Ведьмина звезда. Книга 1: Последний из Лейрингов

Елизавета Дворецкая, 2005

Бывает, что двое могущественных врагов – это лучше, чем один. Если они приходят одновременно и не ладят между собой. Оставив за спиной сгоревший дом и простившись с прежней жизнью, Хагир из рода Лейрингов пытается собрать войско, чтобы вернуть родной земле свободу и величие. Простой воин отправляется в дальний путь, чтобы спасти плененного конунга, еще не подозревая, что приведет в свое племя нового вождя. В походе он встречает Бергвида, законного наследника власти над страной. Но выйдет ли достойный правитель из человека, который вырос в рабстве и всю жизнь копил в сердце злобу на весь мир?

Глава 2

Под вечер, дней через пять после отплытия из дома, «Волк» медленно шел на веслах вдоль бурых береговых скал. Солнце садилось за море, темнеющий лес над берегом молчал, и слышался лишь плеск воды под веслами. Было тихо, хорошо.

Сидя на месте кормчего, Хагир правил рулем и высматривал, где бы пристать. Пришло время устраиваться на ночлег, но ни крыши, ни дыма, ни корабельного сарая, что указал бы на близость большой усадьбы, нигде не виднелось.

— Э, да скоро Каменистый фьорд! — крикнул сидевший на одном из средних весел Гьяллар сын Торвида, рослый, мощный, круглолицый парень с красивыми светлыми кудрями. — А там есть усадьба! Мы с отцом туда как-то ездили, когда продавали шерсть! Там можно и заночевать.

— Я знаю, что тут есть усадьба, — отозвался Хагир. — Я этого фьорда не знаю, а его, должно быть, не зря назвали Каменистым. Посадить на камни чужой корабль мне совсем не хочется. Так что лучше нам опять переночевать на берегу. И дешевле, и воздух чище.

— И нечего нам делать в усадьбе! — поддержала Хагира Бьярта. — Нечего лезть людям на глаза.

Хагир усмехнулся:

— Ну, допустим, пока мы еще не совершили ничего такого, что мешало бы нам показываться людям на глаза.

— Зато собираемся. — Бьярта была уверена, что недобрые намерения прямо-таки написаны на лицах всех без исключения всадников Ульвмодова «Волка».

Безумный на первый взгляд замысел в конце концов оказался не таким уж несбыточным. «Волк» нуждался в серьезной починке, но корабельный мастер нашелся неподалеку, и дней за десять с делом покончили; Торвид Лопата с радостью дал одиннадцать человек и в придачу послал старшего сына. Сам Ульвмод выделил девятерых, «присмотреть за моим кораблем», как он говорил. Округа зашевелилась, и каждый день в Березняк являлись гости осведомиться, правда ли, что Хагир сын Халькеля набирает людей для похода, или это только вздорные слухи. В итоге у Хагира набралось сорок с лишним человек, то есть даже больше, чем требовалось для того, чтобы четырнадцативесельный «Волк» мог плыть. Правда, людей не хватало на то, чтобы менять гребцов дважды в день, но «Волку» везло с ветром, и начало похода складывалось благополучно.

Место кормчего Хагир занял сам и был бы вполне доволен своей дружиной, если бы мог не заглядывать вперед. Грести-то тут все умели, но вот боевой выучкой хвастаться не приходилось. До отплытия Хагир с утра до ночи занимался со своей дружиной, обучая работников и сыновей местных бондов владеть мечом и щитом. Случалось, доходило до того, что под вечер измотанный наставник спотыкался на ровном месте и падал еще до того, как юный воин, привычный иметь дело больше с пастушеским посохом, успевал нанести удар. Но тогда во двор выбегала Тюра, которая сидела в кухне, поддерживая маленький огонек в очаге, где в углях стоял на своих трех копытцах бронзовый горшочек с кашей. Она отгоняла смущенно хихикающего «победителя», поднимала «побежденного» с земли и вела умываться и ужинать.

— Что ты себя мучаешь? — приговаривала она, стянув с Хагира мокрую от пота и черную от пыли рубаху и поливая водой ему руки и спину. — Хочешь из пастуха сделать Сигурда Убийцу Дракона?

— Сигурдов учат с семи лет! — отвечал Хагир, фыркая сквозь воду, текущую по лицу. — Но и пастух должен держать оружие в руках! Если их поубивают в первом же бою, их призраки мне будут являться каждую ночь и выть: «Это ты нас убил!» И что я им отвечу?

— Но что-то же они умеют? Ты не видел, как этот Халль своей дубиной волков бьет?

— Да уж, умеют! Они умеют ловко рубить дрова, потрошить рыбу, а иные даже резать овец! Но в походе нам придется иметь дело с врагами пострашнее трески и овцы! И даже волка, если на то пошло! У тех ведь мечей и щитов не бывает!

— За месяц, боюсь, ты их многому не научишь.

— Но чему-то научу! Хоть что-то надо делать! Мне надо, чтобы они выдержали первый бой, а там придет и опыт, и уверенность.

— Но зачем так торопиться? До Середины Зимы еще много времени.

— Мы не можем ждать. Пока лето, ходит много торговых кораблей. Чем ближе к зиме, тем меньше их будет. Да, они все неплохие ребята. Если бы и правда было время до Середины Зимы, из них вышла бы неплохая дружина!

Перед самым отплытием судьба преподнесла Березняку подарок: однажды под вечер в усадьбу явились Лейг и Бранд Овсяный. Как оказалось, Вебранд отпускал пленных по одному каждый день, высаживая на берег там, где в этот вечер оказался. Беда в том, что происходило это на восточном берегу Туманного пролива, и всем остальным, даже если Вебранд всех до единого отпустит, по пути домой придется перебираться через море. Но зато родные всех оставшихся в плену воспрянули духом, и Хагиру было легче оставить усадьбу с надеждой, что вскоре еще кто-нибудь появится.

И вот, не прошло и месяца с тех пор, как Хагир вернулся с печальными вестями, а «Волк», оснащенный линялым парусом из запасов Торвида Лопаты и канатами, купленными на деньги Ульвмода Тростинки, уже шел вдоль южной половины Квиттинга, выискивая добычу. Был он, конечно, староват, тяжеловат и руля слушался посредственно, а без хорошего корабельного мастера не удавалось понять, в чем тут дело. Зато в пасть деревянной волчьей головы на штевне Хагир набил железных гвоздей вместо зубов, и, украшенный разноцветными щитами на бортах, «Волк» выглядел не так уж плохо.

— А мы там были, в той усадьбе! — сказал Лейг. Раненый бок у него еще побаливал, поэтому он сидел на весле мало и сейчас отдыхал, пристроившись возле ног Хагира. — Мы там ночевали, нас там даже покормили и перевязали. Хозяйке понравился Бранд…

— А? — Услышав свое имя, Бранд обернулся от середины корабля. — Чего?

— Хорошая, говорят, усадьба?

— Ничего себе, — согласился Бранд. — Только не спрашивай меня, как туда плыть. Мы шли по берегу.

— И мы пойдем по берегу, — утешил его Хагир. — Вон там отмель. А если ты, Бранд, хочешь навестить гостеприимную хозяйку, то до утра свободен.

Бранд хмыкнул и дернул плечом. Зато Бьярта поднялась с оружейного сундука, на котором сидела, и через весь корабль прошла на корму к Хагиру.

— Слушай, что я придумала, — начала она, придерживаясь за борт. На лице ее было беспокойное оживление, и Хагиру вспомнился Стормунд перед той злосчастной битвой. — Нам не надо всем показываться в усадьбе. Лучше я одна пойду.

— Хочешь понравиться хозяину? — Хагир усмехнулся. — Имей в виду, я Стормунду все расскажу.

— Я хочу узнать, есть ли у него гости и что это за люди! — пояснила Бьярта, не обратив внимания на насмешку. — Кто куда плывет, что за товар везет, много ли дружины. Может, найдется что-нибудь подходящее. Ты же сам говорил, что надо действовать с умом и не кидаться на первых встречных. Говорил, что можно получить по шее ни за пеннинг добычи! Так надо выяснить, что за добыча ходит рядом!

— Погоди! — Хагир понял ее мысль задолго до конца речи. — Придумано неплохо, но почему это должна быть ты? Всю дружину брать с собой не стоит, это верно, но женщине идти в чужое место одной — безумие.

— А кому еще? Не тебе же! Ты, ясень копья, слишком приметный человек, тебя все знают. А меня никто не знает.

— Тут есть и другие люди, которых никто не знает. Мужчины. Пусть, в самом деле, Бранд идет. Скажет, что соскучился по хозяйке, а она ему все выложит: кто плывет, с кем и куда. Если там вообще есть гости.

— Ах, ну как же ты не понимаешь! — Бьярта с горестной досадой тряхнула сжатыми кулаками. — Не Бранд, а я! Я сама должна что-то сделать! Бранд не поймет, не сообразит… Мужчины! Что вы понимаете? Вам бы только подраться! Будет надежнее, если я… Я должна идти!

