Швейцарский счет

Елена Саулите, 2021

Одна из тех книг, что читаются на одном дыхании. Изящная и будоражащая проза. Действие разворачивается на курорте Гриндевальд в Швейцарии, что для российского автора весьма необычно. Мелодраматичное начало, когда юная провинциалка, грезящая карьерой модели, приезжает в Москву и после неудачных попыток продвинуться в модельном бизнесе принимает предложение одного из богатейших людей России стать компаньонкой его неизлечимо больного сына, неожиданно сменяется полной драматизма и жестоких необъяснимых убийств историей. Повествование столь ярко, оригинально и увлекательно, что не позволяет оторваться, пока не будет перевернута последняя страница…

Глава вторая

За завтраком обыкновенно спокойный и выдержанный Марк веселился напропалую, завидев Ингрид в блузке фисташкового цвета, он прыснул и вполголоса обратился к жене:

— Ты заметила? Обожает фисташковое мороженое, пиво пьет исключительно с фисташками и даже одежду предпочитает фисташкового цвета. Ходячая реклама компании по производству фисташек! Может, она у них подрабатывает, а?

Поймав на себе настороженный взгляд прислуги, Алиса благоразумно промолчала. Белесые глаза Ингрид вызывали у нее смешанное чувство страха и благоговения. Несмотря на скромное положение прислуги, швейцарка держалась с видимым превосходством и завидной уверенностью, а ее прозрачные, почти бесцветные глаза, обращенные на суетливых русских, всегда смотрели сквозь них. Она держалась так холодно и высокомерно, будто это Алиса с Марком ее обслуга, а не наоборот.

— Наблюдая ее манеры, — заметил как-то Марк, — можно подумать, что она принцесса крови, вынужденная батрачить на нуворишей. Королева в изгнании не иначе.

Из-под длинной шерстяной юбки Ингрид торчали тощие лодыжки, а ступни мужеподобной мадам, широкие, растоптанные — настоящие крестьянские ножищи, уродливо выпирали из туфель последнего размера.

После завтрака, состоявшего из кофе, жареного бекона, настоящего овечьего сыра и горячих круассанов, они с Марком отправились кататься на лыжах. Крутые снежные склоны, поросшие редкими соснами, отбрасывали глубокие синие тени, ослепительное солнце и ни ветерка. Вечный покой, нарушаемый лишь мягким шорохом несущихся лыж и свистом рассекаемого на большой скорости воздуха.

Для Алисы и обыкновенные лыжи были диковиной, а горные и вовсе. На высоте тысячи метров над уровнем моря воздух не был разрежен, дышать было легко, но крутые горные склоны и стремительно несущиеся мимо люди пугали ее. Алиса, экипированная по последнему слову горнолыжного спорта, стояла на небольшом пригорке и с ужасом смотрела прямо перед собой.

— Надо было на инструктора согласиться, дура ты набитая, — бормотала она, затравленно озираясь вокруг. — Говорил тебе Марк, так нет же. Довыпендривалась вот.

Небольшой пологий спуск, по которому ей надлежало съехать, выглядел совершенно безобидно, но отчаянно трусившая Алиса не могла заставить себя сдвинуться с места. Глядя как, сверкая очками, вниз проносятся лихие мужчины и женщины, она мучительно потела, не решаясь спуститься с крохотного пригорка, отведенного для детей и начинающих. Марк то и дело пролетал мимо, залихватски крича и взметая столбы снежной пыли на виражах. Его синяя вязаная шапочка и платиновый костюм, блестевший в солнечных лучах как олимпийская медаль, с сумасшедшей скоростью мелькали между одиноко торчавшими на трассе соснами. У Алисы внезапно затряслись колени, от непрестанного мелькания лыжников перед глазами поплыли разноцветные пятна, закружилась голова, противная горькая тошнота подступила к горлу, и она с размаху села в сугроб.

— Вам помочь? — раздался рядом незнакомый голос.

Алиса скосила глаза и увидела симпатичного парня в лыжном костюме василькового цвета, на вид ровесника, он присел на корточки, поднял очки на лоб и участливо заглянул ей в лицо.

— Страшно? — понимающе улыбнулся молодой человек. — Первый раз, наверно?

Девушка удрученно кивнула и попыталась подняться, но непослушные ноги подкосились, и она неуклюже плюхнулась обратно в снег.

