Три мужа для Кизи. Книга 2

Елена Юрьевна Свительская, 2020

Родители Кизи внезапно умерли, а дядя спихнул девушку женой трём братьям, бродячим музыкантам, имущество прибрал себе. И после свадьбы Кизи вынуждена странствовать вместе с мужьями. В разлуке с любимой младшей сестрой. Да только на тропах Древней Индии попадаются не только люди, но ещё и настоящие боги и демоны. И встреча с одним из них способна круто изменить чью-то жизнь. И тайны вскрыть старые, нарушив спокойствие злодеев и героев.

Камень 31-ый

— Может, ей украшения снять? — спросил Мохан тихо. — Убежать легче будет, если что.

— Нет, — отрезал глава семьи. — Если она сумеет убежать, то украшения станут единственным, что у неё будет.

Чуть помолчав, вдруг спросил насмешливо:

— Ты же не собираешься от нас убежать, Кизи?..

И у меня дыхание перехватило от гнева. Как он мог подумать?! Но, впрочем, я умолчала. Если мне не доверяют, чего уж тут говорить? Бесполезно оправдываться. Я ещё в детстве поняла, что бесполезно, после истории с Ванадой.

Мы долго шли через темноту. Точнее, они шли, а я плыла куда-то между деревьев, сжатая горой вещей, заваленная одеждой, местами давно не мытой, да гирляндами. Мне от запаха жасмина и нестиранной одежды стало дурно. Но смолчала. В конце концов, они же стараются меня защитить. Мои мужья стараются меня защитить. Как могут. И остальное неважно. Тем более, что это странно и непривычно приятно, что кто-то меня старается защитить! Хотя, надеюсь, меня на их одежду не стошнит? Мне-то всё равно придётся её стирать. Но Поллава сердить лишний раз не стоит.

А ещё мне хищник вспомнился, который убил моего отца. Мерзкий хищник, который так и не был пойман. Говорили, что он отцу живот разорвал и растерзал внутренности. Я-то не видела — тело его прикрыли, когда принесли. И живот прикрыли, и сверху ещё куском ткани. Кровь, сказали, высохла уже на рваных ранах. Прия рассказала — их сосед видел. Говорил, что отвратительное было то зрелище.

Я ведь спрашивала у Саралы, Аши и Прии, когда уже пришла в себя, убили ли того хищника?.. Ведь и воинов просили его поймать. И местные ближайшие дни с опаской ходили. Воины сказали, хищник был крупный. Но в ловушки не попадался. И кшатрии, что охотиться пытались, так и не нашли его. Он ушёл?.. Тот зверь далеко уже ушёл после убийства моего отца?.. Или… в лесу затаился?.. И… И вдруг выпрыгнет на нас?..

Я совсем уже замучилась. Сказать мужьям о том или не сказать? А вдруг скажу, а Поллав засмеётся, что я так сбежать не смогу от них? Или решит, что я надеюсь на помощь того тигра, чтобы избавиться от своих трёх мужей? А не скажу, так вдруг они невнимательными будут — и сами ему попадутся? Да, может, они слыхали итак? Они же говорили с моими соседями. И, может статься, что не об одной лишь свадьбе говорили. Могли ж и расспрашивать обо мне, да о моей семье. Ведь это же разумно: кого-то расспросить о той, которую хотят взять женой. Так говорить им или не говорить?..

— И почему я тогда отругал Джиту?! — не умолчал опять Мохан.

Кажется, это вздохнул старший из музыкантов.

А Садхир сочувственно спросил:

— А почему вы тогда поссорились?

— Да из-за ерунды! — кажется, чувствительный юноша там расплакался. — Но тогда мне это казалось важным. Я ж не знал, что через несколько дней её убьют — и я больше никогда её не увижу! — всхлипнул. — Я даже не хотел помириться с нею! Так и не помирился…

— Странно, что ты столько лет об этом молчал, — голос старшего брата звучал как-то непривычно серьёзно.

Неужели, вид у Мохана, которого вдруг некстати замучила совесть в ночном лесу, такой ужасный, что даже старший брат ему вдруг посочувствовал?

— Ну, просто… просто… — голос бинкара задрожал. — Просто мне было стыдно. Очень стыдно. Что я так и не попросил у неё прощения за мои слова грубые. Что вы об этом узнаете.

— Так и не говорил бы! — проворчал Поллав.

— А вдруг я умру этой ночью? Вдруг меня тигры этой ночью сожрут, а я так ничего и не расскажу? В конце концов, нападения тех разбойников мы вообще не ждали. Никто не ждал!

Чуть помолчав, старший брат добавил мрачно:

— Вот при жене бы заткнулся! Ты уже не ребёнок. Уже мужчина замужний, — чуть помедлив, сказал насмешливо: — Почти.

И от его усмешки мне стало не по себе. Мне тоже грозило это почти. Скоро. Если живыми выберемся. Хотя то, что они старательно меня защищают, немного смягчало моё сердце. Но я всё равно боялась первой ночи. Тем более, ночи с Поллавом. А Поллав никому не хотел уступать своего. И они уже заранее договорились меж собою, как меня делить будут.

Или, всё-таки, не говорить? Ведь они и сами кого-то опасаются, раз достали свои кинжалы, двое вооружённые идут. Всё-таки, лучше, что мужья мои вооружённые. Мне и правда так поспокойнее. Тем более, они мужчины. Трое молодых, здоровых, крепких мужчин. И вот, меня спрятали, вооружились. Я под их защитой. Мне страшно, что мы заблудились ночью, но всё-таки я под их защитой. И даже троих. В чём-то спокойнее быть женою троих.

А они всё шли, шли через темноту. И, кажется, всё ещё не поняли, где оказались.

Мне то хищник вспоминался, который убил моего отца, то вдруг вспомнилось знакомство с двумя асурами. Сны про нагов и богов. Если асуры существуют, то существуют и остальные. И не врут про обитателей других миров. И кто тогда может ночью на нас в лесу кинуться?..

И сердце замерло от ужаса.

А если отца моего убил не тигр? Если отца моего убил демон?.. Вот ведь, отец старосты твердил что-то о ракшасах. Говорил, что ракшасы пришли за нами. И… он мог увидеть кого-то из демонов?..

— И зачем я наговорил ей столько всего? — сказал вдруг горестно Мохан. — Так и не могу себя простить за то!

Кажется, в эту ночь его пробрало на откровения. Боль младшего из мужей, поругавшегося с сестрой незадолго до гибели её и всей родни, сегодня вырвалась наружу. И бедный Мохан всё не мог ни успокоиться, ни замолчать. И даже Поллав его слушал, давая высказаться.

Бинкар всё говорил и говорил, рассказывая, как они вместе играли. Как она его спасала, когда он тонул. Додумалась оторвать край юбки — и бросить кусок ткани ему. Потом и взрослые прибежали на её крики, когда он уже лежал на берегу, замученный, но счастливый. Живой.

Эти и многие детали Мохан вспоминал ярко. И рассказывал о них пылко. С отчаянием. Он так и не смог примириться с ней.

— Но отчего вы всё-таки поссорились? — осторожно спросил средний брат, когда юноша примолк и снова стал всхлипывать.

