Interzone

Елена Ромашова, 2019

Мистическая история про трех совершенно разных женщин, у которых есть кое-что общее. Только что? Изабель – модель, пытающаяся выйти на новый уровень профессии. Кэтрин – главный инженер-подрывник, живущая работой, приступающая со своей командой к демонтажу исторического здания. Барбара – детектив, которая обнаруживает, что маньяк, которого она искала три года назад, снова вернулся. Три женщины. Три истории. Один знаменатель. Содержит нецензурную брань.

Изабель

Первое, что ударяет в нос, когда выходишь на этаж агентства, не запах дорогих селекционных духов, а запах сигарет. Тяжелый. Горький. Сытный.

Сколько бы не боролись с ним, но из-за неправильной планировки воздухоочистительной системы и огромного количества людей в комнате для курения запах, все равно, вырывается наружу к дверям лифта, чем сильно беспокоит новичков, зожников и родителей несовершеннолетних. Прежде чем толкнуть прозрачную тяжелую дверь, на вас психологически давят, будто выпрыгивающие с черной таблички, отполированные слезами и нервами подчиненных, блестящие, как скальпель в руках хирурга, острые буквы: «NEW STARFACE AGENCY».

Бывалые уже блюют прям при входе от одного взгляда на эти буквы.

От запаха табака, я еле сдерживаю крик злости и в отражении букв вижу свое перекошенное лицо. Но, сделав усилие, наконец-то, надеваю маску «Идите в жопу».

Этот навык у вас вытренировывается где-то через год, если вы выживите в этом акульем бизнесе.

Толкнув дверь, я оказываюсь в псевдо-занятом мире. Дабы добить новичков, которые чуть ли не ссутся от одного названия агентства, вы видите огромный ряд фотографий знаменитых моделей, которые работали тут. И тут, по идее, на тебя снисходит благодать, будто ты в святилище! Что ровно пять-шесть лет назад, вот так же, как и ты, приперлась никому неизвестная Инга Вай через эту стеклянную дверь и табачный дым, и она не знала, что станет лицом Шанель и будет показывать трусы и лифчики от Виктории Сикрет. Так что у тебя есть шанс, детка! Ты вытащила золотой билет!

Но эта фигня работает ровно первые два-три раза твоего прихода в агентство. Затем ты уже вплываешь, как будто уже стала звездой, но с каждым посещением с тебя старательно сдирают самооценку, притом не завышенную, а адекватную. И если ты не свихнешься, то через года-два ты будешь, как я, приходить и люто ненавидеть этот офис и людей.

В руке у меня бук, или, попросту, книга. За плечами в рюкзаке туфли на высоченном каблуке, которые покупают либо стриптизерши, либо модели. Адекватные женщины не додумаются такое носить в принципе.

— Иза! — Орет фальшиво-радостно Норман.

Я тут же наскребаю усилий для ответной улыбки.

— Норман!

— Как ты, сладкая?

Он прилипляется ко мне, легко обнимая и душа ароматом DKNY.

— Вчера получили твои снимки от Джоша. Есть пара хороших для твоего бука.

Он тут же кидается к компьютеру и щелкает мышью. На экране быстро мигают окна вкладок. Наконец-то, останавляются, и на мониторе возникает отфотошопленная я.

— Смотри! Не плохо! А? Здесь ты смахиваешь чем-то на Каролину… Тот же поворот головы, спокойствие, немного королевского дермеца во взгляде! Сильный снимок!

«Королевское дермецо» — так Норман называет гордыню, надменность, стервозность, сучность и прочее. Но этих слов в его словаре нет. У него много чего нет в словаре, но жить ему это явно не мешает.

— А тут? Глянь, детка! Прям огонь! Динамика, сила, мощь!

Я теперь пялюсь на себя, задравшую ногу для прыжка и отбросившую назад юбку. Я вспоминаю, как Джош заставил меня заорать в студии для снимка. А затем после пары кадров потребовал снимки топлес. Так всегда. Ты подчиняешься, ты снимаешь с себя всё или почти всё и делаешь якобы художественные кадры, которые нигде потом не появятся, а Джош попрощается с тобой с явно набухшим членом в штанах и уйдет в туалет дрочить. Так всегда.

