Акакий, дачный домовой

Елена Храмцова, 2023

Домовой Акакий очнулся в современном мире спустя столетие каменного небытия. Его отчаянным попыткам свыкнуться с нынешней жизнью – чуждой, вызывающей тревогу и недоумение, – мешают глубокая незаживающая душевная рана и горькие воспоминания. Чтобы научиться жить в новом мире, Акакию нужно примириться с прошлым. А до тех пор он вынужден бороться с самим собой за новый дом, обретённую семью и саму возможность собственного существования.

Глава 4. Акакий продолжает знакомиться с новым домом

Отойдя от изумления, Акакий направился обратно ко входу в этот огромный дом.

Вокруг было на удивление тихо. Похоже, в доме кроме матери с ребёнком — никого. Акакий резонно рассудил, что обыкновенно они вряд ли живут в таком большом доме одни, а значит, стоило воспользоваться случаем, чтобы спокойно обследовать новое место жительства и, в идеале, найти наиболее уютный и неприметный уголок, — будущее пристанище Акакия на ближайшие пару веков, если, конечно, повезёт.

В серой стене левее больших ворот располагалась открытая настежь дверь, — поменьше, но тоже очень мощная и железная, как и ворота. Убедившись, что мать занята ребёнком, не особенно обращает внимания на окружающее и заходить в дом не собирается, Акакий прошмыгнул внутрь.

Прихожая, если это была она, оказалась явно мала для этих целей. Небольшое помещение с лестницей, ведущей на второй этаж, было сплошь заставлено и завешено бесчисленным количеством обуви и верхней одежды самого разного размера и фасона.

«Ишь, бардак какой развели!» — скривился Акакий и торопливо похромал к лестнице мима раздражающего беспорядка. Еще одну дверь сразу напротив входа в прихожую, он проигнорировал. «Успею еще в подсобку заглянуть, всё одно ей никто не пользуется, раз с другой стороны огородной утварью заставлена».

По ступенькам, высоким даже по людским меркам, взбираться было сложно. С трудом справившись с подъёмом на второй этаж, Акакий обнаружил себя на большой и широкой веранде. На втором этаже было ощутимо жарче, чем внизу, и раскрытые настежь окна, видимо, не очень-то спасали от зноя. «Может, поэтому мать с младенчиком-то в подклете и отсиживаются? — задумался он, — спасаются от жары?».

Веранда оказалась вполне себе приличной и обжитой. Здесь стоял длинный обеденный стол, окружённый множеством стульев; вдоль стен — красивые подвесные и напольные шкафчики с разной посудой, и… странный гладкий белый здоровенный ящик, поставленный на попа. Акакий пожал плечами, огляделся.

По всему выходило, что это обеденная комната. Одна беда — и здесь ничего похожего на мало-мальскую печурку или хотя бы железную компактную буржуйку не было. Как и непременного для чаепития пузатого самовара.

Разочарованный Акакий направился к ещё одной, на этот раз уже деревянной, двери. За ней оказалась большая комната, смежная с двумя комнатами поменьше. Акакий присвистнул: во всех трёх светлицах на полах лежали мягкие ковры, стояли большие отдельные кровати и столы с письменными принадлежностями.

«Надо же! Интересно, это мои такие богатеи грамотные оказались, али молодуха в услужении у купцов каких? — с недоумением подумал он, но тут же одёрнул сам себя, — Какие богатеи, из ума выжил, старый! Видно же по одёжке, из простых молодуха будет».

Пыхтя и чертыхаясь от натуги, Акакий поднялся по крутой лестнице на третий этаж. Уже не удивился, не обнаружив там сеновала. Занавески в распахнутых окнах, которые вытянул наружу и полоскал ветер, заранее красноречиво показали домовому, что ожидать под крышей обычного сена не стоит. Да и из построек перед домом ничего даже отдалённо не напоминало какого-либо коровника или хлева для свиней и коз.

Он вдруг понял, что вообще ничто не свидетельствовало в пользу того, что люди держали хоть какую-то домашнюю скотину. «И что ж они едят-то зимой?..» — мелькнуло вскользь в голове домового.

Акакий отмахнулся от этой мысли и начал внимательно изучать просторную комнату с деревянными тёплыми и уютными стенами под скатами крыши. Две кровати, маленький стол с большим тройным зеркалом, ряд низких стеллажей с множеством книг вдоль одной из крыш.

Ничего нового, если бы не здоровенный прямоугольный стол прямо по центру комнаты с высокими бортами и плетёными сетками по углам и в середине бортов. «Это ещё что за невидаль?..». Забравшись на кровать, Акакий обнаружил, что стол затянут зелёным сукном, а на нём лежат разноцветные круглые шары, собранные в треугольник.

Он задумчиво, медленно и осторожно пятясь задом, чтобы не упасть, со ступеньки на ступеньку спускался обратно по лестнице.

Дом, как и земля вокруг него, обескураживали. Сам дом хоть и большой, но не господский — отдельного жилья для слуг он не приметил. Тем не менее и на обычную крестьянскую избу-пятистенку он никак не тянет. Вокруг, опять же, ни амбара для запасов, ни хлева для домашней скотины.

Кроватей Акакий насчитал человек на пять, не меньше, — и то, это ежели спать по-царски, в одиночку, каждый на своей кровати. Но дом не производил впечатления покоев каких-нибудь князей, а значит, и жило в нём человек семь — девять, не меньше. Однако, кроме матери с ребёнком, вокруг никого не было. Ладно, мужчины могут быть где по делам. А другие детки где? Судя по всему, годков матери было прилично, и вряд ли младенчик был единственным ребёнком. Но в доме и вокруг, кроме матери с ребёнком, никого не было.