— Давайте-ка помогу, — бодро сказал шатен, крепко ухватил Алису подмышки, поставил на ноги и аккуратно отбуксировал в ближайшее кафе у подножия холма, помог снять лыжи, заказал глинтвейн, не слушая возражений, оплатил его и сунул ей в руку визитку:

— Невнимательный у вас, однако, друг, — с улыбкой констатировал парень, глядя, как Алиса торопливо глотает горячий напиток. — Новичков бросать нельзя. Отдыхайте. Если охота не пропала, то через полчаса жду вас на том же месте. Будем учиться, — скороговоркой выпалил он и, не дожидаясь ответа, умчался прочь.

Огорченная лыжным фиаско, Алиса благодарно улыбнулась вслед спасителю, блаженно вытянула усталые ноги, достала из кармана мобильник и набрала номер мужа:

— Я замерзла, домой хочу, — заканючила она, пыхтящему в трубку Марку.

— Лады, Попелюшка, — ответил Марк. — Я тоже подустал с непривычки. Да и погода портится.

— Я тебя сто раз просила не называть меня Попелюшкой, — нарочито капризно сказала Алиса, глядя в окно на неожиданно начавшийся снегопад.

— Хорошо. Лиса, а ты где?

— Внизу. В кафе. И соскучилась.

— Я тоже. Буду минут через десять. Целую, Попелюшка.

Из трубки понеслись короткие гудки. Не успев ответить на провокацию мужа, Алиса в сердцах бросила мобильник на стол. Попелюшка на украинском означает Золушка и когда Марк хотел поддразнить молодую жену, то пускал в ход это неуклюжее прозвище. Алиса непритворно возмущалась, Марк смеялся и ласково пояснял:

— Не злись, солнышко. Ты же и впрямь Золушка! Такая же добрая, красивая и удачливая. Или я не прав?

Допив глинтвейн, Алиса отодвинула бокал и от нечего делать начала изучать оставленную спасителем визитку. На серебристом кусочке картона черным шрифтом значилось: Британов Евгений Альфредович, Банк «Пирамида», юрисконсульт.

— Одни банкиры кругом! Складывается впечатление, что это самая востребованная профессия, — усмехнулась Алиса и запихнула визитку в салфетницу. — Может, кому и пригодится.

Через пятнадцать минут возле кафе притормозило взятое напрокат красное «вольво», из машины высунулся Марк, заметил в стеклянной витрине кафе светлую головку жены и призывно помахал рукой. Вернув лыжи Алисы, он сел за руль, чмокнул ее в теплую щеку, извиняясь за чрезмерное увлечение катанием, и заявил:

— Едем за вином и продуктами. Вечером устроим празднование католического Рождества. Кто против? Принято единогласно!

Алиса с удовольствием смотрела на худое подвижное лицо Марка, длинный хрящеватый нос с заметной горбинкой, чуть вздернутую белесым шрамом бровь, крупные чувственные губы, шапку черных вьющихся волос (они наконец отросли) и счастливо улыбалась.

— Ты — ангел, — шепнул Марк, ткнувшись губами в шею Алисы, и резко вывернул руль, выбираясь с местной дороги на шоссе.

— Нет, это ты мой ангел-хранитель. И прошу об этом помнить, — игриво оттолкнула она мужа. — Если ты сейчас не будешь осторожным, то мы вляпаемся во что-нибудь.

— Ни за что! Мы просто обязаны жить долго-долго и умереть в один день! Последние анализы пообещали мне еще лет пять, — Марк хитро подмигнул жене.

— Очень праздничная тема, — надула губы Алиса, достала из бардачка несессер и принялась подпиливать сломанный ноготь.

— Упала? — сочувственно покосился Марк. — Кстати, с каких это пор ты стала избегать разговоров о моем драгоценном здоровье?

— Я не избегаю. Просто, когда чувствуешь себя счастливой, упоминание о смерти бестактно.

— А ты счастлива? — Марк испытующе посмотрел на жену.

Она загадочно молчала, томно прикрыв глаза темными ресницами, и он понял. Съехал на обочину, остановился, повернулся к притихшей девушке, осторожно убрал тонкие светлые пряди с узенького лица, обхватил его ладонями и принялся осыпать поцелуями глаза, покорно закрывшиеся под любовным натиском, усыпанный крохотными рыжими веснушками нос, круглую родинку возле правого уха.