Все это знают. Все молчат. Это цена за снимки. Притом, если ты понравишься Джошу, он тебя передаст мрачной молчаливой и знаменитой Ми Су, которая проведет с тобой лишь пару минут, а на выходе ты получишь фотографию достойную обложки VOGUE. От ее снимков сходят с ума. Она та, которая кует топ-моделей.

Каждая модель ждет, что агент скажет, что Джош передал тебя Ми Су.

И я тоже.

Потому что всё осточертело.

— У меня для тебя потрясающая новость!

Я затаиваю дыхание.

— Тобой заинтересовался «Kiz»! Они ищут кого-то с твоим типажом. Мы им уже скинули портфолио и свежие кадры. Тебе надо будет прийти завтра на кастинг вот по этому адресу.

Он радостно начинает строчить на клоке бумажки адрес и время. А я стою разочарованная и оплеванная: не Ми Су. Хотя Kiz — это круто, но уже не для моего уровня. Я уже хочу вырваться из рекламы! Я вполне могу рекламировать те же самые лукбуки, но для Армани, Келвин Кляйна, Лагерфельда и Сен-Лорана.

Все это знакомо. Самый большой куш был у меня в позапрошлом году с Прада. Но увы, это была мужская коллекция и я не зацепила никому глаз.

— Вот! Держи! — Нортон протягивает мне бумажку. Я делаю вид, что внимательно прочла. — И еще, детка, что у тебя с инстаграмом?

— А что с ним?

— Тухлый! У тебя мало народу. Ты же знаешь, что твоя работа — это торговля своим лицом. Больше селфи, больше сексуальности.

— Нортон, мой аккаунт — делаю, что хочу!

— Я все понимаю. Даже странный психозный контент имеет популярность! Ты, типа, художник, ты так видишь. Но то последнее видео с блюющим парнем, детка, с тобой так ни один высокий дом не подпишет контракт! Зачем им рекламировать одежду на модели, у которой в инсте блюющий парень?

— Я художник, Нортон. Я так вижу.

Он цыкает и разочарованно качает головой.

— Запомни, Иза, я тебе не враг. Мы тебе не враги! Мы наоборот хотим тебе успеха.

Ага. Куда они денутся?! Конечно! Все хотят мне успеха: и Нортон, и дрочащий Джош, и стервозная Клаудия, и даже Инга Вай с фото у двери. Одна я такая сука, противлюсь им и пытаюсь все еще отстоять право на себя.

— Ты принесла туфли?

— Да.

— А купальник?

— На мне.

— Тогда пошли делать поларойды.

О! Поларойды — особый вид унижения. Сначала ты в майке без макияжа в анфас, в профиль, в позе, а затем проделываешь все тоже самое, но в купальнике. Клиент должен знать товар! А затем все эти убогие фотографии выкладывают на сайт, чтобы агенты, стилисты-визажисты и остальные могли разглядывать тебя в деталях.

Я с безразличием делаю всё, что указывает Нортон.

Легко раздевшись, я позирую на камеру, пока не ловлю цепкий взгляд девушки. Всё ясно: новенькая! Она с любопытством патологоанатома изучает каждое мое движение плеч, рук, ног. Мне это добавляет злорадства. Скоро эта мелкая так же будет вертеться в одних трусах перед Джошем, Карлом, Балановым, Злотовски и остальными фотокамерными онанистами, некоторые, может, попытаются уложить ее в постель, и тогда она поймет, что в модельном мире ты просто тело и лицо.

Покажи мне страсть! Покажи грусть! Покажи раскаяние! Покажи грудь! Покажи, что между ног!

Покажи.

Огромная очередь в KIZ из девушек занимала весь коридор. Мы, как всегда, ждем. Идет третий час. Среди них были и знакомые лица, и новые. Здесь снова была Камилла и много русских с Нова Менеджмента. Все то же самое, как и всегда, только декорации другие. Таня сидит со мной на полу и крутит кубик Рубика. Я закрыла глаза и откинулась к стене, мечтая впасть в кому. Девушки постоянно галдят, смеются, кто-то поет песни. Внезапно гомон затихает и повисает напряженная тишина, я открываю глаза и вижу, что в коридоре стоит женщина с бумагами и ждет, когда все ее заметят.