— Да это… — младший муж всхлипнул. — Из-за мальчишки. Оборванца. Он пару дней шёл за нами, следил за всеми. Я пару раз его видел — то между кустами выглядывающего, то вечером смотрящего на нас с высокой-высокой ветки дерева. Грязный, исцарапанный, волосы спутанные. И бусы какие-то странные, грязью облепленные. Или кровью подсохшей? И взгляд у него был жуткий. Цепкий такой… внимательный… — Мохан шумно выдохнул. — Как у мелкого хищника. Я ещё тогда гадал растерянно: он демон или из неприкасаемых? Но он так и не рискнул приблизиться ни к кому из труппы. Просто следил за нами. Я как будто чувствовал его присутствие. Или… или запах крови из его гноящихся ран?.. Кажется, он был ранен…

Бинкар столько всего помнит! А ведь он тогда был маленький! Хотя я так и не поняла, сколько лет ему тогда было.

— Джита заговорила с ним? — вдруг спросил Поллав.

Но гнева не звучало в его голосе. Только грусть.

— Да, она заговорила с ним.

— Она могла, — добавил старший брат, вздохнув. — У Джиты было доброе сердце.

— Она ещё ему мой ладду отдала! — обиженно сказал юноша. — Тот, который мне отец подарил за то, что я выучил сложную мелодию!

— Ну уж и сложную, — фыркнул старший брат.

— Для меня она была сложной! — возмутился младший.

— Тиграм это расскажешь. В животе, — насмешливо предложил Поллав. — Им это будет очень важно. Сожрать такого талантливого бинкара! Молодого! Да все тигры Бхарат от зависти сдохнут!

Садхир кашлянул. Кажется, напоминая им обо мне. Намекая, что я не рада слышать их рассуждения о тиграх, с которыми мы можем встретиться. Да ладно тигры! Я ещё больше боялась ракшасов. Ведь вдруг и вправду отца моего убил демон?.. Говорят, ракшасы страшно кровожадные. Детей едят. Выпивают молоко из грудей кормящих матерей. Брр…

— И вообще, это был последний ладду, которым меня наградил отец! — всхлипнул юноша.

Порою он слишком чувствительный. Но, может, просто потому, что очень молодой?.. Братья-то его посерьёзнее.

И я, замерев, выжидала, что они там ещё скажут. Да и… ужасно было вот так плыть над землёй, в темноте, под свёртками, неизвестно куда. А болтовня Мохана как-то меня отвлекала от страхов и мыслей о тиграх и демонах, которые могут обитать в лесу. Идти-то всё равно куда-то надо. Но… но, впрочем, мысли у меня всё равно были невесёлые. Мне было очень жаль Мохана, который так ужасно поссорился с сестрой, которую, очевидно, очень любил. И который носил эту боль от ссоры и вину в своём сердце несколько лет. Каково ему, такому говорливому, было об этом молчать?!

— Предпоследний ладду, — вдруг сказал Садхир, кажется, приблизившись к телеге.

— Но отец больше не давал…

— Мой отец…

— Что там?! — вдруг спросил напугано Поллав.

И я сжалась испуганно. А мужья замолчали, вглядываясь в темноту. Сердце моё бешено билось. Тигр там или демон?..

Но, кажется, обошлось. На этот раз обошлось.

— Зверь какой-то прошмыгнул, — проворчал старший муж. — Мелкий. Так напугал!

И, сколько-то на месте постояв, они двинулись дальше. И опять меня потащили заваленную, в неизвестность. До чего же мерзко так плыть куда-то головой вперёд! Куда приятнее было идти своими ногами, чем когда меня куда-то волочат! Но, всё же, я должна быть благодарна главе семьи, который мало того, что телегу перегруженную тащит, так ещё и со мной.

— Отец хотел дать тебе ещё один ладду, — тихо сказал вдруг Садхир.

— Правда?! — вскричал брат младший радостно.

— Ты ж почти новую мелодию доучил. И так быстро!

Кажется, средний из музыкантов сейчас улыбался младшему, такому оживлённому. И прибавил, чтобы как-то смягчить его сердце и отвлечь от мучительных мыслей:

— Может, и два бы ладду дал. Или больше. Ты очень старался в те дни. Помнишь, даже другим детям тебя в пример ставили?

— Да, было дело… — мечтательно поддакнул бинкар.

И опять они куда-то шли. Кажется, мудрый Садхир шёл впереди. Найдёт он выход или не найдёт? Если бы он и вправду был удачлив, поскольку накопил благочестия, это было бы замечательно. Но, впрочем, Садхир и без того принёс мне удачу: он кинулся в Гангу за Ишой, в ненастье. А ещё именно из-за него отшельник Манджу решил позаботиться о моей сестре. Потому что Садир когда-то его спас и выходил. Как бы там ни было, средний муж уже очень много сделал для меня. Вот, подарил нарядные дупатты мне и сестре в день встречи. Назвал Ишу своей сестрою. Сказал, что я не столь и страшно поступила, перевязав рану Ванаде дупаттой. По крайней мере, Садхир этот мой поступок преступлением и адхармой не считал. Почему-то от этих мыслей у меня спокойно стало на сердце.

— Значит, Джита отдала тот ладду другому мальчику… — сказал задумчиво Садхир, немного погодя. — Но послушай, Мохан, это же замечательно!

— Это ужасно! — проворчал юноша. — Это был мой ладду! Я его заработал! И я ей отдал его! Только ей!

— Ты посмотри на всё это иначе: добрая Джита отдала сладость тому бедному мальчишке…

— Вот именно! Она слишком добрая!

— Отдать что-то нуждающемуся — это дхарма, — возразил ему средний брат.

И младший как-то примолк. Согласно. Или переваривая новую идею. Он, кажется, с такой стороны на ту ситуацию ещё не смотрел. Только Садхир мог додуматься.

— И вообще, как я её запомнил… она была милой и доброй. Тот ладду — не единственное добро, которое она сделала. Значит, после смерти Джита попадёт в доброе место. В новом воплощении она будет удачливее обычных. Людей. Снова родится человеком — я в этом уверен. А родиться человеком — это величайшая удача. И твой ладду помог ей совершить ещё одно доброе дело, Мохан. Ты смотри на ситуацию так. Ведь может именно твой ладду, который она подарила раненному мальчику, который несомненно его утешил — тот ладду мог стать поступком, определяющим её путь. И, уверен, следующая её жизнь будет намного легче.

Вздохнув, Мохан сказал:

— Может… может, она родится в семье кшатриев? Или даже в царской?.. Она очень красивая… была. Ей бы не юбку, украшенную зеркалами носить, а одежды, расшитые золотом и камнями драгоценными.

— Может, будет… — сказал Садхир чуть погодя.

Его, видимо, не очень радовала мысль, что их сестра может родиться в царской семье, если эту жизни прожила благочестивой. Но ради младшего брата, хоть немного оживившегося, он эту мысль поддержал.

Мы какое-то время молча шли. Потом кто-то из них вздохнул.

— Но, всё-таки, я того мальчишку ненавижу!

Значит, вздохнул младший муж.

— За что? Ты же говорил, что он даже был ранен. А она — помогла страдающему.

