Время красивых людей

Елизавета Мусатова, 2021

Вчера жители мирного Белграда пили кофе, обсуждали футбольные матчи и болтали с соседями по очереди в супермаркетах. Сегодня они готовы убивать друг друга: кто – за идею, а кто – за наживу. Разделенный рекой город оказывается в одночасье охвачен военным переворотом. Пока на одном берегу устанавливается жесткая диктатура, на другом свирепствуют мародеры и вооруженные банды.Пятеро незнакомцев объединяются, чтобы выжить в челюстях гражданской войны и пробраться туда, где, по слухам, есть безопасный коридор. У бывшей военной журналистки, опального скинхэда, профессиональной содержанки, преподавателя танго и пожилой женщины в деменции нет ничего общего. И все же они вынуждены бороться с городом за жизнь и друг с другом за лидерство. Но еще сложнее оказывается бороться с призраками своего прошлого.

Глава 4

Голос монотонно бубнил, словно читал заупокойную молитву. Слов было не разобрать, хотя звуки раздавались совсем близко.

Алиса прижала палец к губам, потом ткнула себя в грудь и стрельнула глазами в угол. Мика покачал головой. Когда Алиса встала, он поднялся за ней. «Сядь», — сказала Алиса одними губами, без звука. «Нет», — так же ответил он.

Бормотание стало громче, и в нем уже можно было различить отдельные слова:

–…ну как же так, мы же собирались ехать на море…

Они переглянулись. Мика вскинул брови, и на мгновение лицо у него стал точь-в-точь, как когда кто-то из подкрашенных возрастных учениц пытались флиртовать с ним на уроке.

— «На море», — все так же губами сказал он. И повторил, уже шепотом: — На море!

Голос стал громче:

–…а он мне говорит: «Маца, в этом году мы никуда не едем», но ведь знает же, что врачи прописали ему ежегодный морской курорт для сердца.

Мика хихикнул и опустился обратно на кухонный диван. Алиса позвала:

— Эй!

Но голос не только не ответил, а даже не прервался.

–…ты же знаешь, какой он упрямый, мой Йоца.

Звук шел из дальнего угла, отгороженного кадкой с фикусом. Алиса бросила быстрый взгляд на Мику, но Мика в ответ даже не посмотрел. Тогда она развернулась и пошла на голос.

— Эй! Вы меня слышите? Меня зовут Алиса. Это Мика. У вас было открыто.

За фикусом она нашла дверь, крашенную в цвет стены. Постучала тихонько. Рассказ про море и упрямого Йоцу не прерывался. Тогда Алиса надавила на ручку и осторожно потянула дверь на себя.

Первое, что она увидела, были старческие руки с узловатыми пальцами в прозрачных сетчатых перчатках. Руки аккуратно лежали на коленях поверх темной ткани строгой юбки. Лицо закрывали поля шляпки. За спиной дамы тянулись деревянные полки под потолок, почти пустые, со случайными стеклянными банками и бутылками то тут, то там. Кладовка. Посреди которой почему-то стояло кресло-качалка. Дама покачивалась в нем и продолжала говорить с кем-то, кого в помещении не было:

— Так что мы с Йоцей остались в этом году дома, ну и хорошо, главное, что в командировки не едет, проведем время вместе, осень уже скоро, а там и новый год, а в новом году все будет по-новому, правда, дорогая?

— Вы меня слышите? — попробовала еще раз Алиса.

— Она не глухая, — сказал Мика почти в ухо, и Алиса вздрогнула. Не слышала, как он подошел этой своей скользящей неслышной поступью. — Это деменция. Она просто не знает, где она, и разговаривает с кем-то в воображении. Видишь, какие у нее глаза?

Глаза у дамы были мутные, словно оконное стекло в конце долгой зимы, которое ни разу не мыли за весь год. Наверное, никого, кроме воображаемых собеседников, такие глаза рассмотреть и не могли.

— Это хорошо, — шепотом ответила Алиса. — Значит, все по плану.

— Какому плану?

— Который придумаем. Подвинься, пожалуйста.

Когда Мика, еще не понимая сути просьбы, шагнул назад, она вышла вслед за ним из кладовки и закрыла дверь.

— Что ты делаешь? Ты что, ты ее так оставишь?

— Мика, ее давно оставили. И родственники, судя по квартире, и разум. Она нас даже не видит.

