Лучшая парочка сезона

Елена Нестерина, 2006

Варя Тобольцева – девочка-ужас. Её боится весь дачный поселок. Она грубит, ругается, ворует огурцы с чужих участков, а потому приличному мальчику лучше держаться от неё подальше. Так считала мама Руслана, с которым Варя решила подружиться. Руслан послушался маму и предал свою подругу. Стало быть, дружбы нет, любви нет, верить никому нельзя… А может, всё не так? И Руслан не предатель, и Варя – никакой не ужас, а девчонка, что от зари до зари трудится на огороде, да ещё и пытается поймать дачных воров. Так бы никогда не разобралась эта парочка в своих отношениях, если бы не появился… третий. Возможно, лишний…

Глава 2

Девочка с рынка

Его звали Руслан. Он сам так мне представился. Потому что, попав на наш участок, я тут же на него и наткнулась. Я только в маленькую калиточку вошла, что была в самом углу нашей, хозяйственной части. А он, Руслан этот, тут как тут — шатается вдоль деревьев.

— Что ищем? — спросила я. Это наша, кстати, уже территория, обслуживающего персонала. Так что вполне нормальный вопрос — что он, в смысле дачник, тут делает.

— Ой… — тут же вскинулся Руслан. — Я это… Мяч ищу.

— А-а… — деловито кивнула я. И показала рукой под вишню. — Вон он. Можешь взять.

Белый футбольный мяч действительно лежал там, в траве. Дачнику его не было видно.

— Спасибо. — улыбнулся юный дачник, наклонился и поднял мяч. Подошел ко мне и сообщил. — Я — Руслан. А тебя как зовут?

— Варвара. — я постаралась сказать это как можно достойнее. И, кажется, у меня получилось.

— Вы тут живёте? С бабушкой? — поинтересовался Руслан, перекатывая мяч в руках.

— Да.

— Мне мама сказала.

— Понятно.

— А я только сегодня сюда приехал. — Руслан был само дружелюбие. — Теперь вот тут. До конца лета. Так что будем знакомы.

— Будем. — я снова по-королевски кивнула. И хотела ещё что-нибудь эдакое загнуть, но тут от дома послышался требовательный голос Руслановой мамы, нашей гранд-дамы, как я про себя ее называла.

— Иду, мам! — крикнул в ответ Руслан, кивнул мне с наиприветливейшей улыбкой и торопливо зашагал на зов.

Я осталась под вишнями. Да, очень даже ничего такой Русланчик оказался, даже симпатичный. В белой футбольной форме, в кроссовочках таких зашибенных. А загар какой! Шоколадный, без всяких яких, натурально шоколадный — благородно коричневый. Со светлыми блондинистыми волосами такой загар отлично смотрится! И глаза у этого Руслана оказались голубыми — или, может, просто на пляже выцвели? Потому что где-то на морях он явно долго отдыхал — это и хомячку понятно…

Раздался голос и от нашего домишки — это бабанька меня потеряла. Стало быть, отдых кончился — пора мне было на мои галеры.

— Иду!

И я поплелась с бабкой в деревню. Долго, до самого вечера, пока солнце не зашло и видно уже ничего не стало, мы рвали с бабулей чёрную смородину. Её у нас уродилось просто пропасть! Да ещё крупная такая, практически с вишню каждая ягода. Рвали мы, рвали, нарвали большое ведро и ещё пятилитровое.

— Завтра на рыночек отнесём, Варька! — потирала руки бабуля. — Хороша, хороша смородинка!

