ВВ

Елена Терновцева

Две родственные души живут порознь и даже не знают о существовании друг друга, несмотря на след, который носят на себе с рождения.Желтые глаза, следуя подсказкам говорящих молчунов, ищут родные медовые глазки, а когда находят – упускают. На время ли?Это необычная и интересная история с длинным хвостом, вернее, с двумя…

Серия 2.

Время для любимых

В этот день после обеда Николай остался работать дома. Мог себе позволить и пользовался этим довольно часто. Николай, как считали некоторые эксперты жизни, а по совместительству соседи неподалеку, вообще любил прохлаждаться дома, то есть был писателем. А писать — дело непыльное.

«Можешь отвлечься и подремать или кино посмотреть», — особенно часто так думала о Николаевом труде добропорядочная и сердечная гражданка, дама в годах и за стенкой — баба Тома.

Окна кабинета у Шубских выходили на кухню бабы Томы. Рабочий стол Николая и Маргариты был вплотную приставлен к окну. И участливой бабе Томе приходилось видеть, как неправильно они живут.

«Да еще и яблоня эта, будь она неладна!» — частенько переживала соседка. Сколько же неудобств бабушке доставляла эта кучерявая красавица летом. Все пыталась своими веточками закрыть милые хозяйские окна.

«Я встала, а он уже сидит, яйца пожарила — еще сидит, суп сварила — до сих пор на стуле, в магазин сбегала, а он и поныне… Интересно, обедал хоть, нет? И так не может, видимо, физически работать, только сидя кое-что делает. Бедненький, еще же хилее будет», — мысли подобного рода не раз крутились в голове у бабы Томы.

«Вот жена досталась ему. Не беспокоится о нем, не заставляет вставать да ноги разминать. Я вот своего Генку берегу. Увижу, например, что спит без подушки, дак обязательно разбужу, неудобно же ему. Или газету сидит читает. А я смотрю на него и чувствую, что ноги у него затекли. Заставляю встать и ноги размять. Охилел бы без меня Геннадий. Повезло ему со мной, не то что Николаю…» — не переставала выражать сочувствие заботливая соседка.

Если бы баба Тома в этот момент выглянула в кухонное окно, то она бы обрадовалась — Николай перестал печатать. Васька, сладко дремавший под тихое постукивание клавиш, проснулся, не смог спать — мечтательно-зевательный ритм сбился. Николай встал, задумчиво походил по комнате, затем подошел к зеркалу.

На этого «хиляка» можно было долго смотреть. Он был высокий, стройный, при этом мускулистый, с широкими плечами, за которыми прятались все те, кому он помогал. Глаза его были небесно-голубые. Ничем не разбавленные, никаких других оттенков и штрихов они принять не могли. В этом был весь Николай — он и сам был «одного цвета»: любил ясность и определенность во всем и сказочную честность. И этого же ждал от других.

Эти чистые глаза оформляли черные красиво изогнутые брови. Даже его борода была очень красива. У него не было времени ее постоянно оформлять, а она это чувствовала и сама росла аккуратно, стараясь лишний раз его не тревожить. А вот волосы его, густые и темные, были жестковатыми — ну хоть какая-то колючесть присутствовать должна. Он же Коля, да и вообще человек.

С минуту посмотрев на себя в зеркало, Николай повернулся к Ваське. Хотел что-то сказать, но не стал. Васька это заметил.

«Наверное, у него было желание…» — подумал Васька.

Николай подошел обратно к столу и сел. Снова взялся за ноутбук и стал отбивать ритм.

Сейчас Вася уже не хотел спать. Он смотрел на Колю и думал, что он вновь лежал… на мягком и теплом. Так же, как еще недавно у Антонины Сергеевны. У нее, кстати, тоже был ноутбук. И тут Васька вспомнил, как недавно он и Валерий Николаевич пробирались в Колин кабинет.

— Может, не надо? — уговаривал тогда Васька Валерия Николаевича.