Дом вроде и обжитой, но без печи. Вновь вернулась отогнанная ранее и сейчас зудевшая как назойливый комар мысль: «Да чем же они питаются-то всё ж таки? Этим их святым духом, что ли?».

Акакий снова смахнул её в сторону… и вдруг с изумлением понял, что святых-то образов он в доме и не увидел. Не то чтобы Акакий огорчился этому факту, — он, как и другие домовые, христианскую веру и этого людского триединого бога не очень-то жаловал, — но данное обстоятельство стало ещё одним более чем странным кусочком в разваливающейся пёстрой мозаике, которая никак не желала собираться в единую картину перед Акакием. Ведь в любой человечьей избе, доме, хате или даже землянке, обязательно был красный угол, в котором пренепременно стояла икона со свечечкой перед ней.

«Кто ж такие владельцы этого дома, что даже своего триединого не очень-то почитают? Али они и вовсе из язычников? — призадумался Акакий, — Да нет, не может быть!.. С чего б тогда я-то тут проснулся? У древневеров хоть как был бы свой родовой домовой».

— Чудно-о-о-о-о…, — потянул он тихонько вслух.

Спустившись вновь на первый этаж, Акакий заглянул в «подсобку», которая, как выяснилось, таковой отнюдь не являлась. В комнате, соединённой двумя дверьми с «сарае-мастерской» и «прихожей», стоял мягкий диван и небольшой стол с кухонной утварью. Вдоль стены — высокий шкаф с банками, но уже не такими пыльными, как в том с земляным полом, где висела люлька.

Не смотря на деревянный пол, в комнате было сыро. Очень сыро.

«Как в погребе… или землянке», — словно всполох, мелькнула мысль, отчаянно и больно кольнув в сердце. Оно послушно отозвалось, заныло. Охнув, Акакий на секунду задержал дыхание, восстанавливая равновесие, и поспешил ретироваться восвояси, уже даже не пытаясь понять назначение этого помещения.

Устав от осмотра странного жилища Акакий решил, что уже достаточно ознакомился с домом. По его прикидкам, укромных мест, где можно было бы с относительным комфортом обосноваться, здесь хватало. Он мог укрыться под одной из лестниц, — хоть на второй, хоть на третий этаж, — или облюбовать себе какой-нибудь угол под скатами крыши, за тумбами с книгами или за каким-нибудь из кресел.

«Побуду пока поблизости от младенчика, раз меня сюда принесло. А там, глядишь, и остальные обитатели этого странного жилища вернутся. Может, по разговорам лучше пойму, что да как», — подумал Акакий и направился обратно в сторону не то сарая, не то мастерской. Вернувшись к большому проёму ворот, он услышал, как молодуха напевает незнакомую ему песню. Та звучала странно, непривычно. Мотив был распевным, мелодичным, но каким-то… тревожным что ли… Акакий прислушался. Покачивая колыбель, мать младенчика неожиданно красивым глубоким голосом нежно и немного грустно пела: — Далеко, в краю чужом За морями, странами Вдоль дороги стоит дом, стены деревянные. Вокруг дома тут и там Тени ходят медленно, И слышна по вечерам песня колыбельная… Колыбельная… Та-та-та дам…

В этом доме много лет, печь стоит белёная А в печи горячий хлеб, молоко топлёное. Спать ложится домовой Под скрипучей лестницей, И кружат над головой звёзды с полумесяцем… Та-та-та дам… Полумесяцем…

В тексте использованы слова песни «Колыбельная», группы «Лакмус» (автор стихов Ирина Акимцева, 2011 год).

Видя, что ребёнок засыпает, она всё тише и тише тянула на мотив песни протяжное «М-м-м-м-м… м-м-м…».

При этих словах Акакию вдруг почудилось, что он наяву почувствовал запах топлёного молока и свежего хлеба, только что вынутого из печи. Голова чуть закружилась от нахлынувших и переполнивших его чувств и воспоминаний, которые в кои-то веки были не давящими и выматывающими душу, а тёплыми и добрыми…

***

Небольшой тёплый бревенчатый дом-пятистенок, посреди дома добротная по-жаркому натопленная печь, на которой подходит молоко… Домотканые полосатые половики на полах, деревянные лавки. Раскрасневшаяся от жара Марьюшка только-только достала хлеб из печи и сейчас раскладывает по глубоким мискам из большого глиняного горшка похлёбку из картофеля с мясом… Совсем молодой Петро тетешкается с маленьким Илюшкой, которому нет и полугода, — тормошит, подбрасывает сына над собой, — тот в ответ заливается радостным смехом…

***

От воспоминаний в груди снова кольнуло, но, на удивление, совсем не так больно, как раньше, и почти сразу отпустило. На душе Акакия потеплело: «Ах, кака колыбельная-то хорошая! Странная, не нашенская, но слова-то, слова! И про домового есть, всё честь по чести!»…

Он задумался.

«Ничего не понимаю. Ну не может быть дома без печи у семейства такой ладной молодухи, как пить дать! Верно, и впрямь я очень долго спал. Надо выяснять в чём соль да дело, иначе никак», — мысленно содрогнувшись, нехотя заключил про себя Акакий.

У него ушло немало времени на то, чтобы перебороть своё внутреннее, природное, корнями пронизывающее его насквозь нежелание покидать жилище, вызвавшее домового к себе. Наконец, Акакий всё же преодолел путы и с содроганием направился к соседскому дому слева, в сторону которого парой часов ранее удалился его незваный гость Федот.