Такая простая сложная жизнь. Сборник рассказов

Елена Медведева

От автора. Кто-то из великих людей сказал, что каждый человек за свою жизнь может написать хотя бы одну книгу – и это будет книга о его жизни.В этом сборнике – рассказы разных лет о событиях, прошедших через мою жизнь: детство и юность на таджикской земле, распад СССР и крах привычной жизни, трудное возвращение на землю предков, радости и горести семейной жизни, взросление детей и уже их молодость, их ошибки и свершения.Моим ровесникам, рожденным в СССР в 60-е, посвящается.

МУЖЧИНА, КОТОРЫЙ НЕ СТАЛ МОИМ ЗЯТЕМ

«Мне уже все равно. Если защищу диплом, хорошо, нет — для меня это не имеет никакого значения. Диана — единственное, что меня связывало с социумом», — это были слова мужчины, который мог бы стать моим зятем, но не стал. Жалела ли я его? Да, ведь его бросила женщина, которую он любил, — моя дочь. Как было бы жаль любого человека, испытывающего муки расставания с той, к кому привык, кому отдал часть себя, с которой сроднился так, что казалось — не оторвать. Я понимала его растерянность: как теперь жить без нее, как? Это все равно, что отрезать часть сердца, поверив, что с половинкой тоже живут.

В том, что Федя любил мою дочь, у меня не было никаких сомнений. Он был с нею в самые трудные моменты ее жизни — когда болела пневмонией, он единственный, кто приходил к ней в больницу каждый день. Когда умер ее отец, бросил все и приехал, поддерживал, как мог. Он терпел ее нелегкий характер — взрывной, импульсивный, неровный. Диана была пианисткой, считала себя особенной и с близкими людьми не церемонилась. Сколько раз я, ее мать, плакала от непонимания, пренебрежения к себе, своим материнским чувствам. А Федя терпел, находил оправдание ее капризам, учил меня приспосабливаться к собственной дочери, понимать ее, не обижаться. Учил прощать, как прощал сам.

И вдруг, после двух лет жизни бок о бок, что называется гражданского брака, она внезапно бросила его — в момент, когда он всерьез задумался о будущем, которое без нее не мыслил. Он уехал в родной город, чтобы защитить диплом, потому что раньше по каким-то причинам не сделал этого, бросив университет на последнем курсе. Чтобы, наконец-то, получить профессию, к которой имел склонность, — психолога. Он делал это для них, для их будущей семьи. А моя дочь уже через месяц ему изменила. Можно сказать, не выдержала испытания разлукой.

Испытывала ли я негодование по поводу ее поведения? Да, я страдала, может быть, не меньше их самих.

Я долго не принимала нового друга Динки, долго сопротивлялась их дружбе — были в Феде черты, которые мне не нравились. Но потом привыкла видеть его всегда рядом с нею. Я рассуждала, что другой может быть хуже. Человек привыкает к животному — собаке, кошке. Что уж тут говорить о живом человеке, у которого есть душа. А душа у Феди была.

Пугало и то, что подобное случилось во второй раз. Запрограммирована, что ли, моя дочь бросать парней, причем хороших? Хорошим девочкам, как известно, часто попадаются плохие ребята, которые выворачивают, ломают судьбу. А моей дочери везло, в нее влюблялись замечательные парни — талантливые, тонкие, глубокие. К первому ее мужчине — Максиму, в отличие от Феди, у меня вообще не было никаких претензий. Он был музыкант, как и она, но на несколько лет старше, а потому мудрее и серьезнее. Кроме красоты, таланта, молодости, у него уже была работа и серьезный подход к жизни. Казалось бы, убедилась, что лучше него не найти, и выходи замуж, куй железо, пока горячо, пока подружки не увели! Но…

Ее девятнадцатое лето стало настоящей трагедией для нашей семьи. Помню, как приехала на концерт, где выступали оба и был аншлаг, а вместо радости дочь вдруг огорошила меня: «Мама, я рассталась с Максом, и это не обсуждается», как пыталась утешить растерянного, ничего не понимающего юношу: «Как мне теперь жить? Кинусь ей на шею и буду просить прощения, если сделал что-то плохое».

А меня саму надо было утешать, помню, как рыдала в автобусе, никак не могла остановить льющиеся водопадом слезы. Пассажиры смотрели с сочувствием, наверное, думали, что у меня кто-то умер. Да, умирала — любовь. Красивая, подаренная Богом для того, чтобы воплотиться в счастливую семью, чтобы родились красивые и талантливые дети. Но этого не случилось. Почему? Я никак не могла понять. За что она бросила Максима? Что в нем могло не нравиться?