— Девочка моя, единственная. Радость моя, как я жил без тебя? — бормотал он, задыхаясь от нежности. — То был сон, похожий на смерть! — неожиданным басом взревел он, внезапно оторвавшись от теплых податливых губ жены.

— Ты опять за свое? — с напускной суровостью фыркнула Алиса. — Я не хочу, слышишь, не хочу больше слышать это омерзительное слово, — протестовала она, шутливо молотя кулачками по жесткому худому плечу Марка. — Обещаешь больше никогда не произносить эту гадость в моем присутствии? Обещаешь?

— Обещаю. Да будет так. Аминь, — сдался наконец Марк, ловко уворачиваясь от тумаков.

— То-то же. Вот теперь поехали, — примирительно сказала Алиса и вернулась к шлифовке покалеченного ногтя.

Вечер обещал быть чудесным. Снегопад неожиданно прекратился. Воздух, напоенный морозной свежестью, крупные, словно вырезанные из мягкой желтой жести, звезды и вселенская тишина. Как в храме. Алиса стояла на веранде, запрокинув голову к небу, курила и любовалась. Она так пристально вгляделась в мерцающую звездную россыпь, что от напряжения на глаза навернулись слезы. И вдруг тонкий серпик месяца дрогнул и кокетливо затанцевал. Точь-в-точь, как у Гоголя в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», когда пакостник-бес перебрасывал его с руки на руку, поминутно дуя на обожженные ладони. В детстве перед Новым годом они с мамой часто пересматривали этот фильм.

— Офигеть! — вполголоса сказала девушка и обернулась на звук распахнувшейся двери.

— Тет-а-тет со звездами? — спросил Марк, кутаясь в толстый шерстяной плед.

Слабое здоровье не позволяло ему гусарствовать, и он постоянно носил теплые шарфы и носки, а о том, чтобы выскочить зимой на улицу без шапки, не могло быть и речи.

— Помнишь, ты обещала мне поступить в университет? — неожиданно спросил он. Вероятно, слово «офигеть», которым Алиса по обыкновению выразила свой восторг, покоробило его утонченную натуру.

Алиса промолчала. Вопрос образования в рождественский вечер ее волновал мало.

— А на какой факультет ты бы хотела? — не отставал муж, обнимая ее за плечи.

— Ну, не знаю-ю, — нехотя протянула Алиса и ткнулась носом в шею мужа. — Куда угодно, только чтоб с литературой не связано. Терпеть не могу книги.

— Почему? — изумился Марк, отстраняясь от жены, чтобы лучше видеть ее глаза, загадочно блестевшие в лунном свете.

— Ну, потому что в книгах одна неправда. В жизни грязь и проблемы, подлец на подлеце, а в книгах благородные рыцари, любовь до гроба, верность, добро всегда побеждает и прочая чушь, — цинично пояснила Алиса, берясь за следующую сигарету.

— Ну, знаешь, книги разные бывают, — возразил Марк. — Если ты про бульварные романы, то пожалуй. Но есть ведь Достоевский, Набоков, Чехов, в конце-то концов.

— В конце концов, среди концов конец-то будет, наконец? — насмешливо пропела Алиса, затягиваясь сигаретой.

— Иногда ты бываешь вульгарна, — сухо заметил Марк и ушел, оставив жену одну. Это была их первая размолвка.

Алиса продолжала стоять на улице, возвращаться в дом почему-то не хотелось, впервые за последние месяцы она ощутила, что они с Марком люди разной породы. Он — образованный интеллигентный мальчик из богатой семьи, она — обычная девушка из народа. «Жалко мне его. Странный он, несовременный какой-то, — думала она. — Ему всего двадцать пять, а рассуждает как пенсионер».

За воротами послышался шум подъехавшей машины, и в калитку позвонили.

«Кто бы это мог быть?» — терялась в догадках Алиса, открывая.

