Мрачная тишина

Елена Чистякова

Алена влюбляется в самого обаятельного друга, и, на первый взгляд, его хулиганство и интриги – самая загадочная история однообразной провинциальной жизни. Вскоре она сталкивается с проблемой намного страшнее, чем несколько юных блондинок. Пара оказывается в центре борьбы за равновесие нашего и потусторонних миров. Алена не знает, на что он способен, что к ней чувствует. Не знает, выживет ли вообще и сможет ли обрести надежду на счастье в мире, который стремительно рушится.

Глава 8

В его доме к моему горю добавилось смущение. Я присела на край кровати, сложив руки на коленях. В голове не было никаких мыслей, перед глазами все еще стояло тающее тело мачехи и ее застывшее от ужаса лицо. Что происходит? Во что мы вляпались?! Что я тут делаю? Может, лучше было остаться дома? И пусть случилось бы то, что должно.

Вечером Никита буквально насильно вытащил меня на кухню, чтобы я немного поела. За столом мы сидели молча. Аппетита не было.

— Знаешь… — нарушил, наконец, тишину Никита.

Я подняла взгляд на него. Он, как и я, вилкой гонял макароны по тарелке, не поднимая глаз. — Я ничего не делал из жалости. Ты на самом деле дорога мне.

— Сейчас это уже неважно, — ответила тихо я, практически шепотом.

— Аленка, — наконец-то он посмотрел на меня. — Мне очень жаль твоих родителей, но теперь их не вернешь. Если даже сильно захотеть. Но для тебя жизнь продолжается.

— Ты ведь… — я осеклась, набирая в легкие воздух, — знаешь, что тут происходит. У меня ощущение, будто ты что-то не договариваешь. Как ты со всем этим связан? Кто ты?

— Ни черта я не знаю, — после некоторого молчания произнес Никита. — Здесь начали происходить странные вещи. И кроме меня никто не видит их. Похоже на сумасшествие. Все это нельзя объяснить законами природы. Единственное, что я знаю, что должен быть рядом…

Он осекся, помолчал, потом все же договорил:

— Должен быть здесь.

— Когда я вошла в спальню, где она лежала, — борясь со слезами, прошептала я, — ее бледное тело было сморщено, и было ощущение, что она плавится. Еще на ней были нарисованы непонятные знаки, и, чем больше она плавилась, тем ярче они становились. Не знаю, сколько времени прошло, но вокруг ее скелета осталась багровая лужа, словно ее внутренности тоже расплавились и превратились в одно сплошное месиво. Ее скелет тоже рассыпался. И еще там было холодно… Такой странный холод. Как тогда в классе с тетей Шурой. Он больше леденил душу, чем тело…

Меня перебил Никита.

— Кнопка, давай не будем вспоминать прошлое. Не это главное сейчас, — попросил он.

— Просто подумала, что тебе следует знать, — пожала плечами я, оправдываясь.

— Не преувеличивай мои заслуги. Я в таком же положении, как ты, и все остальные.

— Это моя вина, — выдавила я, стараясь сделать голос как можно ровней, чтобы не показать ему своё истинное состояние. — Я привела их к дому.

— С чего ты так решила? — удивленно спросил он.

— В первый день со дня смерти тети Шуры, меня мачеха отправила сажать кукурузу. Они стояли рядом с огородом. Всюду слышался шепот. И тот самый холод. Сейчас понимаю, почему они дали возможность сбежать от них. Чтобы я их к дому привела, — слезы всё-таки покатились по щекам, контролировать эмоции оказалось слишком сложно, когда переживаешь те моменты снова и снова.

На кухне воцарилась тишина. Периодически раздавались мои всхлипывания.

— Иди сюда, — обнял меня он. Я даже и не заметила, как он оказался рядом. Просто бессильно прижалась к нему. — Завтра станет легче.

— Если оно вообще наступит.

— Наступит. Мы не сдадимся, — гладил он меня по голове.

— Во что мы ввязались? — всхлипнула я, посмотрев на него.

В объятиях Никиты отчаяние начало понемногу отступать.

— Не знаю, — тихо произнес он. — Не знаю.

— Что если я сошла с ума? И все мне мерещится? Или я в психушке под воздействием препаратов?

Наше положение было настолько ужасающим, что мой мозг начинал отказываться верить в реальность. Я постоянно ловила себя на мысли, что это единственное рациональное объяснение происходящего.

— Значит, мы все вместе сумасшедшие, — усмехнулся Никита.

— А что если и вы тоже не настоящие? Ты появился в моей жизни так вовремя, такой весь идеальный. Слишком вовремя.

— Я не такой идеальный, как тебе кажется, — хмуро произнес он. — Ты совсем плохо меня знаешь. К тому же, очень даже настоящий.

— Почему ты не показываешь свои темные стороны?