Хагир вздохнул. Он видел, что за последний месяц Бьярта похудела от пожиравшей ее тревоги. Муж не шел у нее из мыслей. Не слишком ли тяжела его рана, не умрет ли он раньше, чем они поспеют с выкупом? И раздобудут ли они выкуп? И не передумает ли Вебранд — от этого гадкого оборотня всего можно ожидать! Бьярта пошла в поход, не в силах сидеть дома, но сейчас, в походе, ее сжигали та же тревога, нетерпение и жажда деятельности. Нужно раздобыть десять марок серебра, но день проходил за днем, а десять марок все так же оставались воображаемыми, наяву ими даже и не пахло. Только в опьянении первых мгновений возвращенной жизни десять марок серебра казались ничтожной, жалкой ценой. Теперь, когда надо было добывать выкуп, его тяжесть оказалась весьма ощутимой. Глядя на каменистые берега, моховые полянки и песчаные отмели с пучками почерневших водорослей, Бьярта вообще не верила, что на свете существует десять марок серебра. Камни есть, песок есть, разбухшие от воды деревянные обломки тоже бывают. А серебро — разве что где-нибудь у свартальвов! В приступах отчаяния ей хотелось биться головой о землю, чтобы достучаться до подземного народца с его бесполезно пропадающими сокровищами. Каждый новый день казался ей нестерпимо долгим и ужасающе бесполезным. Напрасно Хагир утешал ее и твердил, что дерево не падает от первого удара и что ради добычи в военном походе приходится трудиться и ждать не меньше, чем земледельцу, который обрабатывает поле и ждет урожая. Бьярта слушала и не слышала. Ее душа жаждала, чтобы необходимые десять марок уже сейчас лежали перед ней, и рвалась хоть что-то сделать, как-то приблизить долгожданный час.

— Ничего не случится, — уговаривала она Хагира. — Я возьму с собой одного-двух, чтобы тебе было спокойнее…

— И правдоподобнее… — вставил Хагир.

— Да. Я скажу, что еду к мужу или к родне… Что тот корабль повернул к Квартингу, а меня высадили, потому что мне нужно на восточный берег, и я теперь ищу другой. И я все узнаю… Ничего со мной не будет. Нельзя же думать, что из-за этой войны все вокруг стали преступниками и женщине нельзя из дому выйти, чтобы на нее не набросились какие-нибудь звери!

— Ладно. — Хагир видел, что она не уймется. А расспросы женщины и в самом деле вызовут меньше подозрений. — Только не называй своего имени. Про наши дела могли пойти слухи.

— Хорошо! — довольная Бьярта рассмеялась от радости, как девочка, которую отпустили погулять. — Я скажу, что я — Тюра! Я у нее взяла покрывало на всякий случай. Бедную вдову всякий пожалеет! Вот увидишь, как хорошо все получится!

Она убежала к сундуку под мачтой и принялась в нем копаться. Хагир проводил ее глазами: она оживилась, повеселела, в каждом ее движении прорывалась лихорадочная, нетерпеливая дрожь. Хорошая все-таки жена досталась Стормунду: смелая, умная, решительная и притом еще красивая и преданная. Наверное, и правда все получится. Если боги не помогают таким людям, то кто же тогда достоин их помощи?

«Волк» пристал к берегу возле устья узкого каменистого фьорда. Вместе с Бьяртой в усадьбу отправился Гьяллар сын Торвида и Хринг, кузнец из Березняка, грубоватый, но сильный и надежный человек. Когда Хагир увидел Бьярту с серым вдовьим покрывалом на голове, у него тревожно стукнуло сердце: это показалось дурным пророчеством. Но Бьярта ни о чем таком не думала и только ликовала, что наконец-то делает дело. От радости и волнения она разрумянилась, и вид у нее, под вдовьим покрывалом и со счастливыми глазами, был очень странный. Глядя, как она торопливо идет вдоль темнеющей опушки в глубину фьорда, опережая обоих спутников, Хагир надеялся, что по пути она остынет и даже устанет. Так будет правдоподобнее.

В гриднице усадьбы, названия которой Бранд не помнил, оказалось довольно много народа, так что Бьярта остановилась на пороге, не зная, где тут найти хозяев и к кому обратиться.

— Стейн! Ты где! Погляди, кто пришел! — крикнул где-то впереди мужской голос. — Иди встречай!

Бьярта оглянулась на голос: в середине палаты возле стола стоял мужчина лет сорока, высокий, со светлыми волосами и бородкой, и его веселые глаза смотрели на Бьярту с такой приветливой радостью, точно они в родстве. Бьярта даже испугалась: что если он ее знает? Тогда все пропало, обман раскроется… Богиня Фригг, да откуда ему ее знать, если они в жизни не встречались? И выговор у него какой-то чужой, не квиттинский…

— Привет тебе, липа запястий! — К ней подошел другой человек, грузный и широколицый, невозмутимый и привычно вежливый. — Откуда ты тут взялась, если это, конечно, не тайна? Но если тебе нужен приют, ты можешь у нас переночевать.

— Кто ты? Что это за усадьба? — спросила Бьярта.

— Я — Стейн сын Атли, а усадьба моя зовется Каменистый Пригорок. Что же ты, сама не знаешь, куда пришла? — Хозяин поднял брови.

— Да… — Бьярта немного смутилась, не зная, правильно ли ведет себя. Раньше она почти никогда не выезжала из дому, и в чужом месте, полном незнакомых людей, чувствовала себя неуверенно. — Я плыла на корабле… но они держат путь на Квартинг, а мне надо на восточный берег, и они меня высадили…

— Потом поговорите! — К ним подошла молодая женщина, ровесница Бьярты, и плечом оттеснила Стейна. — Что ты прямо на пороге кинулся расспрашивать? Дай я ее усажу.

Она увела Бьярту за женский стол, где стояли миски с кашей и вареной рыбой. За едой Бьярта потихоньку оглядывалась. В гриднице сидело человек сорок, и половина была похожа скорее на гостей, чем на хозяйских домочадцев. Хагир прав: летом много народа пускается в плавание. У очага что-то рассказывали. Лица мелькали, голоса сливались в неразборчивый гул, и показалось даже, что тут говорят на каких-то чужих языках. Бьярта чувствовала себя отчаянно неуютно. Всего пять дней пути — и словно где-то в другом мире, все чужое. Никто на нее даже не глядит… как слепые! Не так было дома, где вся округа уважала Бьярту, жену Стормунда Ершистого… Как тут что-то узнать, когда даже не знаешь, как обратиться к соседу? Хоть бы один знакомый… ой, нет, этого еще не хватало! Не нужно сейчас никаких знакомых, никого, кто ее знает, и Бьярта поспешно взяла невольное пожелание назад. Но что же делать? Сейчас она совсем не верила, что справится с делом, ради которого пришла. Может, и правда стоило Бранда послать?

Покончив с едой и оглядевшись немного, Бьярта приободрилась. Никто ее не замечает, никто не кричит: «А, Бьярта из Бьёрклунда! Что ты тут делаешь? Разбоем добываешь серебро на выкуп своего неудачливого муженька?» Она — Тюра. И ей надо на восточный берег. Значит, она имеет полное право спрашивать, кто куда плывет.

Когда молодая хозяйка проходила мимо, Бьярта поймала ее за край платья:

— Скажи-ка, Фригг обручий… не поможешь ли ты мне?

— А? — Хозяйка наклонилась, всем видом выражая желание побыстрее разделаться с помехой и спешить дальше. — Тебе что-то нужно? Иди в девичью, дверь вон там, там сидит Хильда, старуха, она…

— Нет, мне нужно узнать! — Бьярта заговорила быстрее. — Мне нужно узнать, не плывет ли кто-нибудь из твоих гостей на восточный берег.

— Это я не знаю! — Хозяйка махнула рукой. — И так каждый день толпа народу, прямо гостиный двор какой-то! Раньше было где пристать, а теперь тут домов-то на берегу осталось — по пальцам посчитать, вот все и лезут… Еще следить, кто куда плывет, у меня два глаза, и я не Хеймдалль, чтобы слышать как растет трава… Иди вон к нему, он все про всех знает.

Хозяйка махнула рукой, показывая на того высокого, светлобородого, который первым заметил Бьярту. Будто услышав, он как раз посмотрел на них, встретил взгляд Бьярты и улыбнулся.

— А кто это? — спросила она, но хозяйка уже отошла.

Бьярта встала и направилась к середине палаты. Светлобородый ждал, пока она подойдет, и даже толкнул плечом кого-то из соседей, призывая освободить ей место.

— Садись, Скади нарядов! — Он указал ей место рядом с собой с таким удовольствием, точно всю жизнь мечтал посидеть с ней.

Бьярта старалась приветливо улыбаться, но в душе беспокоилась: с чего это вдруг? Чего ему надо? Мелькнуло даже опасение, что он тоже выискивает ту или иную добычу, но тут же сама себя одернула: хватит выдумывать глупости с перепугу!

— Да хранят боги твой путь, ясень меча! — начала она. — Мне указали на тебя, но не сказали, кто ты такой. И я…

— Я — Гельд сын Рама, по прозвищу Подкидыш, — с готовностью ответил светлобородый. — Я из Барланда, из Стейнфьорда, из усадьбы Над Озером. А как тебя зовут? Я думал, что знаю всех красивых женщин Морского Пути, а выходит, что ошибся!

