Время красивых людей

Елизавета Мусатова, 2021

Вчера жители мирного Белграда пили кофе, обсуждали футбольные матчи и болтали с соседями по очереди в супермаркетах. Сегодня они готовы убивать друг друга: кто – за идею, а кто – за наживу. Разделенный рекой город оказывается в одночасье охвачен военным переворотом. Пока на одном берегу устанавливается жесткая диктатура, на другом свирепствуют мародеры и вооруженные банды.Пятеро незнакомцев объединяются, чтобы выжить в челюстях гражданской войны и пробраться туда, где, по слухам, есть безопасный коридор. У бывшей военной журналистки, опального скинхэда, профессиональной содержанки, преподавателя танго и пожилой женщины в деменции нет ничего общего. И все же они вынуждены бороться с городом за жизнь и друг с другом за лидерство. Но еще сложнее оказывается бороться с призраками своего прошлого.

Глава 10

Белград горел.

Город, который назывался белым, всегда был серым зимой и зеленым летом. Сейчас он окрасился в рыжий от огненных всполохов и черный от гари и копоти. В черно-рыжем городе люди кричали, плакали, ругались, хохотали, матерились и выли на разные голоса. Выносили воду в мисках и пластиковых ведрах, передавали тару друг другу, пытались загасить то, что горело. Кто-то догадался вынести из подъезда огнетушитель, и к общей какофонии примешивался теперь звук бьющей из раструба пены.

Дым царапал легкие, кислый запах забивал ноздри. Воздух стал плотнее. В нем было тяжело идти и дышать, словно в дурном сне, когда идешь по пояс в реке, а вода, вязкая и похожая на нефть, сковывает ноги. То и дело где-то бухало, и до них докатывалось эхо. Танки, определяла на слух Алиса.

Как вчера идти не получалось. На этот раз Алиса толкалась локтями и плечами. То ее кто-то задевал, то она кого-то. На ходу выискивала бреши в толпе, ныряла в них, и всю дорогу уже привычно чувствовала затылком и шеей, что за ней идет Мика, держит за руку госпожу Марию, а за ними замыкал Марко.

Свернули было по старому маршруту, через Ресавску — к широкой Кнеза Милоша, но нарвались на баррикаду, уже не на скорую руку из подручных средств, а грамотно возведенную. Металлические заслоны, которые использовались в мирное время для дорожных работ и массовых мероприятий, были укреплены джутовыми мешками с песком. Вдоль стояли люди в жандармской униформе пополам с ребятами в таких же, как у Марко, черных пухлых куртках. Алиса развернулась и впервые с выхода из квартиры встретилась взглядом с Микой. Мазнула глазами по госпоже Марии, наскоро оценила, как на удивление бодро шла пожилая женщина, и как на ее лице не было ни растерянности, ни страха.

Пошли по другой улице, но снова вышли к баррикаде. Вместо жандармов стояли люди в штатском, с одним из них спорил рослый пузатый мужчина в резиновых шлепанцах и ветровке поверх несвежей футболки.

— Слушай, брат, понимаешь, брат, дом у нас вон там, горит. Как так-то, брат? Ну сделай что-нибудь, брат.

— Не положено.

— Брат, ну вы ж тут сила, ну хоть пожарных вызвать.

— Город перекрыт. Подождать надо.

— Чего ждать-то, бре? Чего?

— Город перекрыт, — повторил полицейский, а когда мужчина в шлепанцах попробовал еще раз, замахнулся прикладом автомата. Мужчина по-щенячьи взвизгнул и потрусил в другую сторону, шлепая задниками и натыкаясь на спешащих навстречу людей.