С высоты своего возраста, жизненного опыта я видела, что лучше Максима человека не найти — не пьет, не курит, никогда не бросит, не изменит, будет честно зарабатывать своим трудом, талантом. Ну что еще нужно? Ну где она еще найдет такого? Мне в ее годы так не везло, такие не попадались.

Максим нравился моей семье — мужу, сыну, родным. Что нужно было моей дочери, я не могла понять: «Мам, а ты не можешь себе представить, что мне надоел Максим, что я не хочу серьезных отношений, что мне давно нравятся другие мальчики? Мне, в конце концов, только девятнадцать лет».

Тогда меня это ее признание не удовлетворило, не успокоило тем более. Тогда я была всецело на стороне Максима — его горе было мне ближе. Успокаивая юношу, который был на грани суицида, я совсем не думала о том, что дочери тоже нужна поддержка, что ей тоже очень трудно, что она тоже переживает. Ведь она знала цену Максиму, он был ее первой любовью и первым мужчиной. Но она поступила так, как считала нужным. Она всегда будет поступать так, как считает нужным. Такой характер. А тогда, поддерживая Максима, я чуть не потеряла дочь.

И вот теперь то же самое, один в один: два года отношений — и разрыв. Может, я сама была виновата — напридумывала, размечталась, ведь любая мать, у которой есть взрослая дочь, мечтает о хорошем зяте и внуках. Выйдя замуж довольно поздно и родив первенца в тридцать лет, я была убеждена, что для любой девушки нет ничего важнее семьи, хорошего человека рядом. А хорошие на дороге не валяются — быстро подберут.

«Отрезал» — такой статус появился у Максима в «ВКонтакте» как символ новой жизни. Там было фото его отрезанных волос (он собирал в хвост свои длинные и густые волосы — тогда это было модно у художников и музыкантов, это был его стиль, его изюминка, он очень ими дорожил). Но… отрезал и стал другим — симпатичный молодой человек с модной короткой стрижкой, и только в глазах застыла боль, глаза долго не смеялись. Я тогда переживала, словно в свою молодость вернулась, только сердце страдало за двоих. Помню нашу с ним SMS-переписку — это драма в коротких сообщениях: «Так безумно трудно знать, что она за стеной, рядом, но не со мной — это такая пытка» (был фестиваль, они жили в гостинице в соседних номерах). Я опасалась за его жизнь. Он успокаивал: «Не беспокойтесь, я не собираюсь ничего такого делать. Пройдет время — и все будет хорошо».

Его рана заросла. У него были другие девушки, он преуспел в музыке, живет интересной, насыщенной жизнью востребованного музыканта.

А теперь — Федя. Что мне в нем не нравилось? У него не было никакой специальности, не было работы — такой, что дает средства на хлеб насущный, делает человека независимым и прибавляет самоуважения и еще спасает в трудное время от депрессий, рефлексий, самокопания. Ушел в работу — и некогда.

Помню, как однажды проявила простительное для матери, как я считала, любопытство, заглянув в лежащие в открытом доступе документы друга моей дочери — паспорт, трудовую книжку. Он оказался старше, чем выглядел, не закончил вуз — отчислили с последнего курса, не служил в армии и имел лишь одну запись в трудовой книжке: полгода работы лаборантом в том же вузе, из которого отчислили. Это заметно поубавило моей к нему симпатии, ведь я хотела для своей дочери мужчину, твердо стоящего на ногах, способного обеспечить своей семье достойную жизнь.

Федя, как и я, Весы — знак Воздуха. Может быть, поэтому я понимала его на бессознательном уровне, без слов. Я видела, что он одарен музыкально — чувствует музыку, любую фальшь. Он слышал, где Дина ошибалась, над чем надо еще работать, а где получилось особенно удачно. Он много и хаотично читал, разбирался в искусстве — живописи, архитектуре, музыке. Играл понемножку на пианино, трубе, барабанах. Он мог бы быть музыкантом, искусствоведом, критиком, журналистом. Но, увы, ничему и нигде не учился. Не делал ничего профессионально, во всем оставался дилетантом. Не вина ли это родителей, что вовремя не заметили, не направили, не настаивали, не заставили? Может быть, в детстве скрывались причины его чувствительной, тонкой, ранимой натуры, требующей к себе особого подхода? Его некоторого инфантилизма, неподготовленности к реальной подчас суровой жизни? Родители рано развелись, у отца была любимая дочь в новой семье. Может быть, родителям было не до сына…

Он пытался работать, например, официантом. В одном кафе поссорился с начальницей («Со мной нельзя так обращаться»), в другом — долго обучался, но быстро уволился («Трудно, руки устают от тяжелых подносов, ноги»). Да и не могла я представить Федю в позе заискивающего официанта, пытающегося заслужить чаевые. Слишком гордый. Да я вообще нигде не могла его представить. Разве только психологом. Федя мог долго слушать человека — внимательно, проникновенно. А уже потом, когда человек выговорится, дать ему совет, как поступить, разъяснить, в чем его проблема.