— Я — Тюра дочь Сигмунда, — вполне уверенно ответила Бьярта. Человек из такой дали, из-за трех морей, никак не может распознать обмана. — Моего мужа звали Асбьёрн Берестянка, он погиб в море четыре года назад…

— Когда нарвался на Эльга Длинноногого из Фьялленланда! — вместо нее закончил Гельд Подкидыш, и глаза Бьярты широко раскрылись от изумления и почти ужаса. Напрасно она надеялась… Он что, читает мысли? Но тогда он знает, что она — никакая не Тюра? Он колдун? Богиня Фригг!

— Не удивляйся! — Гельд улыбнулся. — Я знал твоего мужа. Мы встречались в Эльвенэсе, на Квартинге и еще раз на Воротах Рассвета. А про его гибель мне рассказали фьялли. Правда, не сам Длинноногий… Он, знаешь ли, из тех, кто лучше умеет совершать подвиги, чем о них рассказывать. А у большинства бывает наоборот… Прости, я заболтался! — Гельд спохватился, что вдове убитого не очень приятно слышать, как ее потерю называют чьим-то подвигом. — Поверь, я очень сочувствую твоему горю — твой муж был очень достойным человеком! — с искренним чувством говорил он, и Бьярта против воли проникалась к нему все большим доверием. Его сердечность была так заразительна, что даже к самому Асбьёрну, которого и видела-то всего два раза, Бьярта сейчас испытала более теплое родственное чувство, чем раньше. — Что же тебя сюда привело? Не могу ли я тебе чем-нибудь помочь?

Бьярта помолчала, стараясь успокоиться. У нее было чувство, что она спряталась от опасности в какое-то ненадежное укрытие и каждый миг может быть обнаружена. Сердце стучало так громко, что хотелось придержать его ладонью. Ну, Асбьёрн, дорогой родич, удружил! Он его знает! Правда… Тюра никогда не упоминала никакого Гельда, значит, тоже ничего о нем не знала и его не видела. В этом они не расходятся, значит, у барландца, с участливым любопытством ждущего ответа, нет никаких возможностей уличить ее в обмане.

— Я… Я хотела попасть на восточный берег, там была наша усадьба, — начала она излагать заранее приготовленное. Содержание рассказа не стоило труда, поскольку прошлой зимой в Березняке и правда обсуждалась возможность такого путешествия — для настоящей Тюры. — Усадьба Рудный Обрыв… У нас была хорошая усадьба, правда, земля бедная, но зато хорошие железные копи. Когда мой муж погиб, с ним погибла почти вся дружина, я осталась с женщинами и детьми… Мне пришлось продавать усадьбу за бесценок, потому что удержать я ее все равно не смогла бы. Ее купил Грим сын Рикмунда, и он мне еще остался должен… А сейчас нам не хватает денег… Ну, это тебе ни к чему, это наши беды.

Бьярта поймала себя на том, что пытается представить сестру на своем нынешнем месте и вести себя, как она. Но получалось плохо: они были слишком разными, и Бьярта не могла выдавить ласковую, немного смущенную улыбку, которых так много имелось в запасе у Тюры. Произносимые лживые слова казались ей легковесными, как пушинки, и даже казалось странным, что собеседник этого не замечает. Или замечает?

— Да я все понимаю, — легко ответил Гельд, и Бьярта начала опасаться, что он действительно понимает слишком много. — Но я, честно говоря, не думаю, что из твоей поездки выйдет толк. С тобой только эти двое? — Он кивнул на мужской стол, где сидели Гьяллар с Хрингом.

— Да.

— Тогда ваш Грим сын Кого-то найдет сто отговорок, чтобы не платить долга.

— И у него хватит наглости обидеть женщину, вдову? — гневно воскликнула Бьярта, даже где-то жалея, что на самом деле не увидится с Гримом и не сможет сказать ему, кто он такой. Теперь она не помнила о Тюре и говорила от души.

Гельд умиротворяюще качнул головой:

— Поверь, меньше всего я хотел бы возводить напраслину на человека, которого в глаза не видел. Может быть, он только и мечтает отдать тебе твои деньги. Но, понимаешь ли, когда ездишь с места на места и бываешь чуть ли не на всех тингах Морского Пути, столько всяких случаев насмотришься… Особенно в такое время, как на Квиттинге сейчас. В беде все худшее в людях лезет на поверхность, и, когда страна разорена, гораздо чаще встретишь человека, способного обидеть вдову, чем помочь ей. Вообще-то люди не так уж плохи, добрых людей я тоже повидал достаточно, даже больше, пожалуй, чем плохих. Хорошего в людях тоже много, но оно, как золото, тяжелое и лежит на самом дне. А всякая дрянь всплывает. И если этот ваш Грим за четыре года не нашел случая прислать тебе свой долг, значит, он не очень-то хочет расставаться с серебром. Чтобы его убедить, требуется дружина посильнее двух человек… Хотя вон тот, с темной бородой, и выглядит очень грозно. — Гельд бросил уважительный взгляд на Хринга. — У тебя есть свидетели сделки?

— Да. Целых трое. Правда, я не знаю, живы ли они, я четыре года не получаю от них вестей…

— Если хоть один из них умер, не успев по закону передать свое свидетельство наследникам, то это уже повод отложить дело до тинга. А на тинге бывает полезна сильная дружина и звонкое серебро. Поверь, я не хочу пророчить тебе несчастий, но трудности лучше знать заранее. Понимаешь ли, сейчас на Квиттинге так много бедных людей, а бедные, что не говори, жадные.

— Еще бы! — пылко воскликнула Бьярта. Это она приняла на свой счет, потому что бедность привыкла считать своим неотделимым качеством. — Если бы тебе приходилось каждый год выметать из дома все подчистую, чтобы заплатить дань, ты тоже был бы жадным! И тоже за любую мелочь, за дохлую овцу, любому бы вцепился в горло! Это богатые могут себе позволить раздавать подарки направо и налево! А если ждать каждый раз, что фьяллям покажется мало и они сожгут тебе дом… Тут будешь жадным!

— Это все понятно, — протянул Гельд. Теперь он не улыбался и выглядел озабоченным, точно речь шла о его собственных бедах. — Это я все видел… Даже не знаю, чем тебе сейчас помочь. Я сам плыву не в ту сторону. Я шел с юга, а теперь поворачиваю на Квартинг. И здесь… — он окинул гридницу взглядом, — нет сейчас никого, кому было бы с тобой по пути. Наверное, тебе придется пожить у Стейна какое-то время… Ну, ничего, сейчас лето, много кораблей плавает. Дней за десять ты наверняка найдешь подходящих попутчиков. Только будь осторожна. Спроси у Стейна, знает ли он этих людей. Сама понимаешь, молодая красивая женщина не всякому может довериться.

— Это я знаю, — бросила Бьярта.

После собственной горячей речи у нее вдруг упало настроение: она ощутила себя одинокой, бедной, беспомощной, заброшенной в даль. Тревожная тоска по Стормунду вспыхнула с новой силой: хотелось лететь через моря и горы и скорее, скорее увидеть его, снова быть с ним и не иметь надобности притворяться вдовой! Хотелось назад на «Волка», к Хагиру, к своей разношерстной дружине, с которой были связаны такие драгоценные надежды и потому каждый человек которой казался родным. Как хорошо, что она не одна, что у нее есть сильная дружина с надежным вождем! Поплыть бы, в самом деле, и вытрясти из подлеца Грима те пять марок, которые он должен настоящей вдове Асбьёрна Берестянки! Может, впредь будет одним охотником обижать вдов поменьше!

— Давай я тебе что-нибудь подарю… в память о твоем муже, — предложил Гельд, которому было жаль изнуренную молодую женщину и хотелось ее подбодрить. Бьярта подняла на него непонимающий взгляд, не сразу сообразив, какого мужа он имеет в виду. — У меня есть хорошие ткани, гладкие, цветные, из хорошего говорлинского льна. Тебе подойдет. Есть красивые бронзовые застежки… Была еще резная кость, тоже говорлинская, но ее я продал. Утром покажу тебе, выберешь себе что-нибудь.

— Если ты так раздаешь подарки кому попало, не много же ты наторгуешь! — снисходительно упрекнула Бьярта. — Мой муж тоже лю… бил раздавать больше подарков, чем мог себе позволить. Что об этом говорит твоя жена?

— Моя жена была бы не очень довольна… если бы она у меня была! — Гельд негромко рассмеялся, и Бьярта неуверенно улыбнулась в ответ. Барландец так искренне готов был принять в душу ее саму и все ее беды, что рядом с ним сразу делалось легче. — Она, несомненно, говорила бы, что я так немного наторгую. Моя родственница Борглинда именно это мне говорит, когда я у нее бываю. А я на это отвечаю, что нет сокровищ дороже дружбы. Знаешь, как говорил Один:

половина краюхи,

неполный кувшин

мне добыли друга.^[11]

Никогда ведь не знаешь, что тебе пригодится. Короче, если бы у меня была жена, я подарил бы ей ткани и гребни. А раз у меня ее нет, почему бы мне не подарить их тебе?

— Ты был у говорлинов? — спросила Бьярта. Она еще не решила, можно ли ей принять от него подарки.

Утром, проснувшись в девичьей, Бьярта сразу увидела рядом с собой свернутый кусок полотна, белого с широкой синей полосой. Локтей десять будет, хватит на рубаху… а если быть умнее и шить из хорошего полотна только подол, рукава и грудь, что видны из-под платья, то и на две.

— Это откуда? — спросила она какую-то здешнюю старуху.

