Королева Альтури

Елена Филон, 2018

Жажда справедливости привела нас туда, где всё начиналось – в Эргастул, в тюрьму для содержания мортов, где впервые за историю существования бойцовских ям, ставкой раба, – моей ставкой, – станет человеческая девушка. Та, которая стала предателем Альтури, та, которая потеряла всех, кто был ей дорог в этом мире…Меня зовут Килиан. Я морт. Моя раса – извечный противник людей, и я всё ещё в долгу у дочери того, кто десять лет назад сделал меня рабом. Но ни за что на свете я не допущу, чтобы Эмори причинили новую боль. Даже если для этого придётся изменить историю, оживить мёртвых и короновать врага.

Вторая часть дилогии

Пролог

«Смерть, конечно, большое несчастье, но все же не самое большое, если выбирать между ней и бессмертием».

(с) Том Стоппард

Оката,147 год от начала Новой эры

Дьен

— Коня надо заменить. — Подношу шахматную фигурку к глазам и придирчиво смотрю на то место, где старое дерево обзавелось глубокими вмятинами — следами от зубов.

Понятия не имею, для чего Эри понадобилось пробовать шахматного коня на вкус. Но когда я застукал её за этим варварским занятием, она лишь невинно захлопала ресницами, вручила мне повреждённую фигурку и сказала что-то вроде «Теперь ты будешь думать обо мне каждый раз, когда откроешь свои дурацкие шахматы».

«Они не дурацкие! Сама ты дурацкая», — вспылил я в ответ, но Эри лишь улыбнулась, сжала в кулаках подол своего огромного сарафана и словно беспечная бабочка упорхнула прочь.

— Да. Коня надо заменить. — Ударив фигуркой по доске, вдруг почувствовал, что желание играть в старые дедовские шахматы в одиночестве, испарилось, поэтому взял коня из белого набора и устроил ему битву с «покусанным». Покусанный, разумеется, проиграл. Он ранен, а значит, он слабее. Да и вообще… кому он нужен такой уродливый?

Далее началась битва королев!

Ха, моего деда бы удар хватил, увидь он, что я использую его драгоценные шахматы, как фигурки для боя. А второй удар случился бы незамедлительно, услышь он, что я «обзываю» ферзя королевой.

«Ферзя называют королевой только дураки и дилетанты»! — хриплый голос деда так и звучит в голове.

«Ну и пусть! — возмущался по этому поводу я. — У каждого короля должна быть своя королева, разве не так?! Так почему я должен называть её каким-то «ферзем»?

«Дилетант! — кричал дед, тряся усами. — Прочь руки от моих шахмат, глупый мальчишка»!

Хорошо, что дед меня сейчас не видит.

Несколько лет назад его и вправду хватил удар. Где-то на окраине одного из городов-призраков во время разведывательной миссии. Уж не знаю, что такого он увидел в мёртвом городе, что сердце вмиг остановилось, но… домой лейтенанта-полковника Окатанских чёрных кинжалов вернули уже в мешке для трупов.

— А сейчас на поле боя выходит чёрная королева! — громко комментирую свои действия. — Наносит точный удар в голову, иииии… — Ударяю чёрной фигуркой по белой (что также помечена зубами Эмори), та отлетает на пол, закатывается под кухонный шкаф, а я победно объявляю: — Белая королева сбежала с поля боя! Победа достаётся чёрной королеве!

— Дьен, милый. Папа до утра на дежурстве, у арены; заменяет кого-то. Так что сходи-ка ты отнеси ему ужин, а затем можешь пойти в гости к Эмори. Она ведь вчера приглашала тебя?.. — На кухне показывается мама и, даже взгляда на меня не бросив, шагает к окну. Длинными тонкими пальцами аккуратно отодвигает занавеску в сторону и смотрит на улицу, по которой разливался густой оранжевый свет заходящего солнца.

Платье надела. Одно из своих любимых. Синее в мелкий рисунок бело-жёлтых цветов; на примулу похоже. Иногда, от нечего делать (разумеется), я выбираюсь в поле вместе с Эмори и её матерью, где и слушаю о всякого рода растениях и их полезных свойствах.

Мне нравится её мама. Она весёлая. И добрая. А ещё у неё улыбка красивая. А ещё она не такая назойливая и приставучая, как Эмори.

— Дьен? — мама выдёргивает меня из размышлений.