— Может, потому что не хочу, чтобы ты меняла обо мне мнение? — усмехнулся Никита.

— Или потому что мой мозг не хочет этого, — я настаивала на своей теории.

— Смотри, — он провел пальцем мне по щеке. — Ты перестала плакать.

Я отстранилась от него. Он тут же отошел от меня, вернувшись на свое место.

— Все слухи о моих похождениях далеко не всегда просто слухи, — произнес он, уставившись на макаронину, которой размазывал кетчуп по тарелке.

— Не совсем поняла, — пробубнила я, нахмурившись. — К чему ты мне это рассказываешь?

— Будет правильно, если ты узнаешь, что я не идеальный. Я просто пользуюсь чувствами девчонок в своих интересах.

— Для меня это не открытие, — покачала я головой.

— Просто… — неуверенно начал он, но осекся и резко сменил тему: — Забыл тебе дать чистое постельное белье. Ты же сможешь сама поменять его?

— Ну, видишь, — покрутила я руками, — две руки есть, как-нибудь справлюсь с постельным бельем.

— А то я переживать начал, что самому придется это делать, — проговорил Никита в тарелку, не поднимая на меня взгляд. — Терпеть не могу менять постельное белье.

Я крутилась в мягкой кровати, не в силах прогнать тревожные мысли и уснуть. А ведь главное, что я жива. В принципе, до завтрашнего вечера можно просто не дожить. И меня не будет. Никто не вспомнит Алену. Надо благодарить Бога, что у меня есть жизнь, что у меня есть друг, который помог в трудную минуту, не оставил меня в том доме. Еще неизвестно, где мой папа… Если вдруг Никита не прав… Этот самообман помогал не впасть в полное отчаяние…

— Ален, проснись… — я вскочила, не понимая, где нахожусь. Снова этот сон. Снова я в слезах. Рядом со мной стоял озадаченный Никита.

— Ты кричала, — произнес он, после того, как я немного пришла в себя и стала осознавать реальность. — И плакала. Как ты?

— Это кошмары, — вытирая слезы со щек, пояснила я. — Уже не помню, когда спала спокойно.

— С какого момента они тебе снятся? — настороженно поинтересовался Никита.

— Уже не помню. Да все нормально. Извини, что потревожила. Надо было предупредить.

— Двигайся, — лег он на край кровати. — Кошмары теряют свой ужас, когда о них говорят.

Он повозился, устраиваясь поудобнее.

— Иди ко мне, — Никита обнял меня. — Слушаю.

— Каждую ночь мне снится один и тот же сон, — начала я рассказ. В его объятиях было тепло и комфортно. Его тело согревало, делая окружающий мир безопасней. На душе стало спокойней. — Я каждую ночь умираю. Не просто умираю, а меня убивает какая-то девушка. Она перерезает мне вены горячим кинжалом. Я чувствую, как вытекает из меня кровь, а с ней и жизнь. Она что-то нашептывает, но, как только поднимает кинжал над моей грудью, тут же начинает шипеть и пятится назад. Вижу, как она начинает корчиться от боли и падает недалеко от меня. Ко мне подходит парень, я никак не могу запомнить его лица, но знаю, что этот человек мне очень дорог. Он что-то шепчет, и боль уходит. Но слабость никуда не девается, и я понимаю, что еще чуть-чуть и все, я умру… Каждую ночь переживаю одно и то же… Бывает, вскакиваю с кровати, а мое тело все ещё болит. Когда понимаю, что это реальность, боль начинает уходить… А что если этот сон вещий, и я скоро умру?

— Глупости, — возмутился Никита. — Ты умрешь в глубокой старости рядом со своим стариком. Не сейчас.

— Ты думаешь, все еще может наладиться?

— Я верю в это.

— Слушай, расскажи мне теорию относительности.

— Зачем? — он был удивлен.

— Меня физика всегда в сон вгоняла, — зевнула я.

— Ну, ладно… — Никита начал рассказывать, но в суть его слов я уже не вслушивалась. Его бархатный голос меня быстренько убаюкал.

Наконец-то я спала спокойно. Мне впервые за долгое время ничего не снилось. А самое главное, было легко и спокойно. За столько дней я впервые проснулась не от собственного крика, а просто выспалась. Вчерашняя безнадежность и пустота ушли куда-то на второй план. Солнечные лучи наполняли комнату. Надо же, я вчера даже и не обратила внимания на комнату, в которой ночевала. Основные тона в интерьере были теплыми, нежными, явно подобранными для девочки. Но окончательные штрихи, такие как гирлянда с разноцветными фотографиями из жизни Вероники у кровати; дорисованные элементы в картине возле рабочего стола; бардак на полках и комоде; декоративные наклейки поверх новомодного ремонта — указывали на то, что хозяйка была не особо в восторге от дизайнерских решений, выбранных ее родителями для комнаты дочери.