— Это барландец тебе прислал, — зевая, ответила та. — Положи, говорит…

— А где он?

— А уплыл уже. Долго спишь…

Наскоро собравшись и разыскав Гьяллара с Хрингом, Бьярта попрощалась с удивленной хозяйкой, которая не могла взять в толк, куда эта странная гостья отправляется пешком со своими двумя провожатыми. До устья фьорда она бежала, не чуя под собой ног. Только бы успеть! Еще вечером она сообразила, что барландец по имени Гельд и есть та самая добыча, которая им нужна. Сейчас он должен быть в море, но еще до вечера он будет у берегов Квартинга. По рассказам Бьярта знала, что пролив Двух Огней не так уж широк.

Выбежав к берегу, Бьярта в изумлении остановилась: песчаная площадка, где оставался «Волк», была пуста, кострище погасло. Но тут же от опушки в ней шагнул Альмунд.

— Эй! — Он призывно махнул рукой. — Мы уже свернулись. Отплыли назад, а то здесь какой-то «Кабан» выходил, скамей на шестнадцать. Чтоб не увидел.

— Это он! — возбужденно воскликнула Бьярта. — Где Хагир? Это наша добыча выходила!

Выслушав ее, Хагир приказал поднимать парус. Ветер дул не очень сильный, но попутный, на запад, и, помогая себе веслами, «Волк» бодро двинулся через пролив. Хагир щурился, вглядываясь в морской простор и высматривая парус. Бьярта дрожала от беспокойства и не могла усидеть на месте.

— У него должно быть на корабле много всякого добра! — повторяла она, расхаживая от носа до кормы, покачиваясь и придерживаясь за плечи ухмыляющихся гребцов. — Он же сам говорил: и ткани, и бронза… А резную кость он продал, значит, должно быть серебро! Да сам парус…

— Успокойся! — уговаривал ее Хагир, когда она приближалась к сиденью кормчего. — Через пролив плыть почти до вечера, а там еще нужно будет их догнать. Если там нет усадьбы, где они успеют укрыться на ночь.

— Только бы там не было усадьбы! — молилась Бьярта, отчаянно сжимая руки.

Теперь, когда они выбрали добычу и тем сделали важный шаг к цели, ей хотелось весь оставшийся путь пробежать бегом. Скорее, скорее! Догнать барландцев, взять добычу! Только бы Один и Тюр дали им победу в этом первом бою! Только бы у барландца набралось серебра и товаров на десять марок! Тогда можно прямо отсюда плыть к граннам! И Стормунд будет свободен! Бьярта уже видела перед собой лицо мужа, с шершавой кожей на красных щеках, с неприглаженной темной бородой, с воодушевленно горящими глазами. Казалось, он уже где-то рядом и тоже сжимает кулаки от нетерпения — скорее же, скорее! Ее муж, ее опора и тревога, ее наказание и сокровище, ее судьба!

— Голова сказала: «Десять!» — бормотал Хагир, глядя на ее беспокойное хождение. — Десять, чтоб их тролли взяли!

Словно отзываясь на нетерпение Бьярты, попутный ветер крепчал. «Волк» набирал ход, вскоре Хагир велел подобрать весла. Бьярта вглядывалась в даль и всей душой жаждала скорее увидеть темную полоску квартингского берега.

Когда берег наконец показался, ветер начал стихать, и дружине пришлось опять сесть на весла. Хагир покусывал нижнюю губу: перед возможным боем мотать руки на веслах — не лучшее, что можно придумать. Будь у него тут старая Стормундова дружина, тогда бы ничего страшного. Но боевой пыл вчерашних работников и рыбаков от усталости заметно ослабнет.

— Корабль! — крикнул глазастый Лейг с переднего весла. — Парус вижу! Цветной! Помнишь, утром! Это он, «Кабан»!

— Налегай! — отозвался Хагир.

Теперь они шли на юг вдоль невысокого приветливого берега, где на пологих травянистых холмах светились белые березняки, а в море впадало множество чистых ручьев. Берег был причудливо извилист, полон мелких заливчиков. «Волк» обогнул мыс, и теперь все увидели цветной парус, который в первый раз лишь мелькнул впереди: новый, яркий, с огромным красным кругом на синем поле — точь-в-точь встающее солнце. Бьярта зажмурилась, вообразив, сколько можно получить за такой парус. Рядом с ней Аудвин Долговязый, присев у сундука с оружием, гремел замком.

«Кабан» шел не торопясь, и скоро «Волк» стал его настигать. Бьярта ушла на корму и спряталась возле сиденья кормчего: Хагир велел ей не высовываться и даже прикрыл большим щитом. Бьярта не возражала: лихорадочное волнение, сжигавшее ее весь день, совсем ее обессилило. Она не воображала себя валькирией, что носится в битвах над землей и над морем, и о личных ратных подвигах не мечтала; ей хотелось закрыть глаза и открыть их, только когда все будет позади. Десять марок! Ей мерещилось тусклое, расплывчатое сияние серебра, и казалось, что огромная сила ее желания сама должна была создать серебро прямо из воздуха. Даже вместо корабля впереди ей виделась груда серебра, и ничего другого в ее мыслях не помещалось.

Конечно, «Кабан» заметил преследователей с красным щитом на мачте и стал замедлять ход. На корабле барландцев поднялась суета, хозяин тоже отпирал оружейный ларь, свободные от весел хирдманы снимали щиты с бортов, под солнечными лучами холодно поблескивали наконечники копий и приготовленных стрел.

— Кто вы такие и чего хотите? — закричали с «Кабана», когда «Волк» почти настиг его.

— Меня зовут Хагир сын Халькеля! — ответил Хагир, к тому времени оставивший руль и перешедший на нос. — Вы можете выбрать: или вы сами отдаете нам весь ваш груз и сокровища, и тогда мы никому не причиняем вреда, или бьетесь с нами.

— Пожалуй, я выберу второе! — вполне спокойно ответили ему. — Я, Гельд сын Рама, никому еще не отдавал свое добро просто так!

Гребцы налегли на весла, и «Волк» с такой силой врезался штевнем в борт «Кабана», что несколько барландцев не удержались на ногах. Обученные Хагиром хирдманы ловко метнули железные крючья, и одновременно с этим Хагир перепрыгнул на «Кабана», копьем сшиб первого бросившегося ему навстречу и тут же выхватил меч. Несколько весел протянулось с борта и легло на борт противника, образовав мостки над волнами; квитты побежали по веслам, попрыгали вниз, щитами сбивая барландцев, и мгновенно по всей длине «Кабана» закипела схватка.

Хагир с ходу врубился в толпу и пошел вперед, слыша вокруг голоса своих и чувствуя, что все получится. На «Кабане» было меньше людей, на десяток меньше, а квиттам придавало сил именно то сознание, что это — их первый поход и первый бой, который обязательно должен сложиться удачно. Хагира несло чувство, что вся дружина держится на его плечах, на его силе, опытности и вере: если бы он мог, он успел бы везде и всех противников взял бы на себя. В крови его кипела дикая сила; он наносил удары быстрее молнии, щитом спихивал противников в море, и все в нем бурлило от жажды скорее очистить чужой корабль. Волна битвы двигалась все дальше к корме, барландцы отступали. Люди летели в воду, кто-то пытался карабкаться обратно, но волны относили пловцов прочь. Гельд сын Рама был где-то впереди, Хагир видел его мелькающий шлем и синий щит. Только бы добраться до него, а там все будет кончено.

Бьярта сидела на корме «Волка», сжимая голову руками. Первые звуки боя словно пробудили ее от сна, длившегося чуть ли не месяц. Если квитты сейчас будут разбиты, это конец всему: она потеряет последнюю возможность помочь Стормунду, и ей самой останется только броситься в море! Но так не может быть, чтобы Хагир был разбит! Он умеет драться, и люди в него верят! Бьярта тоже верила, но не находила сил поднять голову из-за щита и посмотреть вперед, где совсем близко, в десятке шагов по кораблю, кипело сражение, клинки с хрустом врубались в щиты, раздавались крики. «Волк», железными крючьями прикованный к «Кабану», бешено содрогался вместе с ним, и сердце Бьярты то отчаянно билось, то замирало, дыхание теснилось от жгучего желания, чтобы все было кончено в считаные мгновения, чтобы сейчас, сейчас была одержана победа, чтобы все осталось позади…

— Стой! Не дергайся! — кричали голоса где-то там, перебивая друг друга, то сливаясь с железным лязгом и деревянным треском, то снова выделяясь. — Бросай меч! За борт бросай! Хорошо. Вон туда, на корму.

— Готово! Вот он! Хагир!

— Плыви себе! Да брось лук, на кой он нам сдался!

— Тролль тебя дери!

— Хагир!

Опять услышав имя Хагира, Бьярта наконец решилась поднять голову. Шум утих почти совсем. Выглянув из-за щита, она обнаружила, что битва окончена: «Волк» был почти пуст, а вся толпа собралась на «Кабане». Это вроде бы хорошо… Куда лучше! В воде виднелись головы плывущих прочь от кораблей, на волнах качались цветные пятна щитов. С полтора десятка человек, безоружных, толпилось на корме «Кабана», и квитты держали их под клинками.

