Украду твою жизнь

Елена Рахманина, 2021

– Знаешь, что я с тобой сделаю? – уголок его губ ползёт вверх, но синие глаза остаются холодными. Он ждёт, и я отрицательно качаю головой. – Я сделаю так, что он никогда больше к тебе не прикоснётся. Побрезгует. Если захочу, сначала сам буду с тобой, – надавливает грубо большим пальцем на губы, давая понять, что от меня потребуется. – И тебе даже это понравится. Такой, как ты, не может не понравиться. А когда мне наскучит, отдам своим людям. Они давно не видели таких девок, как ты. Как тебе перспектива, Серафима? Смотрю испуганно. Он принял меня за другую. За мою сестру. Содержит нецензурную брань.

Глава 9

Меня разбудили спустя минуту после того, как я уснула. По крайней мере, ощущалось именно так.

С трудом разлепила глаза. Тело ломило. Болело. А кошмар продолжался.

— Поднимайся, козочка, не время отдыхать, — до раздражения бодро по комнате порхала женщина.

Отдыхать. Меня похитили и заставляют прислуживать. Поэтому её слова звучат как издёвка. Только понимание того, что они произнесены без задней мысли, останавливает от колкости в ответ.

Я опустила ноги на холодный пол и осмотрела комнату. Девчачью.

— Это спальня моих дочерей, — поясняет Хаят, поймав мой взгляд, — старшая уехала учиться. Ты спала на её постели. А младшую ты вчера, наверное, и не заметила, она помогает уже по дому. Каникулы.

Вручив мне одежду своей старшей дочери, Хаят вышла из комнаты, сообщив, что ждёт меня к завтраку.

Длинная юбка из грубой ткани, похожей на ситец, завязывалась на талии. Объёмная, неудобная и некрасивая. И такая же просторная рубашка, которую я заправила под юбку. Мешок картошки смотрелся бы на мне не хуже.

Единственное, что меня обрадовало, — трусики. Упакованные, никем не ношенные трусики. Хлопковые. В горошек. Такие одним рывком не сорвать. Надёжные, как пояс верности.

Накормив меня, Хаят наказала следовать за ней. А я, остановившись на крыльце её дома, осмотрелась. Так странно, мне казалось, что он находится совсем близко к хозяйскому особняку. Но нет. Сюда идти минут десять. Вокруг сновали люди, рабочие. Видимо, помощники по хозяйству. Хотя кто знает, чем промышляет Якуб, может, у него тут маковые плантации.

Завтрак и свежий, прохладный воздух взбодрили. Хаят торопливо объясняла мне рабочие обязанности. Проводила на скотный двор, расположенный в отдалении, и я оглядывалась в изумлении от количества животных. И фронта работ. Козы, коровы, бычки, лошади. И это не считая кур, гусей и кроликов.

— Сначала выведи во двор кур, но перед этим обязательно пересчитай всех, затем приберись в курятнике, — важно раздавала указания Хаят.

Старалась не унывать. Особенно познакомившись с козлятами. Белыми, смешными. Неловко бегавшими вокруг меня. Ласковыми, как котята. И такими же резкими, если им что-то не по нраву. Один почему-то отбился от своих сородичей и волочился за мной, как щенок. Но голод взял своё, и он вернулся к маме козе.

К полудню я уже валилась с ног, не привыкшая к такому объёму физической работы. По обгоревшему лбу тёк пот, я вытерла его рукавом рубашки, которая уже прилипала к телу. Солнце в зените палило нещадно, и находиться под открытым небом стало невыносимым.

Не сразу догадавшись попросить у Хаят платок на голову, завязала его, как это делают бабушки в деревнях, убрав под него косу. Настоящая селянка.

Спряталась под крышей коровника. Нос уже почти привык к запаху, а глаза перестали слезиться. Зато кожа, волосы и одежда будто пропитались этим ароматом. Не вытравить. Одежду придётся сжигать вместе со мной.

