Время красивых людей

Елизавета Мусатова, 2021

Вчера жители мирного Белграда пили кофе, обсуждали футбольные матчи и болтали с соседями по очереди в супермаркетах. Сегодня они готовы убивать друг друга: кто – за идею, а кто – за наживу. Разделенный рекой город оказывается в одночасье охвачен военным переворотом. Пока на одном берегу устанавливается жесткая диктатура, на другом свирепствуют мародеры и вооруженные банды.Пятеро незнакомцев объединяются, чтобы выжить в челюстях гражданской войны и пробраться туда, где, по слухам, есть безопасный коридор. У бывшей военной журналистки, опального скинхэда, профессиональной содержанки, преподавателя танго и пожилой женщины в деменции нет ничего общего. И все же они вынуждены бороться с городом за жизнь и друг с другом за лидерство. Но еще сложнее оказывается бороться с призраками своего прошлого.

Глава 6

На улице пахло кисловатым дымом, паленой резиной и нежным липовым цветом. Алиса сначала приоткрыла дверь в подъезд и втянула носом запах, потом прислушалась и только тогда выглянула наружу. Никого.

На всякий случай подошла к остову машины, заглянула внутрь через открытую дверцу. Проверила водительское и пассажирское сиденье, бардачок, приборную доску. Нашла пачку мятных карамелек, дипломатический паспорт, зарядное устройство от телефона без самого телефона. На заднем сиденье лежала компактная дорожная сумка с выдвижной ручкой. Алиса открыла молнию и заглянула внутрь. Стандартный дорожный набор человека, который в любое время готов улететь спецбортом. У нее тоже такой был дома, до сих пор держала по привычке.

Алиса аккуратно застегнула сумку, вернула на место. Паспорт и карамельки переложила в свой рюкзак.

Маленький супермаркет, какие бывают в каждом квартале, оказался через два поворота. В таких магазинчиках пахло молотым кофе и конфетными обертками, а кассир на входе обычно приветствовал посетителей неизменным «Добрый день, сосед!», даже если заходил случайный турист. Сейчас магазин скалился битым стеклом окна и двери. Дверь изнутри была подперта стеллажом, на заднюю стенку которого с улицы кто-то криво налепил отпечатанную на принтере листовку.

«Новая Сербия — единая Сербия»

Алиса отклеила листовку, свернула пополам и убрала в задний карман джинсов. Встала под окном, прислушалась. Тихо, только холодильник гудел где-то в глубине. Алиса расстегнула молнию на рюкзаке, просунула внутрь руку до самого дна, сжала кулак и в несколько ударов выбила оставшееся по нижнему краю оконной рамы стекло. Еще послушала. Тишина.

Стиснула зубы, когда забиралась на подоконник: колени заворчали. Оперлась рукой, осторожно спустила ноги на пол. Прищурилась, чтобы глаза быстрее привыкли к темноте. Выкладка на полках во таких магазинах была примерно одинаковой, и Алиса пошла вдоль, привычно снимая с них банки с паштетом, мясными консервами с овощами, пачки крекеров, чайные пакетики и разовые упаковки растворимого кофе. Ближе к концу нашла стеллаж с бытовой химией, упаковала зубные щетки, пасту, бутылочки с антисептиком, пачку прокладок. Обогнула полку в поисках отсека с печеньем.

Кто-то одной рукой сгреб ее за плечи в жесткий захват, а другой ладонью зажал рот.

— Нишкни, — сказал голос на ухо. — Ща приотпущу, а ты тихо скажешь, кто и зачем. Да?

Алиса коротко кивнула.

Ладонь немного отпустила, и она смогла вдохнуть. От руки слабо пахло металлом, оружейной смазкой и картофельными чипсами.

— Пресса, — она выдохнула в ладонь.

— Акцент чей? Словенка? Пресса чья?

— Русская.

Хватка на плечах ослабилась. Невидимый человек развернул ее к себе и всмотрелся в лицо. Алиса смотрела в ответ, запоминала. Лицо круглое, нос картошкой, бритый налысо. Татуировки по шее. Широкоплечий, на голову выше, а щеночек еще, лет двадцать пять. Несмотря на теплый день, в плотной черной куртке.