Достав из сумки первые попавшиеся шорты и майку, я переоделась, стянула волосы в пучок и посмотрела на свое отражение. Вот стою одна и совершенно не знаю, что делать дальше. Это тупик. С полным осознанием безнадежности ситуации. Вероятность, что завтра уже не проснусь, очень велика. И даже эти мысли, которые должны вгонять в отчаяние, не вызывали в душе ни малейшего отклика. Неужели так и приходит безразличие к жизни?

Вздохнув полной грудью, я вышла из комнаты на поиски Никиты. Он нашелся за столом на кухне, уткнувшись в ноутбук. Его лицо было серьезно, и, судя, по застывшей руке с чашкой, он читал что-то важное.

— Привет.

— Доброе утро, — приветливо поздоровался он, и, наконец, поставил чашку на стол. — Как спалось?

— Ты знаешь, сегодня намного спокойней. Ты уж извини, что разбудила тебя.

— Пустяки, — отмахнулся он и захлопнул ноутбук. — Что будешь? Чай? Кофе?

Никита поднялся из-за стола и направился к шкафчику.

— Извини, но кроме бутербродов на завтрак ничего нет.

— Ничего страшного, — я перешагнула через порог и подошла к столу.

— Так что тебе наливать? — он достал чашку из шкафчика, кивнул на стул: — Присаживайся.

— Чай, — я села за стол. Никита поставил передо мной чашку и пододвинул бутерброды, а сам вернулся к своему ноутбуку.

— Какие планы на сегодня?

— Мы договорились встретиться сегодня в школе. — Медленно проговорил он, не отрываясь от монитора.

— Одной страшно оставаться.

— Я надеялся, что мы вместе пойдем, — перевел он взгляд на меня.

— Я там буду лишней, — я уставилась на чай в чашке, размешивая сахар.

— Перестань вредничать, — произнес он, печатая что-то на клавиатуре. — Мы сейчас находимся в одной лодке и нужно пытаться спастись. Вместе быстрей придем к способу это сделать. Не время и не место сейчас капризничать.

— Почему туда? Почему бы не собраться где-то вне школы? — сдалась я под его весомыми аргументами.

— Потому что работу никто не отменял, практику никто не отменял. Сама знаешь, что будет, если прогуливать.

— Мне уже все равно, — пожала я плечами. — Если и выживу, то будущее у меня не очень. Родни то все равно нет. Меня даже не оставят в этой школе.

— Не переживай, эмансипация тебе в помощь. Где захочешь, там и останешься. Так что не впадай в отчаяние. У тебя более важная задача — остаться в живых. Давай хотя бы нормативную часть пока поддерживать. А когда все закончится, вместе сделаем эмансипацию. — Все это время он продолжал что-то быстро-быстро печатать на ноутбуке.

— Тебе-то зачем эмансипация? — я удивилась его холодному расчету.

— Ну, вообще я планировал ее сделать летом. У меня в прошлой школе экстерном закончен одиннадцатый класс. Меня приняли в хороший институт. Летом планировал уехать из дома, пока не встретил… — Никита осекся, бросил на меня быстрый взгляд и тут же поправился. — Пока не оказался в этой ситуации.

— Как тебя занесло сюда? — я отхлебнула чай из чашки, пребывая в шоке, от того, как всё-таки мало его знаю. — Твои родители в курсе?

— Не знаю, — пожал плечами парень. — Они были рады, что я тут остаюсь и не поехал с ними. Может, знают, а может, это просто стечение обстоятельств.

— И после получения свободы ты уедешь отсюда?

— Может быть. Как карта ляжет. Многое изменилось за последние месяцы.

— Что тебя может заставить остаться тут? Зачем тратить время на это убогое село?

— Мне нравитесь вы, — коротко ответил он. — С вами не скучно.

В кухне снова воцарилось молчание.

— А что ты делаешь на практике? Зачем она вообще тебе? — задала я нелепый вопрос, чтобы не находиться в тишине.

— Практика у меня уже стоит.

— Свезло, — задумалась я: интересно, вернется ли все на свои места? — А если в полицию позвонить? Почему мы еще не позвонили туда? Я же должна была сообщить о случившемся. Даже не знаю с чего начать.

— Позвонили, — вздохнул Никита. — Нам сказали, что если еще раз позвоним, то на нас будет оформлено административное правонарушение. Римма Максимовна собиралась задействовать своих знакомых.

— Все хуже, чем может показаться. У тебя не возникает чувства безысходности?

— Нет, не возникает. Прорвемся. Почему бутерброды не ешь? — кивнул он на тарелку.

— Да как-то не хочется, — пожала я плечами.

— Давай тогда собираться, — захлопнул он крышку ноутбука, вставая из-за стола.

— Давай.