При виде невысокого человека в белой куртке и поварском колпаке она удивилась еще больше. Человечек протянул ей открытку с традиционной надписью «FroheWeihnachten!» и большую нарядную коробку, сопроводив подношение длинной очередью по-немецки. Алиса уловила только четыре знакомых слова: «Herr Brutner» (название ближайшего ресторана), «сашими» и «пондзю». Наконец, она сообразила, что светловолосый швейцарец — ресторанный курьер, который привез заказ. Алиса замахала руками и затрясла головой, намереваясь объяснить посыльному, что он ошибся и никакого заказа в «Herr Brutner» они не делали. Но мужчина настойчиво совал ей коробку, беспрестанно лопоча по-немецки что-то вроде: «Es ist völlig kostenlos, Mädchen» и тыча ей в лицо, бланк заказа, в котором черным по белому был выведен их с Марком адрес. Алиса сдалась. Курьер, лица которого она не так и не разглядела, прыгнул в потрепанный «форд» с эмблемой ресторана, махнул рукой и умчался в темноту. Озадаченная Алиса повертела в руках поздравительную открытку, заперла калитку и побрела к дому: «Если это заказал Марк, то почему он меня не предупредил? И вообще, он прекрасно знает, что я японскую кухню терпеть не могу». И тут ее осенило: Господи, да это ж Льюис, американец, с которым она познакомилась сегодня утром. Ну конечно! Как она могла забыть! Верный своему слову сосед прислал им гастрономический подарок из дорогого ресторана. «Какая же он душка!» — умилилась Алиса, возвращаясь в дом.

* * *

«Мы говорим на разных языках, нас интересуют полярные вещи. Что нас тогда связывает? Неужели примитивная животная страсть? Та пресловутая химическая реакция, о которой говорил отец?» — размышлял тем временем Марк, задумчиво глядя на дрожащее пламя красных свечей. Он переоделся к ужину в черный велюровый пиджак, побрызгался душистой водой и коротал время, размышляя об их с Алисой отношениях.

Стеклянные салатники, креманки и блюда, наполненные разнообразной снедью, терпеливо ждали, когда их опустошат. Тонкая высокая бутылка красного французского вина гармонично венчала аппетитно пахнущий натюрморт.

«Ингрид потрудилась на славу», — подумал Марк, покосившись на блюдо с румяной индейкой.

— Алиса, давай скорее! Я просто умираю от голода, — громко позвал он, услышав, как хлопнула входная дверь.

Послышались торопливые шаги, и в столовую впорхнула Алиса. Ее тонкие пепельные волосы развевались от быстрой ходьбы, огромные нефритовые глаза и изящный с едва заметной горбинкой нос, гибкая шея с маленькой пикантной родинкой у основания и высокая тонкая фигурка приковывали взгляд. Марк невольно залюбовался женой:

«Она похожа на нежную русалку с картины Зацки. Одни глаза чего стоят! Огромные, зеленые, они постоянно меняют цвет, от легкого оттенка неспелого крыжовника до насыщенного темно-нефритового. Яркие волнующие. Умопомрачительно хороша! Такой женщине можно простить все. Даже временное отсутствие интеллекта. Именно временное, потому что я сделаю из нее леди. Она, несомненно, способнее Элизы Дулиттл», — подумал он и поднялся навстречу.

— А я с небольшим сюрпризом, — весело прощебетала девушка.

— Ты с огромным капканом, я бы сказал, — пошутил Марк, но девушка не поняла иронии:

— Сумерничаешь? Давай включим свет, я не люблю торчать в темноте.

Алиса заметила, что Марк больше не дуется, и благодарно засуетилась вокруг мужа.

— Представляешь, утром познакомилась с нашим соседом, его вилла километрах в двух отсюда, на холме. Он американец, приглашал нас сегодня на рождественский обед, но я отказалась. Тогда он пообещал прислать нам праздничный подарок. И прислал! Сашими. Ты же это обожаешь, правда? — и Алиса звонко чмокнула Марка в нос.

Водрузив коробку на стол, она включила свет в комнате. Пляшущие языки пламени в уютно потрескивавшем камине сразу потеряли свое очарование, главная партия рождественского вечера теперь принадлежала изысканно накрытому столу. Толстые красные свечи, белая крахмальная скатерть и разноцветные льняные салфетки придавали ему особый европейский шик.

— Что ж, сюрприз за сюрприз! Получайте свой обещанный подарок, мэм, — Марк театральным жестом взлохматил буйную шевелюру и вытащил из внутреннего кармана пиджака большой конверт. — Вот, держи, Попелюшка.

— Ты опять?! — притворно насупившись, вскинулась Алиса. В глазах, однако, светилось веселое любопытство. — Что там?

— А ты не спрашивай. Достань и посмотри.

Прикусив губу, Алиса надорвала конверт, достала плотный лист бумаги и в очередной раз вопросительно взглянула на мужа.