Попробовали другую улицу. Идти становилось сложнее, людей прибывало. Все подступа к крупным центральным улицам оказались перегорожены баррикадами. Из центра стали доноситься крики и отдаленные щелчки оружейных выстрелов. Где-то рядом горели здания, и поднявшийся ветер разносил пепел и удушливый запах. Вместе с ними в воздухе на ветру метались лоскутки слов и слухов: взяли Парламент, вешают президента. Да нет, заслали мирных парламентеров, будет добровольная передача власти. На небоскребе «Београджанка» снайперская точка, будут стрелять всех, кто в зоне видимости и не в военной форме. Да нет, на самом деле там вертолетная площадка, только непонятно: кто-то будет улетать из города или наоборот, прилетать, а если прилетать, то что привезет с собой — новости, листовки, паспорта, оружие?

Когда почти дошли до очередного кордона, Алиса встала на углу здания, прижалась спиной к стене так, чтобы беспорядочно снующие люди ее не задевали. Мика с госпожой Марией подошли почти сразу, Марко подоспел через несколько секунд.

— Чего стоишь, русская?

— Наблюдаю. Помолчи, пожалуйста, две минуты.

Алиса смотрела на мужчин в синей униформе, которые держали переход закрытым.

Она вспомнила, как в прошлом году в день белградского прайда оцепили центр по периметру маршрута радужной колонны и выставили кордоны. Было воскресенье, и полицейские были так же недовольны, как и люди, которые хотели пройти в кино или любимую кофейню, а вынуждены были разворачиваться и на ходу менять планы.

Алиса тогда не попала в единственный открытый супермаркет на районе, который по воскресеньям закрывался в три, и до понедельника дома оставался только кофе. Она подошла к оцеплению, чтобы узнать, что к супермаркету сейчас нет ни одной открытой дороги, угостила мрачного полицейского по имени Жаре зажигалкой и минут десять поговорила с ним о том, что в охране улиц после футбольного матча между «Партизаном» и «Црвеной звездой» стоять хуже, и что так-то он ничего против не имеет, пока «эти» занимаются своими «этими штучками» дома за закрытой дверью, а вообще известно же, что главный человек на букву «п» в стране — президент Вучич, который отъел себе щеки хоть на хлеб намазывай.

Интересно, в каком карауле стоял сегодня Жаре. Знал ли он, как вешали вчера чучело из радужного флага вместо людей, которых он в прошлом году должен был охранять.

— Ты кого-то знаешь из тех парней, Маки?

Алиса кивнула в сторону кордона. Марко прищурился, присмотрелся.

— Не признаю вроде.

— Тогда подойди к ним, пожалуйста, вон к тому, второму справа. Поговори.

— О чем?

— Спроси, какие улицы перекрыты, куда отсюда вообще можно сейчас попасть.

— А куда мы хотим?

— На Баньицу, — сказал Мика.

Оба повернулись к нему, и Марко поцокал языком:

— Тебя не спросили, танцор балета.

Мика ему не ответил, посмотрел на Алису. Она встретила его взгляд и едва заметно кивнула. Они дали друг другу обещание, каждый свое. Ее танцевальные кроссовки остались в квартире, ее час в бережных руках Мики остался в разоренной школе, и не было совершенно никакого смысла требовать, чтобы обещания мирного времени имели хоть какой-то вес, когда горит город. Но ее обязательство Мике было сделано принесено после того, как их время разломилось надвое, разделилось на «до» и «после». Все слова данные «после», должны были исполняться, иначе какая вообще цена могла быть у слова? А кроме слов у Алисы никогда ничего и не было.

— На Баньицу, — сказала она. — Спроси их про Баньицу.

— А чего не ты?

— У меня акцент. Примут опять за словенку, проблем не оберемся. А даже и за русскую, я же не знаю, кто у них сейчас в фаворе.

Она умолчала о том, что знает таких мужчин, как этот второй справа. С другими мужчинами они поделятся и новостью, и шутейкой с крепким словцом, и сигаретой, но стоит с ними заговорить женщине, как слова проходят насквозь, колышут что-то легонько внутри как тюль на ветру, но не задевают ничего по-настоящему так, чтобы получить ответ.

— Ладно, спрошу.

