Лучшая парочка сезона

Елена Нестерина, 2006

Варя Тобольцева – девочка-ужас. Её боится весь дачный поселок. Она грубит, ругается, ворует огурцы с чужих участков, а потому приличному мальчику лучше держаться от неё подальше. Так считала мама Руслана, с которым Варя решила подружиться. Руслан послушался маму и предал свою подругу. Стало быть, дружбы нет, любви нет, верить никому нельзя… А может, всё не так? И Руслан не предатель, и Варя – никакой не ужас, а девчонка, что от зари до зари трудится на огороде, да ещё и пытается поймать дачных воров. Так бы никогда не разобралась эта парочка в своих отношениях, если бы не появился… третий. Возможно, лишний…

Глава 3

Правда о ворах настоящих

Я знала, что говорила. И деревенских защищала тоже не зря. Вернее, я их даже не защищала — чего невиновных-то защищать? Раз и так ясно, что они ни при чем.

Дело в том, что именно я, я, Варя Тобольцева, знала этих преступников! Я их знала в лицо! Вот.

Да. Это были соседи. Наши соседи со стороны курятников — именно они промышляли воровством с участков.

Всё-таки хоть чем-то полезным ознаменовались мои ранние-преранние подъёмы. Владею информацией я одна.

Если рано — так, как я, подняться, махинации воришек можно проследить. Надо только осторожно стоять возле нашего забора и смотреть в большую щель, которая образовалась между расщепившимися досками. Выходит бледным утречком из своего чахлого дачного домишки Парасолиха (это так называется соседка — жирная, но шустрая, как электровеник, тётка) берет пластмассовое ведёрко блёклого такого, маскировочного цвета, одевается сама эдак неброско, командует «Вперёд!» своему Парасолу (по фамилии они Парасоловы).

И тихонечко так пробираются они на чей-нибудь участочек. То есть не на абы чей — а на такой, где выросло что-нибудь необыкновенно урожайное и качественное: клубника, черешня, вишни, огурчики… И ещё, конечно же, хозяев этого самого участка, не должно быть дома. А для этого Парасолиха с Парасолом весь вечер туда-сюда вдоль и поперёк дачного посёлка мотаются, очень ненавязчиво заглядывают за заборы, высматривают, выведывают. Тоненьким дружелюбным голосочком Парасолиха выспрашивает у наивных дачников: «А когда ж вы домой, в город поедете? А когда же вернётесь?» И быстренько тут же то на погодку, то на международное положение сворачивает. Люди рассказывают про свои урожаи, выдают секреты, кто когда уедет и вернётся — так что Парасолам и карты в руки.

Наступает утро. Кого надо, они уже выследили, нужные объекты наметили. Умело и осторожно Парасолиха с Парасолом забираются на оставшийся без хозяев участок, под покровом утреннего тумана обрывают, что им надо, — и вот товар для продажи на придорожном рынке готов! Лучшее они, конечно, оставляют себе, любименьким.

А иногда и в самый полдень, когда стоит звенящая жара и нестерпимо палит солнце, загоняя всех в дома, под навесы и заклеивая им сладкой дрёмой и ленью глаза, Парасольчики аккуратно повторяют свои дерзкие вылазки.

Они ещё ни разу не попались!

На них никто на думает!

Только я — я одна о них знаю!!!

Разумеется, мне никто не верит. Особенно не верит бабка моя. Потому что никому, кроме неё, я о своих наблюдениях так и не рассказала. Ей вот сдуру ляпнула. И теперь жалею. Бабенции моей даже доказывать бесполезно. Не верит, что они воры, — и вот хоть ты на молекулы разложись! Хотя она поднимается ещё раньше меня. Я поэтому вот и думаю: неужели ей ни разу не удалось увидеть их сборы в поход? Ведь не обязательно даже в щёлочку заглядывать — нужно только пройти вдоль нашего забора дальше. Он там перестаёт быть сплошным, тесовым, обычный штакетник начинается, а через него всё хорошо видно! Неужели она не замечала, как крадутся они вдоль забора, стараясь не попасться ей на глаза? Мне-то они всё равно попадаются.

Правда, я прячусь ещё похлеще их — и, бывает, слежу за Парасолами до самого их объекта! Может, моя бабка их покрывает? «В доле» она с ними? Вряд ли. Вторую такую принципиальную бабку ещё поискать. Она воровать не станет. Предпочитает деньги горбом зарабатывать. Своим и моим.