— Я застал его, когда он сидел рядом с ней и доедал мой ладду. Представляешь, этот наглый нищий, грязный, голый, сидел с нею плечом к плечу! А вдруг он был из неприкасаемых? — голос бинкара задрожал от гнева. — А когда я кинулся к ним, чтоб оттащить её — он мне дорогу перегородил. Ещё и сшиб меня ударом ноги! Так больно спиной об корень дерева приложился! Прям всё помутнело в голове!

— Так, значит, он защищал её! — радостно вскричал Садхир.

— Чего?! — обиделся Мохан.

— Смотри: ты пришёл и стал орать. А тот мальчик Джиту заслонил собой. Значит, он боялся, что ты можешь её обидеть. И, выходит, он благодарный. Благодарный человек не может быть плохим.

— Он может быть благодарным только с одним или с немногими, — серьёзно добавил Поллав. — Вот как этот сопляк Сиб! Зовёт, небось, себя сам. То Разрушитель он, то по имени звезды. Всем хамит, но только с одной лишь Кизи вежлив.

— Так ведь она ночью пошла проверять, жив ли он, — Садхир почему-то говорил без злости и обиды. — Только потому, что ей приснился страшный сон. Я бы и сам не мог забыть девушку, столь отчаянно рисковавшую жизнью и репутацией, чтобы проверить, в порядке ли чужой ей… человек.

На слове «человек» он запнулся. Садхир… что-то подозревает о нём?.. А мог бы. Он внимательный.

— С какой там звездой он себя сравнивал? — проворчал Поллав.

А старший из мужей злился. Сильно злился. То ли на меня за ту мою выходку, то ли на Сиба, нашедшего способ пристать к нам всем, став моим названным братом. Только он так и не пришёл. Но, если тот сон о сражении Ванады с какими-то нагом и богом был правдой, то, выходит, Сибасур всё-таки старался выполнить мою просьбу. Вот, во сне том даже на колени перед Ванадой встал. Только чтобы упросить. И в долгу остаться у того не боялся. Но… всё было бессмысленно. Но… где сейчас Сиб? Ванада сражался так далеко от нас?..

Мохан вдруг заорал. Я аж дёрнулась.

— Ты чего? — бросился к нему Садхир. — Что с тобой? Ты… ногу ранил? Или… ты на змею наступил?!

А юноша ещё и заговорил не сразу, всех нас издёргав ожиданием. Но когда он заговорил…

— О, глаза слепого попугая! Плешивого! Да почему ж я?!

— Почему ты сразу не стал орать во всю глотку, чтобы тигры все точно услышали? — не удержался Поллав.

— Сохэйл! — вскричал Мохан, в каком-то странном приступе. — Сохэйл!

— Ты видел звёзды, лёжа лицом в земле? — насмешливо спросил старший брат.

Шорох. Кажется, тот сел. Или встал. Но продолжал повторять отчаянно:

— Сохэйл! Сохэйл! Сохэйл… Сохэйл…

И долго братья ничего не могли от него добиться.

А потом, судя по воплям возмущённым, вцепились в него, обезумевшего, не пуская.

— Я должен идти! — орал Мохан. — Я должен его найти! Сохэйл… Сохэйл!

Потом завопил от боли. Значит, его ударили. Ударить его в таком состоянии мог только Поллав.

— Да что с тобой?! — проорал глава семьи яростно. — Сколько можно орать?!

— Я только сейчас вспомнил… — голос юноши звучал тихо и потерянно. — О, как я не вспомнил раньше?..

— Рехнулся! — старший мужчина шумно выдохнул. — О, боги, за что мне это наказание?!

— Постой, — мягко сказал средний из музыкантов. — Погоди, Поллав. Я, кажется, что-то понял.

— Вот и просвети меня, — проворчал старший брат.

Чуть погодя, наверное, встав или сев возле младшего, Садхир тихо и мягко спросил:

— Мохан, тот мальчик сказал тебе своё имя? Его звали… — он запнулся и сам. — Его звали Сохэйл?..

— Так… — голос юноши дрогнул. — Так его назвала Джита. Она сказала… точнее, она кричала… кричала на меня! Мол, не трогай Сохэйла! Он и так едва стоит. Он ранен.

— Сохэйл… — потерянно произнёс Садхир.

Кажется, он тоже догадался.

Ведь Сиб иногда требовал, чтобы его звали Сохэйлом. И… и того одинокого мальчика, раненного, без одежды, их сестра назвала Сохэйлом.

Мог ли… мог ли Сибасур быть знаком с их сестрой? И… и, выходит, что Сиб и Мохан уже встречались прежде?.. Но, даже если так… я всё же не понимаю, что такое с этим именем?.. Почему Сибу так хотелось, чтобы другие звали его Сохэйл?.. Он… он, похоже, обрадовался, когда я назвала его этим именем, как он требовал его звать моих женихов. Хотя и не поверил, что я просто хотела порадовать его, назвав. Одинокий. Недоверчивый. Которому наплевать, что люди косятся на его одежду и странные украшения. Волосы… спутанные волосы… он ведь похож! Сиб, которого я знала — хотя бы немного знала — похож на мальчика из описания Мохана. Того, который говорил с сестрою моих мужей незадолго до нападения разбойников.

Но… я пыталась спасти жизнь Сибу, пошла к Ганге ночью. И за то Сиб сказал, что я буду его сестрой. Или ещё и за то, что прежде не побрезговала его пригласить в свой дом. И даже, когда другие не хотели, всё равно выбежала за ним и уговаривала вернуться. И… и на берегу, поняв, что он демон или полубог, увидев его, доедающим крокодила… я и тогда показала ему, что хочу с ним общаться. Что я всё-таки ему верю. Малознакомому, странному, может даже, немного безумному. Но я словами и поступками говорила ему, что я ему верю. И он потом назвал меня своей сестрой. И в тот же день старался меня защитить. И, страшно раненный, едва живой, всё же выпросил моих женихов позволить ему отвлечь жителей деревни на себя, чтобы ему поверили.

Сиб, которого я знала, на самом деле добрый. Или… просто благодарный. И вот ведь, в моём сне он даже на колени перед Ванадой встал, чтобы исполнить мою просьбу.

Если это мой названный брат видел сестру моих мужей… если он только съев ладду, уже стал её защищать… если он в те два дня следил за бродячей труппой…

Он мог тогда её спасти?.. Во время нападения?..

И вот ведь… Мохан упомянул, что на Джите была голубая юбка. И что среди трупов убитых музыкантов и актёров, среди трупов их мёртвых детей не было девочки в голубой юбке.

Тут как раз Садхир озвучил старшему брату то, о чём я подумала.

— По описанию и правда похож, — грустно сказал Поллав. — Но девочек с голубыми юбками было двое. И, даже если среди мёртвых нашлась всего одна… разве это непременно должна быть Джита? Та, девочка, которой не было…

Но Садхир молчал. И Мохан молчал. И Поллав молчал. И тихо было так. Пугающе тихо. Да что с ними?!

Не выдержав, приподнялась, отодвинула свёрток с грязной одеждой и гирлянду.

Они сидели. Все трое. Прислонившись двое к телеге, а Садхир — просто. И все трое были какими-то потерянными. То есть, я видела лица старших мужей. Но Мохан сидел, сгорбившись.