Марко помялся с ноги на ногу, а потом все так же вразвалочку зашагал к заграждению. Шел широким шагом, но Алиса со спины видела, как он горбится в холке, как подбирает плечи и вжимает голову. Смотрела, как подошел к кордону, спросил о чем-то, выслушал короткий ответ. Полез в карман, достал пачку сигарет, и полицейский вытащил одну, а потом и его соседи слева и справа угостились. Зажигалки у них были свои.

Марко убрал пачку в карман и еще что-то сказал. Алиса всматривалась и пыталась прочитать по губам, что отвечали ему мужчины в форме. Даже не заметила, как за плечом потеплело. Мика встал за спиной, тоже всмотрелся через ее плечо. Алиса коротко резко вдохнула, да так и задержала воздух. Сердце, бившееся чаще от тяжелого заплыва по заполоненным людьми и паникой улицам, замерло кроликом, который только робко прял длинными ушами и косил круглыми глупыми глазами.

— Долго они, — сказал Мика.

— Все в порядке, — шепотом ответила Алиса, все еще глядя в одну точку и не поворачивая головы — Смотри, Марко голову вжимать перестал. Вытянулся. Повыше стал. А тот, в форме, наоборот, плечи опустил. Расслабился. Пачку ему отдай, Маки, у них же своё закончилось. Давно стоят. И с дисциплиной у них жестко.

— Ты откуда знаешь?

— У всех троих сигарет нет. Давно бы уже кого-то послали. Если не к своим, то в ближайший ларек. Тем более, там сейчас даже платить не нужно. А у прохожих не стрельнули. Не положено, значит, заговаривать. Хорошо, что Марко пошел. Он, считай, свой. Потому и говорят сейчас. Давай, Маки, пачку.

Марко как будто ее услышал, снова полез в карман и протянул помятую уже пачку полицейскому. Тот принял с коротким кивком. Подержал в руке открытой, пока товарищи растащили себе по несколько штук, остальное убрал в нагрудный карман форменной куртки. Что-то сказал. В разговор теперь втянулись двое остальных. Хохотнули чему-то. Один приятельски хлопнул Марко по плечу.

— Молодец, — одними губами сказала Алиса. — Ну какой же ты молодец.

Мика шепотом сказал свое фирменное «х-ха», ухо и висок обдало теплым воздухом. Алиса все-таки чуть повернула голову, скосила глаза, попробовала его рассмотреть. Видно было только, что Мика смотрит мимо, следит за Марко так же внимательно, как и она сама, и губы у него поджаты. Марко ждал, пока полицейский отцеплял от пояса рацию и коротко связывался с кем-то. Выслушал. Кивнул. Повернулся и направился обратно. У виска сразу стало холодно. Мика сделал шаг назад.

— Кордоны везде, — сказал Марко. — Здесь просто с людьми, а дальше от центра еще с брониками, где сектора еще не поделили толком. Ну, с машинами. Связь по рациям. В сторону Нового Белграда никого не выпускают. На Баньицу тоже, но ребята помогли. Нас пропустят через два кордона. Только быстро надо, пока патрули не сменились, а то новые уже не в курсе будут.

Алиса вытащила телефон и посмотрела на время.

— Мы почти за сорок минут прошли столько, сколько раньше прошли бы за пятнадцать максимум. До Баньицы отсюда было бы час с лишним. Сейчас хорошо, если в два с половиной уложимся.

— И что? — спросил Марко.

— И что? — одновременно спросил Мика с вызовом.

— Идти придется быстрее. Мы сможем быстрее, Мика?

Он посмотрел на госпожу Марию, которая рассеянно поглядывала по сторонам и шевелила губами. Наверное, снова вела диалог с голосами в своей голове.

— Госпожа Мария?

На соседней улице раздалась автоматная очередь, и ждать ответа стало бессмысленно.

— Идем, — Мика дернул ее за руку.

Они побежали вместе с толпой.