— Русская? А на шее что, крестик?

Он ткнул пальцем в цепочку. Алиса кивнула.

— Наша, значит. Братишка.

Будь это и впрямь обычная встреча в супермаркете, Алиса бы отмолчалась. На привычные уже фразочки о славянском братстве и «нас и русских вместе — триста миллионов», которых Алиса за три года наслушалась от таксистов, продавцов и собачников во дворе, она теперь только машинально кивала. Сейчас зацепилась:

— Ваша — это чья?

— Наша, сербская.

— Какой Сербии?

— Так нашей, — повторил парень. — Единой Сербии. Другой и нет. Звать как?

— Алиса.

— А я Марко. Можешь Маки, как для своих. Чего тут забыла, русская пресса?

С такими людьми нужно было четко и коротко, пока не расслабятся хоть немного. А еще с такими людьми нужно правду.

— Попали в осаду. Нас двое. Будем из центра выбираться, когда на улицах уляжется. Пока нужны продукты. Поделишься, Маки?

Марко хмыкнул.

— Бери, для своих не жалко. Не уляжется только.

— Расскажи, что знаешь.

Марко только головой помотал. Повернулся к полке, пошарил в темноте, хрустнул пакетом с чипсами. Вытянул из пакетика сразу пясть и умял в рот. Протянул пакетик Алисе, и она вежливо достала тонкий картофельный ломтик, от которого шел химический дух обсыпки, маскирующейся под бекон.

— Центр отрезан, — хрустел Марко. — И завтра будет, и послезавтра. Все районы отрезаны. Наши сейчас кучкуются, сегодня у них захват точек. Если жандармюги шибко толкаться будут, то завтра тоже будут выбивать, а может, и послезавтра. Как выбьют — обращение сделают. Слышь, русская, а у тебя радио есть?

Алиса прокрутила в голове квартиру. Приемника она не припомнила, но мог найтись где-то в кладовке. «Магнитола». Заведет машину от проводов.

— Есть. Зачем?

— Говорю же, наши по радио обратятся, как точки захватят.

На рассказ ушло полтора пакета чипсов, которые Марко все так же жадно ел горстями. Слова падали изо рта вперемешку с крошками. Алиса запоминала все: как готовили очаги восстания во всех крупных городах страны, как дипломатическим представительствам заранее слили наводку и совет эвакуироваться, пока страна не будет отрезана от остального мира, как составляли карту точек, которые нужно одновременно занять, и заранее подсаживали нужных людей, чтобы в одночасье легла сотовая связь, а по телевизору шел только белый шум. Новости собирались передавать по радио. Алиса спросила, как быть с тем, что радио сегодня никто, кроме таксистов, не слушает, и Марко горячо заспорил.

— Почему не телевизор хотя бы?

— Потому что телек весь прогнил насквозь со своим американским говном. Пускай те, кто смотрят, посидят пару дней в тишине, уши прочистят.

— Средневековье какое-то, — прошептала Алиса по-русски.

Марко нахмурился, и она покачала головой: ничего, мол. Тогда он подвел итоги:

— В общем, еды бери с запасом. Завтра никуда не пойдете, послезавтра, скорее всего, тоже. А по улицам сейчас лучше не надо, там патрули будут. Пока пропуска не оформят, не шастай.

— А где пропуска будут оформлять?

— Не знаю. По радио скажут.

— А когда оформят, что потом?

— Смешная ты, русская. Кто ж тебе скажет?

— Ну, есть же какой-то план?

— План есть, — Марко уверенно тряхнул головой.

— Какой?

— По радио скажут, — повторил он и потряс головой, как собака, которой после купания попала вода в ухо, как будто хотел вытрясти неудобный вопрос.

Алиса помолчала. Незачем было говорить про десятки таких вот Марко, только Даянов, Каримов и Адджо, которые смотрели в точку, которую считали концом, и не знали, что с нее все только начинается. Даяны, Каримы и Адджо всегда верили, что новый мир вырастет как картонный замок на фоне леса в детских книжках-раскладушках, и не верили, что кто-то наверху уже выдрал страницы из этой книги с мясом и пустил на растопку.

