Помеха справа

Елена Логунова, 2022

Тележурналистка и писательница Елена и ее боевая подружка Ирка явились на этот пустырь вовсе не выгулять Иркиных близнецов на полуразрушенных детских аттракционах. Просто это идеальный наблюдательный пункт за автошколой, где учится Ленин сын. Колюша хоть уже и большой мальчик, оставить его без присмотра любящая мама никак не может! И правильно делает – прямо на площадке, где тренировались ученики, прогремел взрыв! Коля не пострадал, но оставлять это дело без внимания известные сыщицы-любительницы не намерены! Известная тележурналистка и писательница Лена и ее неунывающая подружка Ирка – героини многих иронических детективов Елены Логуновой. В ее новом остросюжетном романе «Помеха справа» они снова берутся за свое! Ведь дамы просто жить не могут без криминальных приключений. В книгу включены эксклюзивные материалы от автора. Внимание, только в электронном формате!

Глава 2

Сонный супруг и повелитель выбрел к завтраку с закрытыми глазами, на ходу бормоча:

— Я как медведь-шатун…

Аккурат на этих словах он закономерно наткнулся на стул и грохнулся, конечно же.

— Ты не только шатун, но и падун, — вовремя удержав стул, чтобы он не рухнул на мужа сверху, прокомментировала я происходящее. — И еще валян.

— И еще Колян! — донеслось с пола обиженное.

— То есть, по-твоему, все гармонично и правильно? — я помогла шатуну-падуну и Коляну-валяну подняться.

— А что это вы тут делаете? — с подозрением спросил зевающий сын, заглянув в кухню из коридора.

— Утреннюю гимнастику, — находчиво соврал Колян и показательно присел-поднялся, присел-поднялся. — Рекомендую, очень полезно для здоровья!

— Надеюсь, это не вместо завтрака? — сын обеспокоенно посмотрел на меня как на главную по тарелочкам.

— Нет ничего более полезного для здоровья, чем завтрак, — успокоила я его. — Умывайся и иди к столу, твои оладьи уже готовы.

Вот удивительно, когда сын был маленьким, накормить его удавалось только ценой массовой гибели нервных клеток родителей. Особенно тяжко приходилось Коляну.

— Я не буду суп, налей мне бульон, — повелевал потомок.

Папа выливал из тарелки суп, наливал бульон.

— Ты куда налил бульон? — зловеще щурился сын. — Это грязная тарелка! В ней был суп!

Бульон выливался, тарелка мылась, бульон наливался.

— А мясо куда?! Его нельзя в бульон! — возмущался ребенок. — Его в другую тарелку!

Мясо вынималось, перемещалось в другую тарелку.

— Бульон выливай, — твердо говорил маленький деспот. — Он уже испорчен. В нем было мясо!

Бульон выливался, тарелка мылась, бульон наливался. Ребенок брал ложку и, хлебая бульон, светски сообщал:

— Это мясо я не буду, оно грязное, потому что лежало в бульоне.

Папа тирана молча, но с зубовным скрежетом, мыл мясо под краном, шмякал его в тарелку, ставил руки в боки и грозно смотрел на сына.

— Не буду я это мясо, — невозмутимо отвечал тот на невысказанный вопрос. — Оно грязное!

— Я его помыл!!! — ревел папа.

— Помыл, — соглашался сын. — Но положил в грязную тарелку! В ней лежало немытое мясо…

Какое время веселое, а? Теперь были бы только мясо, бульон и прочее, включая оладьи, — все будет съедено быстро и с прекрасным аппетитом!

— А моё… не знаю, что… оно готово? — Колян внимательно посмотрел на накрытые крышками сковородки на плите.

— Твой листовой салат, кефир и сыр тофу в холодильнике…

Вчера, объевшись за ужином у хлебосольных Максимовых, муж принял героическое решение начать ограничивать себя в еде.

— А разве больше ничего не осталось? — словами идейно близкого ему Винни Пуха жалобно спросил этот мужественный человек, скривившись при упоминании салата и тофу.

— Глазунья из трех яиц на сковородке, — договорила я.