Драка продолжалась только в одном месте: у борта стоял Гельд сын Рама, с непокрытой головой и мокрыми от пота волосами; прикрываясь половинкой разрубленного щита, он отбивался от троих наседавших на него квиттов. Бьярте бросилось в глаза его лицо — без улыбки, которую она при первой встрече видела у него постоянно, со злобно прищуренными глазами. Обрубок щита трещал, Гельд не успевал отражать всех ударов, хотя боец он был крепкий и мог бы выстоять против троих вчерашних рыбаков. Но только какое-то время. Отступать ему было уже некуда, и оставался один путь — за борт, если успеет.

Вдруг Бьярте стало страшно, и она вскочила на ноги. Она не помнила толком, что человек этот с участием отнесся к ее выдуманным бедствиям, предлагал помощь, давал добрые советы, оставил подарок — она только чувствовала, что его гибель будет несправедливостью, несчастьем.

Пробежав по днищу корабля, Бьярта натолкнулась на борт и закричала изо всех сил:

— Стойте! Хагир! Останови их, не убивайте его!

Хагир свистнул, и трое квиттов отступили на шаг, по-прежнему держа барландца под клинками. Скользнув взглядом по врагам, Гельд посмотрел на Бьярту. Он тяжело дышал, светлые волосы прилипли к высокому лбу, и взгляд оставался жестким, совсем не таким приветливым, как там, в усадьбе… Конечно, он узнал ее, и на миг Бьярте стало стыдно. Казалось, она предала его… хотя какое же это предательство? Каждый день кто-то лишается добра, а кто-то его приобретает.

— Бросай секиру, — велел Хагир барландцу. — Тебя никто не тронет. Ваша кровь мне не нужна.

Гельд опустил обломок щита и молча бросил секиру на днище корабля. Один из квиттов подобрал ее.

— Все их оружие — к нам, — коротко распоряжался Хагир. — И у кого что найдется — в сундук, как я сказал. Этих вязать. И быстрее, а то нас снесет в море.

Квитты, разгоряченные и ободренные победой, живо принялись за дело: обезоруженных барландцев связали, торопливо обыскали, снимая шейные гривны, обручья, пояса, перстни. Мечи, копья и секиры валялись под ногами, как хворост. Мельком оглядывая добычу в руках своих людей, Хагир отмечал: будет десять марок серебра. И даже еще останется, так что вся дружина будет довольна. Сундуки и мешки с «Кабана» поспешно перекидывали на «Волка»; мешки падали мягко — меха, не иначе. Было несколько мешков зерна, а в двух тяжеленных сундуках что-то гремело. Каменные котлы в сундуки не запирают, значит, там может быть бронза. Тоже хорошо.

Но… Присев, Хагир поднял голову лежащего у мачты парня из усадьбы Ульвмода Тростинки. Возле самого сердца — отверстие от клинка, крови мало, значит — вся внутри. Мертвое лицо сморщено, будто парень перед самой смертью пытался что-то сообразить, понять, что такое с ним происходит. То ли Хьёрт, то ли Ауд — он еще плохо знал по именам свою новую дружину. И вон еще один… Хагир узнал спину Глома из людей Гьяллара, в спине торчало короткое копье. Так глубоко и сильно вошло, что тело прибито к днищу корабля, не сразу и поднимешь. Двое… или больше? А иначе не бывает. Дядя, Ингвид Синеглазый, говорил, что всякий кубок на победном пиру до половины налит кровью.

Когда с добычей было покончено, Хагир приказал вырубать крючья. Пришла пора браться за весла: за время битвы оба сцепленных и неуправляемых корабля отнесло довольно далеко от берега, а ветер крепчал.

Перегнав всех своих людей на «Волка», Хагир сам обрезал веревку на руках Гельда. Тот молчал и посматривал на него испытывающе.

— Не знаю, как вы поплывете дальше, но попытайтесь, — пожелал ему Хагир. — Если вас спросят, кто вас так обидел, отвечайте: это сделал Хагир сын Халькеля, но толкнул его на это Вебранд Серый Зуб. Понятно?

— Хагир сын Халькеля? — повторил Гельд и вдруг пристально глянул ему в лицо. — Из Лейрингов?

Хагир кивнул. На беседу времени не оставалось, неуправляемый «Кабан» отчаливал от борта «Волка», и Хагир поспешно перепрыгнул на свой корабль. Гельд больше не смотрел ему вслед, освобождая своих уцелевших товарищей, чтобы вместе с ними сесть за весла. За вычетом убитых, раненых и упавших за борт, у него оставалась едва половина — самое необходимое число, чтобы «Кабан», лишенный паруса, мог добраться до берега.

Прекрасный парус, синий с красным солнцем посередине, кое-как свернутый, валялся под мачтой «Волка». По днищу корабля едва удавалось пройти — так загромоздили его мешки с «Кабана». Перед сиденьем кормчего лежал перевернутый щит, полный серебряными гривнами, обручьями, поясами с серебряными бляшками, прочей дребеденью. Нашлось даже два рога для питья с серебряной оковкой. Бьярта сидела рядом и лихорадочно копалась в серебре, радостно вскрикивая при виде всякой тяжелой или искусно выполненной вещи. В ее руках была свобода Стормунда! Когда Хагир подошел, она подняла к нему румяное лицо с совершенно сумасшедшими от счастья глазами.

— Богиня Фригг! — бормотала она. — Сколько всего! И так просто!

— Ну, не очень просто! — отрезвил ее Хагир. — Мы пятерых потеряли, ты знаешь об этом? И все — из новых… И еще шестеро не скоро будут драться или грести. Вон, Гьяллару плечо развалили — ты бы пошла его перевязала.

Бьярта послушно поднялась и пошла к раненым, но то и дело оглядывалась на добычу. Хагир поднял щит и осторожно ссыпал всю кучу на дно оружейного сундука.

— Я же говорила, что все получится хорошо! — крикнула ему Бьярта. — Только в другой раз я не буду долго разговаривать с теми, кого мы присмотрим. Очень страшно ждать, что убьют тех, с кем я говорила!

Хагир кивнул. Однако, «в другой раз»! Похоже, она решила продолжать в том же духе! Понравилось, что ли, воображать себя валькирией? А впрочем… Хагир быстро принялся за подсчет: десять марок из этого — на Стормунда, потом по две марки семьям каждого из погибших, да Ульвмоду за корабль, да дружине… Вернув Стормунда, они по-прежнему останутся без средств для фьялльской дани… А осень на носу! Так что Бьярта совершенно права: впереди у них еще не один «другой раз».

Следующие десять или двенадцать дней всадники «Волка» провели, плавая вдоль северного побережья полуострова Квартинг, неподалеку от того мыска, где так удачно сразились с барландцами. За это время боги привели туда еще четыре торговых корабля; два Хагир решил пропустить, поскольку они шли вместе и дружины имели многочисленные, зато два оставшихся разделили судьбу «Кабана». Хозяин двенадцативесельной снеки с конской головой на штевне, которая попалась «Волку» последней, с первого взгляда понял, что повстречал очень решительных людей, и сразу согласился на первое предложение Хагира: сойти на берег и там подождать, пока квитты проверят содержимое его мешков. Здесь было взято не так уж много — зерно, овчины и несколько криц железа, зато обошлось без единой капли крови.

— Вот какие мы грозные! — смеялся довольный Гьяллар. — Отцу расскажу: вот он позабавится! А Сиг умрет от зависти!

— И попросится в другой раз с нами! — добавила Бьярта. — Твой брат не трусливее тебя!

— И когда-нибудь у нас с ним будет два боевых корабля с дружиной! — мечтал Гьяллар. — Мы будем ходить по всему Морскому Пути вместе, везде биться и одерживать победы, и все будут нас бояться! Два славных морских конунга, Гьяллар Суровый и Сиг Дерзкий!

Хагир посмеивался, глядя на пышным цветом расцветшее тщеславие простодушного парня. Но и у него самого настроение было неплохое. После третьей победы у них набралось достаточно добра, чтобы заплатить дань и безбедно прожить следующий год. Среди добычи имелись даже четыре говорлинские кольчуги, прочные и до ужаса дорогие; Бьярта смотрела на «платья валькирий» с таким восторгом, что Хагир предложил ей примерить. Бьярта взялась было за край подола, но выпустила: железная рубашка оказалась слишком тяжелой. Лето выдалось удачным, а там ведь придет новое лето, да и Стормунд будет на свободе. За зиму можно набрать и обучить новую дружину… и мечта о двух хороших боевых кораблях окажется не так уж далека от осуществления.

И тогда… Об этом Хагир думал уже без смеха. Нет, тогда он не будет грабить торговцев и прочих, кто случайно попадется ему на дороге. Тогда его целью будут только фьялли, те самые фьялли, которые уничтожили почти весь род Лейрингов, сожгли его родную усадьбу на Остром мысу, довели до нищеты весь полуостров. Даже лицо Хагира становилось жестким, брови изгибались круче, а в синих глазах мелькали молнии, когда он думал об этом. Да, он опоздал родиться к началу этой войны, ему сравнялось всего девять лет ко дню Битвы Конунгов, в которой погибли восемь его родичей, включая двоюродного брата Атли, которому было тогда всего тринадцать. Но война не убежала, она подождала его. Может быть, боги нарочно сберегли его, зная, что в будущем тоже понадобятся бойцы. И теперь он, Хагир сын Халькеля, остался почти единственным на свете мужчиной из рода Лейрингов. Только он может отомстить за свой род.