— Я… я не знаю… — сказал наконец юноша. — Я не знаю, что делать, Садхир! Что сказать?.. Я так хотел бы, чтобы наша Джита была живой! Но Кири… — тут Мохан совсем сгорбился и расплакался. — Прости меня, Садхир! Я не должен был так говорить! Кири… Джита…

— А почему… — голос старшего мужа дрогнул. — Почему ты не должен был этого говорить? Джита — наша сестра. Она… — вдруг посмотрел на телегу и увидел мой глаз между гирлянд, сорвался на крик: — Я же сказал, чтобы ты не высовывалась!

— Она ни причём, — твёрдо сказал Садхир. — Она просто женщина. А они любопытные. Да и… наши тайны…

— Это наши тайны, — отрезал Поллав. — А ей я ещё не начал доверять.

Как нож вонзил в сердце! Но, впрочем, я и сама ещё не смогла начать ему доверять.

— Давайте… дальше пойдём? — Садхир встал. Ступил к Мохану, робко поднявшемуся, внимательно смотрящему на него, погладил по волосам. — Я не сержусь. Это правильно, что вы хотели, чтобы выжила именно Джита, — вздохнул. — Но такова жизнь… кто выжил — тот выжил. Кому повезло… кто случайно… может, боги знают?.. Почему умирают одни, но выживают другие?.. — подобрал с земли свой светильник, потом и оружие. — Но, раз мы выжили, нам надо жить дальше. Именно нам, — шумно выдохнул. — Только… — голос его дрогнул. — Я бы должен молиться… чтобы выжила Джита… если случится чудо… — мужчина, такой спокойный обычно, вдруг задрожал. — Я… я не могу!

Поллав вдруг подошёл к нему и крепко обнял. Садхир, вдруг ставший таким потерянным, уткнулся ему в волосы, вышедшие из-под тюрбана.

Видеть их несчастными было очень грустно. Особенно, Садхира. Но…

— Мохан… — тихо позвала я.

— Что?.. — тот сразу обернулся. Заплаканный. И несчастный. Хотя ему ещё было дело до меня и моих слов.

— А Джита сказала, почему назвала его Сохэйл?

— Подслушивала! — гневно выдохнул Поллав, отстраняясь.

Робко сказала:

— У меня есть уши.

— А в темноте редкие звуки привлекают ещё больше внимания, — вступился за меня средний муж.

Ему очень плохо, но он всё ещё думает обо мне! Какой он добрый!

— Она не сказала, — проворчал Мохан, всхлипнул. — Просто… и я так и не могу понять, это было просто совпадение или нет? То был наш Сиб или нет?..

— Даже если этот Сиб общался тогда с Джитой, он ведь теперь шляется один, — резко сказал Поллав, совсем уже брата выпуская. — Сиб — одиночка.

— И не похоже, чтобы его кто-то ждал, — потерянно добавил Садхир.

— Вот! — старший из мужчин шумно выдохнул. — Даже если Сиб знал её. Даже если она его почему-то звала Сохэйлом. Сейчас он шляется один. Я думаю, глупо надеяться, что Джита тогда выжила. Или… Кири.

Значит, девочек в голубой юбке было в те дни двое? И, наверное, они были одного возраста или похожие. И Мохан говорил, что среди мёртвых видел только одну в голубой юбке. И… и что-то здесь ещё было. Кири была очень дорога Садхиру. А Джита — Мохану и Поллаву. Потому Садхир сейчас очень несчастный. Он должен… он вроде бы должен надеяться, что шанс выжить был у Джиты. Но он почему-то не может быть рад этому. Ему дорога Кири. И Джита… тоже дорога.

Сердце у меня замерло на миг.

Кири…

Девочка, которая была Садхиру дороже сестры.

Кири…

Значит… Садхир уже кого-то любил?..

Он… любил Кири?.. Ту, которая так рано погибла?.. Или она была уже помолвлена с ним? Его невестою была?.. Или даже… невеста, которую он любил?..

Или… она могла спастись?

Но… если спаслась тогда Кири, значит, их сестра всё же умерла.

Но, если спаслась Джита, значит, что умерла первая любовь моего среднего мужа. Или же его невеста.

И я… я сама не могу понять, на что я надеюсь? Чтобы выжила их сестра?.. Или чтобы выжила любимая Садхира?.. Любимая Садхира…

И… и почему мне грустно от мысли, что мой муж уже кого-то любил? Ведь мы не были знакомы столько лет! Он вполне мог любить кого-то за эти года, даже нескольких женщин мог любить. Хотя он хотел стать отшельником. Не хотел жениться вообще. Из-за неё?.. Он не хотел знать других женщин кроме неё?.. Он… настолько сильно любил Кири?..

— Да, Сиб шляется один… — Мохан подобрал свои светильник и кинжал и поднялся. — Даже если это был он тогда… он бы мог узнать меня? Ведь Джита и меня по имени назвала в тот день!

— Правда?.. — обернулся к нему Садхир напрягшийся, пытливо всмотрелся ему в лицо.

— Значит, умерли они обе, — резко сказал Поллав. — А ему стыдно было признаваться, что он уже с Моханом знаком. Потому что он не смог Джиту защитить. Он, наверное, тогда ушёл. Или чуть позже. И, когда напали разбойники, его там не было. Он её не защитил. Вот стал бы кто в здравом уме признаваться, что это был именно он?!

— Но Сиб благодарный!

Они резко повернулись ко мне.

Робко сказала:

— Он же старался… защитить меня.

— Да, он, даже почти умирая от кровопотери, всё равно предложил нам помочь, — вступился за моего названного брата Садхир. Отчаянно виски потёр, потом взглядом обвёл нас, притихших. — Я думаю, всё могло быть иначе. Если Сиб благодарный. А Джита дала ему, раненному, тот ладду. И она почему-то знала его второе имя. Он, наверное, ей доверил его. Может, он ещё преследовал нашу труппу, когда напали разбойники. Когда нас рядом не было. Он мог пытаться защищаться. Но что он мог сделать один?.. Ребёнок! Против нескольких десятков мужчин! Вооружённых. Давно учившихся драться.

— Он мог только закопать тело мёртвой Джиты, чтобы бродячие псы его не съели, — устало сказал Поллав. — Но стал бы он признаваться в этом нам? В том, что не смог защитить девочку, которая была с ним добра? В том, что он в одиночку пытался им помешать? Да и… зачем ему признаваться нам, что он так проиграл?

Садхир яростно протёр лицо, задев и сбив на землю свой тюрбан.

— И почему я тогда не смотрел?! — отчаянно выдохнул молодой мужчина. — Почему я тогда побрезговал рассматривать трупы убитых? Эти насекомые, вьющиеся над ними… по ним… женщины с задранными юбками… те, которых изнасиловали… девушки молоденькие… я всё понял… но я трус! Я не стал смотреть на них! — ладони убрал и отчаянно посмотрел на братьев. — Простите, что я тогда не смотрел! Мохан хотя бы запомнил, что там была одна голубая юбка, а я… я ничего не смог… — упал на колени. — Я ничего не смог…

Чёрствый Поллав вдруг подошёл к нему. Опустился возле брата на колени. И… снова его обнял.