Так и знала, что зеленью и кефиром Коля Пух не обойдется.

— Так это совсем другое дело! — обрадованный супруг устроился за столом, вооружился ножом и вилкой.

Вернулся из ванной умытый и побритый сынище. Сцапал в обе руки по оладушку, запихнулся, огляделся искательно, подтянул к себе банку с медом. Девятнадцать годков, а еще ребенок ребенком!

— У кого какие планы на сегодня? — светски поинтересовалась я, непринужденно отняв у ребенка мед, чтобы полить им свой творог.

За два «ковидных» года многое в нашей жизни изменилось. Главное — теперь мы все постоянно дома. Мы с мужем удаленно работаем, сын дистанционно учится — никто не срывается с постели спозаранку, чтобы успеть в присутствие к девяти ноль-ноль. Мы неторопливо встаем, со вкусом завтракаем и расходимся по своим рабочим местам, обустроенным соответственно собственным вкусам и запросам.

Я, например, прекрасно научилась работать лежа на диване. На животе макбук, справа мышь и мобильник, слева айпад и наушники — что еще нужно писателю-редактору-копирайтеру? Утомилась — спихнула с себя компьютерную технику, глазки закрыла, ладошку под щеку подсунула — и баю-бай…

Лично у меня необходимость выходить из дома связана теперь исключительно с пополнением запасов продовольствия и всяческими развлечениями. По вторникам, например, я хожу в кино — в этот день билеты совсем дешевые…

— Я после обеда в спортзал и в бассейн, — сообщил Колян и пытливо ущипнул себя за бочок. — Вчера у Максимовых, наверное, целый килограмм наел, теперь страшно на весы становиться…

— А у меня сегодня вождение по городу, — уведомил сын.

— Первый раз за рулем не на автодроме? Это веха! — понятливо покивал муж. — То-то, я смотрю, ты такой нарядный!

Я посмотрела на Колюшку и только теперь заметила выглядывающий из нагрудного кармашка джинсовой рубашки уголок белоснежного платочка. С общим незатейливо-демократичным прикидом он как-то дисгармонировал.

— По-моему, крахмальный батист не сочетается с джинсой, — высказалась я и потянулась, чтобы затолкать белоснежное острое «ушко» поглубже в карман. — Кстати, откуда этот платочек? Ты же обычно бумажными пользуешься.

— Это… ну, скажем, сувенир, — сын отстранился, не позволив мне прикоснуться к платочку. — На память об одном человеке…

— О девушке? — Колян подмигнул сыну. — Кто такая, как зовут?

— Валентина.

— Хорошенькая? У вас с ней что?

— Извините, мне уже пора! — Колюшка встал, неловко выбрался из-за стола.

— А чай? А бутерброды? — всполошилась я. Ответа не получила и укоризненно посмотрела на мужа.

— Что? Не надо было спрашивать про девушку? Ну, я же не знал, что это секрет! А ты сама-то — «батист не носят с джинсой, дай сюда, это что у тебя?» — передразнил он меня.

— Деликатнее надо быть, тактичнее! Кто же так прямолинейно, в лоб, интимными подробностями интересуется! — я постучала кулачком по тому месту, где предположительно находится третий глаз. Не у нас с супругом — у каких-то других людей, одаренных от рождения повышенной чуткостью.

— Да брось, ничего страшного! У нас крепкий парень, а не кисейная барышня, — отмахнулся Колян, умудрившись закончить просторное движение рукой в тарелке с недоеденными сыном оладьями. — Умн, вкусно!

— И вредно! — я шлепнула его по руке, проворно подхватила выпавший оладушек и быстро сунула его себе в рот.

И чуть не подавилась, запоздало соотнеся красивое и редкое по нынешним временам имя «Валентина» со вчерашним ЧП на автодроме:

— Боже! Это же могла быть та самая Валя Антиповец!

— Кто такая, почему не знаю и с чего бы такая тревога? — супруг заботливо похлопал меня по спине.

— Ну, здрасьте, я же тебе перед сном рассказывала! — я всплеснула руками. — Вчера на автодроме взорвалась машина той автошколы, в которой учится Колюшка, погибла девушка, которая в тот момент была за рулем: Валентина Антиповец!