— Да, понял, — мямлю в ответ, складываю шахматы в коробку (белую королеву достану из-под шкафчика позже), подхватываю тряпичный мешок, внутри которого лежит контейнер с ужином для отца, и уже собираюсь двигаться к выходу, как в дверь громко трижды стучат, а спустя короткую паузу ещё дважды — тихонечко.

— Ох! — На долю секунды вижу растерянность на лице матери. Но… ей ведь не привыкать к подобным ситуациям, поэтому она быстро берёт себя в руки и вот уже спешит открывать дверь.

На пороге стоит — как я его называю, — господин Жопс. На самом деле его зовут Шопс. Он уже давно работает вместе с моей мамой. Он специалист по развитию идеалов дружбы и взаимопонимания между народами двух рас. Он — рафк. А ещё он любовник моей матери.

— Я не вовремя? — с фальшивой растерянностью во взгляде, Жопс сперва смотрит на меня, а затем на маму.

— Нет, что вы! Проходите в дом, не стойте на пороге, — суетится моя мать и как бы невзначай проверяет в порядке ли её причёска. — Дьен, милый, мы с господином Шопсом должны обсудить кое-что важное. По работе. Твоего отца я в известность поставила, не переживай, ладно? — Мама целует меня щёку и выталкивает за дверь. — Ну? Иди, твой папа наверняка проголодался. И если захочешь переночевать у Эмори, я возражать не буду; только скажи об этом папе. Пока, милый.

Дверь хлопает, а я ещё секунд тридцать стою на месте и прожигаю её глазами, представляю себе лицо господина Жопса.

— Привет, Дьен!

— Привет, липучка.

Стоило оказаться на площади, как Эмори, решив поздороваться, выпрыгнула из-за закрытой овощной лавки.

Будто я не знал, что она за мной всю дорогу от дома тащится.

— К отцу идёшь? — шагает рядом и так счастливо улыбается, словно у неё сегодня лучший день в жизни.

— Ага, — отвечаю, упрямо глядя перед собой.

— У вас гости?

— Ага.

Регулярные и всегда желанные.

Папа ничего не знает о том, что его жена связалась с рафком. Думаю, даже не подозревает, — мой отец самый большой в этом мире простачок. Добряк и просто хороший человек, — так говорят о нём многие. А мама раньше говорила, что у её мужа самое доброе сердце. И всё в нашей семье было замечательно, пока не появился этот чёртов Жопс!

Я лично застукал их, когда тот расстёгивал пуговицы на мамином платье, прилипнув своими мерзкими вонючими губищами к её шее. Мне уже одиннадцать! И я отлично знаю, чем это они там занимались! Фу… чуть не вырвало тогда. Но поплакать было важнее, поэтому сбежал на старую ферму и просидел на чердаке курятника до самого рассвета. Тогда и принял решение ничего не говорить папе, ведь это способно окончательно разрушить нашу семью, испортить репутацию матери, а отца сделать жалким и никчёмным в глазах окатанцев. А с ним я точно не могу так поступить. Да и не хочу, не могу допустить, чтобы наша семья была разрушена из-за какого-то красноглазого Жопса!

Мама просто не понимает, что не нужна ему! Он — рафк! А все рафки считают себя высшими существами! Люди для них — материал для сотворения новых рафков, а иногда — игрушки, развлечение, ведь порой бессмертным так скучно живётся.

Бесят…

— Эй! — хватаю Эри за локоть, прежде чем она, запутавшись в собственных ногах, успевает проехаться животом по земле.

— Ой, спасибо, — улыбается, а щёки румянец заливает.

Девчонки…

— На ровном месте спотыкаешься, — ворчу, отведя взгляд. — Какая же ты…

— И какая же я?

— Неуклюжая! Вот какая! — выпаливаю. — И маленькая ещё, чтобы в такое время по городу гулять. — Беру её за руку и веду за собой.

— Мне уже семь! Я не маленькая! — обиженно протягивает, а я не сдерживаю смеха, бросая на неё весёлый взгляд в стиле «Ага, как же». — И я не одна. Я с тобой, — добавляет.

— Ну… разве что, — поразмыслив, заключаю. — Со мной это да… безопасно конечно.

Ладошка Эри ещё крепче сжимает мою, а улыбка становится шире.