— Конечно, не надо, но необходимо. Хочу тебе кое-что показать. Вот мы с тобой часто говорим о стихах. Я тебе рассказываю, что помню из Колиного или из Заречного. Давай же покажу, куда их Коля складывает. М?

— Что складывает? — не понял Васька.

— Ну стихи. Хочешь? — настаивал Валерий Николаевич.

— Очень хочу, Валек. Но я боюсь.

— Не бойся. Ты же бывший хулиган. Да и это ради искусства. Мы должны разбираться во всех тонкостях дела.

И они пошли на вылазку.

— Дак это же ноутбук! — заметил Васька.

— Да, а откуда ты знаешь? — удивленно спросил Валерий Николаевич.

— У Антонины Сергеевны дома такой. Она по нему звонит.

— По такой гигантской раскладушке? Кому? Великанам? — спросил Валерий Николаевич и улыбнулся.

— Нет, — обиженно ответил Васька. — Детям и внукам.

— Да знаю я. Шучу, не обижайся. Коля тоже так звонит по делам. Да и бабушка с дедушкой еще нам звонят часто, хотят на меня посмотреть да на Макса с Сашкой. А кстати… Ты же говорил, что родные у Антонины Сергеевны живут недалеко?

— Да, так и есть, Валек, — грустно заметил Васька. — Здесь рядом. Да у них и машина есть. Но почему-то звонят только, а приезжают очень-очень редко. Я видел их только два раза за все время, которое я с ней живу. Каково вот моей сосчастливице? Я хоть и не сильный любитель объятий, но даюсь. Ей необходимо внимание. Да и уважаю я ее.

— Во-о-от, Василек. В этом все люди. Я вот при всей своей занятости всегда нахожу время и позволяю мальчишкам, Коле и Марго себя погладить. Это же четверых надо обойти! А если еще бабушка с дедушкой приезжают… Понимаешь, для любимых всегда должно найтись время. Всегда… Ты же еще помимо Антонины Сергеевны находишь время для Шустрика! А… ты не такой простой, Василий, — заметил Валерий Николаевич. — Продвинутый — в технике разбираешься.

— Да, — смущенно и кротко промолвил Васька. — Почти за два года с Антониной Сергеевной я многому научился. А потом и ты, конечно, меня учишь.

Валерий Николаевич засиял и добавил:

— Спасибо. Я немного отвлекся. Вот в этом ноутбуке, Василек, стихи и живут. Коля пишет, затем мне читает. Люблю стихи… — мечтательно заметил он.

Вспомнив этот случай, Васька улыбнулся.

Жаль, нет Валерия Николаевича сейчас рядом. Коля раньше все время читал Валерию Николаевичу то, что сочинил. Он бы оценил. А Васька? Нет, он не тонкая натура, он только тянется к прекрасному. Он привык к холодным улицам. А на улице на стихи не выделить много времени. Это сейчас Васька уже кое-что понимает. А пару лет назад он знал только про поэта Заречного, хотя при этом так мало слышал из его творчества. Только Валерий Николаевич основательно познакомил Ваську с произведениями этого известного поэта, а до этого были в основном отрывки и пересказы.

Несмотря на то, что теплые руки и слова грели Ваську уже почти два года, не считая последнего месяца, год на улице оставил рубец на его сердце. Это с дедом Павлом он поменял улицу на дом, но длилось это недолго. А за пару лет тепла Васька был обязан уже своей сосчастливице Антонине Сергеевне. Ее он вспоминал с нежностью, благодарностью и грустью. Это она положила конец скитаниям маявшейся душе — взяла его, годовалого малыша, к себе.

А что было до? Васька был предоставлен сам себе. Он не помнил многого из своего детства, но при этом многое само автоматически врезалось ему в душу. Так, он смутно помнил маму. Вернее, только ощущения тепла, любви и спокойствия. А потом он остался один. Почему? Он вспомнить не мог.

Затем он, малыш, встретил их. Сколько их было, Васька точно не знал.