Селина. Камышовая кошка

Елена Муралева

Получить второй шанс прожить жизнь и остаться в живых, это дано не каждому. Пелагея, а в другом мире Селина, девочка десяти лет, с опытом прожитой жизни, в будущем. Она жила и боролась на пределе своих сил, нашла любовь и не сломалась, потеряв. Вернулась в свой мир другим человеком, оставив навыки Селинки. Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.

6 глава

— Вот это попала, показала себя со всех сторон, дура старая, — шептала я себе под нос, пытаясь что–то придумать, чтобы выкрутиться.

В хибарке было подозрительно тихо, только мухи лазали по еде на столе.

— Надо поесть, а то потом не дадут, — прошептала я, садясь за стол.

Немного подкрепилась — и стало веселее.

— Эй, кто здесь? Идите все ко мне! — крикнула я негромко.

Тут же прибежало десяток мужиков и десяток женщин.

— Кто здесь старший? — спросила я подошедших.

— Вы, госпожа, — ответили нестройно.

— О, как! А кто за всех вас отвечает? Старший есть? — вновь спросила, уже догадываясь, что скажут.

— Нет, госпожа Селина. — ответили хором.

— Где Легонт? — вновь задала вопрос.

— Ушли на стругах, и Легонт, и гости Конунги, — ответила мне немолодая, но вполне опрятно одетая женщина.

— О, как! Все удрали, а мне расхлёбывать. Начнём тогда потихоньку. Кто со мной говорит? — спросила я, повернувшись к той, что ответила на последний вопрос.

— Малина, бывшая хозяйка бывшего Рода Барсука, теперь — раба Рода Камышового Кота, — ответила она, разглаживая руками несуществующие складки передника.

— Какое сладкое и красивое имя! Тебя назначаю домоправительницей. Тебе отвечать за всё происходящее в доме. За припасы, еду на столе, скотину, рабов, одежду, протопку печей, барахло. Ты всё знаешь здесь, тебе и отвечать передо мной, — свалила я со своих плеч обязанности.

— Кто готовил мясо? — тут же принялась я весело командовать.

Вышла молодая женщина и спрятала руки под передник, ожидая приговора

— Мясо отменное, будешь всегда готовить только мясо. Отвечаешь за его сохранность, наличие и качество.

— Кто готовил овощи? — продолжила я, щурясь на стоявших в шеренгу напротив меня женщин.

Вышла женщина средних лет и опустила голову.

— Овощи хороши, в меру проварены, отвечаешь за них. Сохранность, готовку и припасы. Чтоб всегда хватало.

— Хлеб, кто пёк хлеб? — спросила, как учитель на уроке у нерадивых учеников.

Вперёд шагнула пожилая женщина.

— Хлеб хорошо пропечён и не засушен. Отвечаешь за муку, хлеб и зерно. Можете убирать со стола и мыть посуду.

— Хочу ввести закон! — сказала я громче. —

Каждый перед едой моет руки со щёлоком и смывает проточной водой. Мне не нужны засранки за столом. Ногти стричь. Мне после трапезы тоже подавать воду для споласкивания рук, и на плече у вот этой скромницы должен висеть чистый кусок холста, — я указала на маленькую девушку.

Молодка убежала выполнять.

— Дальше. Отпустим мужичков. Скотники есть? Сосчитать, сколько чего в наличии. У коз вымыть и впредь мыть вымя тёплой водой и вытирать насухо перед дойкой. Вычистить конюшни, я пойду смотреть в туфельках. Что прилипнет, то и съедите. Идите выполнять, — махнула рукой в их сторону.

Два мужичка, поклонившись мне в ноги, убежали.

— Кто сторожа? — спросила, вглядываясь в небритые лица, заросшие нечёсаными бородами.

Вышли четверо мужичков.

— А остальные кто? — удивилась я оставшимся мужичкам.

— Мы охотники и рыболовы, — вышли четверо мужчин.