— Ах, та Валентина! — до Коляна дошло. Он оглянулся на коридор — в дальнем его конце возился, шнуруя кроссовки, Колюшка. — Сынок! Так ты был знаком с погибшей девушкой?

Я помотала головой: бесполезно говорить о тактичности и деликатности, кое-кто в принципе не знает, что это такое!

— Мы на теоретических занятиях пересекались, — ответил сын из прихожей.

Голос у него был ровный, и я успокоилась. Непохоже, чтобы парень сильно переживал.

— У меня как-то на лекции кровь носом пошла, и она мне свой платок дала, но я обошелся бумажными салфетками, — сын заглянул в кухню. — Еще вопросы? Подозрения? Предположения? — тут он почему-то посмотрел на меня. — Не сочиняйте ничего, я с этой Валей только раз парой слов перемолвился. Но, конечно, мне ее очень жаль.

Мы с Коляном сочувственно покивали, как пара китайских болванчиков.

— Все, я ушел! До новых встреч в эфире, — сын протопал к выходу, открыл и закрыл за собой наружную дверь.

Мы с мужем переглянулись, синхронно пожали плечами. Закончили завтрак и разошлись по углам, устроившись каждый за своим компьютером.

Я открыла рукопись, присланную мне издательством на редактуру, и погрузилась в работу, но вскоре начала нервно хихикать.

— Ну, что там у тебя? — досадливо спросил Колян. — Я же вижу, что ты жаждешь поделиться!

— Это дамский сентиментальный роман, но тебе точно понравится, — я не заставила себя упрашивать. — Слушай: «Она упала, больно стукнувшись копчиком о ребро…»

— Чье?

— А не знаю! Из контекста непонятно, чье ребро имеется в виду — ступеньки или кавалера!

— Он у нее такой худой? Кавалер-то? — я не поняла, с какой эмоцией был задан вопрос. То ли с сочувствием, то ли с завистью…

— Он у нее странный, — ответила я. — Смотри, как описан: «Среди других он выделялся царапающим взглядом и крепким телом с длинными волосами и твердой решеткой на животе».

— А, так это о его решетку на животе она отбила себе копчик? — Колян честно попытался вникнуть, но не преуспел. — Нет, погоди, что-то не сходится: длинные волосы на его теле должны были самортизировать удар!

— Заметь, у мужика еще и взгляд царапающий, — я тщетно сдерживала смех. — Это ж как могла травмироваться бедная девушка!

— Когда, во время секса? — муж демонстрировал живой интерес. — А есть описание процесса? Я бы послушал.

— Описания как такового нет, — огорчила его я. — Тут все пока что очень целомудренно. Первая глава заканчивается тем, что она отбила копчик о ребро, а вторая глава начинается так: «После ночи любви она валялась в его объятиях…»

— Не просто лежала, а именно валялась? — уточнил Колян. — Видать, не удовлетворил он ее, иначе с чего бы такое беспокойство… Так, у тебя все пока? Я могу вернуться к работе? У меня тут бычьи тенденции на крипторынке — это, конечно, не так увлекательно, как смычка копчика с ребром, но тоже довольно эротично.

Поржав, мы вернулись к работе. Час-другой добросовестно трудились, нарушая сосредоточенную тишину только частым щелканьем компьютерных клавиш. Потом Колян потянулся и вкрадчиво поинтересовался:

— Кысюша, а что у нас сегодня на обед?

— Лазанья с соусом болоньезе и пармезаном, — ответила я с удовольствием, потому что история с обретением пармезана грела мне душу.

Несколько месяцев назад наш холодильник неожиданно перешел на темную сторону силы — внутри него перегорела лампочка, и в недрах агрегата воцарился эротичный полумрак. А в семье же все очень умные, на троих четыре с половиной высших образования и шестьдесят четыре собственноручно написанных книжки, что определенно выдает место произрастания верхних конечностей как тазобедренную область. Естественно, никто ничего не починил, и просветления во внутреннем мире холодильника так и не случилось.

Казалось бы, это плохо.

Но!