Устало сложив руки на черенке лопаты, опустила веки, радуясь лёгкой прохладе в тени. Ладони болели, покрылись волдырями, которые грозили вот-вот лопнуть. А перчатки никто не собирался мне давать.

Подозреваю, что это одно из указаний Якуба. Ему явно доставляло удовольствие издеваться надо мной.

Вздрогнула, услышав шорох. Резко обернулась и встретилась глазами с причиной всех своих бед. Сколько он тут находился, наблюдая?

Чистенький. В белой рубашке-поло и льняных брюках. Лоферы без единой пылинки. Руки в брюки. И стоит, прислонившись плечом к дверному проёму. Хозяин жизни и этого коровника.

Осматривает мой наряд, начиная с потрёпанной обуви и завершая платком. Щёки под солнцем загорели, а на лице ни грана косметики. Я напряглась, переживая, что выгляжу слишком юной. И мне совсем не понравился его взгляд. Потому что я не сумела распознать, какая эмоция под ним кроется.

— Труд сделал из обезьяны человека, может, и из шлюхи сможет, — выдаёт привычное оскорбление, от которого мне хочется огреть его чем-то тяжёлым.

Понимаю, что он-то как раз меня за человека и не считает. Я для него не более чем предмет интерьера. Мужчине в его мире дозволено всё, а женщине — ничего.

— Судя по всему, тебе труд не помог, — замечаю, приподнимая бровь.

Жаль, что мои слова его не задевают. По крайней мере, он не подаёт виду. Хотя я подозреваю, что он не привык, чтобы девушки общались с ним в такой манере. А не исполняли тут же любую прихоть падишаха.

Лениво выпрямляется, обходит меня, изучая со всех сторон. Наслаждаясь открывающимся видом. Ему кажется, он унижает меня. А мне кажется, унижение — это лечь в постель к тому, кто тебя хочет раздавить, как букашку.

Замечаю краем глаза, как люди, работавшие поблизости, интересуются тем, что их хозяин наведался в коровник. Готова биться об заклад — это путешествие из своей гостиной, устланной персидскими коврами, он совершил первый раз в жизни.

Меня несколько смущает получаемое внимание. Народ будто сериал на канале «Россия» наблюдает. Шушукаются, переглядываются. Весело им.

Подходит ко мне вплотную, ударяясь своим ботинком об мою обувь, смотрит с высоты своего роста. А я сжимаю со всей силы черенок, сдерживая себя от того, чтобы не использовать его в качестве оружия.

Мне ещё не доводилось так близко к нему находиться при свете дня. Я вижу лучики морщинок, расползающиеся от уголков глаз. На фоне смуглой кожи цвет радужки кажется ярче. Принимая оттенок незабудки.

Взгляд падает на его губы. Против воли задерживаясь на них. Единственное пришедшее на ум определение — порочные. От их вида у меня во рту всё пересыхает, а дыхание сбивается.

Самое позорное, он заметил мою реакцию. Поймал на месте преступления, вызывая острое чувство стыда. Думала, он сейчас рассмеётся мне в лицо. Унизит в очередной раз.

Но вместо этого опустился чуть ниже, втягивая воздух в паре сантиметров от моей шеи. Заставляя ощутить на коже его прохладное дыхание. Замираю, не понимая, что происходит и почему он так странно себя ведёт.

Обнюхивает, как животное. Морщит свой благородный нос, будто ожидал, что после уборки навоза я буду благоухать розами.

— Сегодня приедут мои товарищи, — заявляет, делая многозначительную паузу, и убирает мне за ухо выбившуюся из косы прядь. Это движение со стороны может показаться проявлением заботы. Однако я чую в нём лишь желание маньяка подступиться к жертве. — И от тебя зависит, увидят они твоё лицо или нет.

Смотрю на него большими глазами. Его голос звучит так спокойно и жёстко, что я понимаю — эти люди могут знать Сабурова и мою сестру.

У меня уже привычно всё внутри покрывается инеем от его тона. Он явно задумал что-то недоброе.