— Тунеядцы. Что б ни делать, лишь бы ничего не делать. Мы пойдём другим путём. Другие четверо, значит, сторожа. Так. А мы по–другому сделаем. Ты, — я указала на сильно избитого мужчину, — будешь старшим. Составь график выхода сторожей, и кто ходит за продуктами. Ставишь двоих с утра, двоих после дойки, двоих в ночь, до петухов. Двое отдыхают после ночи до завтрака. Затем с ночными и вечерними идут на охоту и рыбалку. На столе должна каждый день быть свежая убоина и рыба в достатке. Никто не должен голодать. Что не понятно, спрашивайте. Одну неделю буду объяснять и показывать. Кто откажется выполнять мои указания, отправлю на конюшню и приз получите. Двадцать плетей каждый день, до тех пор, пока не дойдёт. Я решения не меняю. Идите на рабочие места, — отпустила я испуганных мужиков.

Мужики также, поклонившись мне в ноги, убежали.

— Дальше. Женщины. Вот здесь для меня самое интересное. Чем занимались при старом Конунге, кроме как ублажали? — заинтересовалась я строем из женщин.

— Я плету кружева. Все ваши вещи украшены моими кружевами, — вышла вперёд красивая молодка, она же и готовила мясо.

— Хорошо, будешь и дальше заниматься кружевами, — решила я.

— Я шью по коже и мехам, — вышла из толпы та, что хлеб печёт.

— Ты тоже остаёшься заниматься мехом и кожей, — согласилась я.

— Я вышиваю бисером и стеклярусом парадные вещи. То, что на вас, это я вышивала. Там и другие вещи есть, — с гордостью в голосе сказала высокая и очень худая женщина.

— Так это ты мне сотворила это каменное чудовище? Я ходить не могу, такое оно тяжёлое, — отметила я со стоном.

— Я не виновата, так по закону положено, — испугалась она на мои слова.

— Я тебя не виню, но снимите с меня это каменное чудо. Я устала, — сказала я со вздохом.

Девки кинулись мне помогать. Сразу стало легче и свободней дышать.

— Ты кто? — спросила я самую чистенькую.

— Я Лара, дочь Малины и бывшего Конунга.

— Будешь мне помогать, а пока принеси мне какую–нибудь шаль. Выстываю, — сказала я, сидя в одной сорочке перед женщинами.

Девушка убежала, и я отпустила других по работам. Вернулась Малина.

— Чем можно накормить рабов? — спросила она.

— Мне без разницы. Я сажусь во главе стола — и мне накладывать ту же пищу, что и другим. Она должна быть простой и сытной. Дети в селении есть? Мне и им — поменьше. Завтра, что принесут охотники и рыбаки, дели на два. Половину готовь, а другую оставь на следующий день, чтоб их не ждать. А сегодня всем хватит того, что наготовили на праздник?

— Но это же хлеб и мясо. Рабам не положено, — тихо сказала Малина.

— А что положено рабам? — спросила, я не понимая.

— Обрезь, очистки от пищи. Все остатки от стола, — сказала, почему–то шёпотом, Малина.

— А куда ты денешь то, что сегодня приготовлено? Сама съешь? Проквасишь? Подождёшь, когда испортится и высохнет? — спросила я, повышая голос.

— Вам, — сказали так же шёпотом.

— Я столько не съем. Остальное куда денешь? — спросила я, уже закипая.

— Завтра охотникам и рыбакам, — вновь прошептали мне.

— Ты отравить всех хочешь, чтоб со мной не мучились? — спросила я, не понимая происходящего.

— Так всегда было. Это закон, — прошептали мне.

— Сейчас я ввожу новый закон. Сади всех за один стол. Едят все разом. Вы не исключение. Сторожам оставляйте и покормите чуть позже. После того, как сами поедите. Не забывайте о мытье рук и споласкивании лица. Едим четыре раза. Утром — завтрак. Каша, хлеб и масло. Чай. Обед. Много и сытно. Чтоб все наелись. Полдник. Творог, ягоды, булки и молоко. Что придумаешь. Мы будем об этом говорить во время готовки завтрака. И ужин. Негоже спать идти голодными. После дойки и управки с животными — ужин. Что осталось и что придумаем. Готовь обед из того, что приготовлено для гостей. Иди. Я пойду переоденусь, и сходим посмотрим, что где есть. Все должны работать каждую минуту. Праздность заставляет придумывать пакости.

Впереди меня шла моя горничная Лара. Она кое–как тащила каменное чудовище свадебного платья. Переодевшись в более простое платье из новых нарядов, вышла во двор. Мужики собирали сучья, палки, старые колья и доски. Показав на кучу спросила: «Куда?» Ответ был: «Жечь». И я кивнула. Зашла в сарай к козам. Они усиленно жевали солому с пола. Всё вычищено и вымыто.