В кромешном мраке в дальнем углу надежно спряталась упаковочка пармезана, привезенная из последней поездки в Рим и случайно найденная буквально вчера.

А это ведь хорошо!

Нечаянная радость, респект первобытному инстинкту охотника и собирателя, торжество в духе «Вот, видишь, а ты говорила — надо лампочку чинить!» и вкусный ужин для семьи.

То есть каждый минус — он же потенциальный плюс! В слабостях наша сила!

— Эх, надо было бутылочку вина купить, — расстроился Колян. — Лазанья — и без вина? Не по-нашему это как-то, не по-итальянски…

— Сгоняешь в магазин?

— Не могу, мне до обеда еще три новости сделать надо, иначе не выкрою времени на бассейн.

— Ладно, я сама, — я решительно освободилась от гнета макбука, в кухне сунула в духовку блюдо с лазаньей, поставила таймер на сорок минут и пошла переодеваться из домашней одежды (по осени у меня это кигуруми медведика) в выходную (это теперь, как правило, джинсы и курточка).

До ближайшего магазина с лицензией на торговлю спиртным было недалеко, и я не почтила своим присутствием общественный транспорт. Купила бутылочку красного сухого вина и уже прошла большую часть обратного пути, когда затрезвонил мой мобильный.

— Здорово, Логунова! — странным деловито-заискивающим тоном приветствовала меня Катерина Соколова — замглавреда телекомпании, откуда я уволилась два года назад.

Тогда, в преддверии локдауна, администрация телеканала предложила сотрудникам уйти в бессрочный неоплачиваемый отпуск. С учетом того, что почти у всех ребят не имелось других постоянных доходов, кроме зарплаты на ТВ, а шабашки в виде съемок свадеб и дней рождений накрылись коронавирусным тазом, со стороны руководства это было сущее свинство. Меня-то спасали от голодной смерти регулярные издательские гонорары, и уволиться я уволилась, но затаила на начальство зуб — им и цыкнула презрительно, когда меня стали зазывать обратно.

— Здорово, Соколова! — в тон и в рифму отозвалась я. — Что это ты мне звонишь, какой медведь в лесу помер?

— Не в бровь, а в глаз, — пробормотала Катерина. — Ты прям телепат!

Я расценила это как неуклюжую попытку мне польстить и предложила:

— Не будем телепаться, ближе к делу!

— Ты как всегда! «Время, которое у нас есть, — это деньги, которых у нас нет!» — бывшая коллега процитировала фразочку, которая с моей легкой руки стала негласным девизом коллектива.

В самом деле, сия мудрость мне очень близка, причем даже не в связи с деньгами. С годами начинаешь все выше ценить свое время и до совершенства оттачиваешь навык посылать тех, кто на него покушается, туда, куда Макар, если он не извращенец, никогда не гонял невинных телят.

Ответы на вопросы приобретают изысканную лаконичность форм, в которых отливают топоры палачей и ножи гильотин: «Лен, внесешь правки, которые заказчик прислал пятью аудиофайлами, потому что ему лень формулировать свои мысли и записывать их?» — «Нет». «Елена, сможете снова съездить на интервью к клиенту, который не знает, о чем говорить, поэтому споет вам все ту же песню в третий раз?» — «Нет». «Лена, тебя ждать на планерку, которая на фиг никому не нужна, но традиции святы, а ты же напишешь все за ночь к утру?!» — «Нет».

Сим, сын Ноя, жил шестьсот лет, а мне не так повезло с наследственностью, и я не могу разбазаривать время. Не все оно меняется на деньги, есть золотой запас, который предназначен для родных и друзей. Они могут прислать тупой видосик, смешную фотку или полночную мысль глубиной в Марианскую впадину, позвонить, прийти, отвлечь, оттащить от компа, разложить шахматную доску, поле для «Монополии» или бумажки с тестами, налить, еще раз налить, обсопливить мою жилетку или настойчиво подсунуть свою. Им — можно. Прочим — нет.

По-моему, это правильно.

— Окей, я перейду к делу: возьмешь заказ на фильм? — Соколова уяснила, что в реверансах и прелюдиях необходимости нет, и заговорила иначе.