До собора святого Савы они дошли почти за час. За два дня город изменился, как будто и не было старого ленивого Белграда. Чем ближе к храму, тем меньше Алиса узнавала улицы. Раньше они были заполнены пестрыми персонажами, от модных тонконогих девочек с голыми лодыжками между узкими штанинами джинсов и леопардовыми кроссовками, до пожилых господ с импозантными сединами, в пальто, толстых роговых очках и с трубкой. Сейчас, когда они отошли от места взрыва и вздернутая паникой толпа разредилась, стали попадаться совсем другие персонажи.

Шли траурные долгополые священники, и за каждым по двое-трое крепко сбитых молодчиком с бритыми затылками. Молодчики шли словно гвозди в тротуар вбивали, с высоко поднятыми головами, поджатыми губами, прищуренными глазами, как будто смотрели на мир через невидимый кружок снайперского прицела.

Попадались люди в военном, и совсем мало в штатском. Ни одной женщины.

На их группу, в которой женщин было аж две, недобро смотрели.

— Поменяемся, — сказала Алиса.

Марко хоть и поворчал, но согласился, чтобы с ним первым шел Мика. Мика до последнего держал руку госпожи Марии, и Алиса видела, как не хочет он ее отпускать и, что обиднее, отдавать Алисе. «Я взяла фотографию, — хотела сказать она. — Я закрыла дверь на ключ и спрятала его под ковриком». «Посуда осталась грязной, стекло на полу», — возражал голос Мики в ее голове.

Алиса подставила ладони лодочкой и одними губами сказала: «Пожалуйста». Только тогда Мика вложил в них морщинистую теплую руку. В этот момент с неба зарядил мелкий колкий дождь, унылый, как статическое электричество по радио, как стакан остывшего молока с пенками, как февральские вторники, как казенный бутерброд на борту задержанного на три часа рейса, словом, как самые изощренные пытки, выдуманные человечеством, из которых неизвестность — самая страшная.

Под эти дождем они вышли на мощенное плиткой плато перед храмом.

Раньше здесь били фонтаны в маленьких бассейнах из белого мрамора, продавали попкорн со стилизованной под карету вишневой тележки, целовались парочки, сидели по скамейкам собачники и родители, пока их питомцы и дети с восторгом плескались прямо под струями воды, и заводили свое напевное «дай вам бог счастья, здоровья» профессиональные нищие. Сейчас похоронного вида мужчины на фоне траурной черной толпы устанавливали на фонарных столбах с затейливыми завитушками громкоговорители. Толпа переминалась с ноги на ногу и негромко гудела как линии электропередач в грозу. То тут, то там вздымались в воздух деревянные древки с иконами и хоругвями, с аляповатыми плакатами, на которых, помимо хорошо известных Алиса слоганов про НАТО, Ватикан и католиков, геев, Косово и обязательную вакцинацию, теперь были и знакомые по листовке «Новая Сербия — единая Сербия» с гербом. Алиса присмотрелась — герб остался старым, с короной и двуглавым орлом под витыми золотыми шнурами на багровом фоне.

Завидев зеленые купола с золочеными крестами, Марко размашисто перекрестился. Мика наморщил нос и отвернулся в сторону, и парень это заметил.

— Проблемы, танцор балета?

— Веришь в бога?

— Ты нет, что ли?

Мика пожал плечами. Марко сдвинул брови, но продолжил класть кресты. Зашевелил губами, зашептав быструю молитву. Алиса выхватывала отдельные слова из скороговорки, и похоже было, что это не импровизация, а накрепко записанный в память текст. Уловила «братишки», «мамуля» и «спасибо и сохрани». Мужчина, который закончил с громкоговорителем на ближайшем столбе, одобрительно кивнул, а когда спустился по лестнице, хлопнул Марко по плечу.

Мика фыркнул так громко, что, кажется, даже толпа на мгновение замерла. Мужчина повернулся к Мике. Набычился. Прищурился. Открыл рот.