— Это письмо. Читай вслух, — нетерпеливо заметил Марк.

— Но оно же на французском, — неуверенно протянула Алиса.

Было заметно, что подарок в виде письма ее слегка разочаровал.

— Смотри внимательно. Перевод прилагается.

Алиса нехотя повиновалась. Письмо, украшенное затейливым логотипом, гласило:

«Уважаемая госпожа Алиса Фридман, Вы приглашаетесь для подписания контракта о сотрудничестве с Домом Моды Givenchy. Условия работы будут оговорены при личной встрече. Наш адрес и контактные телефоны приведены ниже. Пожалуйста, сообщите нам о дате своего приезда, чтобы мы сделали все необходимые приготовления. Искренне ваш креативный директор дома моды, Джон Гальяно»

По мере чтения голос Алисы становился все звонче, закончив чтение, она подскочила к мужу, повисла у него на шее и радостно завопила во все горло. Он шутливо отталкивал разбушевавшуюся жену, приговаривая:

— Тише ты, ненормальная, задушишь же.

— Ты — гений, Маркес! (Марку безумно льстило, когда жена называла его именем великого писателя) Как тебе это удалось? — не унималась Алиса.

Лицо ее от возбуждения пошло красными пятнами, она визжала от восторга, то пускаясь в пляс, то снова бросаясь на шею мужу.

— О, это не моя заслуга. Отца благодари. Он сказал, что если уж в нашей семье появилась модель, то она непременно должна быть мирового масштаба, — отбивался от Алисы Марк. — Слушай, давай за стол, а? Есть хочу зверски.

— Давай! — Алиса в последний раз взвилась до потолка и плюхнулась на ближайший стул. — Нет, о таком я даже и мечтать не могла. Живанши! Гальяно! Офигеть!

— Только без жаргона, ладно? — поморщился Марк, усаживаясь напротив. Казалось, головокружительная карьера жены его совсем не радует. — Давай, обмоем твой молниеносный успех, — безрадостно предложил он, открывая бутылку вина.

— Класс!

Марк снова скривился, но от замечания воздержался. Молча наполнил тонкие высокие фужеры искрящимся вином и тихо сказал:

— За восходящую звезду мирового модельного бизнеса! За тебя, Лиса!

— А почему так печально, Маркес? — чтобы угодить мужу, Алиса продолжала льстить, называя его именем великого писателя.

— Просто я хорошо знаю отца. Он ничего не делает просто так. И сей широкий жест лишь часть его грандиозного плана. Он хочет развести нас, Попелюшка!

— Что-о-о? — от неожиданности Алиса поперхнулась вином.

— Ты не ослышалась. Подумай, что нас ожидает? Ты работаешь, вращаешься среди красивых и крепких знаменитостей, а я таскаюсь за тобой по пятам. Очередной рецидив саркомы и я зависаю в какой-нибудь немецкой клинике зализывать раны. А ты спешишь дальше, тебе не до меня, тебя влекут выгодные контракты, баснословные гонорары и бурлящая толпа здоровяков-поклонников. Я одной ногой в могиле, ты — в центре внимания. Мы по разные стороны баррикад, — в голосе Марка послышался тоскливый надрыв, казалось, еще секунда и он расплачется. — Развод и девичья фамилия. Вот чего хочет мой прозорливый папенька. Просто как все гениальное. Одним письмом он уничтожает неугодный ему мезальянс и ломает две судьбы. И я догадываюсь, кто надоумил его. Это Диана. Моя бывшая мачеха и завистливая дрянь, — молодой человек быстро отвернулся, чтобы незаметно смахнуть набежавшую слезу. — Так давай же выпьем, любимая, за наше короткое счастье.

Оторопевшая Алиса ошалело смотрела на расстроенное лицо мужа, понимала, что он любит ее, и что она, Алиса, должна развеять его сомнения, убедить его в безосновательности его опасений и не могла. Не могла, потому что Марк сказал правду, пусть жестокую, но правду. Она совсем забыла, что ее муж смертельно болен. Она смотрела, как Марк торопливо, жадными глотками пьет вино, и подбородок у нее дрожал, глаза, готовые пролиться слезами, подозрительно заблестели, Алиса едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться, потом схватила свой бокал и залпом выпила. Вкуса она не почувствовала, поставив фужер обратно на стол, она ждала, когда алкоголь подействует и острый приступ жалости к несчастному отпустит. Марк тоже избегал смотреть на жену, с коротким нервным смешком он придвинул к себе коробку с сашими, вынул из нее плоское блюдо с прозрачными кусочками сырой рыбы, миниатюрную чашечку с соусом, пару палочек и с деланным весельем провозгласил:

— Начнем с презента! Банзай!