— Добрый день, девушки! Извините, что вам пришлось так долго ждать. Из-за пробок не все смогли приехать вовремя. Снова извиняемся за заминку.

Никто не возражает, хотя ее тон не говорил о раскаянии, а нам было наплевать на извинения. Это всегда так. Ни разу кастинг не начинался вовремя.

— Вы сейчас проходите в зал и садитесь на скамьи. Вас будут вызывать по списку. Когда назовут ваше имя, вы отдадите бук, покажете проход и сделаете позу на камеру…

— Какую? — Тут же озвучивает кто-то вопрос, который возник у всех.

— Любую! Делаете поларойд. Возможно, вас спросят что-то. Затем проходите и садитесь на скамью. Понятно?

— Да.

— Не упрашивать, глупых вопросов не задавать, не ругаться с агентами! Любое лишнее действие будет против вас!

Она разворачивается на пятках с высоко поднятой головой, показывая свою важность. Так всегда! Все в этой индустрии стараются унизить, все завидуют, что ты стройная, высокая и хорошо получаешься на фотографиях. И не важно насколько красива! Ты для них цель поиздеваться, отомстить за свой короткий рост и кривые ноги, за то, что мы заставляем их чувствовать себя толстыми. Поэтому такие менеджеры, как эта дура, непременно найдут момент поизмываться над тобой: не пустить в туалет или, наоборот, направить в мужской, высмеять опоздание, лишнее слово или вопрос могут дать неправильный адрес, не сказать время, имя, номер телефона. И в этом будет полностью твоя вина, не ее.

Двери открываются, и нас зовут внутрь зала. Мы, словно цокающая конная гвардия, заходим в большое помещение с огромными окнами от пола до потолка. Здесь явно когда-то был цех, который видоизменился в лофт. В конце стоял стол, за которым сидели двое мужчин и женщина. И я вам отвечаю, решающее слово будет за ней. Трендсеттеры, маркетагенты, дизайнеры и ОНА — неизвестная дамочка, у которой яйца больше, чем у них всех взятых. Менеджер на каблуках снова берет слово: банальщина о том, какие мы везучие сучки раз сидим на этих грубых идиотских скамьях в присутствии людей, которые руководят KIZ — массовым производством шмотья, которое шьют бедные замученные люди Индии и подыхают прямо за машинкой. Затем менеджер дает слово мужику. Типичный незапоминающийся представитель фэшн-индустрии: черная кожаная куртка, безликая майка, стрижка волос к волоску, легкая небритость. Мы улыбались вытренированными улыбками, в надежде, чтобы он поскорее заткнется и начнется кастинг.

Нас вызывали по спискам. На каждую девушку уходило чуть меньше минуты. Среди нас были и знаменитости, и бьюти-фэшн-лайф-кайф-посмотри-какая-я блогеры, и девушки с таким пробегом по подиуму, что я всегда задавалась вопросом — зачем они тут? Ради денег или уже по привычке?

Я тяжело вздыхаю. Хочется есть, курить и быть там, где могу быть собой. Но моя главная проблема — я не умею по другому зарабатывать. Таню назвали быстро. А до меня очередь все еще шла.

— Изабель Ханге¹.

Как же я ненавижу свой псевдоним! Все произносят его как «голод». Тупое имя выбрал Норман, посчитав, что это будет очень подходить моему «фирменному злому взгляду». На самом деле я Изабель Розенцвайг. Мои еврейские корни выдают нос и вьющиеся волосы.

Я выхожу и представляюсь, протянув свой бук. Все трое скользят по мне взглядом и утыкиваются на фотографии и список моих клиентов. Скажу честно, список у меня хороший: Zara, Uniqlo, H&M, Prada, Topshop и так далее. Я — типичная рекламная модель, которая жаждет больше. Меня не берут на подиум, так как мой типаж не фаворе там. Но в моделинге всегда есть место исключению. К тому же я не раз была на обложках журналов. Но на этом карьеру не построишь.

