку его жуткий ирландский акцент. «Слава богу, хотя бы не шотландец!» — порой смеялась она. И хотя языковой барьер вовсе не был ее основной проблемой, некоторые специфические наречия ей все же не удавалось постичь. «Never mind, hon⁴» — только и говорил Элиот, когда новое ирландское словечко ставило Мари в тупик.

Прошло еще три месяца, в сухом воздухе залетали снежинки, и вскоре толстая шуба снега покрыла весь их тихий городок. К большому удивлению Мари, Элиот проявлял недюжинную упертость и продолжал терпеливо ждать ее расположения. После неудачного сражения началась осада — он планировал брать Мари измором. За время пребывания у тети он пару раз ездил в Белфаст по рабочим делам, а остальные месяцы помогал Эрин с домом. Этому гостеприимному большому жилищу давно требовался основательный косметический ремонт, а потому строительная суматоха затянула ее племянника с головой. Впрочем, он нисколько не возражал. Эл был мастером на все руки, особенно хорошо он справлялся с мелкими деталями: собственноручно собирал и разбирал до мельчайших винтиков часы, любил возиться с украшениями и камнями. На год знакомства он смастерил Маше подвеску из сплава разных металлов на серебряной цепочке. Тончайшей металлической проволокой вывел ее имя — Marie. Никак иначе он ее не называл, такая вариация имени возлюбленной нравилась ему больше всего.

Через полгода они вместе переехали в Бристоль, а еще спустя год сыграли свадьбу. Крепость пала, освободив самую прекрасную из принцесс и усадив ее на английский трон.

* * *

Мари тихим шагом зашла обратно в дом. Уже совсем рассвело, и всю кухню залило бронзой. Поставив чайник, девушка прошла в свой кабинет, служивший ей одновременно и комнатой отдыха. Это была небольшая коморка со скошенным потолком; белые стены делали ее визуально просторнее, прямо под окном вальяжно располагался плюшевый розовый диванчик. Маша любила сесть на него, положить ноги на подоконник и свесить их на улицу.

Подойдя к белому столику со стеклянной столешницей, она выдвинула самый верхний маленький ящик. Там аккуратными стопочками лежали всякие бумажные конверты, скрепки и стикеры. Среди всего прочего в самом углу была всунута сложенная вдвое измятая бумажка. Мари ни разу, уехав из дома, не развернула ее и даже не притронулась к ней, будто она была ядовита, однако зачем-то таскала эту макулатуру с собой, когда переезжала из квартиры в квартиру, из дома в дом. Теперь она аккуратно достала ее и приложила к щеке. Кажется, боль наконец-то прошла, и Маша позволила себе разбудить свои воспоминания, и они неудержимым потоком хлынули из недр ее подсознания, накрыв ее с головой.

Примечания

1

Набоков Владимир Владимирович (1899-1977гг.)/ «Письма к Вере»: Когда мы с тобой последний раз были на кладбище, я так пронзительно и ясно почувствовал: ты все знаешь, ты знаешь, что будет после смерти, — знаешь совсем просто и покойно, — как знает птица, что, спорхнув с ветки, она полетит, не упадет… Мы с тобой совсем особенные.

2

Элли, не позорь свою семью! (англ.)

3

О, чувствуйте себя как дома, только не беспокойте мою Мариетт! (англ.)

4

Не бери в голову, милая (англ.)