Алиса хотела сказать что-то не то. Хотела объяснить возмущенному мальчику, что иногда нужно делать выбор, и если она что-то понимала в происходящем — а она понимала больше, чем хотела бы — то таких выборов им в ближайшем будущем придется делать много. Что Мика уже оставил школу, значит, сможет оставить и пожилую хозяйку квартиры в деменции, и лучше это сделать прямо сейчас, потому что чем больше он будет про это думать, тем труднее будет решиться.

Солнце за окном успело сменить позицию, и теперь лицо Мики пополам пересекала полоска света, который просачивался через щель в шторах. Он прищурился и шагнул в сторону, чтобы выйти из луча. Сказал:

— Нет.

Взялся за ручку. Открыл дверь.

–…и обязательно, обязательно приезжайте, чтобы на следующую Славу подгадать, мы вас ждем! Ну все, все, душа моя, целую тебя, скоро поговорим. Маленьких за меня обними, и мужу привет. Мне пора, у меня гости.

Дама умолкла на секунду, вздрогнула, как будто кто-то щелкнул невидимым рычажком, и повернула голову к двери. Теперь Алиса разглядела, что глаза у нее совершенно нормальные, никакой мутью не подернутые. Живые глаза.

— Добрый день, — сказала дама. — Как я могу вам помочь?

Мика обернулся и посмотрел на Алису. Еле заметно покачал головой из стороны в сторону. Развернулся обратно к хозяйке квартиры, подошел, медленно согнул ноги и элегантно присел так, чтобы оказаться с ней вровень.

— Добрый день, — сказал он. — Не бойтесь, пожалуйста. Меня зовут Мика. Мы зашли к вам с улицы, у вас было не заперто.

Голос его звучал совсем не так, как только что в разговоре с Алисой. Он сочился какой-то нежностью, которую Алиса от него не слышала даже на занятиях. Как будто весь он превратился в солнечный луч, прорвавшийся в помещение сквозь плотные шторы, и купал в своем тепле пожилую женщину, которая медленно сняла перчатки и взяла его узкую изящную кисть в свои морщинистые руки с толстыми венами.

— Ты такой хороший мальчик, — сказала она. — Спасибо, что пришел навестить нас с Йоцей. Йоца! Йоца, почему ты не сказал, что у нас гости? Позвони в пекарню, пусть принесут рогаликов! С повидлом! Вечно он так, гостей позовет и даже не скажет. Ну ничего. Сейчас все будет. Давай-ка я пока сварю тебе кофе.

— Нет, давайте я сварю вам кофе, — ласково сказал Мика.

— Я здесь хозяйка, я и кофе варю. Ты пока присядь и расскажи, что у тебя нового. Как в школе, успеваешь?

Алиса наблюдала за ними, привалившись плечом к дверному косяку. Дама, кажется, ее и не видела. Когда она встала со стула и пошла в кухню, то даже головы не повернула в сторону Алисы. Как и Мика, который вышел следом, только уголком губ дернул на словах про школу.

Хозяйка направилась к плите, пожурила вслух Йоцу, который вечно все продукты достанет, а за собой не уберет, и достала из ящика, который Алиса не успела исследовать, пачку кофе. Отмерила три ложки с горкой в закопченную турку, залила водой и поставила на плиту. Поплыла обратно в кладовку и взяла с полки бутылку. Выставила на стол три кофейных чашечки и три чоканя — маленьких стаканчика для ракии. Третий, поняла Алиса, вовсе не для нее, а для невидимого Йоцы.

На плите зашипел кофе. Понесло крепким ароматным духом. Дама ловко сняла турку и сноровисто разлила пенную темную жидкость. Протянула бутылку Мике.

— Ну-ка, будь джентльменом, разлей.

Мика принял бутылку двумя руками. На его лице, все еще подсвеченным нежностью, расцветала первая за день улыбка. Расцветала — и стерлась, как только перевел взгляд с дамы на бутылку.

— Госпожа, — сказал он. — Она пустая.

— Как пустая? Вот негодник! Йоца, ну как так можно? Ты подожди, пожалуйста, я его сейчас приведу. Прилег, наверное, с книжкой, и задремал.

— Госпожа, подождите…

Но хозяйка квартиры уже взяла курс на спальню. Только тогда Алиса сделала шаг в кухню от дверного проема. Мика перевел на нее взгляд, и свет на его лице погас. Она направилась к шкафчику с посудой, мазнула глазами по трем оставшимся парам кофейного сервиза, и взяла большую кружку с видом Белграда на боку. Поставила рядом с плитой. Взяла банку с растворимым кофе, насыпала три ложки, залила остывающей водой из чайника. Ложечка со стуком заходила о бока кружки.