— У вас довольно большой список и сильные фотографии. Вы работали с Burberry?

— Да, представляла кампэйн аксессуаров.

Они перелистывают бук, показывая друг другу то, что понравилось, при этом одобрительно кивая и мыча.

— Хорошо. Пройдитесь.

Я разворачиваюсь на каблуках и иду до точки, а затем от нее на них с гордо поднятой головой и расфокусированным взглядом в даль. Останавливаюсь, и в голове автоматически звучит голос Марии: «Поза! Поза! Разворот!»

Я проделывала это миллионы раз. Подиумная походка — она, как езда на велосипеде; и самое противное, эта привычка неконтролируемо лезет из тебя. Модели шутят, что стоит оказаться в прямом коридоре, как включается режим подиума — и ты уже через пару секунд понимаешь, что вышагиваешь, ставя стопы одну за другой и уводя бедра, как тебя учили. Это кошмар!

— Очень хорошо! А теперь снимки.

Менеджер делает пару щелчков на камеру.

— Отлично! — Снова доносится одобрение.

— Скажите, чем вы отличаетесь от других девушек? — Задает вопрос мужик, сидящий с краю в кожаной куртке и рыжей щетиной.

Его прищур бесит. Он считает себя Богом, высшим существом в данный момент, а я его клоуном, шутом. «Рассмеши меня! Удиви меня! Порази!» — вот, что говорит он на самом деле. Я знала ответы на этот вопрос, но ни один из них не достиг бы цели. Он остался бы неудовлетворенным, а я плохо сработавшей проституткой.

Как меня это всё достало! Во мне закипает гнев.

И я не справляюсь.

— А вы? Чем вы отличаетесь от остальных за столом?

— Миссис Ханге! — Доносится тявканье менеджерши: конечно же, она испугалась, запуганное и молящее о работе существо внезапно вспомнило о собственном достоинстве.

— Я первым спросил. — Он не сводит с меня глаз. Я вижу блеск садиста в его глазах: я нарушила правило, но он рад — хоть что-то произошло за этот мертвенно-скучный день.

— Я не знаю ответа… Может, вы подскажите? — Наигранно пасую я.

Он ухмыляется и откидывается на спинку, скрестив руки на груди.

— Я главный кастинг-менеджер бренда KIZ: я — директор по маркентингу.

— И всё?

Мой вопрос был груб.

Модель не имеет права показывать усталость.

Модель не имеет права показывать раздражение.

Модель не имеет права голоса, потому что модель — это товар для продажи другого товара.

— Мисс… — Он спотыкается на полуслове — забыл мое имя. Моя карточка и книга тут же подсказывают ему.

— Изабель, вы ведете себя…

— Не профессионально. — Заканчиваю я за него.

Меня тут же смотрят три пары глаз, их взгляды острые, будто нож у горла. Они осознали, что перед ними не очередная обезьянка, и я продолжаю:

— Разве вы, когда спрашивали, чем я отличаюсь от других девушек, реально хотели узнать меня? Вы сказали, что вы — директор по маркентингу, но для меня вы ничем не отличаетесь от директора другого бренда. Так же, как я не отличаюсь для вас от других моделей. Так как мне вас заинтересовать?

— А вы хотите меня заинтересовать?

— Да! Тогда меня не было бы здесь.

— Так чем вы отличаетесь от других, Изабель? — Подает голос тетка с краю.

Получилось. Я поворачиваюсь и слегка улыбаюсь ей:

— Наверное, уже тем, что в отличие от остальных девушек, вы запомнили мое имя из всей этой толпы. Изабель, меня зовут Изабель Ханге.

Я мило улыбаюсь им. Они расслабляются и тоже улыбаются в ответ.

Мы друг друга поняли.

— Вы наглая.

Я согласно киваю:

— Да, но только когда нужно.

— Спасибо, мисс Изабель. Вы свободны. Мы свяжемся с вашим агентом.