Но не только Лейринги — вся держава квиттов подверглась грабежу и позору, и эти грабеж и позор продолжаются до сих пор, повторяются и сейчас, каждый день! Кто-то должен положить этому конец! Хагир вырос с этими мыслями и так привык к ним, что из привычки сложилось убеждение, что именно он напрямую отвечает за будущее своего племени. И теперь, если он и правда раздобудет средства на хорошую дружину, отвлеченная убежденность, больше похожая на мечту, превратится в настоящее дело. «Клянусь, я это сделаю! — повторял в мыслях Хагир, поднимая глаза к небу и ясно видя лицо Ингвида Синеглазого, каким он его запомнил. — Клянусь Отцом Ратей!» — «Ты работай, работай! — слышался ему в ответ глуховатый, спокойный голос родича. — Делай свое дело. А там будет видно».

Но ближайшим необходимым делом оставалось освобождение Стормунда. Пора было направляться на юг, к земле граннов. Предстоящий путь Хагира не тревожил: к пятерым, погибшим в первом бою, за следующие дни прибавилось только двое, из раненых никто не умер. Вот только Бьярту хорошо бы как-то спрятать на время переговоров с Вебрандом. А то ведь полуоборотень вообразит, что молодую и красивую женщину ему привезли в качестве выкупа, и тогда все начнется с начала.

И «Волк» пошел на юг. Ночевали квитты на берегу: в самом конце лета ночи и ранние утра были уже холодны, но у доблестных бойцов теперь имелись овчинные одеяла, а местные жители-кварги не очень-то хотели пускать в дом незнакомую дружину. За время похода «Волк» приобрел грозный вид: его изрубленные борта покрылись темными пятнами засохшей крови, а дружина после трех побед обзавелась отличным оружием. Каждый теперь имел хороший меч, а то и не один, крепкий щит, копье, секиру, шлем. Не раз бывало, что прибрежные жители, завидев «Волка», бросали сети и со всех ног бежали прочь. Квитты смеялись им вслед: так приятно было чувствовать себя сильными и способными внушать страх после того страха перед фьяллями, под гнетом которого Квиттинг жил уже много лет. Молодым парням, выросшим в этом страхе, казалось, что они попали в другой мир, свободный и широкий, который им только грезился в мечтах и вдруг нашелся наяву. Даже воздух здесь казался свежее, а небо выше, и сами они стали другими, могучими и неустрашимыми, как великаны.

Под вечер одного из тихих теплых дней «Волк» пристал в устье широкого полноводного фьорда. Прибрежная низина поросла редкими березовыми рощами, а вдали, на склоне пологой горы, глазастый Лейг рассмотрел будто бы крыши усадьбы. Ближе стояло с десяток маленьких домишек, на песке виднелись в изобилии деревянные сушилки для рыбы и растянутые на кольях сети, но людей не было видно.

— Не зайти ли нам в дом? — предложил Альмунд, который уже соскучился по новым людям, и кивнул в глубину фьорда. — У меня вчера ночью волосы к траве примерзли. Может, хозяева примут на ночлег славных героев?

— Я думаю, они заперли ворота и приготовили оружие для славных морских конунгов, — сказал Хагир. — На здешнем побережье мы наверняка прославились: ведь все трое нами обиженных уплыли в эту сторону.

— Подумаешь! — фыркнул Гьяллар. Красивый железный шлем с медными накладками так ему нравился, что он не снимал его даже на привале и сам себе казался богом Тюром. — Может, нам пора учиться захватывать и усадьбы?

Хагир усмехнулся:

— Во-первых, жадность до добра не доводит. А во-вторых, мы понятия не имеем, кто там хозяин и сколько у него народу. Бегать от опасности стыдно и глупо, но искать ее — глупо вдвойне. А главное, нас ждет Стормунд. Дело сначала, а забавы потом.

— Надо же, какой ты умный! — проворчал Гьяллар, не смея спорить.

Развели костер, и Бьярта уже хлопотала над огромным котлом с кашей, когда один из хирдманов свистнул и показал в глубину фьорда. По берегу прямо к ним скакал одинокий всадник в развевающемся красном плаще, явно не бонд и не рыбак. Под плащом у него блестела кольчуга, ножны меча на широком поясе сверкали золочеными накладками, красный щит с железным умбоном напоминал заходящее солнце.

Квитты насторожились и приготовились к встрече: половина отошла к вытащенному на песок кораблю, половина выстроилась полукругом за спиной у Хагира. Положив руки на пояс, он ждал, не сводя глаз с нарядного гостя. Важная птица, сразу видно. Но почему один?

— А это, как видно, дух-хранитель здешних мест! — беспокойно шутил Альмунд. — Такой красивый и такой смелый!

— Да уж, умный человек в одиночку на целую дружину не полезет! — ворчал Хринг. — Подвох это, я вам скажу! Пока мы на него рты разинем, нас целым войском обойдут!

— Спустить бы корабль!

Хагир несколько мгновений колебался. Спустить корабль было бы умно, но… стыдно. Чтобы один из Лейрингов собрался бежать, имея при себе дружину и видя перед собой единственного человека! Нет, спустить корабль они всегда успеют. А вот показывать свою робость торопиться не стоит.

— Кто это говорит? — нарочито насмешливо спросил он, не оборачиваясь и не сводя глаз со всадника. — Гроза Квартинга? Великие герои, при виде которых враги сдаются без боя?

Вокруг одобрительно засмеялись. Так-то лучше. Кто бы это ни был — пусть он увидит веселые и уверенные лица.

Приблизившись шагов на десять, всадник придержал коня. Высокий, хорошо сложенный и ловкий, «дух-хранитель» выглядел лет на тридцать. Довольно красивое лицо обрамляла небольшая темно-русая бородка, темные глаза из-под густых черных бровей смотрели надменно и требовательно. Запястья обеих рук, сжимавших поводья, обвивало множество толстых серебряных цепей, и узорные цепи, еще толще, покачивались на груди поверх кольчуги. Завороженная этой роскошью Бьярта смотрела, не дыша: один из отважных и прекрасных богов Асгарда, должно быть, выглядит именно так!

— Кто вы такие? — меряя пришельцев вызывающим взглядом, осведомился всадник. — Я давно услышал, что в моей округе завелся какой-то морской конунг, но я не ждал, что у него хватит наглости явиться прямо ко мне в дом! Что у вас на уме: мир или разбой? Если у вас злобные намерения, так и знайте: я сумею постоять за свою землю!

Хагир выслушал это, стараясь не выдать недоумения: отчего такая важная птица летает в одиночестве и грозит врагам лишь блеском глаз? Или считает, что этого достаточно?

— Возможно, что ты слышал обо мне, — очень вежливо ответил Хагир. — Но тогда ты должен знать мое имя, потому что я всем его называю. Я — Хагир сын Халькеля, из рода Лейрингов, и моя родина — Квиттингский Юг. А вот мне не так повезло, и я понятия не имею, кто ты такой.

Всадник усмехнулся, поигрывая плетью. Хагир отметил: возможность назвать свое имя доставляла щеголеватому хозяину этих мест прямо-таки наслаждение.

— Я — Фримод ярл по прозвищу Серебряная Рука, сын Стридмода ярла, родич Рамвальда конунга, правитель Северного Квартинга! — гордо ответил он. С каждым новым добавлением он делался как бы выше ростом и внушительнее. — И я не потерплю, чтобы мои земли подвергались разграблению.

— Приятно встретиться с таким знатным и прославленным человеком! — заверил Хагир. Знатность собеседника была несомненна, а слава вытекала из нее и подразумевалась сама собой. — У нас нет никаких враждебных намерений против тебя и твоей земли. Мы хотели всего лишь переночевать здесь и плыть дальше. Наш путь лежит к землям граннов, а против Квартинга, пусть услышат меня боги, мы ничего не имеем!

И он положил руку на рукоять меча, призывая богов в свидетели. При этом Хагир мысленно отметил, что, возможно, его миролюбивый ответ разочарует собеседника.

Фримод ярл несколько мгновений вглядывался ему в лицо, точно прикидывая, можно ли ему верить. Но лицо Хагира, четкое и спокойное, никогда не оставляло возможности для сомнений. Война или мир всегда были ясно на нем написаны, и одно никогда не подразумевало другое. И Фримод ярл улыбнулся, отчего вдруг стал проще и приветливее.

— Тогда я рад, что такие доблестные люди появились в моей земле! — объявил он, и в широкой улыбке белые ровные зубы блеснули не менее ярко, чем серебро на груди. — Я приглашаю тебя, Хагир сын Халькеля, и всех твоих людей быть моими гостями. А кто эта женщина рядом с тобой? Это твоя жена?

— Это Бьярта дочь Сигмунда. Ее муж — Стормунд Ершистый из усадьбы Бьёрклунд. Это на западном побережье Квиттинга.

— Он тоже с вами? — Фримод ярл окинул взглядом дружину за спиной у Хагира.

— Нет. Ему не слишком повезло…

— Вы потом мне расскажете все, что сочтете нужным! — прервал его Фримод ярл, понявший, что об этом гости как раз не очень хотят рассказывать. — А сейчас давайте сталкивать корабль. Я сам проведу его до моей усадьбы, а там у меня есть место в сарае.