Вот смотрю на неё порой и думаю: «Чего везде за мной тягается»?.. А как представлю, что прекращает всё это дело, так аж… как-то не по себе становится. Хоть и приставучая девчонка, но «своя» уже, привык я к ней.

— Куда мы идём? — спрашивает спустя паузу.

— К арене. Отец сегодня всю ночь будет мортов сторожить.

— А можно нам бой будет завтра посмотреть?

Хмуро гляжу на Эри и раздумываю, как бы ей помягче ответить…

— Нас не пустят. — И это правда. — К тому же, не думаю, что тебе понравится это зрелище.

— Откуда знаешь, если и сам там не был?

— Я… я… — Вот вечно она так! Забрасывает своими вопросами и с мысли сбивает. — Я просто знаю, поняла?

— Ага. Поняла, — и вновь улыбается.

Как-то раз мне удалось подсмотреть бой. Ничего более кровожадного я в жизни не видел; так что и Эри это ни к чему. А ещё страшнее стало, когда представил, как наши солдаты против мортов за периметром выступают. На арене-то создания эти друг против друга сражаются, а там…

Зато я понял, почему отец не хочет продвигаться дальше по службе, — просто и сам смотреть на весь этот ужас не желает. Говорит, что его более чем устраивает быть в городском патруле. Работа спокойная, непыльная, и, главное, без крови. Ходишь себе, улицы патрулируешь, детишек по домам разгоняешь, да смотришь, чтобы везде порядок был. Оката — спокойный город. На патрулирование территории обычно больше 2-3 отрядов не отправляют. Другое дело — в Тантуме. Вот там, как говорит отец, всяких ужасов насмотреться можно. Особенно в разгар Кровавого сезона, когда на улицах толпы приезжих, десятки рафков, а ещё больше тех, кто просто-напросто недоволен исходом боя.

— Здравствуй, сын! — завидев меня, улыбается отец и машет рукой. — О, Эмори! Рад и тебя видеть, малышка! А ты похорошела.

— Но мы только вчера с вами виделись, — бровки Эри хмурятся.

— Вот я и говорю, — смеётся отец, ероша Эмори волосы, — всего день прошёл, а ты так похорошела! Завидная же невеста у моего сынка.

— Она мне не невеста, — цежу сквозь зубы, а Эри тут же добавляет:

— Это пока что.

Не собираюсь спорить. Бессмысленно. Таких упрямиц, как Эри ещё поискать надо.

Отец делится с нами хлебом, и мы опускаемся на землю прямо у ворот на ограждённую территорию. За них нас не пустят. Да и отца тоже. Его обязанность — вести журнал посещений (если посетители вообще конечно будут), ну, и смотреть, чтобы любопытная ребятня не надумала через забор перелезть, чтобы заглянуть в палатки, где уже находятся клетки с мортами внутри.

— Охраны маловато как-то, — прожевав кусок хлеба, киваю на палатки, рядом с которыми кружат всего двое вооружённых бойцов.

— С минуты на минуту отряд прибудет, — отвечает отец. — Ещё одного бойца из Эргастула перевозят. Так что вы давайте, это, дожёвывайте и по домам.

— Я не пойду домой, — утыкаюсь взглядом в землю и с такой силой сжимаю в кулаке хлебную корку, что костяшки пальцев белеют.

— Это ещё что за новости?

— Я сегодня у Эри переночую. Мама… она разрешила. У неё там какая-то работа с Жопсом.

— С господином Шопсом, — с нажимом поправляет отец, и я встречаюсь с ним взглядами.

На какую-то долю секунды вижу обиду, боль и разочарование в его глазах, и вот уже начинаю подумывать, что отец может подозревать об изменах матери, как тут на его губах вновь расцветает добрая улыбка, а взгляд наполняется теплотой.

— Мы с мамой тебя очень любим, Дьен. Ты ведь знаешь это? — Мягко опускает ладонь мне на плечо и несколько раз похлопывает.

— И для чего ты мне это говоришь? — изо всех сил борюсь с проклятым жжением в глазах.

— Для того, чтобы ты помнил, сынок: что бы ни случилось, мы с мамой всегда будем очень любить тебя и гордиться нашим мальчиком.

Хотелось фыркнуть, но я сдержался.

Раздался тяжёлый вздох отца, и его вторая ладонь упала мне на плечо.