Алиса мрачно смотрела, как он ловко орудует деревянными спицами, поочередно обмакивая в темный соус то тонкие лепестки прозрачной рыбьей плоти, то ярко-розовый маринованный имбирь, и молчала. Тягостная церемония вручения рождественского подарка отбила у нее аппетит. Марк, казалось, не замечал траурного настроения жены, выпив два бокала вина подряд, он раскраснелся и, демонстрируя гастрономическое упоение изысканным блюдом, смаковал каждый кусочек.

— Восторг! Просто восторг, — бормотал он. — М-м-м, вкус необыкновенный, чуть жестковата, правда. Никогда не пробовал ничего подобного. Язык чуточку покалывает, будто от мороза. Интересно, что это за рыба? Надо будет спросить этого американца.

Алиса отодвинулась от стола и развернулась к задорно трещавшему камину, ее знобило, и она протянула к огню ладони, но заметив, что руки сильно дрожат, поспешно скрестила их на груди. Еще полгода назад Алиса готова была бы отдать за подобное приглашение полжизни, но судьба не любит, когда очень хотят, она дает тогда, когда это уже не столь важно. Совсем как сейчас. Взвинченные нервы никак не хотели утихомириваться, вино не помогало, затянувшаяся пауза давила, и Алиса не выдержала, схватив лежавшее на столе письмо, она скомкала его и швырнула в пылающую глотку камина, огонь с жадностью набросился на белый клочок и мгновенно превратил его в летучий прах. В ту же секунду за ее спиной раздался странный клокочущий хрип, глухой стук и звон бьющегося стекла, Алиса вздрогнула и резко обернулась.

Марк лежал, навалившись грудью на стол, шея неестественно вывернута, широко открытые застывшие глаза неподвижно смотрели на огонь, в них отражались дрожащие языки желтого пламени, из опрокинутого бокала на стол сочилось вино, белоснежная скатерть медленно набухала неряшливым бурым пятном. Алиса опрометью вскочила, подбежала к мужу, схватила его за плечи и потянула на себя:

— Маркес, что? Что с тобой, Маркес? — лепетала она, стараясь оторвать тяжелое тело от стола. Марк не отзывался. — Господи, да что же с тобой? — запричитала Алиса — Тебе плохо, милый? Плохо, да? — продолжала она тормошить мужа.

Наконец, тело подалось, тяжело завалилось на спинку стула, от неожиданности Алиса не удержала его, и оно с грохотом опрокинулось на пол. Теперь Марк лежал на спине, уставившись в потолок невидящими глазами, широко разбросав руки в стороны.

— «Совсем как в старых фильмах про войну», — промелькнуло в голове Алисы. И только тут до нее дошло: Марк мертв!

— А-а-а! — закричала она и не узнала собственного голоса, резкий и сиплый, он больше походил на карканье кладбищенской вороны.

Бессильно опустившись рядом с телом, она подняла худую еще теплую кисть мужа и попыталась нащупать пульс. Безрезультатно. Тогда она в невыразимой тоске прижалась к остывающей ладони щекой и застонала:

— Мамочка, что делать? Что же мне делать? — китайским болванчиком раскачивалась она. — В чужой стране, ночью, наедине с трупом. Телефона скорой помощи не знаю. Боже мой, языка и то не знаю. Даже объяснить, что произошло не смогу, — слезы, застрявшие где-то в гортани, вырвались на волю, размочили тушь и полились по щекам, черные дорожки текли с подбородка на дорогую шелковую блузку, но Алиса и не пыталась их вытирать, она ошалело смотрела на мгновенно заострившееся лицо покойника и тихонько, по-бабьи выла:

— Это я… я тебя убила. Ты любил меня. А я, эгоистка чертова, думала только о себе. Ты не вынес этого. Марик, милый, прости. Прости меня. Господи, я — убийца. За что? — с отчаянной злостью выкрикнула она вверх, туда, где по ее разумению должен был находиться Всевышний.

В ответ раздался оглушительный треск взорвавшегося полена и из камина посыпался сноп оранжевых искр. Алиса испуганно втянула голову в плечи и затихла, беспомощно глядя на распростертое рядом тело Марка.