— О чем и почем?

Я иногда беру разные журналистские шабашки. Это и лишнюю копеечку приносит, и кое-как удовлетворяет мою тоску по славным телевизионным временам с прямыми эфирами и всяческой движухой. Что уж скрывать, нынче моя жизнь скучновата, приходится разнообразить ее по мере сил и возможностей.

— Почем — это ты с Мастодонтом договоришься, он и заказчик, и инициатор этого проекта.

— Да ладно? Тряхнул дедуля седой стариной?

Мастодонт — это собственник телекомпании, в миру — Анатолий Ефимович Масин. В уютные застойные времена он был директором какого-то завода, потом умудрился прихватизировать производство, сделался неприлично богат и прикупил себе всякого разного, в том числе и нашу молодую тогда телекомпанию. Но в работу программной дирекции и продакшн Мастодонт давно уже не вникал, ограничившись финансовым контролем и представительскими функциями, — он очень любит держаться вблизи власть имущих.

— Странно, да? — Катерина разделила мое удивление. — Хотя и закономерно. Антиповец все же какое-то время был совладельцем нашего канала, а у Мастодонта, говорят, есть доля в его «оптушке». Так что со стороны нашего шефа это что-то вроде дани памяти соратнику и компаньону…

— Антиповец? — я перебила, не дослушав. — Стой, погоди, вы хотите заказать мне фильм о нем? А ты в курсе, что он…

— Уже во всех смыслах не с нами? — подхватила экс-коллега. — Конечно, это и стало поводом для Мастодонта! Он же хочет не просто фильм-воспоминание с задушевными бла-бла-бла, а журналистское расследование!

— Это очень интересно…

Я прикинула: отличная возможность разобраться с ЧП на автодроме не в режиме предосудительной партизанщины, а с соответствующими полномочиями!

Конечно, Лазарчук не откажется от мнения, будто я снова путаюсь под ногами у следствия, но я смогу делать гордый вид — мол, сие не мой досадный каприз, а важный общественный заказ!

— Минутку, а почему вы не хотите сделать свой редакционный материал?

— Ле-на-а-а! — Катерина застонала. — С кем его делать? Я повторюсь, шеф хочет основательное журналистское расследование, как в старые добрые времена, а у меня в редакции сплошь мальчики-девочки, чей потолок — видосики в Интернете! Они тексты пишут с кошмарными ошибками, думать сами не умеют, что они там расследуют?!

— У тебя из старой гвардии Муромец остался, — напомнила я.

Никита Муромец подвизается на ТВ в качестве политолога-аналитика, его авторскую рубрику «Между тем» периодически подвешивают к выпуску вечерних новостей. Обычно Муромец с умным видом разъясняет и аргументирует позицию региональных властей, начиная со своего коронного приветствия: «Между тем здравствуйте!»

— Про Муромца даже не говори мне! — вспылила Катерина. — Ты знаешь, что он учудил?

— Не знаю. Неужто покритиковал губернатора? — притворно ужаснулась я.

— Хуже! Он свалился с коронавирусом! Как тебе? Все нормальные люди давно переболели и привились, ковид — позавчерашний день, уже неактуальная тема, а наш Муромец в нее только сейчас ворвался! Вот это, я понимаю, позднее зажигание! — Катерина аж закашлялась от возмущения. Кое-как она успокоилась и заговорила ровнее: — Короче, на этот проект нужен опытный журналист, желательно из наших бывших, кто знает историю канала и его основателей и при этом достаточно зубастый. Ты как раз подходишь, Мастодонт сам тебя вспомнил. Ну, согласна?

— Предварительно — да, но все-таки хочу понимать, что мне за это будет.

— В смысле гонорара — не обидим, не сомневайся. И все ресурсы выделим.

— Ну-ка, ну-ка? — про ресурсы мне было интересно. — Теплякова мне дашь в операторы?