— Думаю, пришло время серьёзно поговорить, Дьен, — он строго заглянул мне в глаза, но на его губах по-прежнему играла добрая улыбка. — Обещаю, что мы сделаем это завтра утром. Я, ты и мама. За завтраком. Хорошо?..

В тот момент я задумался: а что, если спасать уже нечего?.. Что если наша семья уже давно развалилась, все всё знают друг о друге, но ради меня продолжают делать вид, что ничего плохого не случилось?..

И как долго они собираются притворяться?..

В тот поздний вечер, проводив Эри до дома, я не переступил его порог. Заверил, что со мной всё будет в порядке, и я не собираюсь натворить глупостей, которые она уже успела себе нафантазировать. Я даже потрепал её по волосам, чтобы успокоить. А когда дверь дома Эри закрылась за её спиной, я поспешил обратно, — к арене. К отцу, с которым собирался поговорить, как мужчина с мужчиной. И не завтра, а уже сегодня. Потому что мне это было необходимо! Я собирался выяснить, что происходит между ним и мамой на самом деле, и неужели эти двое настолько большие идиоты, что забыли о клятве, которую дали друг другу?..

А как же… любить до конца дней своих?..

Я, правда, не понимал, как можно нарушить данное обещание.

Но разговора с отцом в тот вечер так и не состоялось. Как и не состоялось на утро за завтраком, днём позже, или через неделю, через год… Говорить просто-напросто было не с кем. Моего отца в тот вечер не стало.

Когда я вернулся к ограждению, у ворот отца не оказалось, а у палаток творилась такая суматоха, что сомневаться не приходилось — случилось нечто ужасное.

Кровь была везде… Внутренности, куски плоти… Оторванная голова.

Голова моего отца.

Его застывшие глаза смотрели на меня в момент, когда я, словно находясь под каким-то страшным гипнозом, вышел из укрытия и поднял её с земли.

Не помню, что происходило дальше. Кажется, я потерял сознание, а Эмори сказал, что меня вырубили ударом по затылку, ведь так звучало круче, но, в любом случае, я так и не смог увидеть лицо убийцы моего отца.

Позже матери сообщили, что морт, которого перевозили к арене из Эргастула, сумел выбраться из клетки и напал на отряд. По официальной версии, виной всему стала халатность; кто-то просто плохо закрыл замок. Кто-то просто плохо выполнил свою работу. А кто-то просто оказался не в то время и не в том месте.

«Дело случая», — так сказали многие. Ведь мой отец обычный патрульный. Даже не охрана Эргастула. И он никогда никого не убивал.

А ещё всему виной стало его слишком «доброе» сердце и глупая вера в байки, которые рассказывают такие же глупые люди! Байки о том, что морты якобы умеют видеть человеческие души. Байки о том, что морты якобы никогда и ни за что не причинят вред доброму и честному человеку.

Чушь!

Мой отец был лучшим человеком из всех, кого я только знал! И эта тварь… вырвавшаяся из клетки, даже не подумала его пощадить! Разорвала на куски… Безжалостно. Сперва конвоира, а затем моего отца, поспешившего на подмогу. Транквилизатор слишком поздно вырубил это животное.

Говорят, мой отец закрыл своей грудью другого солдата, — ещё совсем молодого парня.

Говорят, морт на несколько секунд остановился, прежде чем нанести первый удар точно в голову.

Говорят, мой отец даже вооружиться ничем не удосужился.

Говорят, он даже улыбался этому уроду, призывая к разуму, прося остановиться.

Вера в лучшее его погубила.

Вера в милосердие тварей, у которых нет души!

***

Мои подозрения оказались верными — отец и мать давно уже разошлись. Они просто сожительствовали и только ради меня продолжали «играть» в семью. Словно я маленький глупый ребёнок!

После смерти отца, мать продержалась почти четыре месяца, прежде чем решилась на серьёзный разговор со мной. По правде говоря, половину её слов я пропустил мимо ушей. Мне хватило фразы: «Пойми, милый, я не отказываюсь от тебя! Я просто не могу так больше жить!», после чего я принялся мысленно напевать мотивчик старой детской песенки, что так часто любит исполнять Эмори.

В тот день, когда мама уехала из Окаты в Брэван к своему долбаному возлюбленному Жопсу, я всерьёз задумался над тем, кого же должен ненавидеть больше: рафков, мортов, или свою мать.