— Успокойся, Садхир. Это было ужасное зрелище! Мне и самому тошно было смотреть на него.

— Но если бы я смотрел… если бы я запомнил больше деталей… — Садхир расплакался.

— Мы же не знали, что всё так обернётся, — старший брат встрепал его волосы. — Не знали, что нам надо было смотреть, — вдруг замер, молчал долго — и братья молчали долго, внимательно смотря на него — руки с головы Садхира он так и не убрал. — Знаете… вы вправе меня убить… избить… но я всё-таки… — голос его дрогнул. — Я всё-таки хочу молиться, чтобы там умерла Джита. Я не хочу, чтобы она выжила, пережив всё это. И пусть бы она там сдохла! — он сорвался на крик. — Пусть бы наша сестра там умерла! Пусть бы Сиб прикопал её там, чтобы не смотреть, как она разлагается! Чтобы её не тронули бродячие псы… только бы ей не пришлось пройти через это всё и выжить! — мужчина задрожал. — Только бы не она! Только бы не с ней…

Они долго молчали. И я молчала. Два оставшихся светильника — мои Поллав сам потушил, прежде чем уложить меня в телегу — не могли заполнить своим светом всю оставшуюся темноту. Молитвы Садхира не могли спасти ни его сестру, ни его любимую. Разбойники даже девочек не щадили. Грязь этого мира… она иногда окутывает всё. Темнота иногда окутывает всё. Тамас, который влечёт людей в пучину и заполняет их сознание. Тамас, который превращает людей в жутких животных. Или… они сами?..

Но что теперь?.. Есть что-то в этой жизни, что не изменить.

Но та голубая юбка, которой не было…

То, о чём Сиб мог умолчать…

Я даже не знаю, хотела бы я, чтобы выжила одна из них? Если сестра моих мужей или возлюбленная Садхира это всё пережила… о, несчастная!

— Пойдёмте! — первым поднялся именно Садхир, светильник подобрал, потом кинжал. — Я не могу больше думать об этом! Не могу вспоминать тех лежащих людей. Я хочу просто идти. Всё равно куда. Всё равно зачем. Лишь бы не думать. Хотя бы немного не думать.

Шумно выдохнув, глава семьи признался:

— И я не хочу. Веди нас.

— Я?.. — растерялся молодой мужчина.

— Я в тебя верю, — старший брат сжал его плечо. — Веди нас. Как бы ни мерзко было жить, но мы должны идти дальше.

— Сиб — охотник, — вдруг сказал Мохан. И вдруг улыбнулся. Как-то безумно.

— И что ты снова?.. — устало спросил старший.

Младший повернулся — я успела заметить его горящие глаза.

— Давайте попросим Сиба их найти? Тех мерзавцев?..

Старший из мужчин задумчиво подбородок протёр:

— А что… если он хотя бы немного благодарен был Джите, может, он бы согласился?..

— Он ещё и собрался быть братом нашей жены! — добавил, сжимая ещё крепче кинжал, Мохан.

— Но Сиб ведь и так бродяга, — задумчиво добавил Садхир. И, кинжал на землю положив, подобрал свой тюрбан свободной рукой, надел, потом подобрал оружие. — Может, он и сам их ищет? Только не нашёл ещё?

— Или он уже их убил?.. — мечтательно улыбнулся Мохан.

Кажется, от этой мысли они все ободрились. Даже, если погибли и Джита, и Кири, у моих мужей оставалась ещё радость мести. Или… одна из них выжила?..

— Пойдём! — приказал глава семьи. — Сейчас нам бесполезно об этом думать, — и вдруг Мохана обнял. — Сегодня я рад, что ты много болтаешь, мальчишка! Но пока думать об этом всём бессмысленно. Надо дождаться новой встречи с Сибом, чтобы что-то ещё прояснилось.

И снова путь через темноту. И снова меня тащат куда-то вперёд. Только теперь это жуткое ночное путешествие, да, впрочем, и вся моя жизнь, не кажутся мне ужасными.

Моя сестра всё-таки жива. И не попала к тому кшатрию, Кирану. И моих родных, и друзей, и знакомых не убивали на моих глазах. Меня и других женщин моей семьи и моей деревни не насиловали на моих глазах. Я всё-таки была очень счастливой!

Но до чего же жалко моих мужей! То, что случилось с их сестрой… с любимой Садхира… это ужасно!

— Что это? — вскричал вдруг Мохан.

— Кажется, пещера? — спокойно ответил глава семьи.

— О, так мы можем там укрыться! Я… а-а-а!!!

Не выдержав, села, посмотрела.

Садхир, зажимая кинжал подмышкой — по боку его катилась струя крови — держал за ухо Мохана.

— Не смей! Там может быть логово хищника.

— Или там могут водиться змеи, — подхватил Поллав.

— Но всё-таки это может стать нашим убежищем!

Немного поругавшись, братья всё-таки отпустили в пещеру Садхира.

— Я же, вроде, удачливый, — сказал тот с грустною улыбкою. — Братья мои погибли. Но всё же несколько братьев у меня осталось.

— Иди, — вдруг согласился Поллав, — ты умнее этого мальчишки, — сжал его запястье. — Только вернись живым. Я больше не хочу никого терять.

— Спасибо, — Садхир улыбнулся ему, — что ты не хочешь меня терять.

Поллав, шумно выдохнув, сердито ударил пальцем по правой серьге. И средний брат, внимательно следивший за ним, вдруг зевнул. Потом вдруг сказал:

— Что-то скучно мне в золотых серьгах. Вы не возражаете, если я свои обычные надену?

— От нескольких мгновений ничего не случится, — почему-то охотно согласился глава семьи.

— Если тигры есть, то они явно не передохнут от того, что ты другие серьги оденешь! — бодро сказал Мохан. — А вот если…

Поллав, у которого как раз руки были свободны, зажал рот юноше и к себе его притянул, возмущённо задёргавшегося. А брату среднему почему-то спокойно сказал:

— Меняй. Должна же быть хоть какая-то радость в этой темноте.

Я внимательно смотрела, приподнявшись, как Садхир спокойно прошёл к телеге, серьги из своего свёртка достал, одел спокойно, привычным движением. Но, прежде чем отойти за светильником и кинжалом, он всё же повернулся ко мне. И осторожно ладонью коснулся моей левой щеки. Сказал тихо:

— Не волнуйся. Ничего не случится, — потом осторожно прикрыл меня гирляндами.

И, будто случайно зацепив, свёрток с грязной, потом пропахшей одеждой, столкнул с телеги, в сторону от меня. Мне дышать стало легче. И как-то спокойнее стало внутри от его ободрения. И ещё один взгляд бросив на меня, какой-то слишком серьёзный, Садхир опять пошёл к своему оружию. И на этот раз кинжал поднял первым, потом только светильник. Поллав Мохана, всё ещё вырывающегося, отпустил — и тот отскочил от старшего брата порывисто — и сам свой кинжал достал. Встал возле моей головы.