Я киваю на прощание и ухожу. Я ощущаю спиной колкие взгляды девушек и их смешки. Для них я выскочка. Но мне все равно.

Первое, что я делаю после кастинга, это переобуваюсь в кеды. Второе, набираю номер Тани.

— Ты закончила?

— Да. Ты где?

— В двух кварталах сижу в «Гидеоне».

— Сейчас буду. Закажи мне гамбургер с кровью. Я голодная.

Я ждала звонка на следующий день. Потом второй, третий. Но агент так и не позвонил. Я провалила прослушивание. Испытывая муки совести, что своей дерзостью завалила все и осталась без денег, даже удалила блюющего Джея из своего инстаграма и сделала милое селфи, чтобы повысить себе рейтинг. В итоге, подписчики увеличились, но не намного.

Я надеваю солнечные очки и пододвигаюсь к Тане, наводя камеру телефона. Подруга тут же замирает и поворачивает лицо своей «рабочей стороной» — легкий поворот влево и взгляд из-под бровей.

Камера моментально срабатывает.

Сняв очки, я кладу их на полку. А затем начинаю обрабатывать в приложениях фотографию, добиваясь нужных цветов и глубины. Снимок должен выглядеть крутым.

— Стараешься?

— Решила попробовать. Все-таки правда в словах Нортона есть. Некоторые модели живут рекламой в инсте.

Таня пожимает плечами: мол, дело твое, мне без разницы.

— Только не становись, как Тилан! — Донеслось до меня через пару секунд молчания. — Она даже прокладки за деньги на своем аккаунте рекламирует.

Мы битый час слонялись по центру от скуки. Я хотела набрать Нормана и спросить, но не решалась. Если бы что-то было, он бы позвонил. Возможно, он уже в курсе моего непрофессионального поведения на кастинге — тогда точно звонить не стоит.

— Поехали со мной в Кармен Лэйкс. — Неожиданно предлагает Таня.

— Что?

— Кармен Лэйкс в двух часах отсюда. Небольшой городишко. Меня Стивен пригласил. У него дом у озера там.

— Зачем тебе это?

— Ты не устала от самой себя? — Спрашивает она, остановившись и заглядывая в глаза.

Я прислушиваюсь к себе, а Таня продолжает:

— Я устала. Мне нужно понять, что делать дальше. Я же на этих долбаных антидепресантах, которые не помогают! А Стивен просто ляпнул про дом у озера, про тухлый городишко, и знаешь, я хочу убежать.

Я смотрю на Таню. Она одета во все черное, стильное, в ухе поблескивает пирсинг, ее глаза темно-карие, взгляд острый, цепляющий, и пухлые чувственные губы с острыми скулами. Она была успешнее меня, но ей не хотелось лезть в недра всего дерьма под названием мода. Ей хватало рекламы, лукбуков для нестандартных линий одежд, спортклубов, тусовок. Некоторые платили ей, если честно, мало, но шума вокруг она умела создать. И да, ей фортило на работу, на халявную еду, тусовки и шмотьё. Таня не напрягалась. С легкостью могла заночевать как в люксе, так и на автобусной остановке среди бомжей. Она была то самое новое поколение хипстеров: сегодня она отрицает религии, а завтра с легкостью может податься в буддизм, сегодня она пьет водку, а завтра станет проповедовать здоровый образ жизни. Школьницы в инстаграме ее обожали и плодили ряд рисунков и картин по ее фоткам. Ах, да! Самое главное, она была одной из муз дома BALENCIAGA. Поэтому она не особо парилась сейчас, как я, по поводу работы и денег.

Но видно, я ее плохо знала…

— Я тебя не понимаю. Тебе не нравится, чем ты занимаешься?

— Ну… — Протянула она. — Знаешь… У меня ощущение, что я в болоте. Я хочу подумать, как себя еще больше реализовать.

Понятно. Я киваю в ответ.

Хм… Дом в тухлом городишке — неплохой вариант. Недели-двух хватит вполне, чтобы отдохнуть и понять, куда двигаться дальше.

— Так значит пиво, сериалы, чипсы и озеро…

— Ты забыла Стивена. Этот мудак будет рядом с нами.