Это значит, завтра вставать ещё раньше, чем обычно — быстро сбегать полить здесь огурцы и помидоры с перцами в теплицах, а к открытию придорожного рынка мчаться туда и стоять торговать. Вместе пойдём, отвертеться мне никак не удастся — бабка в парнике ещё и сумку огурцов надрала, так что это всё она одна никак не донесёт…

Про Русланчика я старалась не думать. Но он, прямо как нарочно, так и не шёл у меня из головы. Его бы на эти плантации — сидеть под кустами, тупо обрывать ягоды шоколадными пальчиками… Я всё смотрела на свои руки, загоревшие неровно — где-то до черноты, а где-то, на внутренней стороне, совсем белые. Жалко — трудовой загар не пляжный, никакой красоты…

А интересно, думалось мне уже по дороге, когда мы с бабкой, гружёные, как вокзальные носильщики, плелись в темноте к посёлку, что наш дачник молодой сейчас делает? В телефоне играет? Кино смотрит? Или тушку свою загорелую в душе моет? А может, уже тусуется на Весёлой даче?

Была в элитной части нашего посёлка так называемая «Весёлая дача» — день и ночь оттуда доносилась музыка, смех, радостные вопли. Там жила одна взрослая девица и её сестра — или моя ровесница, или где-то на год помладше. Вся та «золотая» молодёжь, которая не хотела знаться с нашими, обычными поселковыми, как раз там и собиралась. Родители всех таких прынцев, типа нашего Русланчика, всегда знали, что дети их — там. Чувствовалось, что на этой дачке реально хорошо — жалко только, что из-за высокого кирпичного забора видно ничего не было. Но наши, поселковые, любили ходить вдоль этого забора туда-сюда и строить предположения, что там за ним такое происходит. Слышно было, как кто-то носился с топотом по теннисному корту — потому что мяч об ракетку громко хлопал, слышно, как с визгом плюхался кто-то в бассейн, как вечером танцевали на улице, жарили шашлыки, запах которых даже местные собаки нюхать прибегали. Прибегали и сидели, смешные такие, под забором. Тоже, наверное, мечтали себе там что-то…

Вот и Руслан, скорее всего, уже на Весёлой даче освоился. Маманя его за ручку туда уже отвела. Или сам помчался. К «своим»!

Когда мы добрались до дома, я плюхнулась спать — укатала меня сегодня бабуля. И ничего подумать больше не успела.

Спала я до половины пятого утра — как раз в это время бабка меня разбудила, чтобы по холодку полить в парнике и теплицах. И шпарить на рынок.

И мы полили, и мы на рынок примотали, и встали в ряды торговать. Я отвечала за смородину, бабка за разномастный товар — огурцы, малину, зелень.

И вот уже я почти втюхала тётеньке за хорошую цену большое ведро смородины, как… невдалеке, почти рядом с нами, увидела всё того же Руслана! Почему-то стало так стыдно… Хотя из-за чего? Я же сорванными собственными трудовыми руками ягодами торгую! Но мне хотелось провалиться сквозь землю. И я провалилась бы, но асфальт был твёрдым. Вместо этого я присела, согнулась в три погибели, да ещё и панамкой всю физиономию закрыла.

— Девушка, ну что? — кричала мне покупательница. — Я беру. Держите деньги. И давайте, высыпайте смородину мне в ведро.

Но я продолжала сидеть и только мотала головой. Уйдут они сейчас, уйдут… А покупательница на нашу смородину и другая отыщется!

Тётенька поквохтала ещё пару минут и смоталась — я видела, как прошлёпали в сторону ее ноги в босоножках на тракторном ходу.

Но хорошо, что я голову не успела поднять — потому что тут же подошли другие ноги. В шлёпанцах на острых «шпильках», с малиновым педикюром. И я хорошо знала, чьи это ноги… А рядом с ними — конечно же, вчерашние роскошные кроссовки!..

— Так, огурцов мы купили… — проговорила Русланова мать. — Смородинки… Руслик, смотри, какая крупная смородина. Давай возьмём.

— Не хочу, ма… — капризно заявил Руслан. — Пойдем персиков купим. Во-он там, видишь, персики.