Они… всё же чего-то опасаются. И внутри боятся, что он хищника логово может найти. И нападения извне. Но… к чему Садхир опять серьгу трогал, на этот раз правую? Он обычно с серьгами не играет своими. Но вот когда шудр пытать собирались, Садхир часто трогал левую серьгу. А сегодня — правую. Снова знак?.. И… вот зачем, прежде чем в пещеру идти, Садхир серьги переодел? В темноте-то разницы нет, золотые серьги или деревянные. Тем более, к чему эта прихоть перед тем, как идти в неизведанную пещеру? Да и что-то я не замечала у Садхира, чтобы его как-то особо вещи волновали.

Сердце замерло напугано.

Перед тем, как пойти первым и начать искать дорогу, Садхир надел бусы и браслеты из рудракши. Мол, ему так думается проще и привычнее. А перед тем, как в неведомую пещеру лезть — даже серьги одел. И… и Мохан сказал, что у плодов рудракши особые свойства. Но… могут ли эти украшения быть волшебными?

И… тигров ли они боятся? Змей ли? Или… демонов?..

Садхир, раздвинув лианы, толстым пологом закрывавшие проход, пронёс внутрь руку со светильником, потом и прошёл сам.

Мог ли он сражаться с демонами?.. Обычный музыкант? Или… просто они в него верили? Сейчас так хотелось верить в кого-то, сильного!

Закрыв глаза, стала молиться Дурге, чтобы защитила доброго Садхира. И чтобы помогла свершиться мести за сестру моих мужей. Ведь девочка была ни в чём не виновата. Это тех разбойников надо было убить! Да даже если то была Кири… Кири тоже была не виновата ни в чём!

Стала молиться всем богам, которые могли бы помочь, чтобы уберегли мою Ишу от бед! И, тем более, чтобы никогда с нею не случилось тех ужасов, которые довелось пережить Джите и Кири! Для меня Иша — это всё. Это самое драгоценное, что у меня осталось в жизни. Последний человек из семьи, который остался на моей стороне.

А ещё невольно стала молиться, чтобы берегли боги моего названного брата. Много туманного было в прошлом. Но я не могла поверить, что он мог навредить Джите или Кири. Он был добрым. Хотя он почему-то умолчал, что узнал Мохана. Или… он сам его забыл? Но, всё-таки, Сибасур мог что-то знать, о случившемся несколько лет назад…

***

Иша серьёзно перебирала рис. Вокруг носились незнакомые дети. И дома были непривычные.

Солнце постепенно шло к закату.

Тень неожиданно легла у её ног. Голова женская, с украшениями. Только волосы распущенные, с неприкрытой головой.

«Продажная женщина? Или не замужем ещё? Или вдова? Но почему на вдове столько украшений?..»

Девушка напряглась, в тень вглядываясь пристальнее. Но не юбку увидела она под чхоли и накидкой той женщины, а широкие дхоти. И… и меч был в её руках.

Вскрикнув, Иша шарахнулась в сторону, просыпав часть риса в дорожную грязь.

— Пугливая! — ухмыльнулась стоявшая за нею.

Совсем ещё молодая. Натха нет в носу: не замужем ещё. Хотя по возрасту ей давно бы пора. Она старше Иши. И даже старше Кизи. Или с сестрой равная по возрасту?..Роскошные, вышитые, синие дхоти, тёмно-розовая чхоли, жёлтая накидка с золотою вышивкой. Пояс золотой. И браслеты, ожерелье, цепочки и серьги золотые, массивные. Глаза светлые жирно чёрным канджалом обведены. А взгляд…

Иша вся напряглась, встретившись с незнакомкой взглядом.

А девушка из кшатриев только усмехнулась.

— А кто это тут к нам пожаловал? — высунулся из соседнего дома парнишка.

Но, взглядом встретившись с незнакомкой, застыл и напрягся весь.

Подождав несколько мгновений, да взгляда тяжёлого глаз светло-карих от него не отводя, кшатрийка всё же отпустила взгляд его, повернулась к испуганно сжавшейся Ише, присела возле неё — сестра моя отползла невольно, ещё больше рис просыпала — и вдруг сказала приветливо, улыбнувшись:

— Я просто хотела купить ещё немного риса. У братьев моих вышел. А ехать нам ещё далеко.

— Так что же вам в деревне-то не отдохнуть? — спросил Манджу, выходя из дома ближайшего, во дворе которого Иша сидела.

И с ним ещё старик вышел. И мальчик лет семи.

— Да я и сама могу сходить, — серьёзно ответила девушка с мечом. — Так продадите? Двойную цену отдам.

— Да мне много и не нужно, — сказал старик. — Чего уж лишнее брать? Но у нас не так-то и много лишнего риса.

— А сколько есть, — улыбнулась незнакомка, но улыбка у неё была холодной. — Да, если ещё у кого есть — скажите.

— Пусть внук вам поможет донести, — сказал серьёзно хозяин дома.

— Не надо, — серьёзно возразила девушка. И улыбнулась вроде, а улыбка по-прежнему была холодной, — я и сама справлюсь.

А пока ждала, лениво осматривалась. Но, впрочем, взгляд её часто останавливался на лице и фигуре Ишы.

— А звать-то тебя как? — спросила, чуть погодя.

— И-иша, — ответила девушка, запинаясь.

Незнакомка прищурилась, всматриваясь в неё пристальнее. И на двух серьгах — разных, из пары сестры и моей — на миг задержала взор.

— Защитник?.. — спросила кшатрийка уже насмешливо и засмеялась, громким, резким был её смех.

— Родители мечтали сына родить. Хотя бы вторым ребёнком, — потупилась девушка.

Чуть погодя, воительница осведомилась — взгляд железный её был таков, что в умении владеть мечом её сомневаться как-то и не приходилось:

— И родили?..

— Нет… — сказала девушка едва слышно. — Быть может, так и не простила их семья. Что поженились самовольно. И что наследника не родили. Но… то есть, было два сына. Но не долго они жили.

— Это грустно, — серьёзно заметила кшатрийка.

И корзину с рисом приняв, золотую монету отдала хозяину. И пока тот отчаянно говорил, что денег-то и нет, чтобы отдать сдачу, повернулась, не слушая.

И вроде ходила в несколько домов, пока корзину доверху не заполнила. И тащила её, тяжёлую, ничуть не напрягаясь, а в другой руке — ножны с мечом. Но, впрочем, взгляд её нет-нет да и возвращался к Ише, торопливо собиравшей рис. Словно взгляд охотника на охоте. Цепкий, внимательный взгляд, подмечавший каждую деталь. Но, впрочем, Манджу да хозяин дома не ругались на Ишу, а только рядом присели, чтобы собирать было быстрее.

Хотя Манджу всё же обернулся, словно почувствовав, очередной пристальный взгляд незнакомки. Та, взгляд его поймав, корзиной качнула и голову склонила, будто благодарно к вырастившим часть её будущей еды. И деревню совсем покинула. Легко шла, спина ровная, плечи расправлены, голову гордо подняв. Изящная и опасная, словно королевская кобра. И шла она в сторону леса. Шла одна и совершенно спокойно…

***

Я проснулась, тяжело дыша. Сердце билось взволнованно. Вроде сон был обычный. Только почему-то меня что-то напугало в нём. Нет, не что-то. Взгляд её. Внимательный, изучающий взгляд незнакомки на мою сестру. Кто она?..