— Отлично! И я буду слушать, как вы трахаетесь наверху? — Таня в ответ рассмеялась. — А форму не боишься потерять? Тебя твой агент расчленит, если узнает.

— Не боюсь. До недели моды почти месяц. Так что успею скинуть. Ну так что? Поедешь со мной?

Я задумалась, а потом выдала:

— Хорошо. Я согласна.

Мобильник все-таки зазвонил. Уже на выходе из торгового центра, когда мы обсуждали с Таней, что будем делать и смотреть, составляли списки фильмов и музыки. И тут он заорал «Комой» Guns N' Roses. Дебильный трек, который оставил мне мой бывший на моем телефоне. Поэтому не стерла, а урезала часть песни и поставила мелодию на своего агента.

Я мысленно приготовилась, как будет Нортон хлестко отчитывать меня о кастинге.

— Да…

Тишина. Звенящая, глухая, будто я приложила к уху выключенный телефон. На мгновение я даже отлепилась и посмотрела на экран — идет ли звонок. Но цифры на дисплее вели отсчет времени разговора.

— Алло?

— Иза! — Орет он неожиданно.

Я дергаюсь от динамика в мобильном:

— Вот дерьмо!

— Иза, ты меня слышишь?

— Да! Я тут.

— Я наслышан, что ты сделала на кастинге для KIZ, и я должен тебя отчитать! Ты о чем думала? Это тебе не улица, не подворотня, чтобы вести себя так с кастинг-группой, будто ты звезда! Дорогая моя, даже звезды себе такого не позволяют!

Повисает пауза. Я ощущала, как на затылке взъерошились маленькие волоски, как горячо стало щекам. Это был стыд. Неприкрытый чистый детский стыд, забытый и стертый жизнью. Меня отчитывали, как в детстве.И было чертовски сейчас неуютно быть самой собой.

— Я… Нортон… Я думала…

— Я не знаю, чем ты думала, но, — он замер, а затем неожиданно гаркнул. — Получилось! Сработало! Даже больше!

— Что? Я прошла кастинг?

— Нет! О KIZ ты можешь забыть! Но там был Джеймс Монтгомери — он был директором по маркетингу до сегодняшнего дня. Оказывается, он давно планировал смыться из KIZ. И вот сегодня утром был звонок: он стал содиректором Тадеско Рици! Они полностью меняют бренд-стратегию! Им нужен кто-то, как ты, Иза! Ты понимаешь? Они просят тебя стать лицом бренда!

Он визжал мне в ухо, а я не понимала. Тадеско Рици… Я не припомню такого дома. И всё так быстро! Вчера еще некто был директором по маркентингу, а сегодня уже содиректор.

— Круто! Это классная новость! — Пытаюсь изобразить радость.

— Приезжай сегодня к шести в офис. Он улучил минутку для тебя. Хочет еще раз на тебя посмотреть.

Твою мать! Я мысленно прокладываю путь отсюда до дома, там мой рюкзак с книгой и туфлями, а затем до офиса. И надо это делать бегом!

— Хорошо. Буду.

Разговор резко обрывается, как и начинался. Я в полном замешательстве.

— Таня, ты слышала о бренде Тадеско Рици?

— Нет. — Но тут же достает телефон и приказывает Сири найти информацию. Мелодичный угодливый голос программы тут же выдает информацию: «Люксовый итальянский бренд, основанный в 97-м году Тадеско Рици. В 2005 права выкупил Limbus Group и пригласил дизайнера Такеши Тору, который до этого сотрудничал с такими домами как Prada, Jil Sander и Dolce & Gabbana».

Ссылка на новость, что у Тадеско Рици появился содиректор, шла чуть ли не первой. Сухо изложено, что Limbus Group поставил в управление Джеймса Монтгомери, который до этого был директором по маркетингу в KIZ. Что компания меняет «характер» линии одежды, и теперь станет более «минималистичной», «агрессивной», «вдохновленной новыми амазонками, 90-ми и рок-культурой».