Марко бросил на пол опустевший пакетик. Алиса наклонилась, чтобы его поднять. Скомкала, убрала в задний карман джинсов.

— Послушай, — сказала она. — Здесь радио нет.

Марко, который только что вскрыл с хлопком новую пачку, с набитым ртом сказал только «мгмн».

— Тогда почему ты здесь сидишь?

Хрумканье прекратилось, и Марко с набитым ртом ответил:

— А что, проблемы?

— У меня — только в том, чтобы вернуться с продуктами.

— Ну и у меня все хорошо.

— Ну, хорошо, раз хорошо.

Она нарочно неторопливо начала собирать оставшееся по списку. Когда рюкзак был забит под завязку, взяла на кассе два пакета и так же методично загрузила их. Пока собирала, прислушивалась, как Марко выбрасывает обратно на полку недоеденные чипсы, хлопает дверцей холодильника, вскрывает бутылку газировки, снова берется за пачку и снова выбрасывает. Алиса ждала, кто сдастся первый. Возможно, стоило подождать еще немного, чтобы выиграть этот молчаливый поединок. Если бы в квартире ее никто не ждал, она бы выждала. Но спокойствие соседних улиц могло оказаться недолгим. Нужно было возвращаться.

— Маки? Чипсы закончатся. Кола тоже. А у меня есть радио.

Марко постоял в темноте, побулькал горлышком бутылки.

— Почем знать, что ты меня не сдашь?

— Кому? Патрулям, которые меня же первую заберут без пропуска?

Когда он не ответил, Алиса добавила:

— Уговор. Я тебе — радио, безопасное убежище и план. А ты расскажешь, почему сидишь тут без приемника, в темноте, один, без своих товарищей.

В темноте раздались быстрые шаги, и Алиса едва успела увернуться в сторону, когда Марко быстрым шагом пошел прямо на нее.

— Ты что знаешь о моих товарищах?

— Ничего, — Алиса на всякий случай встала за металлическим лотком для выгрузки продуктов на кассе, чтобы между ней и Марко была хоть какая-то преграда. — Но достаточно. С тобой что-то случилось, Маки. Что-то нехорошее. Тебя кинули.

Марко жахнул кулаком по лотку так, что тот гулко гуднул.

— Завали! Никто меня не кидал, поняла? Они товарищи! Они свои! По одной твари обо всех не судят, ясно?

Алиса подняла руки ладонями наружу.

— Ясно. Поняла.

— Вот и завали! Откуда все знаешь, рассказывай!

— Ты сам все рассказал. Сказал же: «наши». Знаешь про план, но сам почему-то не помогаешь «своим» его реализовывать. Ждешь сигнала по радио там, где радио нет. Боишься, что я тебя сдам. Я просто сопоставила.

Марко замолчал, только тяжело засопел. Алиса ждала.

— Ладно, — сказал он, наконец. — Пошли. Обожду до сигнала.

У Марко не оказалось рюкзака, но на пару они приспособили его куртку в качестве переноски, загрузили наполовину нужными продуктами, а наполовину всем, чем он сам захотел — пацанским баловством. Спросил, кто с Алисой, узнал про Мику, добавил шестерку пива.

На улицу выбрались через окно. Алиса полезла в карман, достала обертку и выкинула в литую урну при входе. Марко ничего не сказал.

К дому шли вдоль стен. Прислушивались. Воздух без привычных вечерних городских звуков ощущался ограбленным как магазин, из которого они шли.

Подъезд встретил все той же гулкой тишиной, которой провожал Алису на вылазку. Когда поднялись на площадку, Алиса постучала в дверь, и, после замерших в ожидании улиц, звук показался слишком громким, заметался пойманной мошкой в барабанных перепонках. Прошла, кажется, вечность, когда в ответ раздалось тихое пошаркивание изнутри.

— Свои, — сказала Алиса обшивку. — Свои.