Прислушалась — и тишина. Только тяжёлый аромат цветов вокруг, давит на меня, душит. Но мой муж…

Приподнялась. Вот, Мохан и Поллав стоят возле меня. Садхира ещё нет.

Старший муж, на шорох обернувшись, сердито край гирлянды швырнул мне над лицом. И я замерла, глаза прикрыв. Значит, Садхир ещё не вернулся. О, был бы живой!

А сон жуткий ещё долго не шёл у меня из головы. Та девушка. Взгляд её страшный, цепкий. То, как она кружила вокруг моей сестры, как приглядывалась. Будто не с добром пришла. Будто к ней. Но… нет, всё просто ночь. Просто страшная ночь, полная волнений. Дорога сквозь ночной лес, то, что мы заблудились, шутки Поллава, что здесь водятся тигры, страх Мохана, ещё и мои страхи, что отец старосты видел где-то в наших краях демона или даже нескольких. Это страхи виноваты, что мне приснился кошмар. Да, впрочем, в кошмаре том сестра моя была рядом с Манджу. И муж Саралы, и друг его тепло к ней относились, не ругались, что рис она просыпала в грязь. Вместе собирать ей его помогали. И верно. Сестра моя рядом с почтенным отшельником. Он её защитит.

Но Садхир… почему Садхира так долго нет? О, только бы ничего не случилось с этим добрым достойным мужчиной! С тем, кто ради спасения моей сестры в реку с крокодилами смело полез. Мохан за мной кинулся. А Поллав влезть за нею не захотел. Старший муж расчётливый и осторожный. Это средний брат его добросердечным родился. И повезло мне, что хотя бы один из них такой. Но… где же он?.. Что с ним?.. Что там внутри? В пещере? О, только бы живым вернулся Садхир! Только бы вернулся он невредимым!

Мы долго ждали в темноте, вслушиваясь. Но было до ужасающего тихо.

Но только после этой страшной тишины мы смогли ощутить такую большую радость, когда лианы раздвинулись — и Садхир сам вышел обратно. Живой. Невредимый. Ну, если не считать небольшого пореза, когда кинулся удерживать оружие рукой, чтобы не пустить младшего самому исследовать пещеру.

Даже я села, когда лианы раздвинулись, чтобы посмотреть. И уж едва удержалась, чтобы вовсе не вылезти из телеги и не кинуться ему навстречу, как это сделал расчувствовавшийся Мохан. Тот и вовсе обнимать брата кинулся:

— Ты живой! Живой!

Поллав дал им наобниматься и сдержанно спросил, но, впрочем, улыбку пряча на кончиках губ:

— Так оно может быть укрытием?

— Я всё прошёл, — Садхир не стал отрывать от себя Мохана, давая тому порадоваться вдоволь, чтобы в этой страшной ночи хоть что-то было радостное. — Там нету хищников. Но там очень просторно. Влажно. Как бы там не было гнёзд змей.

Зевнув, светильник свой Мохану передал, потянулся. Щёку левую потёр, основанием ладони зацепив левую серьгу. Случайно или нет?..

— Значит, спать будем снаружи, — решил старший из мужчин. — Один будет стоять и следить. Если будет опасность — кинемся в пещеру и там попробуем спрятаться.

Но напряглась я, увидев, как уже старший из мужей задел левую серьгу.

— Я буду караулить, — сразу предложил средний из музыкантов. — Вы пока поспите.

— У нас ещё дело есть, — глава семьи задумчиво подбородок растёр, потом сурово посмотрел на меня: — Вылезай.

— Может, завтра?.. — осторожно возразил Садхир. — Мы все очень устали сегодня.

— Завтра твоя очередь.

Что?.. Он?.. Сейчас?..

— Я подожду ещё один день, — спокойно сказал мой средний муж. — Столько лет вполне себе жил без жены.

Или всё ещё не хотел ни к кому прикасаться.

Почему-то от этой мысли мне стало очень грустно. Или от торопливости Поллава, который горел желанием совершить последний обряд.

Помрачневший младший муж отступил к среднему. Проворчал:

— А почему я должен ждать?

Садхир воткнул нож в толстую лиану — и сцапал младшего брата за ухо:

— А что твоя жена устала, ты не подумал?

— Так Поллав не подумал! Почему должен думать я?!

Средний из братьев вздохнул, выпустил младшего.

— Хорошо. Пусть сегодня мы все отдохнём. Завтра Поллав завершит… — на меня покосился и торопливо добавил: — А послезавтра будет очередь Мохана. Я потерплю ещё пару дней.

— Мы уже всё решили, — проворчал Поллав.

Подошёл ко мне, сидящей на телеге, сорвал с меня гирлянды. Накидки скинул, связавшие нас. Приказал:

— Пойдём! — и первым пошёл в темноту, окружавшую нас.

Он всё-таки был мой муж. Глава моей новой семьи. И всё когда-нибудь произойдёт, как сказала Аша.

И, вздохнув — мужчина мрачно обернулся на меня — я стала осторожно отодвигать свёртки. Потом встала на телеге — Поллав внимательно наблюдал за мной — пошатнулась…

Подскочивший Садхир поймал меня за руку. И помог спуститься на землю. Всего несколько мгновений я ощущала, как его широкая ладонь сжимает мою руку. А моя рука на его руке казалась такой маленькой. Всего только на миг наши взгляды встретились. Мохан шумно задышал, сердито. Выпустив мою ладонь, да поставив светильник на край телеги, мужчина осторожно поднял мою свадебную дупатту, один край заткнул за пояс, перекинул через плечо, а другой конец её накинул мне на голову. Как невесте и жене. Даже сейчас думает об обычаях.

Но в тот миг, когда роскошная шаль ещё не прикрыла мне волосы, впервые покрытые синдуром, мой лоб, я успела заметить взгляд Садхира. Он… тоже жалел?.. Он хотел быть со мною в эту ночь? Или жалел, что не смог уговорить Поллава отдохнуть?

— Пойдём, — приказал Поллав.

И я послушно пошла к нему.

Я всё-таки его жена. Всё когда-нибудь произойдёт.

Хотя, когда мы уходили, я с трудом удержалась от желания обернуться и снова посмотреть в глаза Садхира. Что сейчас было в его глазах? И почему мне хотелось это узнать?

Старший муж на всякий случай не стал отходить далеко. Отсюда ни нас, ни свет нашего светильника не было видно между деревьями. Но и на помощь братьям его прибежать было легче. Или ему — к ним.

Поллав сначала внимательно огляделся. Потом глаза прикрыл, вслушиваясь в ночные звуки. Потом, немного успокоившись, присел и воткнул кинжал в землю. Потом рядом поставил светильник. Значит, сейчас…

Когда он повернулся ко мне, я опустилась на колени. И села перед ним, с лицом, закрытым красной дупаттой. Всё всё равно когда-нибудь произойдёт.

Муж медленно подошёл ко мне — те жалкие пять или семь шагов нас разделявшие — и, наклонившись, сорвал с меня шаль. Проворчал:

— Это лишнее.

Сердце моё быстро-быстро забилось, напугано.

Поллав сел рядом. Сжал мой подбородок. Хотя сейчас не сильно. Но у меня всё равно болело от прошлого его прикосновения. Он заставил меня голову поднять. Заставил посмотреть ему в лицо, освещённое тускло стоявшим на земле светильником — его свет мало доходил до нас, тусклый-тусклый — и твёрдо спросил:

— Скажи правду. Ты женщина или ещё нет?