Марко шагнул к мужчине, поднимая на ходу руки ладонями вовне.

Алиса шагнула к Мике, встала, закрыв его наполовину плечом.

Госпожа Мария положила птичью лапку на предплечье мужчины, улыбнулась и со словами «Христос воскрес!» приподнялась на цыпочки и трижды поцеловала воздух по обе стороны его лица.

Прищур разгладился, но теперь между бровей пролегла резкая вертикальная складка. Мужчина посмотрел на госпожу Марию и спросил:

— Это чего?

— Это бабка наша, — поспешил Марко. — С головой чутка не в ладах, но ты не смотри. Она наша, правильная. Привели вот посмотреть, какие дела творятся. А на малого не смотри, говорю же. Малёк еще. Воспитываем вот с сестренкой, как можем.

Мужчина пожевал губами, но, в конце концов, сплюнул прямо на брусчатку и сказал:

— Вел бы ты их отсюда. Тут пока свои только. А посмотрите, когда закончим. Недолго уже осталось.

Протянул Марко руку, коротко пожал. На Алису с Микой не посмотрел, зато наклонился к госпоже Марии и по слогам почти сказал:

— Воистину воскрес, госпожа!

Та протянула ему руку в ответ, и он, помедлив, взял ее двумя руками и осторожно пожал. Буркнул:

— Давайте-ка отсюда!

Развернулся и через несколько шагов влился в толпу, растворился среди таких же черных людей.

Громкоговоритель кашлянул. Икнул. Из него полился тот же джингл, который они слышали по радио во время трансляции новостей. Все трое вслушались, но вместо голоса диктора за джинглом затянулся молебен. Его подхватил чей-то голос в толпе, а за ним и другие. По улицам, пустым без машин, собак, людей, трамваев и уличных торговцев попкорном и сувенирами, понеслось эхо. Пришли в движение плакаты и хоругви. Заходила аморфная масса, принимая структуру. Вот уже выстроилось заглавие колонны, вот за ней организовывалась широкая человеческая река.

— Какие лица, — сказала себе под нос Алиса.

— Какие лица? — переспросил Марко.

Она только плечами пожала.

— Слышь, русская. Не трожь. Они тебя не трогают, и ты не трожь. Верят люди в Спасителя, тебе чего с этого?

— Они уже потрогали весь город, — тихо сказал Мика.

— Слышь! Танцор балета! Русская, уйми его, а?

Мика весь подобрался, подался грудью вперед, вытянулся макушкой в небо, как будто встал в танцевальную стойку. Скрестил руки на груди.

— Унимать нужно не меня.

Алиса все еще загораживала Мику плечом от уже несуществующей опасности, и сейчас развернулась к нему. Прищурилась. Дернула крыльями острого носа.

Хотела сказать, что он и так всю дорогу молчал, ни полсловом с ней ни обмолвился, когда не говорил, что ему нужно остаться в школе, что в супермаркет нужно взять деньги, что чужие припасы есть нельзя, что полубезумная пожилая женщина пойдет с ними, что вся группа поведет его на Баньицу через полицейские кордоны. Говорил всегда о том, что нужно ему, и ни разу о том, что нужно им. Молчал, когда Алиса сидела у окна в солнечном свете. Молчал, когда она держала в руках новенькие кроссовки. Не тот момент Мика выбрал, чтобы заговорить. Раньше нужно было, слышишь? Нужно было раньше!

— Сейчас помолчи, пожалуйста, — сказала Алиса.

— Вот это правильно! — сказал Марк.

— Ты тоже. Сейчас говорить буду я. Я буду говорить, пока мы не дойдем до Дединья, а потом…

Кашлянул громкоговоритель, и высокая чистая нота молебна сорвалась в визг.

— Потом, — сказала Алиса, глядя мимо Мики, — я тебя там оставлю, и сможешь говорить, что захочешь. Идем.