Вот так Хагир и дружина «Волка» оказались гостями Фримода ярла, правителя половины Квартинга и родича конунга кваргов. Жил он в просторной усадьбе, с большим, недавней постройки хозяйским домом, с богатой резьбой на воротных столбах, выкрашенной охрой. Поминальные камни предков стояли, как бессмертный дозор, прямо перед воротами, и длинные, причудливо переплетенные ленты рунических надписей на них тоже были ярко окрашены красным, белым и черным. Камней насчитывалось немного, всего шесть или семь, но ими, как видно, гордились и о них заботились.

Внутри дома тоже нашлось чем похвалиться, и Бьярта, привыкшая жить бедно и у соседей видеть ту же бедность, была потрясена здешней роскошью. Фримод ярл приказал украсить гридницу к пиру, и квиттингская гостья не могла налюбоваться цветными коврами, серебряной посудой, которой в изобилии украсили столы. Фримод ярл так откровенно радовался ее восхищению, что Хагир насмешливо щурился, глядя на них.

— Это я раздобыл в походе к уладам — видишь, тут вытканы наши корабли, — со счастливой гордостью рассказывал Фримод ярл, показывая на один из ковров. — А этот рог я добыл из кургана… то есть сам рог истлел, но его оковку я приказал перенести на новый. А это мне подарил Хеймир конунг, когда я прошлым летом был у него на свадьбе. А вот этот меч и это копье я отбил у одного говорлинского конунга… Посмотри, какая сталь! Камень разрубит и наковальню, не хуже Сигурдова меча Грама! Жаль, моей матери сейчас тут нет, а не то она показала бы тебе ожерелье, которое я добыл в святилище у бьярров. Оно все из золота и весит три марки. Оно висело на шее у бога, и потом этот бог до самого берега гнался за нами по лесу и валил за собой все деревья! Это была славная песня! Слушай:

Ясень стрел, блестящий славой,

Мерял море волком влаги…

Ну, ладно, это я потом спою. А вот это, посмотри…

Бьярта смотрела на хозяина сияющими глазами, восхищенная и подвигами хозяина, и собственной удачей, которая привела ее в гости к такому человеку. Вот как люди живут! Не то что на Квиттинге, где каждой селедке рады! У нее было такое чувство, как если бы она всю жизнь провела на дне темного ущелья, а теперь вдруг вылезла наверх и узнала, что ее ущелье — далеко не лучшее, что есть на свете. Что можно жить совсем по-другому! Что есть земли, где люди добывают сокровища и сохраняют их, показывают гостям и не боятся, что какой-нибудь Асвальд Сутулый отберет все не позже осенних жертвоприношений… Вот бы… И воображение делало Бьярту хозяйкой подобной же усадьбы. А что, если бы не проклятые фьялли…

Да нет, куда там! Стормунд Ершистый, конечно, сильный и отважный человек, но удачи у него маловато. На такие подвиги не хватит. Это надо родиться каким-то другим человеком. Родич конунга, конечно! Бьярта вздыхала, но тут же гнала прочь досаду и поднимала глаза на Фримода ярла, чтобы утешиться хотя бы чужим счастьем. А Фримод ярл воодушевлялся все больше и больше и наслаждался возможностью рассказать не меньше, чем Бьярта — послушать и посмотреть.

Хагир, в ожидании еды сидя на скамье в середине гридницы, разглядывал оружие, развешанное по стенам. Тут тоже было чем полюбоваться. Прозрачная сталь привозных восточных клинков, словно сплетенная из темных и светлых нитей, золоченые рукояти, узорные навершия мечей, литые бляшки на цветной коже щитов — целые саги на каждом. Одно копье показалось знакомым — именно такие ковали и украшали в усадьбе Железный Пирог, что стояла на Остром мысу неподалеку от усадьбы Лейрингов… там, где сейчас пустырь, заросший кустами, где трава оплела и снег засыпал старые угли пожарищ. Те же узоры на втулке наконечника, и резное древко из остролиста — дерева руны «тюр»…

— По твоему виду трудно заподозрить, что ты никогда не видел оружия, — вдруг раздался рядом с ним юный, приятный, немного насмешливый женский голос. — А ты так в него вцепился, будто не видишь ничего другого.

Хагир обернулся. В шаге от него стояла девушка лет двадцати, среднего роста, в темно-синем платье и со множеством золотых цепочек на груди. На запястьях ее цеплялись друг за друга тонкие золотые обручья, на плечах сияли две крупные, почти с ладонь, узорные золотые застежки, а между ними, посередине, почему-то прилепилась еще одна — маленькая, из потемневшего серебра, в виде свернувшейся кольцом узорчатой змейки. Длинные русые волосы густыми прямыми струями спускались до пояса, а на уровне лба были прихвачены серебряным обручем с тонким вычеканенным узором в виде плетистых цветущих побегов. В самой середине сиял небольшой, полупрозрачный зеленый камешек, почему-то напомнивший блеск волчьих глаз зимней ночью.

Лицо девушки нельзя было назвать особо красивым — этому мешал тяжеловатый подбородок и высокий широкий лоб, отчего чертам не хватало легкости, утонченности. Но зато большие, мягко сияющие карие глаза казались очень хороши, а тонкие ровные брови и длинные черные ресницы подчеркивали их живой блеск. Она смотрела приветливо, даже ласково, но во взгляде ее таилось что-то загадочное, отчего Хагир почувствовал себя неуютно. Казалось, она имеет в виду гораздо больше, чем сказала, и Хагир вскочил со смущенным чувством, будто не заметил чего-то очень важного.

— Впрочем, ты должен сказать, что мужчину всегда привлекает оружие, а на ковры, кубки и прочие пустяки пусть любуются женщины. Ты это хотел сказать, да? — Девушка улыбнулась его растерянному молчанию, слегка склонила голову к плечу, словно умоляя согласиться с ней.

Хагир все молчал: она угадала даже не то, что он подумал, а то, что он должен был подумать. Мелькнуло сомнение, не смеется ли она над ним… Но лицо девушки казалось приветливым и ничуть не надменным, и Хагира наполнило чувство, что вместе с ней к нему приблизилось что-то хорошее, доброе и радостное.

— Может быть, тебе покажется странным, что я к тебе пристала, — с лукавым покаянием добавила девушка. — Но дело в том, что это…

Не договорив, она опустила глаза и вздохнула, точно ей предстояло сказать что-то тяжелое, но весь ее облик лучился скрытым смехом.

— Что я занял твое место! — с облегчением, поняв наконец, закончил Хагир.

Девушка подняла на него глаза и с удовольствием засмеялась, и Хагир засмеялся тоже, поняв, что наконец-то угадал, что она имела в виду. И теперь он не видел той некрасивости ее лица, которая поначалу так бросилась в глаза: ее мягкий, дружелюбный взгляд смотрел прямо в сердце, и девушка казалась близкой, как сестра, с которой всю жизнь прожил под одной крышей. Казалось, она все про тебя знает, да и ты все про нее знаешь: каждая ее мысль и каждое чувство именно те, которые ты и хотел бы в ней найти.

— Садись. — Хагир взял девушку за руку и подвел к месту. — Я же не знал…

Ее рука была легкой, теплой и тоже дружелюбной даже на ощупь, и от этого прикосновения в нем вдруг все ожило, словно кровь потеплела и побежала быстрее. Расставаться с этой рукой не хотелось; Хагир отступил, но руки не выпустил. Девушка едва сдерживала смех, но не сердилась.

— Садись и ты тоже. Ты же гость! — Она потянула к себе свою руку, и Хагир вернулся, как прикованный.

Он понимал, что вид имеет восторженный и глуповатый, что она смеется над его растерянностью, но ничего не мог поделать, и почему-то ему было хорошо, хотя всю жизнь его очень волновало, как он выглядит и что о нем подумают.

— Так ты считаешь, я достоин занять твое место? — Он попытался все же наладить беседу, чтобы не выглядеть совсем уж дураком. — Или я сначала должен сложить ловкую вису о своих подвигах?

— Если ты умеешь складывать висы, я с удовольствием послушаю, — заверила девушка. — Ты бы знал, сколько неловких вис мне приходится выслушивать! — Она метнула лукавый взгляд на Фримода ярла, который держал в руке золотую чашу с узором в виде летящих орлов и повествовал о том, как захватил ее в бою с кем-то. — И если ты умеешь складывать ловкие висы, я буду рада отдать тебе должное. Но, по правде сказать, о твоих подвигах мы уже слышали кое-что… Тут проплывали два корабля, которые жаловались, что некий квиттинский «Волк» лишил их всей поклажи.

— Два? — Хагир выразительно удивился. — А должно быть три.

— Вот как? Ну, тогда ты должен сесть на почетное место. Я скажу Фримоду ярлу. — Девушка встала и хотела идти, но Хагир быстро поймал ее за руку и удержал.

Она остановилась, сверху вниз глядя на сидящего Хагира.

— По мне, так самое лучшее место — рядом с тобой, — сказал он. — Не беспокой хозяина, а скажи мне лучше, как тебя зовут. Ты сестра Фримода ярла?

— Нет, я воспитанница его матери, Гейрхильды хозяйки. Она сейчас в своей усадьбе, но скоро должна вернуться. Она будет рада, что у нас такой знатный гость — один из квиттинских Лейрингов… Последний конунг квиттов был из вашего рода, я ничего не путаю?

