Interzone

Елена Ромашова, 2019

Мистическая история про трех совершенно разных женщин, у которых есть кое-что общее. Только что? Изабель – модель, пытающаяся выйти на новый уровень профессии. Кэтрин – главный инженер-подрывник, живущая работой, приступающая со своей командой к демонтажу исторического здания. Барбара – детектив, которая обнаруживает, что маньяк, которого она искала три года назад, снова вернулся. Три женщины. Три истории. Один знаменатель. Содержит нецензурную брань.

Изабель

Ветер дует в лицо. Свежий воздух бьет меня по щекам, вплетается в волосы, на скорости 50 миль в час вышибает из меня любые тревожные мысли, маниакальные-депрессивные заморочки, гадкие замечания и едкие чужие взгляды за весь день. Есть я и ветер. Дорога открыта. Мы едем. Возможно, расшибемся. Возможно, потеряем управление и уйдем в кювет. Но это лишь возможно.

Четыре колеса вертятся. Окно открыто. Свежий воздух бьет.

Солнце слепит, отражаясь от возбужденной от скорости, горячей машины. За рулем Стивен. Таня сидит рядом с ним, положив свои босые ноги на панель. Ветер задрал ее юбку и всем видны ее голубые трусы. Но нам плевать: Стивену, который не раз снимал их, Тане, которая привыкла, как и я, быть в одном белье на публике, мне, которая каждый день видела ее трусах, выходящей то из ванны, то вечером ложащуюся спать. Не все равно только проносящимся мимо машинам, где толстые мужья, везущие свои семьи на уикенд, замечали длинные ноги Тани и жадно разглядывали их. Ну и дальнобойщикам, которым сверху открывалось больше.

Я сижу сзади. Радио орет. Мы радостно подпеваем знакомым песням. Как будто старых друзей встречаем, стоит очередной любимой мелодии заиграть. И в этом движении я забываю о голоде. Все прекрасно, пока четыре колеса вертятся и есть открытое окно.

Это побег от самой себя.

Бордовые астры расцветали на чуть желтых обоях. Сетки на окна. Ощущение уюта, старого жилища, но все равно покинутого. Темное дерево повсюду: стулья, столы, полы. Родители Стивена сюда приезжают не часто, так как живут в Европе. Лишь иногда на пару месяцев. В доме полно статуэток. Будто застывшие жители этого дома: зайчики, собачки, овечки. Милые, но холодные трупы. Импульсы бывшей хозяйки заполнить пустоту дома и в душе.

Моя комната — детская сестры Стивена. Темно-красный и там. Чисто, просто, о том, что это была детской говорят застывшая кукла в шкафу и несколько томов сказок. Окно выходит на озеро. От дома идет сход к нему. Деревянный широкий настил из серых досок, и пришвартованная лодка свежего выкрашенного синего цвета, затянутая брезентом. Она еле покачивается на водной глади. Стивен сказал, что сосед пользуется ей.

Весь этот дом имеет шансы стать раем для меня.

Здесь было все и не было ничего. Идеальное место для побега! Только есть одно но: убежав, я прихватила с собой себя.

Поэтому этот дом имеет шансы стать для меня адом.

Таня входит и резким движением открывает окно. Рама поддается и со скрипом отъезжает вверх. В комнату несется воздух, наполненный запахами воды и пережаренной на солнце травы. Звук шелеста деревья врывается в комнату вместе с кислородом.

— Не жалеешь?

— Я пока еще не знаю…

— Стивен предлагает барбекю.

— Мне надо похудеть.

Таня смотрит на меня в упор с неприязнью. Мы обе знаем, что я сломаюсь.

Вечер. Воздух как отдельное блюдо или напиток. Белое сухое. Я счастлива, что пью не пиво. Вино нежно идет на голодный желудок, дурманя мой мозг. Я словно не в фокусе. Девочка-амеба. Белое сухое размазывает меня и растапливает прямо в плетенном лежаке. Я хохочу и смеюсь на любую тупую шутку Стивена. Музыка играет громко, хотя звук мы поставили на минимум.

— А соседи не нажалуются?

— Я предупредил полицейских и взял разрешение у соседей. Так что можно. — Отвечает Стивен и подмигивает.

— Ого! — Восхищается Таня зрелым поступком Стивена.

Парень сминает ее в своих объятиях и грубо целует. Запах пива, его тестерона и туалетной воды резко соединяются в воздухе и ударяют куда-то мне в солнечное плетение, что становится невозможно дышать и смотреть — завидно. Я очень хочу быть на месте Тани. Чтобы отвлечься, я отворачиваюсь, не дыша, и делаю огромный глоток из бокала. И белое сухое становится как уксус.

Визг Тани сразу привлекает внимание. Стивен хохоча, тащит ее к причалу. Она неохотно вырывается, фальшиво крича возмущения. Солнце тянется к горизонту, взрывая все золотом и искрами.

Стивен и Таня стоят против света, лишь черные силуэты на фоне золотого слепящего озера.

Ртуть. Искры золота. Нимбы на иконах.

На секунду я вспоминаю Монтгомери и как он сидел против окна.