— Чем коз кормите? — крикнула я в глубину сарая.

— Пока ничем. Ждём, когда что–нибудь дадут, —

послышалось из угла.

— Никто ничего не даст. Выводите их на луг. Сами берёте в руки литовки и косите траву на зиму. Сушите и носите в копны. Сколько дней козы зимой будут без еды, столько и буду пороть, по разу от каждой козы, — заявила я, уходя.

— Госпожа, их нельзя на луг. Они разбегутся, не соберём всех! — закричали скотники.

— А зачем собирать? Маток за рога на верёвку привяжете к деревьям. Козлята никуда от матки не убегут. Голова у тебя на что? Думай. Навяжите побольше веников на зиму. Они это любят. Считайте, сколько ушло, сколько пришло. Так легче, — ответила я.

— Мы неграмотные. А толмач с Конунгом уехал, — сказали также из угла.

— Так. Ещё одна проблемка нарисовалась. Решим и это, — сказала я, выходя на свет.

Позвали на обед, и во двор вынесли две бадьи. В маленькой был щёлок. Я зачерпнула в ладошку и обмыла, потом сполоснула в кадушке. Вытерев ручки, зашла в дом. Встала у стола и дождалась, когда все вошли.

— Все садимся за один стол. Но вначале, стоя у своего места, поблагодарим Всевышнего за хлеб на столе.

Все встали молча, склонив головы. Нерешительно, оглядываясь на Малину, стали подходить к столу.

Я села, а они так и остались стоять.

— Ваша молитва затянулась, садимся и едим, что дали, — сказала я громче обычного.

Все кинулись есть. Думаю, это была первая нормальная еда в жизни у некоторых.

— Так будет каждый день. Не забываем мыть руки. Грязь за стол не пущу. Так. С сегодняшнего дня учим буквы и цифры. Мне нужны грамотные люди.

— А если я не смогу выучить, толку не хватит? Что тогда? — спросил молодой и с виду неглупый мужик, жуя куриную лапку.

Он держал в руках сразу два ломтя хлеба, боясь, что не наестся.

— Будешь сараи чистить и коз пасти, — ответила я на вопрос.

— А другие не будут? — также спросил он.

— Где ты толмача у коз видел? — засмеялась я.

— Не может быть такого, — шёпотом ответил мужичок и оглянулся на медленно жующую Малину.

— Почему не может? Всё может. Ты думал когда–нибудь сидеть за одним столом с женой Конунга? Есть хлеб, мясо, пить пиво? Ты это раньше делал? А говоришь, что не может быть. Привезёт Легонт рабов, скот, припасы. Это нужно сосчитать, сложить, записать. Мне одной, что ли, бегать? Будет мне, когда этим заниматься. Даже коз сосчитать некому, — сказала я с сожалением.

После обеда прошли с Малиной по всему селу. Нищета и убожество. Она прятала глаза и молча ходила следом. Ветхие сараюшки и соломенные крыши. Нет даже примитивного камина. Как они здесь зимой живут? Сквозь дощатые двери видно всё убранство хибары. Большой топчан, по всей дальней стене посередине стоит стол из грубо обтёсанного дерева. Две лавки. Всё…

— Как делать тавро? — тихо спросила она, когда вошли на кухню.

— Просто. Кошачья лапа. Четыре подушечки вверху и одна побольше внизу, — нарисовала я рисунок на висевшем обломке зеркала. Оно было запотевшим, от варева, что девки мешали на кухне.

Я думала, она говорит о таврировании скота. Вечером из конюшни слышались возня и стоны.

— Что там происходит? Лара! — окликнула я проходившую мимо меня девушку.

— Ставят клеймо раба. Так положено. Мы теперь рабы Рода Камышового Кота. Хозяина не надо долго искать, сразу видно, чей раб бегает, — сказала она, морщась и перевязывая предплечье.

— Что, кто–то уже в побег собрался? — спросила я, улыбаясь.

— Нет. Нам некуда бежать. Да и кормят хорошо. — сказала девушка, опустив глаза.

— А что, это разве главное? — спросила я, теперь уже с интересом.

— Для нас, рабов, самое главное, больше у нас ничего нет, даже тени, — сказала она с горечью.