— Хлейна! — вдруг крикнул Фримод ярл.

Девушка быстро обернулась, выдернув при этом свою руку из руки Хагира.

— Где ты? — продолжал Фримод ярл, вдруг вспомнив, что порядочный хозяин хвалится не пустыми кубками и блюдами, а полными. — Ты распорядилась на кухне? Матери же нет, а наши гости проголодались!

Его живое лицо выражало беспокойство лишь о том, что гостям придется слишком долго ждать ужина. Но Хлейна тут же отошла и скрылась за дверью в кухню, не обернувшись больше. А Хагир сжал кулак, будто хотел как можно дольше и надежнее сберечь в ладони мягкое тепло ее руки. Его посетила догадка: ничем вернее он не разрушит доброжелательность Фримода ярла, чем вниманием к воспитаннице его матери.

Пир в усадьбе Роща Бальдра удался на славу. Мигом прослышав, что морской конунг ничем не грозит округе и готов быть другом Фримоду ярлу, со всех сторон сошлись и съехались соседи. Гридница и даже кухня были полны гостей, и довольный Фримод ярл говорил со смехом, что одного пира на всех не хватит, придется гостям задержаться, чтобы вся округа могла как следует попировать в их честь.

Бьярту посадили в середину женского стола. Хагир ждал, что Хлейна займет это почетное место, но она почти не сидела за столом, а все время сновала по гриднице и кухне, распоряжалась, присматривала за служанками, сама наливала гостям пиво, разносила можжевеловый хлеб, не забывая упомянуть, что пекла его сама, а еще успевала говорить много приветливых слов гостям и домочадцам. Видно было, что она любуется собой, такой стройной, нарядной и дружелюбной, но и гости любовались ею, потому что она и впрямь заслуживала восхищения. Взгляд Фримода ярла, как легко заметил Хагир, почти не отрывался от девушки, за исключением того времени, когда он рассказывал о своих подвигах. Слепой увидел бы, что Фримод ярл неравнодушен к воспитаннице своей матери, и Хагир ловил себя на том, что ему это неприятно.

Из-за этого открытия он следил за нею вдвое пристальнее, стараясь понять, что связывает эту девушку с хозяином дома. Однажды Хлейна подошла к Фримоду, чтобы наполнить его кубок; он поймал ее руку и стал что-то говорить, но она тут же вырвалась и при этом бросила на Хагира быстрый смущенный взгляд. Фримод ярл пригласил ее сесть рядом с собой, она покачала головой и отошла. И опять бегло глянула на Хагира. Хочет показать, что свободна? Сердце Хагира сильно билось: в нем боролись чувства радостного подъема и смутной тревоги. Он не мог оторвать от нее глаз и, даже заставив себя глядеть в свой кубок, каким-то иным чувством ощущал, где она находится. Каждое ее простое движение давало ему ощущение блаженства, но из глубины души поднималась тревога: что это значит и к чему приведет?

Захваченный всем этим, он совсем забыл о своих заботах, о Стормунде и Вебранде, о фьялльской дани. Гостеприимный Фримод ярл рассуждал, что неплохо бы квиттам задержаться у него в гостях подольше; Хлейна при этом многозначительно посматривала на Хагира, словно побуждала принять приглашение. Сам же Фримод ярл обращал свои речи главным образом к Бьярте, оценив в ней слушательницу своих рассказов. Но она совсем не хотела задерживаться по пути к мужу.

— Мы так рады твоей дружбе, Фримод ярл, но, поверь, нас ждет необычайно важное и срочное дело! — отговаривалась она. — Я не хотела бы говорить о нем сейчас, а вот на обратном пути мы будем рады побывать у тебя снова…

Фримод ярл соглашался, но не оставлял надежд и уговоров. Хагир заметил, что разговорчивость и дружелюбие хозяина тем больше возрастают, чем больше пива он выпивает. Целиком занявшись Бьяртой, он перестал обращать внимание на Хлейну, и вскоре она, оставив свои хлопоты, подошла с кувшином пива к Хагиру и села возле него. Полный того же радостного подъема, Хагир и сам не заметил, как успел рассказать ей почти все о себе: о роде Лейрингов, о Битве Конунгов, об Ингвиде Синеглазом и Стормунде Ершистом. Хлейна в ответ рассказала, что живет у Гейрхильды хозяйки с самого детства, сколько себя помнит, никогда не видела своих родителей и даже не знает, кто они. При этом она посматривала на Хагира с намеком, но он не понимал: ему было решительно все равно, кто ее родичи, его занимала только она сама. Хлейна сидела к нему так близко, что их колени соприкасались; они пили пиво из одного кубка, передавая его друг другу, и никогда в жизни Хагир не пробовал такого сладкого и пьянящего напитка. Хлейна держалась легко, свободно, но ничуть не развязно; Хагиру все время мерещилось, что она как-то вглядывается в него, хочет то ли спросить, то ли сказать о чем-то важном, тайном, доверительном, но задать прямой вопрос не решался. Пока она сидела рядом с ним, ему и этого было достаточно.

Уже стемнело, когда со двора прибежали работники.

— Фру Гейрхильда едет! — радостно и отчасти с беспокойством кричали они. — Спускается с холма!

Фримод ярл мигом вскочил на ноги и поднял на вытянутой руке рог с пивом, будто готовился принести торжественный обет. Его шатнуло, но он устоял.

— Откройте ворота и зажгите факелы! — громко и ликующе закричал он. — Моя мать возвращается! Пусть все ее встречают!

В дом вступает Фригг обручий,

Ясень сечи рад той встрече!

Всех достойней диса злата —

Славных ярлов род ликует!

Радостно гудя и одобрительным смехом отвечая на неловкую, но пылкую вису, народ повалил из гридницы во двор. Хагир и Хлейна тоже встали; девушка, по-видимому, колебалась, то ли бежать навстречу приемной матери, то ли остаться рядом с Хагиром.

— А она не будет на меня в обиде, если увидит… — Хагир взял Хлейну за руку и с намеком кивнул на дверь, в которую как раз протискивался Фримод.

Выпив пива, тот лучше осознавал величие своего рода и своих подвигов, и двери становились какими-то узкими, прямо стыд всего дома!

— Хагир, ты с ума сошел! — раздался рядом голос Бьярты. — Отпусти ее сейчас же!

Хагир и Хлейна разом обернулись. Рядом с ними стояла Бьярта и смотрела на Хагира с досадой и упреком.

— Ты с ума сошел! — повторила она потише, но столь же непреклонно. — Ты забыл, куда и зачем мы плывем? Опять ищешь себе неприятностей?

Хлейна улыбнулась: дескать, решайте свои дела между собой, — и пошла к дверям. А Хагир глянул на Бьярту с не меньшей досадой, чем она на него. Опять она хочет быть умнее всех на свете! Он не мальчик, отданный ей на воспитание!

— Ты выбирай слова, не дома! — с тихой яростью ответил он. — Я как-нибудь сам разберусь, а учить будешь Стормунда!

— Я понимаю, тебе нравится красивая девушка, но надо же голову на плечах иметь! — так же вполголоса выговаривала ему Бьярта. — Если ярл увидит, он тебе голову оторвет. Надо быть дураком, чтобы не заметить, что он сам с нее глаз не сводит. А нам сейчас не до лишних драк. Сам же твердил, что сперва дело, а забавы потом!

Хагир промолчал. Ему было неловко перед Хлейной, но все же Бьярта права. Сначала дело. Вот потом, на обратном пути… Что — на обратном пути? Смущать знатную девушку и давать пищу для сплетен не годится, а свататься… Дураком надо быть! Хагир потряс головой. Мысль о женитьбе, никогда раньше его не посещавшая, применительно к себе самому показалась слишком новой, нелепой и неуместной. Вот уж чего ему никак нельзя делать! Да, он знатен и достоин воспитанницы здешней хозяйки, будь она хоть дочерью конунга. А вено чем платить? Свадебные дары? И куда ее вести, если и дома своего нет? Да и как ему жениться — про два корабля с дружиной уже забыл? О своем долге перед родом и Квиттингом забыл?

Мысли об этом помогли Хагиру стряхнуть весенний хмель, и он прямо-таки с облегчением почувствовал, что снова стал самим собой. Прямо наваждение какое-то… Уж не колдунья ли она? Мягкий взгляд блестящих светло-карих глаз светился со дна его души, и Хагира не покидало чувство, что она где-то рядом. «Ведьма!» — с восхищенной нежностью думал он, и вся его возвращенная было твердость снова таяла, снова тянуло к ней, к Хлейне, и не хотелось думать, зачем это и к чему приведет.

В кухне зазвучали шаги и голоса, народ хлынул обратно в гридницу. Ворвался Фримод ярл с факелом в руке, с преувеличенной заботливостью перевел через порог высокую величавую женщину лет пятидесяти, в которой всякий бы узнал жену и мать ярлов. Фру Гейрхильда была хороша собой, и даже великоватый нос не портил ее, а даже прибавлял умному и гордому лицу внушительности. Дорожную одежду прикрывал широкий темно-синий плащ с большой серебряной застежкой, а серое покрывало вдовы украшали полосы черной с золотом тесьмы.

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

11

Старшая Эдда, пер. А. Корсуна.