Солнце за окном мазнуло комнату в последний раз, и стало смурнее. Наверное, небо затягивало облаками. По прогнозу вечером был дождь. Это сейчас было бы на руку. В городе, где дождь мгновенно создает транспортные заторы на несколько часов, где отменяются дружеские планы и деловые переговоры, стоит холодным каплям зарядить с неба, можно было надеяться, что смоет и толпы с улиц, и ошметки стекла с темными пятнами на асфальте, и, может быть, даже неловкую тишину на этой кухне.

Чтобы смыть тишину, дождя не понадобилось. Из глубины квартиры раздался горестный птичий крик. Мика вздрогнул и со стуком поставил чашку на блюдце. У Алисы дернулась рука, и темная теплая жидкость потекла по пальцам.

— Йоцааа! — завыла хозяйка квартиры. — Умер! Умер! Йоца!

Мика рванул из комнаты первым. На ходу ударился рукой о косяк, но даже не вскрикнул, только руку прижал к груди. Алиса догнала его уже у входа в спальню и успела увидеть, как Мика падает на широкую кровать, обвивает руками пожилую женщину за плечи, прижимает к себе и начинает укачивать, а она пытается отлепить его руки, брыкается и показывает куда-то за спину Мики. Шляпа слетела с головы, укладка растрепалась.

Алиса встала на пороге. Вой бился в ушах: сначала как звук заведенного на четыре утра будильника, потом как сирена воздушной тревоги, потом как свист снарядов.

Один пролетел у Алисы над головой и разорвался где-то далеко за спиной. Второй ближе. Обдало горячим воздухом, кто-то вскрикнул, когда его зацепило осколком. Визжали залпы. Визжали люди. Кто-то справа зашелся в кашле, и у Алисы тоже запершило в горле от дыма. «Беги», — сказала она себе. Сделала шаг.

— Стой, — сказал Мика.

Вот почему она не бежит. Фигура в облаке дыма. Голос. Мика. Она вернулась за Микой. Алиса сделала еще шаг.

— Стой, — повторил он. — Не подходи, ты ее напугаешь.

А когда Алиса сделала еще шаг, Мика выставил руку и мягко, но решительно упер ей в живот ладонь, не позволяя приблизиться. От прикосновения Алиса вздрогнула.

Дым рассеялся. Не было никаких залпов и кашляющих людей. Была только старая безумная женщина, которая сорвала голос от крика и теперь тоненько, по-детски подвывала и звала маму, глядя в одну точку, пока Мика качал ее и гладил по голове:

— Все хорошо, — говорил он. — Все хорошо.

— Мамочка, мамочка, — лепетала она.

— Все обязательно будет хорошо.

Алиса как завороженная смотрела за ладонью Мики, которая плавала вверх-вниз по седым волосам, и считала количество движений: раз, два… Свист в ушах постепенно затихал. Вместо него пришла ватная тишина, в которой все было недвижно, кроме одной-единственной пульсирующей точки. Точка стучала в такт счету, и с каждым разом стук становился все отчетливее. У каждого удара был свой звук.

«Не-чест-но», — пульсировало где-то в животе.

От этого стука внутренности начало сводить спазмом. Пульсация крепла, удары лупили по стенкам желудка и сколачивали пустоту в нем в липкий холодный комок. Алиса попыталась перестать считать. Врач учил ее переключать внимание на предметы в комнате. Пять вещей, которые видишь, четыре звука, которые слышишь. Мика — раз. Шляпа — два. Окно — три. Фотография на комоде — четыре.

Комок в животе екнул и замер, уступил профессиональному чутью. От фотографии Алиса провела мысленно прямую черту, которая прошла через кончик вытянутого указательного пальца старческой руки и закончилась в отчаянном взгляде хозяйки квартиры.

В несколько шагов Алиса подошла к комоду и опрокинула рамку фотографией вниз. Женщина всхлипнула и замолчала. Было слышно, как Мика выдохнул.

Алиса прошла мимо них, не глядя. Вышла из комнаты, закрыла за собой дверь. Вернулась на кухню. Сделала большой глоток из кружки. От остывшей горькой жидкости комок в животе встрепенулся. Она попробовала сглотнуть, но он поплыл вверх, подобрался к горлу, и ничего не оставалось, кроме как нагнуться над раковиной и позволить тому, что билось внутри, покинуть ее тело.