Цап-царап, моя радость

Елена Рахманова, 2010

На пороге подъезда под ноги Артему Прохорову метнулась трехцветная кошечка. Жалость взяла верх над благоразумием – так и появился в его квартире новый жилец. Мурка мигом освоилась на новом месте и даже стала причиной ухода домработницы, которую сменила тихая провинциалка Лина Кузнецова. Она не походила на подружек Артема – амбициозных и самовлюбленных девиц. Правда, Прохоров предпочитал, чтобы даже они не задерживались в его жизни. Он не учел только, что у Мурки может быть собственное мнение об устройстве личной жизни хозяина…

Глава 5

— Эвочка, милая, сколько раз вам повторять: «одевать куклу», но «надевать на руку». Неужели не ясно?

Антонина Захаровна Чудова восседала за своим редакторским столом, заваленным разномастными папками, стопками распечаток, книгами с пестрыми, лохматыми от времени закладками и массой безделушек и сувениров. И это помимо постоянно включенного компьютера, что красовался слева от нее.

Девушка, сидящая напротив, впритык к соседнему столу, за которым другая сотрудница редакции тщетно, с тоской во взоре что-то втолковывала по телефону своему невидимому собеседнику, послушно закивала. Ей казалось, что слова она употребляет правильно и высказанные замечания к ней не относятся, но возражать ни за что не отважилась бы. Кто она такая и кто Антонина Захаровна Чудова!

— И пожалуйста, не надо длинных фраз, по одной на целый абзац. Читательницы ведь не имеют возможности, сидя вечером в кресле, наслаждаться нашими произведениями. Метро, электрички, обеденные перерывы — вот время, когда нас читают. И тут не до хитросплетения слов, когда с первого раза не понять, в чем, собственно, смысл фразы.

Эвангелина опять закивала, хотя считала, что и так неукоснительно следует всем рекомендациям и наставлениям Антонины Захаровны, высказанным еще в предыдущие их встречи. Когда по электронной почте прислали сообщение о том, что ее роман готовы опубликовать, и не где-нибудь, а в самом «Аркадиа-пресс», счастью девушки не было предела. Поэтому в издательство она шла с сердцем, замирающим от восторга и страха одновременно. Ее роман напечатают, и мама будет с гордостью показывать книгу всем родным и знакомым!.. Но ведь должны же быть и замечания, как же без них у начинающей писательницы!

Писательница — она уже мысленно примеряла это слово к себе и находила, что оно ей идет.

И Эвангелина поклялась, что будет в точности следовать всем указаниям, данным ей в редакции. Даже самым пустячным. Лишь бы иметь возможность и дальше идти по облюбованному ею пути…

Антонина Захаровна сразу же потрясла ее воображение, заставила относиться к себе с душевным трепетом и благоговением. Накрашенные яркой малиновой помадой губы иронично улыбались, тогда как вострые глазки за стеклами очков, кучкующиеся возле острой переносицы, смотрели зорко и проницательно. Подстриженные каре волосы соломенного цвета и челка, доходящая до самых бровей, еще больше привлекали внимание к скептическому взгляду мэтра своего дела.

— Я, милочка, некогда тоже написала пару романчиков, под псевдонимом разумеется, так что прекрасно знаю все тонкости профессии, — продолжила Антонина Захаровна.

Эвангелина, услышав признание редактора, и вовсе затаила дыхание, боясь пропустить хоть слово из ее уст.

— А теперь перейдем к вашей очередной рукописи… — Антонина Захаровна выдержала долгую паузу, в течение которой девушка чуть было не лишилась чувств от волнения. — Я готова рекомендовать ее к публикации, если, конечно, вы обязуетесь выполнять все мои…

«Обязуюсь, обязуюсь, обязуюсь! Все, что угодно!» — готова была выкрикнуть Эвангелина и тысячекратно подписаться под каждым своим словом. Она не помнила, дослушала ли Антонину Захаровну до конца или вскочила со стула и, прижав руки к груди, стала благодарить, когда та была еще на середине своей наставительной речи.

— Спасибо, большое вам спасибо, Антонина Захаровна! Можете не сомневаться, я все сделаю, как вы хотите…

— Не как я хочу, — перебила ее, снисходительно улыбаясь, редактор, — а как надо. Улавливаете разницу, Эвочка?

— Да-да, конечно! Я все понимаю! Простите, пожалуйста! — зачастила Эвангелина, испугавшись, что выказала себя поверхностной, легкомысленной девицей, не способной уразуметь, что ей говорят, с первого раза.

На ее счастье, зазвонил телефон на столе Антонины Захаровны, и та сняла трубку.

— Да, я слушаю, — медоточиво произнесла она, и минуту спустя ее взгляд стал какой-то отрешенный, даже затуманенный, словно голос на том конце провода поведал ей о чем-то приятном и никоим образом не связанным с производственными проблемами.

— Я могу идти? — робко спросила Эвангелина, которая так и осталась стоять с прижатыми к груди руками.

— Идите, Эвочка, идите. Если что, я вам позвоню, — одними губами произнесла Антонина Захаровна в сторону от трубки и сопроводила свои слова милостивым взмахом руки, будто давала понять об окончании аудиенции.

Чувствуя себя слоном в посудной лавке, несмотря на свой сорок четвертый размер, Эвангелина направилась к выходу. Она с облегчением перевела дыхание, только когда лабиринт из цветочных горшков с чахлыми растениями, шкафов, столов и стульев с кипами печатной и допечатной продукции в них и на них был счастливо преодолен и остался за закрытой дверью.

«А теперь — за работу! — мысленно приказала она себе. — Слова Антонины Захаровны „нельзя позволять читательницам забыть о тебе“ отныне станут моим девизом!»

Долетев как на крыльях до дому и ворвавшись в пустую квартиру, едва раздевшись и наплевав на то, что с утра во рту помимо чашки кофе не было маковой росинки, она открыла ноутбук и положила дрожащие пальцы на клавиатуру. Вскоре на экране появились слова: «Она не знала, как оказалась здесь, не помнила, ехала ли она на машине или добиралась сюда пешком, но предчувствие чего-то чудесного переполняло ее. Не оставалось места ни страху, ни сомнениям…»

Конец ознакомительного фрагмента.