Все тот же свет. Все тот же цвет. И снова вижу глаза Монтгомери. Что-то до боли знакомое, щемящее где-то внутри, где сердце. Что? Что я забыла? Что это такое?

Стивен с криком кидает Таню в воду, а затем, издав победоносный дикарский крик, прыгает вслед за ней. Слышится второй громкий всплеск воды. И крики сменяют хохот.

— Ты чокнутый! Ты чокнутый! Иза, спаси! Иза!

Не выпуская бокал из рук, я лениво встаю с лежака. Мои ноги босые, они ощущают все: горячий камень плитки, мягкий ворс газона, кипяток сухих досок. Я подхожу к самому краю причала. На сухой поверхности дерева темные пятна воды и небольшие лужицы, а мои обожженные ступни наконец-то ощущают милосердную прохладу. Само озеро искрится и отдает воздуху свежесть. Стивен и Таня барахтаются, разрывая брызгами ровную гладь.

— Иза! Давай к нам! Прыгай.

Я смотрю на них и ощущаю онемение в ногах.

— Нет.

— Эй! Ты чего?

— Я плавать не умею.

Это правда. Я помню, как вода утягивает вниз, как накрывает и давит, а ты в панике пытаешься грести руками и ногами.

— Мы тебя научим!

Небольшой глоток из бокала, и делаю вид, что мне скучно. Направляюсь к лежаку, но чувство воды, что была близка к этой смертоносной для меня стихии, оставляет тревогу и волнение. Поэтому обещаю самой себе, что пока я тут, близко не подойду к воде и к причалу.

Луна подрагивает на водной глади из моего окна. Доносится звук сверчков и проезжающей машины вдалеке. По дребезжащему звуку делаю вывод, что это едет какой-то грузовичок. Желудок уже не сводит от голода. Просто ощущение, что он слипся внутри и превратился в ненужную требуху. Я расчесываю свои влажные волосы после душа. Расческа мерно скользит по их длине, иногда застревая в спутавшихся локонах и чуть потрескивая. С кровати виден коридор и дверь ванны. Там сейчас Стивен чистит зубы, судя по звукам. Это стрекотание сливается с потрескиванием моих волос в особую странную мелодию. Я закрываю глаза и наслаждаюсь.

Таня уже спит пьяная до слюней. Нам ее пришлось укладывать в кровать, так как она отключилась прямо в шезлонге.

Внезапно мобильник издает сигнал, и я от испуга дергаюсь. Экран загорается голубым светом и показывает текст сообщения с неизвестного номера:

«Надеюсь, вы хорошо устроились и отдыхаете. Вы очень красивая девушка, и синяки под глазами вам совершенно будут не к лицу:)))»

Я пялюсь на экран, пытаясь сообразить, кто мог мне написать в час ночи, да еще так вежливо. Решила грубо не спрашивать.

«Спасибо, всё хорошо. Вы кто?»

В ванне раздается шум душа. Стивен полез мыться.

Экран снова зажегся с раздражающим звуком. Я выключаю громкость и открываю сообщение:

«О! Вы тоже не спите в эту ночь? Это Джеймс Монтгомери»

Ничего себе! Я не верю глазам. Неужели он из тех, кто таскается за моделями и пытается их склонить к сексу?

Но я не успеваю проанализировать Джеймса, как тут же приходит еще одна SMS:

«Вы не против, что я пишу вам? Очень хочется поговорить с кем-то»

Перед глазами вспыхивает образ стоящего мужчины против света.

«Я не разговариваю…» — Начинаю набирать текст, но тут же передумываю. Нужно выведать, что он хочет. Монтгомери явно надеется на звонок. Или же не отвечать ему? Последнее кажется разумным. Я откладываю телефон. В этот момент раздаются щелчки замка, и из ванны выходит Стивен, бесстыдно замотанный в одно полотенце. Увидев меня и то, что я смотрю на него, он широченно улыбается своей отбеленной улыбкой и игриво подмигивает. У меня перехватывает дыхание от возбуждения. И я улыбаясь, подмигиваю в ответ. Но телефон тут же жужжит вибросигналом, отвлекая меня от Стивена.

Этот Монтгомери надоел! Маньяк! Определенно!

«Простите меня. Я пьян. У меня личная трагедия»

Я злобно печатаю в ответ:

«Вы напрашиваетесь на сочувствие?»

«Нет. Просто я один»

«Идите в бар. Там много людей»

«Я не сяду в таком состоянии за руль»

Внезапно экран гаснет, отразив в черноте дисплея мое нахмуренное лицо. Выключился? Батарея же была полная! Я начинаю с силой нажимать на кнопку включения. На третьем разе экран медленно включается, но вместо заставки зажигается синий фон с зеленой трубкой — идет звонок. Не успеваю, отклонить, как тут же картинка показывает огромные цифры, которые начинают отсчет времени разговора, и из динамика слышится мужское: «Алло? Алло?»,

Сердце ёкает, и я испуганно прикладываю аппарат к уху.

— Да-да! Я вас слушаю.