— Женю-то? — Катерина хмыкнула. — Лена, я помню, что Тепляков много лет был твоим напарником, но вы, наверное, давно не общались. У Жени теперь гастрит и спина больная, он у нас на выезде уже не работает, только в студии — там тепло, светло, спокойно, не надо тяжести таскать. Но я тебе дам молодое дарование. Перспективный юноша, зовут Данила. Снимать умеет, любит и не ленится, недавно с камерой на плече на башенный кран залез, чтоб панораму стройки сделать. Я ему говорю — зачем, есть же коптер, он прекрасную картинку дает? А он — коптер не живой, он без души снимает… А? Поэт! Философ! Энтузиаст! Придурок… Тебе понравится. Ну, и машину вам дать постараемся, если нужно. И все полезные контакты, хотя у тебя, я помню, свой прекрасный человек в ГУВД имеется, — тут Катерина вздохнула.

Я вспомнила, что приводила Лазарчука, который тогда как раз развелся, на какой-то наш тивишный корпоратив. Лет десять назад это было, а смотри-ка, запомнился наш бравый мент, запал в девичью память!

— Ладно, считай, я согласна.

— Отлично, тогда будь готова, тебе позвонят!

— Всегда готова! — мы закончили разговор.

Я убрала в карман мобильный и остановилась, дожидаясь, пока на светофоре загорится зеленый. Мне осталось через улицу перейти — и вот он, наш дом.

От нечего делать я рассматривала открывшуюся мне картину. Вполне симпатичную — дом у нас трехэтажный, с толстыми стенами, высокими потолками и уютной бюргерской архитектурой, его еще пленные немцы в пятьдесят втором году построили. Два крыла неравной длины образуют прямой угол, короткой стороне параллельна оживленная улица, а вдоль длинной, куда выходят окна нашей квартиры, тянется зеленая зона. Там травка, липы и сосны в четыре ряда — и никаких тропинок, кроме протоптанных собаковладельцами и их питомцами.

В период локдауна это было очень оживленное место, какая-то собачья Пикадилли — кажется, все хвостатые и усатые-полосатые района там выгуливались, причем не только песики, но и котики, и хорьки, и дюжие морские свинки. Я даже игуану на поводке и в шлейке как-то видела! А некоторые собаки гуляли под нашими липами так часто, что я стала узнавать их морду лица.

Особенно мне запомнился один мопс, он, наверное, использовался для легализации прогулок всех жильцов многоквартирного дома: уходил из сквера с одним двуногим сопровождающим, вскоре возвращался с другим — и так с утра до вечера. На редкость строен и поджар сделался этот изначально жирненький мопсик к концу карантина…

Сейчас в «зеленке» у нашего дома тоже прохаживалась собака, но одинокая, без своего человека. Я присмотрелась издали — в ошейнике, но без поводка. Потерялась, что ли?

Собака бродила по траве, обнюхивая стволы деревьев, но вдруг вскинула голову, насторожилась — и через пару секунд рыжей молнией метнулась к дому.

Куда это она? Надеюсь, не кота гонять?

У наших соседей со второго этажа есть кот, который гуляет сам по себе. Он важен, толст, нетороплив и абсолютно уверен в своей безопасности, а тут какая-то незнакомая собака…

Я встревожилась и заторопилась через дорогу — как раз зажегся зеленый, — спасать кота. Но еще с пешеходной «зебры» увидела, что собака нацелилась вовсе не на него.

Вдоль длинного фасада дома по дорожке под балконами к воротам, ведущим во двор, короткими переходами двигалась старушка Татьяна Васильевна из десятой квартиры.

Ей уже далеко за семьдесят, но она все еще работает, преподает деткам русский язык и литературу. Школа, где она трудится, находится совсем рядом, всего в квартале от дома, и Татьяна Васильевна ходит туда и обратно пешком. При этом она всегда изрядно нагружена, потому что письменные работы проверяет не в учительской, как ее более молодые коллеги, а у себя дома — неторопливо и обстоятельно. Тетрадок много, они объемные и тяжелые, и Татьяна Васильевна не расстается с черным кожаным портфелем, знававшим лучшие времена. Округлый, почти бесформенный, он всегда блестит и источает запах гуталина…

Может, собаке этот аромат не понравился? Или, наоборот, почему-то привлек ее?