Но ничего. Я докажу. Я выведу их на чистую воду! И пусть моя месть ещё такая слабенькая и дохленькая, я обязательно придумаю что-то грандиозное, феерическое, и, главное, заслуженно-справедливое! Чтобы Парасоловы поняли — их воровская лавочка закрывается навсегда! А пока же я так, по мелочи их донимаю: в прошлом году с дрожжами я гениально дельце провернула, мне понравилась их весёлая беготня (весело, правда, было только мне).

Да и в позапрошлом году я тоже ничего, хорошую взбучку-нахлобучку им устроила — тогда, когда, проследив за Парасолищами до участка, на котором уродились роскошные вишни и хозяева которого приезжали только на выходные, я заперла воришек, защёлкнув на калитке навесной замок. Они думали, что самые умные — к замку ключик подобрали, но сам замок, открыв, для конспирации повесили на воротах: типа всё как и было, всё закрыто, шито-крыто! Ох, они прыгали, когда, набрав по ведру вишен, собрались выйти! Высокая калитка-то не поддавалась! Замочком-то она снаружи оказалась закрыта! Так и пришлось им, взбрыкивая задницами и подсаживая друг друга, корячится и забираться на забор. Уже на дороге, спрыгивая, Парасолиха угодила ногой в ведро — и вишни, роскошные чёрные вишни, рассыпались по пыльной дороге!

Какой подзатыльник влепила она за это своему Парасолу! Как резво он ползал, подбирал из пыли вишни! Каким галопом неслись они до своего дома! Я следила за парочкой воровских пенсионеров, перебегая от куста к кусту. И ка-ак свистнула неожиданно на повороте — Парасол тут же из своего ведра от испуга вишнями сыпанул. Полведра, наверное, просыпал. Заметили! Догоняют! Конец бизнесу!

Шпарили они к своей даче широкими скачками — спортсмены такому мастерству позавидовали бы. И больше недели не выходили на промысел. Потом, всё же, жадность победила. Выползли. И никто их не искал, санкций не предъявлял… Бизнес у них был хороший, цветущий-растущий такой бизнес. Молодые пенсионеры Парасоловы не бедствовали. На рынке их видели регулярно, называли энтузиастами и тружениками — причём особенно те, у кого с участков они и таскали.

За это лето я уже несколько раз слышала, как вместе с другими дачниками Парасолы негодовали на то, что в посёлке процветает беспардонное воровство с участков, ругали молодёжь — и поселковую, и деревенскую, которая, конечно же, и таскала выращенное непосильным трудом, для чего и собиралась в группы тёмными ночами… Слушать этот бред было обидно. Но и доказать обратное не было возможности.

А хотелось. Очень хотелось. Потому что справедливость должна была торжествовать. И теперь вот, значит, дело вот-вот дойдет до драки. В результате которой нашим, конечно, наваляют так, что мало не покажется. А деревенские, которых подозревают ни за что, справедливо обидятся. А потому тех, кто возвёл на них напраслину, будут бить особенно тщательно.

Стоп! Деревенские. Им же тоже надо сказать, что о них думают у нас в посёлке. Вернее, не то чтобы просто сказать, а спросить, как там всё обстоит на самом деле. Они это по дачам шныряют? Или не они?.. Может, кто-то работает параллельно Парасоловым? Выяснить, всё обязательно надо выяснить!

И я, проигнорировав уборку на участке, помчалась обратно в Листвяны. На мосту уже никого не было. Я даже испугалась — битва или уже началась, или вот-вот начнётся.

Но всё было тихо. А наши перебазировались на пляжик. Я помахала им с моста. Те, кто меня разглядел, махнули руками мне в ответ. И я наладилась к деревенским.

Страшный, который, вместе со своей тачкой, первым попался мне по дороге, услышав мои вопросы, обиделся. Он как раз и общался с тем парнем, который недавно появился в деревне и на которого наши тут же подумали, что он вор. Так что за эти обвинения он сам готов был накатить кому-нибудь в лоб. Но я попросила никому ничего не накатывать.

— Делать нашим больше нечего! У нас у самих этого добра на огородах растёт — хоть обожрись! — гневно заявил Страшный. И плюнул так далеко, что плевок мелкодисперсно растворился в воздухе.