За окном глухо завывал ветер, прекратившаяся на пару часов метель снова разбушевалась. Сидела она долго, в голову лезли беспорядочные мысли о болезни Марка, об их разом рухнувшем счастье, о себе, сиротине. И вдруг ее осенило! Не может быть, чтобы отлично чувствовавший себя накануне Марк внезапно скончался! Раковые больные не умирают в одночасье. Как правило, их смерть — процесс медленный, мучительный, болезненный. Она вспомнила, как умирала ее тетка, тогда мама месяцами дежурила у постели иссохшего, корчащегося от непереносимой боли тщедушного тела, вкалывая страдающей все возрастающую дозу морфина. А тут такое…

Алиса снова вгляделась в застывшее лицо мужа, его распахнутые навстречу вечности глаза были пугающе неподвижны, превозмогая страх, она потянулась к его лицу и осторожно прикрыла остывающие веки. Немного успокоившись, она принялась соображать дальше. Похоже, причиной смерти Марка оказалась не лимфосаркома, а что тогда? Тогда — это убийство. Отравление! Ну конечно! Как она сразу не догадалась! Чертов американец прислал им рыбу, которая, очевидно, была напичкана ядом. Две минуты — и Марка не стало. Но зачем? Кто этот проклятый американец? Получается, что он хотел убить их обоих, ведь не мог же он знать, что Алиса терпеть не может японскую кухню. И что теперь делать? Заявить на него в полицию? Но кто ей поверит? Свидетелей нет. Никто не видел, как она разговаривала утром с этим типом. Никто не видел, как посыльный привез коробку из ресторана. Хотя, стоп. Рассыльный-то как раз и может подтвердить доставку заказа. Ну и что? Ведь он не покажет, что рыба была отравлена. Полиция может решить, что яд подсыпала Алиса. Именно так они и подумают. Арестуют, посадят в камеру, начнется следствие. И никто, никто ей не поможет. «Господи, кошмар какой! Такого не бывает! Я сплю. Сплю, и мне снится жуткий сон. Проснусь, и все будет хорошо».

Медленно поднявшись с колен, Алиса подошла к столу, машинально налила себе вина, выпила, покосилась на деревянную плошку с рыбой, в ней оставалась добрая половина.

— Может и мне за тобой, Маркес? Что мне теперь? — шепотом произнесла она и оглянулась на покойника. Он неподвижно лежал на ковре, лицо, тронутое дыханием смерти, приняло величественное выражение, точно ему открылась высокая тайна, непостижимая для еще живущих. Отрешенность и безмятежность. Покой. Будто под гипнозом, Алиса потянулась к маслянисто поблескивающим прозрачным кусочкам. И вдруг правый глаз мертвеца влажно блеснул в полумраке, Марк как будто наблюдал за женой из потустороннего мира. Лукавый прищур его глаза словно подначивал: «Давай-давай! Слабо, Лиса, а?»

Громоподобный звонок телефона разорвал оглушительную тишину, и Алиса испуганно отдернула руку. С трудом ориентируясь в пространстве, она вслепую нашарила, валявшуюся среди диванных подушек трубку телефона. Нелюбезный тон Фридмана-старшего заставил ее очнуться:

— С Рождеством тебя, дорогая. Подарок Марка понравился? — несмотря на ласковое обращение, нотки высокомерия в голосе свекра свидетельствовали о том, что ее наглое вторжение в клан Фридманов не вызывает у главы семейства ни малейшего энтузиазма.

— Да, спасибо, — выдавила Алиса, усилием воли подавляя рвущиеся наружу рыдания.

— Благодарить не стоит. Это идея Марка, — небрежно продолжал Лейб. — Он рядом? Передай ему трубку. Мне нужно сказать ему пару слов.

— Я…я… — Алиса никак не могла решиться сказать банкиру, о том, что Марк мертв. — Марка больше нет, — наконец осмелилась она.

— Нет? Он вышел? — не понял Фридман. — Тогда передай ему, что приехала Диана с дочерью. Это моя бывшая жена, мачеха Марка, — нехотя пояснил он невестке. — Она хочет увидеться с Марком и познакомиться с тобой. Проще говоря, я хотел пригласить вас завтра к обеду. Часам к двенадцати я пришлю за вами вертолет. Полчаса и вы у меня в Лугано. Надеюсь, ты передашь Марку мое приглашение, — закончил он уже более миролюбивым тоном.