— Спасибо, что позвонили, Изабель. Простите меня, что достаю. Но я совершенно один и некому выговориться. Почему-то вспомнил о вас и вашем взгляде. Вы тогда так смотрели на прослушивании… Я подумал, что вы можете стать моим собеседником…

— Простите! Но это вы мне звоните! — Я зла от этой ситуации.

Его тихий вкрадчивый голос еще больше выводит из себя. Надо дать ему понять, что ни один контракт не дает ему повод считать меня проституткой или что он себе там напридумывал.

На том конце раздается смешок.

— Нет, Изабель, это вы позвонили!

Я на секунду отклоняюсь от мобильника и смотрю на экран. В самом внизу значатся две стрелочки зеленая и красная, и судя по тому, как мигает зеленая, то и вправду звонок идет с моего телефона.

— Черт… Слушайте, в моем мобильнике прошел глюк! Он вас сам набрал! Не я. Короче, этот звонок — ошибка, неисправность моего аппарата. Я не собиралась вам звонить. И я хочу сказать, что я не сплю и не встречаюсь с менеджерами, агентами и работодателями. Поэтому все ваши попытки приударить за мной, а потом шантажировать — не прокатят. Любое домогательство — и я подам на вас жалобу! И никакой контракт меня не удержит!

— Моя жена умерла… — Доносится из трубки, я замираю на вдохе.

В трубке слышно позвякивание с журчанием и шорох. Наверное, выпил залпом свой «антидепрессант».

— Мои соболезнования. — Выдавливаю из себя, понимая, что как-то нехорошо получается:

у человека горе, а я его причисляю к мудакам фэшн-индустрии.

— Вообще-то, она ушла от меня месяц назад! Мы должны были развестись. Уже готовы были документы, а вот сегодня узнал, что зря тратился на адвоката.

Шутка дебильная, если честно. Я не рассмеялась, в отличие от него. Его смех был не веселый, горький и пьяный.

— Она ушла тогда. Мы крупно поссорились. Я тогда заорал, чтоб она сдохла, что ни копейки не получит… Я не думал тогда…

— Да ладно вам, мистер Монтгомери! Все мы иногда дерьмо! Сколько я раз желала смерти Нортону или своей подруге! Ничего! Оба живы!

— Джеймс…

— Что? — Не понимаю, почему он назвал свое имя.

— Называйте меня, Джеймс. Хорошо, Изабель?

— Окей.

Я не предлагаю в ответ называть меня Иза или как-то еще. Я понимаю, что ему стоит выговориться, и, если честно, мне его жалко. Но это не повод для сближения. Хотя его грустный голос словно обволакивал меня и очаровывал.

— Я думаю, она была хорошим человеком, раз… — Начинаю я в ответ, но Джеймс хохочет.

— Она была шлюхой! Та еще блядь! — Неожиданно резко гаркает он. Затем снова слышится звук стекла и всплеск. — Я ее постоянно ловил с любовниками. Последний раз застукал с собственным братом! Мой брат трахал ее прямо у нас в кровати.

И слышится в трубке тяжелый глубокий глоток. Наверное, либо виски, либо джин пьет. От услышанного, да еще в такой форме, которое совершенно не вяжется с воспоминанием о Джеймсе, я не выдерживаю и хрюкаю от смеха.

— Вы смеетесь? Вы смеетесь!

Я резко замолкаю, боясь реакции с его стороны. Хочется всё отрицать. Но тут же беру себя в руки: вот еще оправдываться!

— Знаете, за те пару минут, которые мы с вами разговариваем, я ничего хорошего не услышала о ней.

На том конце повисает пауза, а затем тихий успокоившийся голос Монтгомери:

— А в ней не было ничего хорошего. Жадная, неверная, любила только деньги.

— Теперь она мертвая. — Напоминаю я.

— Мертвая жадная шлюха…

Я снова не сдерживаюсь и прыскаю со смеха. Но Джеймс смеется вместе со мной.

— Знаете, Изабель, я ее любил. — С горечью произносит он на том конце. — Не знаю… Когда я ее встретил, мне было все равно, что ей нужны деньги, чем я сам… Она была красивая! Ноги, тело, волосы…

На меня резко накатывает жуткую усталость, давящая на слипающиеся веки. Вот уж слушать нытье о его дурости и как он любил ее я не собираюсь! В конце концов, пора спать. Словно прочитав мои мысли, Джеймс громко вздыхает:

— Я вас задержал. А уже поздно.

— Да, уже второй час…

— Спасибо вам, Изабель! — И отключается.

Я глазею на потухший дисплей. Разговор как начался неожиданно, так же неожиданно закончился. Вот ведь! Пьяный идиот! Может и к лучшему, что позвонил? По крайней мере, дружеские отношения с начальством мне не подпортят карьеры.

Я прислушиваюсь. В доме стоит странная мертвая тишина, будто звуки уснули, даже машин проезжающих не слышно. Я замираю в этом вакууме. На мгновение меня берет паника, что я оглохла, поэтому судорожно веду рукой по одеялу. Услышав легкий шорох по ткани, я успокаиваюсь. Просто все спят.

Все. Кроме меня.