— Этого сезона? Не обработанные химией? — раздалось над моей незадачливой головой. — Ты уверен? Спроси, сынок, обязательно, откуда привезли эти персики. И только тогда покупай. Понял меня, сына?

— Да, да! — уверенно отвечал Руслан. И, видимо, ушёл. Потому что и кроссовки его скрылись с моих глаз, и голос слился с шумом рыночной толпы.

Фу-у, пронесло! Не заметили! Как мне полегчало… Но стыд остался. Хотя какое мне дело до маменькиного красавца Русланчика… «Руслик» — ну надо же такую гадость придумать! Взрослого парня так называть — как всё равно кролика какого-то… Гранд-мамаша меня теперь начала бесить, прямо просто на дух я её, мне казалось, не могла с этого момента выносить. А всё из-за моего позора…

Я не слушала, как ругала меня бабка за то, что я упустила такую хорошую покупательницу — в смысле ту, оптовую, на тракторном ходу, которая всё ведро, не торгуясь, собиралась купить! Ругала, конечно, по делу — мы из-за этого ещё лишних полтора часа на рынке проторчали — и солнце палило нас немилосердно. День особенно жарким сегодня обещал быть, если с утра уже такое пекло. Но я стояла, продавала. Почему-то не хотелось на дачу идти — с Русланом этим встречаться.

Так что на огород — собирать с картошки колорадских жуков, я отправилась прямо-таки с удовольствием! Даже есть не стала — хотя бабка много вкусного на стол выставила. Того, что после удачных торгов на рынке купила.

Собирать жуков на самом пекле — занятие не для слабонервных. Да хоть и не на пекле — всё равно противно. Нудно и гадко. Колорады — твари противные и беспощадные, жрут картошку со всех сторон. Личинки обжирают листья, а взрослые вгрызаются в сами клубни, проедают в них круглые дырки — и такая картошка уже на фиг никому не нужна. Урон они наносят просто катастрофический, если не убивать их химическим путём. А бабка моя не хочет картошку опрыскивать — опасно, типа. Самим же её и есть. Да и зачем опрыскивать, если есть я — бессловесная рабочая сила, которая вручную и совершенно бесплатно всех паразитов и оберёт…

Неизвестно, кто из колорадиков хуже и вреднее — взрослые полосатые монстры, конкретные жуки, или их дети — большие и маленькие личинки. Крупные личинки — розовые с мелкими тёмными точками по бокам, мягкие такие, просто мерзопакостная биомасса какая-то! Их тушки похожи на пузатые дирижабли, берешь такую гадость пальцами, и прямо тошнота подкатывает. Но их зато с веток снимать легче всего — крупные всё-таки. Маленькие же так облепливают листик со всех сторон, что их не оторвать. Пока стащишь — половину на землю стрясёшь, половину подавишь. Перчатки тут же жёлто-коричневыми становятся от жижи, в которую личинки превращаются — и кажется, что эта вредоносная субстанция сейчас резину прожжёт и на моей коже окажется. Фу, в общем.

А полосатые взрослые очень хитрые — они не такие медлительные, как глупые личинки, поэтому стараются уползти, спрятаться. Вот и ходишь вдоль гряд, собираешь их в баночку с керосином. Стараешься, чтобы унять отвращение, думать о чём-нибудь хорошем.

Я думала, — вот ведь блин! — о Русланчике. Конечно, сначала о том, что его бы сейчас сюда, побороться за урожай… Потом о том, как и где он сейчас отдыхает… Прямо как замкнуло меня.

А потом пришли ребята деревенские, встали около ограды.

— Привет, Варька!

— Привет! — крикнула я, разгибая спину.

Там, у края нашей фазенды, стояли Колька, Маринка и Страшный. Страшный — это кличка Володьки Страхова. Ну и так, наверно, он сам по себе был страшноват. Я, правда, особо никогда не приглядывалась, но раз люди так зовут, то, наверно, точно. Страшный. Раз так удачно кличка совпала.