— Нет, — безжизненным голосом пробормотала Алиса и больше не в силах сдерживаться громко всхлипнула.

— Что такое? — насмешливо отозвался Лейб. — Что там у вас? Поссорились?

— Ма-а-арк… — горько зарыдала Алиса.

— Что? Что Марк? Говори же, черт тебя возьми! — почуяв неладное, бешено заорал свекор.

— Он…умер… — сквозь сопливую икоту пролепетала Алиса.

— Что-о-о? — проревел Фридман. И через паузу: — Дря-я-я-янь!!!

Пытаясь хоть как-то оправдаться, Алиса залепетала было что-то про американца и рыбу, но свекор грубо оборвал ее, принявшись сыпать оскорблениями, и ее дрожащий голос потонул в этом потоке как щебет пичужки в реве урагана.

Наконец он устал, последовала напряженная пауза, и неожиданно спокойным ровным тоном, точно речь шла о прогулке в ближайшем парке, Фридман сказал:

— Быстро ты с ним управилась. Не уберег я парня. Не успел.

Потрясенная несправедливыми обвинениями Алиса остолбенела, трубка вывалилась у нее из рук, колени подогнулись, она упала на диван и заплакала в голос. Из валяющейся рядом трубки послышалось:

— Сиди, где сидишь. Ничего не предпринимай. Я буду ровно через час. Поняла?

Поскольку в ответ кроме приглушенных подвываний он ничего не услышал, то со словами:

— Кукла чертова! С бабами свяжешься… — швырнул трубку.

Алиса захлебывалась в рыданиях.

* * *

В Лугано потрясенный услышанным банкир с минуту молчал, затем, обернувшись к бывшей жене, с любопытством прислушивавшейся к разговору, Лейб отрезал:

— Умер Марк. Мне нужно в Гриндельвальд. Срочно. А там кроме этой эйфелевой башни с тараканьими мозгами никого.

Диана, тонконогая брюнетка средних лет с мраморной кожей чувственно охнула и картинно прижала бледную алебастровую руку к сердцу:

— Боже мой, Марк умер? Но ты говорил, что у него ремиссия. Как же это, Лейб?

— Как, как… Откуда я знаю как! — яростно огрызнулся Фридман, на ходу натягивая куртку. С трудом попав в рукава, он схватил мобильный и набрал номер телохранителя. — Тигран, бегом в аэропорт! Чтоб через полчаса геликоптер был на площадке. Летим в Гриндельвальд, — приказал он.

— Лейб Афроимович, погода нелетная. Метель, понимаете, — попытался возразить Тигран.

— Через полчаса, я сказал. Все! — рявкнул Фридман.

— Я с тобой? — вопросительно вскинула брови Диана и, услышав в ответ глухой рык, с облегчением вздохнула.

— Я вообще не знаю, зачем ты сюда приволоклась! Мне кажется содержание у тебя королевское, могла бы остановиться в «Плаза», — раздраженно продолжал Лейб, метавшийся по кабинету в поисках загранпаспорта. — Черт побери, в этой спешке ничего не найти! Или соскучилась по кому? — он обернулся на бывшую жену и его голос зазвучал угрожающе.

— Ну как же, Лейб, у нас ребенок… — попыталась сгладить ситуацию Диана, заламывая руки и заискивающе глядя в глаза бывшего мужа.

— Ребенок? Знать бы чей он, — рубанул тот и грохнул дверью.

Оставшись одна, женщина лениво растянулась на обитой шелком кушетке и тихо произнесла:

— Идиот.

Не уточняя имени пресловутого идиота, она добавила. — Этот скоропостижный брак не мог закончиться иначе…

В комнату, волоча за собой большого плюшевого динозавра, вошла темноволосая кареглазая девчушка лет пяти.

— Иди ко мне, кисуля, обними меня, — нежно проворковала мать и, прижав кудрявую головку к своей груди, глухо пробормотала — Страшно мне, Маюша… Началось.

— Что началось, мамочка? — удивилась девочка, озабоченно глядя в расстроенное лицо матери.

— Ничего, детка. Это я так. Предчувствия нехорошие. Пойдем спать, — ласково поцеловав дочь в теплый, покрытый бархатистым пушком лобик, Диана встала и, подхватив девочку на руки, понесла в спальную.