Поняв, что это мне ничего не дает, я вслух посылаю всё куда подальше. И какая мне разница? Ведь я же получу деньги и контракт! Если только поспешу…

Я вваливаюсь в офис, даже не заметив табачного дыма у лифта. Одежда на мне взмокла от бега, бесящие меня зеркальные буквы агентства показывают мои красные щеки и растрепанные волосы. Себя бы привести в порядок, но времени нет. Хотя им нужна я, вот пускай и получат. Толкнув дверь, я пулей проношусь по залу, мимо стенда с карточками и других агентов, к столу Нортона. Он сидит на своем вращающемся стуле, обращен к окну.

— А! Вот и наша Иза! — Восклицает он, и я тут же читаю негодование в его глазах.

Я дышу, как астматик. Шутка ли пролететь половину Нью-Йорка?!

— Вы просили — я пришла. — Еле выдавливаю из себя.

У Нортона чуть глаза не выпадают от моей наглости.

— Вы устали. Отдышитесь… — Доносится знакомый баритон со стороны окна.

Я оборачиваюсь и вижу его — того самого мужчину, который спросил, чем я отличаюсь от остальных моделей — Джеймс Монтгомери.

— Здравствуйте, Изабель Ханге. Видите, я запомнил вас. А вы меня? Я теперь отличаюсь от остальных директоров?

Кажется, что я онемела и попала под гипноз. Теперь он стал более… детальным. Его голос звучит гуще и приятней, линия бровей четче, вообще, лицо Монтгомери в этом освещении видется острым, рельефным и запоминающимся. Я даже разглядела родинку на подбородке. Пока он говорит, я бесстыдно разглядываю его лицо и не могу понять: нравится он мне или нет. Джеймс Монтгомери был незнаком, но этот взгляд карих глаз, интонации, телосложение, будто из забытого сна — что-то родимое, что-то уютное. Даже что-то некогда любимое…

— Она может пройтись для вас. Ты взяла туфли?

Я киваю. Нортон достает пачку влажных салфеток для меня, желая скорее меня отогнать от Джеймса, чтобы привела себя в порядок.

— Не надо! Я все видел. У Изабель хорошая походка. Но не она мне понравилась. Мне понравилась ее дерзость и целеустремленность. — Я покосилась на него из-под завесы своих волос. — Но вы тихая сегодня… Я ошибся в вас?

— Вы не бежали через весь Нью-Йорк на своих двух. — Бурчу я.

Но он улыбается в ответ.

— Нет, не бежал, я делал подкоп. — Он засмеялся на свою же шутку, и Нортон подхватил смех.

Я ничего не поняла.

— С сегодняшнего утра, я содиректор дома Тадеско Рици. Слышали о таком?

— Да. — Вру я.

— Мы меняем концепцию бренда. Мы хотим создавать что-то более молодежное, дерзкое, целеустремленное. Одежду для таких, как вы, Иза.

— Кто, сломя голову, будет бежать пол-Нью-Йорка?

Он улыбается и делает щелчок пальцами.

— Именно! Вы мне очень понравились. Я планирую собрать группу из моделей, которые будут лицами, характером бренда. Попытаться сделать что-то на грани Виктории Сикрет, но как Эди Слиман для YSL или Рустен для Balmain.

Нортон тут же поддакивает с видом знатока. Я же не понимаю.

— Вы хотите продавать нижнее белье?

Мой вопрос их смешит.

— Нет! Виктория Сикрет делает своих моделями звездами. Я хочу сделать пиар-компанию не для одежды, а для своих моделей. Сделать тебя звездой. А ты будешь продавать одежду от Тадеско Рици своим поклонникам.

— А не проще ли взять уже раскрученную звезду?

— Проще! Но не интересно. Так делают все. К тому же звезда не заинтересована в своем успехе, она заинтересована в своем гонораре. А тут вы будете заинтересованы в продвижении себя и в продаже одежды, потому что это будет приносить вам деньги.

Я задумываюсь:

— Но вдруг кто-то из ваших моделей сбежит? Или ее перекупят?

— А для этого я заключу с вами контракт.

Вот оно что! Сделка с дьяволом. Логично! Я могу представить масштабы.