Мы поболтали с ними о чём-то таком обычном — кто где недавно был, кто когда купался, кто и во сколько сегодня на речку идти собирается. Я сначала стояла, пока с ними разговаривала, а потом снова двинулась вдоль гряд картошки, собирая полосатых и розовых гнусов. Деревенские продолжали со мной болтать, с интересом смотрели, как я кидаю вредоносных насекомых в жестянку — но помочь не предложили. Я совершенно не обижалась на это: потому что они это не из жлобства, им не «западло», просто у самих у них у всех есть такое же занятие, сами к своим жукам сейчас отправятся, так что кому-то помогать в этой ситуации глупо.

Потом они ушли. А я осталась. И до тех пор, пока бабуля не прискакала. Вот ведь человек неуёмный. Старая, а ей хоть жара в сто градусов, хоть ветер с Заполярного круга — она всё равно приползёт на свои плантации и будет с упоением трудиться! Так что теперь жуков собирала она, а я отправилась на дачу. Бабка велела убраться как следует на участке — потому что я типа два дня уже как забила на это дело, лодыря гоняю. Что, кстати, абсолютная правда. Не убиралась. Забила…

Возле моста через речку мне попалась наша дачная компания. Решительные все такие, прямо как забастовщики.

— Ну, что там твои деревенские?

— Ничего им так живётся?

— Рожи не трескаются? — это они мне, значит.

Ещё через пару реплик стало понятно: наши собираются деревенских бить. Да, не деревенские наших, а наоборот! А за что? За воровство.

— Я знаю, знаю! — захлёбываясь, возмущалась Натаха, и остальные ей активно поддакивали. — Там в деревню пацан приехал. Малолетний вор-рецидивист! Он всё время с участков всё таскает! Вот он местных и подбил. Так что все теперь всё…

— Перемирие заканчивается. — заявили пацаны.

Это было серьёзное заявление. С деревенскими нашим не справиться. Наших мало. И без тельняшек. И, самое главное, без подтвержденной информации. Ведь вора за руку никто не поймал.

Да, самого вора за его непосредственным занятием никто не видел, но за последнее время с дачных участков испарились прямо из теплиц и с грядок много огурцов, кабачков, даже зелёные помидоры кто-то у бабки Капранихи ободрал. А у одних вишни подчистую кто-то все сорвал. А вишни — это такая вкусная вещь… У нас в посёлке они ценятся больше всего. Это раньше, говорят, их много было, а сейчас то мёрзнут они зимой, то весной цветы морозом бьёт, то ещё что-нибудь. Поэтому все своими вишнями гордятся, если они вызревают.

— А до этого и клубника пропадала!

— Да! И у нас!

— А у нас куст смородины чистенький! Как ничего не было! — пока я думала про вишни, бушевали наши.

— А у нас даже картошки молодой кто-то целый ряд выкопал! Мелкой совсем.

— Вот ублюдки жадные!

— Да. Моя мать аж плакала!

— В общем, видели деревенских вчера у нас в посёлке. — подвел итог Борюсик — пятнадцатилетний прыщеватый оболтус, большой любитель подраться.

— Ясно. — я понимающе покачала головой. И предложила ещё подумать. Подождать, когда появятся улики, что ли, какие-нибудь. Или доказательства. Или дотерпеть до того момента, когда бдительные дачники застигнут ворюгу на месте преступления. Вот тогда и идти биться.

Но наши слушать не стали.

— Да, чего ты своих дружков деревенских всё защищаешь! — в один голос загундосили они. — Какие доказательства? Чего ловить, и так всё понятно!

Но чувствовалось, что хоть и настроены парни и девчонки решительно, идти бить деревенских им всё-таки страшновато. Или ещё не появилось того стопроцентного боевого задора, когда моря и океаны по колено.

Так что я ушла, а они продолжали митинговать. Но дальше моста никуда не двигались. Обсуждали события и возмущались.