Семья de arche. Архетипическая изнанка семьи

Елена Прудиус

Есть разные понимания того, что есть семья. Есть семья de jure и de facto. А есть семья de arche – с точки зрения архетипического, юнгианского подхода. В нашем древнем коллективном бессознательном издревле хранятся основные образы и сюжеты, образцы поведения. Поможет ли нам это знание жить более осмысленно и счастливо? В этой книге сделана еще одна попытка соединить древние знания с современной наукой и сегодняшней реальностью.

Насильники и их Жертвы

«Наверное, я подозревала это с первого дня: мы с Рейно связаны, мы уравновешиваем друг друга, и без него мне здесь нечего делать.

Так или иначе, городок утолил свою нужду; я улавливаю его довольство, его сытость, и мне тут места нет».

(Джоан Хэррис «Шоколад»)

«Важной чертой психических образов является то, что они имеют двусторонний характер или по крайней мере способны к удваиванию; при любых обстоятельствах они биполярны и колеблются между их позитивным и негативным значениями».

(К.Г.Юнг «Душа и миф. Шесть архетипов»)

Жены Шарикова

(из дневника Squaira, #семья)

Пару лет тому назад я как-то лежала в челюстно-лицевой хирургии с абсцессом щеки. Эта штука появляется у меня примерно раз в год после каких-нибудь стрессов с приступами сильного гнева. А как, скажите мне, не гневаться, если у тебя это в крови вместе с повышенным сахаром? Но не об этом рассказ. Хотя как сказать.

В палате лежали две молодые и очень миловидные женщины с подвязанными и перебинтованными нижними челюстями. Скоро выяснилось, что их так побили мужья. И в этом отделении всегда много таким образом побитых дам. Один из мужей — бывший боксер. Хук слева — и у маленькой жены (совсем из другой весовой категории) в нескольких местах раздроблена челюсть и нет половины зубов. Она (Лида), едва ворочая языком, сказала, что все они жены Шарикова и показала на белую свою повязку и, правда, похожую на ту, в которой в известном фильме по рассказу М. Булгакова некто Шариков ходил после операции. Меня, конечно, поразило то, что женщина в своей грустной ситуации сохранила хоть какое-то чувство юмора.

Вторую, Катю, муж всю жизнь ревновал, а под горячую руку и под парами мог и ударить. Повода она, вроде, не давала, но так ведь это с ее слов. Хотя, интересно, что работала она мужским мастером в парикмахерской. А много ли поводов надо ревнивцу? Сам он был младшим из двух сыновей. Отец пил и всю жизнь жестоко бил мать. Старший его брат, став взрослым, однажды не выдержал и в ответ ударил отца. Насмерть. За что и сел, конечно, как положено. А этот все видел. Остался после всего за старшего в семье, а, заодно, и в уличной компании. Сам-то он всегда был душа-парень, щедрый и гостеприимный, любой мог его о помощи попросить — наизнанку готов был вывернуться, но сделать все для друга. Звали его за это в компании Батей — уважительно и любовно.

И вот что получается — свою мать когда-то жалел, а тут на любимую женщину, мать своих детей, руку жестоко, как отец, поднял.

Конечно, обе — и Лида и Катя в один голос говорили, что все, теперь развод, и ни о какой совместной жизни больше нечего и думать. По Кате видно, так и сделает, а Лида, может, отойдет и вернется к своему боксеру. И что же это за мода пошла — разбивать такую красоту, а потом платить бешеные деньги хирургам, чтобы из осколков снова собирать женам челюсти? А отношения как из осколков собрать? И как хорошие, в общем-то, ребята доходят до такого в своей семье, которую они защищать должны? Это похоже на то, как наша, молодая еще, собака Рони начала кур таскать и есть — тоже наших. Клаус ее побил в назидание и в отчаянии кричал: «Ты их охранять должна, а ты их ешь!» Короче, вопросов больше, чем можно выдержать. Да, в конце еще один — сколько жен Шарикова лежало в одной палате? Ведь и я недалеко ушла от Лиды и Кати…

* * *

Тема и профилактика домашнего насилия занимает отдельные специальные разделы в деятельности и государственных учреждений и благотворительных фондов. Разработаны стратегии поведения женщин, помогающие им защищаться от спятивших домашних насильников. Но наша задача — попробовать понять психологию Насильника и его Жертвы, почему они непременно находят друг друга, могут ли они стать кем-то другим или обречены вечно тянуть лямку в своем сюжете. Как и прежде, это удобно сделать через изучение литературных архетипов.

Наш физический мир — мир зеркальной симметрии, в нем есть правая и левая сторона, в нем все может быть отражено в зеркале, все явлении этого мира есть палка о двух концах или ящик с двойным дном. Так и психические образы стойко существуют в виде дуэтов. Герой немыслим без соответствующего чудовища, мудрец без ученика, мать без ребенка, жертва без насильника, а спаситель без жертвы. Их существование само по себе, в силу заложенного в их мифологему смысла, притягивает дополняющий образ, персонаж, реального человека.

В этом очерке представлена попытка рассмотрения дуэта Насильника и Жертвы, а затем дуэт Жертвы и Спасителя в мифологиях и литературных произведениях разных времен, дополненная этнопсихологическими исследованиями и теорией и практикой судьбоанализа Л. Сонди, учением о ведущих врожденных векторах влечений-потребностей человека.

Сначала возникает вопрос, есть ли какой-то специфический врожденный вектор, свойственный насильникам и жертвам? Кажется, что ответ лежит на поверхности. Вероятно, это садомазохизм, классический пример насилия. И все же определимся сначала с понятием насилия. В словаре Ожегова предлагается следующее определение. Во-первых, это применение физической силы к кому-либо, во-вторых, принудительное воздействие на кого-нибудь, в т.ч. моральное насилие. В словаре Даля находим следующее. «Насилие и насильство ср. то же, принужденье, неволя, нужа, силованье; действие стеснительное, обидное, незаконное и своевольное. Насильный, насильственный, невольный, принужденный; силком, силою добытой, сделанный».

Конец ознакомительного фрагмента.