Бедная Татьяна Васильевна в очередной раз остановилась и поставила свою нелегкую ношу на землю, давая себе передышку, и тут набежавшая сбоку четвероногая разбойница цапнула скобку кожаной ручки и потащила портфель прочь от его законной владелицы!

Ну как потащила? Поволокла с заметным усилием, подпинывая на ходу передними лапами, роняя, валяя в пыли и опять подхватывая за ручку.

Я неуверенно хихикнула, но спохватилась и ускорилась, намереваясь сделать то, что не под силу усталой старушке: догнать хвостатого грабителя и вернуть портфель Татьяне Васильевне.

Бабушка, впрочем, и сама уже пустилась в погоню, но та в ее исполнении выглядела жалко. Старушка-учительница, держась одной рукой за поясницу, другую простерла вослед удаляющейся псине с портфелем и сделала пару неверных шагов. При этом она взывала хорошо поставленным учительским голосом:

— Собака, ты куда? Вернись сейчас же! Я кому сказала?

— Встань и выйди из класса, — пробормотала я, потому что это напрашивалось само собой. — И без родителей не возвращайся…

Родителей, то есть хозяев предприимчивой собачки, по-прежнему не было видно. Сознавая свою роль в истории, я обогнала Татьяну Васильевну и уже почти настигла разбойную псину — та двигалась на пониженной скорости, потому как портфель ей очень мешал. Я наклонилась и потянулась, собираясь схватить собаку за ошейник, и тут вдруг за моей спиной страшно грохнуло — как будто что-то взорвалось.

Я рефлексивно отскочила в сторону, чуть ли не в воздухе, в прыжке — в пируэте, как фигуристка! — развернулась и увидела широкий столб не то дыма, не то пыли.

Из него, чихая и кашляя, выдвинулась Татьяна Васильевна. По моей ноге мазнуло мягким — это собака, бросив портфель, подбежала к старушке и запрыгала вокруг нее, всем своим видом и поведением изображая искреннюю радость.

— Ах ты, умница, — почему-то говорила ей соседка. — Хорошая собака, молодец!

— Садись, пять, — снова машинально пробормотала я.

Пыль оседала, открывая картину неожиданных разрушений. На узком тротуаре, как раз там, где устраивала привал уставшая старушка-учительница, лежал помятый и разбитый короб с непонятным барахлом.

Осмотревшись и углядев дырку в стене под крышей, я поняла, что случилось: сорвался и упал тяжелый кондиционер. Вместе с одним кронштейном — второй так и торчал в стене одиноким крюком.

— Витька, черт безрукий, ты как новый кондюк повесил? На сопли свои налепил его?! — донеслось сверху.

Тетя Соня Соломонова из второго подъезда, опасно перегнувшись через перила своего балкона, рассматривала дырку в стене и ругала супруга. Тот появился в окне, высунулся наружу, зачем-то пощупал уцелевший кронштейн и снова спрятался, плотно закрыв раму.

— Убью, бестолочь! — убежденно пообещала тетя Соня нам с Татьяной Васильевной и тоже скрылась в квартире.

— А я же как раз там стояла, на том самом месте, — опустив взгляд с горних высей, где бушевал ангел возмездия тетя Соня, на разбитый кондюк, поразительно спокойно сказала старушка-учительница. И вдруг охнула, схватилась за сердце — осознала: — Да если бы собачка не увела меня, не спасла…

— Тихо, тихо, — я подхватила Татьяну Васильевну под локоть, помогла дойти до ворот и присесть там на выступ-лавочку. — Все хорошо, обошлось, ничего страшного не произошло… пока. — Тут я оглянулась на окна квартиры Соломоновых, где что-то страшное могло происходить прямо сейчас. — Надеюсь, тетя Соня не убьет дядю Витю…

— За сорок лет не убила — и сейчас пощадит, — хмыкнула Татьяна Васильевна и огляделась: — Собака где? Спасительница моя. Иди сюда, хорошая, иди ко мне, умница!