— Я понимаю… — кивнула я.

Но Страшный решил, что я ему не верю. И обиделся ещё сильнее.

— Да я пойду сейчас всех наших найду, блин! — зло сказал он. — Я со всеми поговорю. И если ваши за базар отвечают, то…

«А наши и сами не знают, отвечают они за этот самый базар или нет!» — подумала я.

В это время Страшный поддёрнул широченные штаны, доставшиеся ему явно с чужого, если так можно выразиться, плеча, крякнул и быстро покатил тележку по дороге.

— Ты на огороде? — спросил у меня он. — Мы к тебе придём.

А на огороде по-прежнему была моя неутомимая бабуля. Она вскапывала грядку под свежую петрушку, которую снова собралась сеять — очень уж зелень хорошо на рынке продавалась, а предыдущую партию она уже всю срезала.

Эх, зря я ей про Парасоловых опять пластинку завела! Бабка бросила лопату и принялась на меня орать.

— Кто — «воры»? — вопила она, надвигаясь. — Соседи наши? А ты видела? Видела, я тебя спрашиваю?

— Видела!

— Где?

— Следила! Специально!

— А поймала?

— Не поймала… — да, тут бабка, как я и думала, была права.

— Не поймала… А ты знаешь, Варька, что «Не пойман — не вор»! Так что пойди докажи. — бабка, наконец, остановилась и упёрла руки в бока. — А ещё лучше, не связывайся.

— Но они же…

— А мало ли, что они? Ты же не полиция! Так что и не лезь не в своё дело. Поняла?

Я не хотела ничего ей отвечать. Сама она не полиция. А Парасолы подлые. Из-за них ведь такое начнется… А людей, у кого они жратву таскают, разве не жалко?

— Не жалко тебе людей? Да, баб? Они выращивают-выращивают, а эти хмыри у них бац — и обрывают всё! Нагло.

— А ты что против этого сделаешь?

— Выведу на чистую воду!

— Кого, Парасоловых?

— Да!

— Тоже мне, народный мститель. — фыркнула бабка. — Они давно кончились. Да и то в кино.

— Надо всем про них рассказать! — мне было ужасно обидно, что бабка почему-то упирается и вредничает.

— Ага, рассказать… В общем, Варька, так… Узнаю, что ты ходишь и болтаешь о том, чего доказать не можешь, выдеру как сидорову козу. Это, как обычно, будет больно. Понятно?

Ответить надо было обязательно. Бабка не шутила.

— Да. — покорно кивнула я.

А рука у моей бабушки тяжёлая. Очень тяжёлая. Особенно, если в ней какое-нибудь орудие наказание зажато. И характер твёрдый. Так что обещала — сделает.

Я повернулась и пошла прочь. Пусть сама тут колбасится. Со своей петрушкой…

Но вдруг она и правда с Парасоловыми в доле? Покрывает? Молчит. Бездействует?..

Ведь ведёт же бабка битву за урожай, соревнуется по объёму продаж со своими рыночными товарками? Вот, чтобы она смогла обогнать конкурентов, Парасолы с ней и делятся?..

Нет, не может быть! Не может быть, нет. Да и нелогично как-то.

Но и невиновность бабки тоже надо ещё доказать. Подтвердить ее надо. Значит, придётся следить. За всей этой хитрой братией.

Я отправилась домой разрабатывать план операции. Но на краю деревни меня окружили местные ребята во главе со Страшным. И стали возмущённо доказывать — не виноватые они, и всё тут. А кто типа в это не верит — они нюх начистят без малейшего промедления. Теперь их пришлось успокаивать и отговаривать от разборок. Да что ж такое — я прямо как голубь мира сегодня какой-то!..

Красавчик Русланчик. Надо же, за всеми этими волнениями я как-то и забыла про него. А тут вот он — попался. Их семейство вышло на прогулку и медленно плелось по неширокой поселковой улице. Гранд-дама, в смысле Русланчикова мама шла под ручку с какой-то неизвестной тёткой, скорее всего, подружайкой своей, а Русланчик катил коляску с братцем.

— Здрась-сь-сьте. — обогнав эту композицию, вежливо поздоровалась я.

— Добрый день. — сдержанно кивнула маман.

Подруга повторила за ней. Русланчик тут же оживился и весело крикнул мне «Привет!». Только младенец Тимошенька никак не прореагировал. Он сидел себе в прогулочной коляске, никого не донимал воплями, а только абстрактно улыбался. Чувствовалось, что в данный момент ему всё фиолетово.