Задрожав, выдохнула едва слышно:

— Нет.

Он шумно выдохнул. И, подхватив меня левой рукою за спину, рванул к себе, губами впился в мои губы. Жадными, мокрыми, грубыми. Страшно было, когда он сжимал мои губы своими. Его запах пота, перебивавший запах, оставшийся от цветов с гирлянды, от которого меня тошнило. Мужчина вдруг повалил меня на спину. Задрал мой подол. Раздвинул мои ноги. Лёг сверху. Я вскрикнула от боли, когда он опустился и ворвался в меня. Но он лёг на меня, проходя ещё дальше. И заткнул мой рот поцелуем. Мне было неприятно ощущать его внутри себя. И его губы на моих. Я только молилась, чтобы всё это быстрее закончилось. Приподнявшись, Поллав двинулся во мне, причиняя мне новую боль. И опять опустился. Но мои мучения и его резкие движения во мне закончились быстро. Он вдруг дёрнулся и замер. Мужчина ещё и нужду в меня справил. После наконец меня выпустил. Лёг рядом, шумно дыша. Я сжалась. Боясь, что он снова меня грубо схватит и опять начнёт мучить.

Но муж больше ко мне не прикоснулся. И… и дыхание у него скоро выровнялось. Он уснул?..

Он уснул, а я ещё долго лежала, повернувшись к нему спиной и сжавшись в комок. Долго ещё плакала в темноте. Даже светильник в какой-то миг погас — и темнота охватила меня. Темнота захватила всё. Это… этот ужас… это на всю жизнь?.. С ними со всеми?.. И даже Садхир…

А слёзы всё не кончались и не кончались…

Только потом мне вдруг ярко вспомнился грустный взгляд Садхира, который успела заметить, когда он накинул на меня мою свадебную дупатту. Грустный взгляд.

И я, усталая от многих волнений, стала ещё более усталой от осознания.

Эту ночь я хотела провести с ним. Только с Садхиром. Я… я испытываю к нему не только благодарность?.. Или я хотела его отблагодарить? Он же старался спасти мою сестру… а его сестра умерла… страшно умерла.

Что-то внутри сжалось мучительно.

Но, всё-таки… всё-таки, я ему была не нужна. У него была та Кири. Даже мёртвой она преследовала его! Или она была жива?.. Но… если она жива… если Кири найдётся… то я Садхиру стану совсем-совсем не нужна? Или… он будет терпеть ночи со мной, так, как я терпела эту ночь с его братом?..

***

Поллав стоял на коленях, подняв раскрытые ладони на уровне подбородка, раскрытые внутренней стороной к себе. Одежда в крови. Руки в крови. На щеках кровавые разводы.

Но страшнее был его взгляд.

Душа, истекавшая кровью, была видна через его тёмные глаза. Жуткий взгляд, который не забыть.

Он что-то сказал. Сказал резко, прищурившись.

И лопнула нить браслета с плодами рудракши на руке мужчины, стоявшего рядом со мной. И неровные, мелкие, тёмные шарики рассыпались у его ног и у ног Поллава…

В тот миг, когда священные плоды рассыпались по грязи, внутри меня что-то мучительно сжалось. И чётко осознала вдруг: как раньше уже не будет.

***

Когда проснулась, уже рассвело. Небо было ясным. Но ещё солнце не начало прогревать мир.

Резко села. Дрожала от жуткого кошмара. От видения со старшим мужем окровавленным. От воспоминания о его жутком взгляде. Слов я во сне его не слышала. Но от воспоминания о том, что он что-то всё-таки сказал, у меня внутри всё замирало и сжималось.

Мужа рядом не оказалось.

Моя сорванная дупатта линией лежала по земле, ровной линией. После неё лежал потухший светильник. И, наконец, кинжал Поллава. Кинжал лежал на земле, лезвием указывая куда-то между деревьев. Будто приказывал, куда я должна идти.

Обняла свои колени, пряча в них лицо. По руке сползла коса с увядшими, раздавленными, белыми цветами. Я чувствовала себя такой же. Запачканной, мятой. Раздавленной… и мне не хотелось, чтобы всё это было всегда. И счастлива была, что проснувшись после первой ночи, не нашла рядом моего супруга. С каким бы лицом я смотрела на него?! Он… этого боялся? Или ему было всё равно? Да нет же! Если бы он хоть сколько-то заботился, мог бы меня хоть погладить немного. А он сразу мной овладел. Так грубо. Так страшно. Ещё и нужду справил в меня.

Меня передёрнуло от отвращения. Это… это он всегда так будет мучить меня?..

Или… этой ночью он только немного? Потому что сам сильно устал? А другой ночью он меня ещё дольше терзать будет?

Снова расплакалась.

Нет, хорошо, что он ушёл. Что не стал дожидаться моего пробуждения. Я хотя бы поплакать немного могу. А он бы мог разозлиться, если бы увидел такой после ночи с ним. Жёны должны быть услужливыми, ласковыми. Но я не могу!

Постепенно расслышала плеск воды неподалёку. Вслушалась, замерев. Река. И не маленькая. Течение быстрое.

Долго вслушивалась в звуки леса, такие бодрые на свету. Так противоречившие моему состоянию. В звуки воды. Такие манящие…

Потом я снова опустилась на колени, оправив подол. Кровью моей заляпанный.

Я всё-таки стала его женой. Все ритуалы и обряды были проведены. Я не соврала. Он был во мне. Он владел мною. Я эту ночь с ним вынесла. Но я так не могу. Я не хочу жить так!

Я медленно сняла с себя все украшения, которые они купили мне. Даже натх. И тику с пробора, выдрав несколько волос из тех, за которую крепился крючок с другой стороны цепочки. И мангалсутру с шеи содрала. Странно, что завязки из ниток не оборвались. А мне хотелось бы… туда же её! Украшения, связанные со статусом замужней женщины, я срывала с особым остервенением. И швыряла их на землю грубо, не боясь повредить. Женщина! Я теперь женщина. Замужняя женщина. Но я не хочу! Я не хочу принадлежать ему! Не хочу принадлежать им! Я не хочу, чтобы они каждую ночь издевались надо мной! Грубые животные!

Избавившись ото всех украшений, которые меня с ними связывали, расплела косу, выкидывая нити с помятыми, завядшими цветами жасмина. Следы Поллава со своего тела я уже не смогу стереть. А чужая женщина, та, которую уже кто-то имел, никому не нужна.

Поднялась на дрожащих ногах. И как была, простоволосая, в юбке и чхоли, пошла туда, где шумела водою река.

Ведь Ганга смывает все грехи?..

Или…

Нет?..

Но я больше не могу.

Шаг… другой…

Вперёд…

Что бы мы ни потеряли, мы должны идти вперёд.

Но зачем?..

Я поскользнулась на выпавшем цветке, оторвавшемся от гирлянды. Упала, с трудом удерживая вскрик. Я чувствовала себя такой же. Вырванной из родных мест. Смятой. Усталой. Безжизненной.

А потому только шаг.

Туда, где шумит река.