Любила ли Федю моя дочь? Мне казалось, что да. Она считала его талантливым и добрым, защищала от нападок. Суть его поступков, поведения объясняла тем, что Федя «всегда делает то, что любит, а не то, что ждут от него другие»: «Мам, он — философ, понимаешь?» Они не расставались два года. Что же произошло? Федя уехал в Н-к, чтобы закончить институт, защитить диплом. Потом, в июне, к нему должна была приехать Динка. Они собирались провести лето вместе. Это было естественно даже для меня. Но…

Вдруг перестал отвечать телефон дочери, несколько дней я не находила себе места, гадая, что случилось. Ирония судьбы, но друг всегда знал о ней больше, чем я, мать, я позвонила ему в Н-к. От него узнала, что у них с Диной разлад, что она разбила телефон, грохнув его об пол во время бурного выяснения отношений. Я растерянно спрашивала у Феди, почему она такая нервная. Он говорил: да, нервная, потому что запуталась — любит не любит, не знает, что ей делать, как поступить, ей надо разобраться в себе, и она ходит к психологу. А он терпеливо ждет, пока она разберется. Я пыталась найти какое-то более простое объяснение, спрашивала: она что, тебе изменила? Он отвечал: да, но готов простить измену, лишь бы она сделала выбор.

У меня шумело в ушах, я с трудом разбирала его речь — невнятную, голос дрожал, срывался. Конечно, все это давалось ему нелегко. Он говорил, что любит, что будет ждать ее приезда, что без нее для него нет жизни. Я просила, чтобы он держался, не раскисал, что самое важное сейчас — защитить диплом. Он отвечал, что ему все безразлично, Диана — единственное, что его связывает с социумом, ради кого он живет. Но она, Дина, не знает ценности любви.

Я не знала, что мне делать, что говорить, пыталась его утешить, а он утешал меня, советовал, как вести себя с дочерью. Даже сейчас он проявлял заботу о ней, понимание, а ведь она только что кинула его, предала: «Печально, что она себя до такого доводит. Пусть сама разбирается, никто ей не поможет. Сама ходит к психологу, разберется, глядишь. Ее только поддерживать надо совершенно ненавязчиво, не критиковать ни в чем, принимать ее такой, какая есть, питанием помогать, но без давления, лишних слов. Я так понял, ей отчасти нравится свободная от обязательств жизнь, так что остается только ждать, ей не помочь, вмешиваясь».

Мы оба надеялись, что Дина одумается, разберется в себе, ведь еще месяц назад она сообщила мне радостно, что, как только сдаст экзамены, уедет в Н-к к Феде. Однажды для меня снова засияло солнце, когда получила от него эсэмэску: «Мы помирились, Дина собирается ко мне». Но через час — новое сообщение: «Снова изменила Дина мнение. Это конец! И точка».

«Не предавайте любовь! Она редка, и ее не существует» — этот грустный статус в соцсети отражал состояние Феди. Я заходила к нему «ВКонтакт» как в комнату пыток. Делала это осторожно, сначала просто за тем, чтобы узнать, что он жив, потом — чтобы проследить его душевное состояние, надеясь на выздоровление, как после тяжелой болезни.

Федя вел «ВКонтакте» джаз-страничку, у него было много подписчиков и даже поклонниц. Социум, так нелюбимый им, спасал его в трудный час. Как я была благодарна этим молодым людям, не оставившим нечужого мне человека один на один в трудный момент его жизни, вызвавшим на диалог, попытавшимся вытащить его из депрессии, засасывающей как трясина. Тем, кто пытался внушить ему, что он не один такой, что с ними тоже было подобное и они тоже страдали, но потом это прошло, что они рядом и готовы помочь, что жизнь все равно прекрасна и принесет еще немало сюрпризов и радостей.

И я постепенно успокоилась за него, как доктор решив: жить будет!

…Ничто на его странице не напоминает о моей дочери. Нет фото — он их изъял, так же как она. Теперь ее фотоальбом озаглавлен «Точка невозврата». А у него — «Без». Без Динки. А мне безумно жаль, что не увижу их — молодых, красивых, неразлучных, таких счастливых еще совсем недавно. Не увижу на фото и, похоже, уже никогда и нигде — вместе.

Невозможно привыкнуть к тому, что за любой встречей последует расставание, за началом — конец. Но ведь за концом — новое начало…