Устремляясь вперед, я не удержалась и обернулась. Ого! Русланчик смотрел мне вслед. Что, пупсик, скучно с тётками? Не радует брательник? Не берут на Весёлую дачу? Или не пускают?..

Вся в ехидных мыслях о мальчике-дачнике я отвлеклась от своей главной цели. А надо было продумать план слежки за Парасоловыми. Эх, жалко, помощника надежного у меня нет! Отдыхала в прошлом году здесь девчонка хорошая, Анютка, на неё положиться можно было, кремень-человек. А в это лето её только в июне на пару недель привезли — и всё. Увезли в Москву. Хорошо с ней было дружить.

Другим нашим я подробностей своей операции доверить не могу. Так что придётся действовать одной.

Я взяла бинокль и полезла на дерево. Отсюда, с высокой густой лиственницы, которую лет тридцать назад посадил мой дедушка, видно всё очень хорошо, полпосёлка точно можно рассмотреть — особенно то, что деревьями не скрыто. Тут, на лиственнице, среди веток, у меня наблюдательный пункт, я даже площадочку из досок соорудила, лежи себе, смотри. На три стороны всё видно — а меня нет.

У Парасоловых на участке тишина. Но замок на двери не висит. Может, в домик забились? Отдыхают от трудов? Подождём.

А что в окрестностях?

Так, наша Машка Кафтанова куда-то попылила. С сумкой. В магазин — ежу понятно. Посмотрим… Так и есть! К нему наладилось. А вот и Борюсик выруливает! Тоже мне — жених. Я знаю Борюсикову тайну: в этом году он красотой вдруг озадачился. Собственной, конечно же. Он ходит вокруг посёлка, выискивает траву чистотел, а потом забивается ото всех подальше в укромный, заросший малинником угол своего дачного участка, вытаскивает из кармана зеркальце — и, глядя в него, начинает аккуратненько прижигать наливные прыщи соком чистотела! Сок жёлтый, похож немножко на йод, так что следы Борькиных манипуляций остаются видны. Поэтому весь этот день он никому из ребят не показывается: и напрасно Кафтанова бродит мимо его дома и бросает призывные взгляды на окна. Борюсик лечится — чтобы предстать перед той же Кафтановой гладколицым принцем.

Прыщей, и правда, с каждым разом на его физиономии становится всё меньше, уже не кажется, что по ней прокатился туда-сюда глумливый бульдозер.

Но Машке Кафтановой, похоже, Борян и с прыщами нравится. Хотя сама же сначала над ним смеялась, когда я его «Бульдозей» называла. А потом вдруг смеяться перестала. И, вроде того, даже обиделась на меня из-за него. Хотя чего на правду обижаться, не понимаю?..

Так, ладно, эти поцеловались, отскочили друг от друга и потрюхали по дороге. Конечно, как им не отскочить — навстречу очередное отдыхающее семейство с коляской выкатилось. Боятся Кафтанова с Борюсиком огласки. Примем к сведению.

Ну-ка, вернёмся к нашим Парасолам. Тишина. Без изменений. А вот на берегу речки, возле «тарзанки», снова какой-то оживлённый тусняк. Неужели снова драку обсуждают? А что же это тогда Борян не там? Из-за Машки своей? Какая ж драка без Боряна?

Ну-ка, а что там деревенские? Не движется ли на нас из-за моста их дикая дивизия? Или сейчас наша всё-таки на них рванет?..

— Варя! Варька, зараза, разударь тебя пролик! Ты где?

…Да что ж это такое-то? Бабка орёт. И когда она успела с огорода припылить? Вот ведь женщина на батарейках.

«Ты почему не убралась — грязь кругом — бумаги — мусор — ты хочешь, чтобы люди от нас съехали — за что они деньги платят — совсем ни черта не делает — где ты, зараза такая?…»

Пришлось слезать. И убирать участок идти. Правда, что-то наши отдыхающие невероятно замусорились.

Я долго наводила чистоту на стороне Мурзиковых. А когда, уволакивая от них чёрный пластиковый пакет отходов, оказалась на широком газоне Русланчиковых, снова столкнулась с их старшим мальчиком. С самим Русланчиком, то есть.

Конец ознакомительного фрагмента.