По вине первого разрушилась моя семья. А по вине второго не стало моего отца. Впрочем, и матери моей как таковой не стало (по её же желанию), выходит… я должен презирать всех троих?..

— Нельзя судить о расе лишь по одному её представителю, — с умным видом сказала мне Эри, делясь печеньем, что испекла её мама. — Люди тоже разные. Есть хорошие, а есть плохие. Так и морты, и рафки… тоже разные.

— Плевать. Ненавижу их всех, — ответил я ей, запихивая в рот очередное печенье и без особого интереса разглядывая стены моей новой комнаты. Комнаты, которая станет моим новым домом.

Вот за той стеной находится кухня. А вон за той — комната Эри. Теперь мы будем соседями.

— А меня? — с круглыми, как две пуговицы, глазами Эри заглянула мне в лицо.

Я фыркнул:

— Что, — тебя? Ты тут вообще причём? Ты же мне ничего плохого не сделала.

— Тогда люби меня, — просто пожала плечами и улыбнулась. — А я буду любить тебя. И никогда-никогда не предам! Честно! — Эри скрестила два своих тонких пальчика и поднесла к моему лицу, тем самым говоря «Клянусь».

А я лишь усмехнулся и покачал головой.

Я впервые усмехнулся за последние недели моей жизни.

Тогда и понял, вот он — мой якорь, что не позволяет течению унести меня к другому берегу, или попросту разбить о скалы. Девочка, что сдерживает мои эмоции, не позволяет ненависти и злобе завладеть сердцем. Что бы со мной ни случилось, Эри всегда оказывается рядом. Сидит она тихонечко, держит за руку, или же лепечет какую-нибудь ерунду. Главное — рядом. Тогда и мне легче становится.

Вот сейчас только понял это, признал. И полегчало немного.

— Я стану сильнее, — решил в одну секунду и крепко сжал ладошку Эри в своей. — Даю слово! Я стану намного-намного сильнее!

— Для чего? — улыбнулась Эри.

Ответ на этот вопрос уже был готов:

— Чтобы защищать тебя! Теперь я всегда буду защищать тебя, Эри! И никогда никому не дам в обиду, поняла?

— Никому-никому?

— Никогда-никогда. Обещаю.

***

Два года назад

Окрестности деревни Шэлман

— У мортов нет души. Что ты пытаешься доказать мне, Эри? — смотрю на неё и действительно не понимаю, к чему весь этот разговор? Разве мы не заниматься сюда пришли? Не драться учиться, а языками чесать?.. Она ведь знает, как я не люблю поднимать эту тему! Не люблю говорить о смерти отца и, уж тем более, о предательстве матери!

Но… вот же упрямая. Для чего продолжает?

— Ничего я не пытаюсь доказать, — пожимает плечами и старается как можно ласковее улыбнуться. — Я лишь хочу, чтобы тебе легче стало, вот и всё. Столько лет жить с ненавистью на сердце очень трудно, Дьен. А мне, уж прости, далеко не всё равно на твои чувства.

— С моими чувствами всё в порядке, — тяжело вздыхаю. — Может, начнём уже заниматься?

Но Эри будто и не слышит меня.

— Но, Дьен… ты не должен их всех ненавидеть, — глядит на меня умоляюще.

— Кого, — их всех? — с трудом сдерживаюсь, чтобы не вспылить. — Я не ненавижу рафков, — мне плевать на них, ведь мою мать никто не заставлял становиться одним из них, это был её осознанный выбор! В то время, когда у моего отца этого выбора не было! Отца моего никто не спросил: хочет он на тот свет, или нет!.. Чёрт… — отвожу взгляд и провожу ладонью по лицу. — Давай просто закончим этот разговор, прошу.

— Ладно. — Эри обнимает меня за плечи и целует в щеку. — Просто помни, что у тебя есть я, и ты всегда можешь на меня положиться.

— На кого ж ещё, если не на тебя, маленькая? — расслабившись, усмехаюсь, притягиваю Эри к себе и целую в висок. — Ты ведь всегда будешь рядом, правда?

— А ты сомневаешься? — Эри щипает меня за бок, и мы оба, смеясь, падаем в траву.

— Я буду вечно любить тебя, Лисёнок, — заглядываю ей в глаза и мягко целую в губы.

— А я ещё дольше, — отвечает, целуя меня в ответ.

***

Оказалось, «вечность» — это не так уж и долго.