— А если я не стану звездой… Вы с меня последнюю шкуру снимете?

— Станешь. — Он произнес это так твердо, что я удивляюсь.

Это не типичная фраза для модельного бизнеса. Обычно потом идет «но», и самое трудное и важно говорится после.

Но (!) он не сказал.

Я смотрю на Монтгомери: он полусидит на подоконнике. Свет из окна бьет из-за него, делая его лицо и фигуру почти черной. На мгновение кажется, что есть только эти золотые слепящие лучи закатного солнца и мужская фигура, которая стоит напротив.

Так изображают святых…

Мое тело уставшее, застывшее, нечувствительное, будто я начала терять способность гравитации. Я бестелесная, лишь только глаза, которые смотрят на умиротворяющую фигуру мужчины у окна. Забытый сон… «Кэтрин, ты меня слышишь?»

— Думаю, завтра стоит пригласить юристов, чтобы обсудить и подписать контракт.

— Сумма для начала будет небольшая, но с увеличением объемов продаж будет увеличиваться под проценты.

Ощущение, что я уже в ловушке. После парения чувствую себя плохо. Я смотрю на кусок недоеденной шоколадки на соседнем столе. Она словно гвоздь, вбитый в белую стену — глаз так и цепляется за нее! Мне кажется, что я уже знаю ее вкус и вес, как захрустит под большим пальцем, разламываясь, если надавить.

— Каковы риски?

— Там будут строки по поводу ухода и срыва контракта: возврат в денежном эквиваленте.

Я словно расслаиваюсь. Закрыв глаза, пытаюсь логически объяснить свое состояние. Это просто испуг из-за давления подписывать контракт. Я устала.

Моя голова тяжелая. Хочется ласки. Хочется, как в детстве, подбежать к маме и потереться лбом о нее, чтобы погладила, как котенка, и поцеловала. Хочется домой. Куда-то в далекое и невозвратное. А свет из окна становится невыносимым. Он давит на меня. Уничтожает. Только голоса и боль в грудной клетке. «Мы вернули ее».

— Тогда завтра? В девять утра?

— Да. Мы будем.

Стол стеклянный, почти как у Нортона, только с тонировкой. Я вижу в нем отражение. Силуэт женщины. На мгновение пугаюсь, но понимаю, что это я.

Мои руки холодные. В последнее время я чертовски мерзну. Оглядываюсь, и осознаю, что сижу за столом в кабинете для переговоров. Передо мной сидят несколько мужчин в костюмах, Нортон, директор агентства и Джеймс Монтогомери, который пристально смотрит на меня, не замечая никого и ничего. И легко улыбается, будто знает, что со мной происходит. Мне становится страшно, потому что я не помню, как я оказалась здесь. Почему я не помню? Куда делись более двенадцати часов? Зажмурившись, вспоминаю, что пришла в нашу съемную квартиру с Таней, что разговаривали, что утром я приехала сюда. Но все это лишь факты, будто кадры из забытого кино. Будто моя жизнь попала под монтаж. Что со мной?

— Изабель, вам останется поставить подпись и приступить через две недели.

Я смотрю на бумаги, которые пододвинули ко мне. И внезапно в голове становится ясно, я резко вспоминаю детали разговора юристов, директора, Нортона и Монтгомери. «Судя по вашим фотографиям, вам надо похудеть в ногах», «надо накачать пресс», «вы будете тренироваться на одной базе с другими моделями», «работать с диетологом и психологом», «в случае нарушения обязаны выплатить штраф». Ясность в голове обрушивается на меня, как пробуждение. Вашу мать! Это же победа! Я вытащила тот самый билет. Осталось лишь похудеть килограмма на два. А там по приезду начнутся тренировки и я буду в форме. Главное, не сойти с ума. Дальше начнутся фотосессии, прослушивание. И какой-то коучинг с психологами и диетологами. Высший разряд! Все круто и классно!

Я схватываю ручку и резким росчерками начинаю ставить подписи на договорах, пока снова не провалилась в беспамятство. Welcome to the panic room!

Примечания

1

Ханге созвучно англ. hunger