Хорошая умница охотно подбежала к нам и села у ног старушки, преданно глядя ей в лицо и, кажется, улыбаясь. Я плохо разбираюсь в собачьей мимике — опыта маловато. Всего-то одного мопса продолжительно наблюдала в локдаун, да и у того единственная мина была — гримаса неизбывного страдания.

— Ты, деточка, бездомная, да? — сочувственно спросила соседка собаку. — Как жаль, что я не могу взять тебя к себе, мои кошки мне этого не позволят… Но хотя бы накормить тебя, милая, я просто обязана.

Она встала, беспомощно посмотрела на свой портфель — тот, помятый и пыльный, похожий на подсдувшийся мяч, валялся в нескольких метрах от нас.

Я сбегала и принесла старушке ее злополучную ручную кладь. Хотела проводить Татьяну Васильевну до квартиры, помочь ей донести портфель, но она решительно воспротивилась:

— Сама дойду, я уже в полном порядке. А ты, деточка, с собачкой побудь тут, пожалуйста, чтобы не убежала она. Я ей вкусненького принесу… Сидеть! Ждать! — велела она псине и пошла в свой подъезд.

Сидели и ждали мы минут пятнадцать, не меньше. Что поделаешь, старенькие бабушки — они не скороходы. За это время я успела пообщаться с полудюжиной соседей, встревоженных эффектным падением соломоновского кондюка.

Обсудив случившееся, народ сошелся во мнении, что Татьяне Васильевне чудесным образом повезло, а дяде Вите Соломонову — вовсе наоборот. Надо добиться от РЭПа проверки навесных конструкций типа «кондиционер бытовой», потому что те у нас налеплены, как ласточкины гнезда, во множестве, а чудо-собачек на всех не напасешься.

— Свалится такой гроб с музыкой кому-то на голову — и привет! — веско молвил Василий Челышев — глава многодетного семейства, живущего на первом этаже.

— Дорожку эту обходить надо, — озабоченно сказала Маринка Лосева, наш управдом. — Я говорила, предупреждала: на нее и снег с крыши валится, и сосульки…

— И кондиционеры, — ехидно поддакнула Маринкина матушка — шикарная старуха Элина Абрамовна. — И прищепки с балконов.

— Против прищепок мы не возражаем, наш Ромик очень любит их собирать, — заявила молодая мать Настя. — А вот окурки с балконов я бы очень попросила не бросать!

— Ха, окурки! — дядя Боря Трошкин передернул плечами в малиновом пиджаке, надетом на майку-алкоголичку, — его любимый наряд для выхода в люди. — Бабка Плужникова со своего третьего этажа огурцами кидается и персиковыми косточками!

— Не персиковыми, а алычовыми! — возмутилась сама бабка Плужникова. — Откель у меня деньги на персики, они дорогие, как сто собак!

— Кстати, о собаках! — сквозь небольшую толпу соседей, активно обсуждающих риски прогулок под балконами и дороговизну продуктов питания, протиснулась Татьяна Петровна с пластиковой миской в руке. — Иди покушай, детка!

Все замолчали, глядя, как старушка-учительница ставит перед своей спасительницей угощение.

— Никак борщ с говядиной? — пошевелив носом, уточнил Василий Челышев и вздохнул.

— И откель у тебя, Танька, деньги на говядину? — моментально завелась скандальная бабка Плужникова.

Я тихо отделилась от толпы и пошла домой.

Я не чудо-собачка, меня борщом никто просто так не накормит, придется самой позаботиться о лазанье насущной.

Во второй половине дня мне позвонил незнакомый юноша.

— Здравствуйте, Еленыванна, — сказал он избыточно почтительно. — Это Данила с телевидения, вам Екатеринмихална звонила…

— Здравствуйте, Данила… а по батюшке как?

— А чего сразу по батюшке? — озадачился юноша.

— Ну, не по матушке же? Вроде не за что пока, — развеселилась я.

— Ну, Андреевич я…

— Даниландреич, стало быть…

— Ой, давайте я буду просто Данила, можно Даня!

— Только если я буду просто Елена!

— А можно?! — юный Андреич и удивился, и обрадовался. — Вы ж у нас тут эта… живая легенда!

— Живая — это хорошо, — я непроизвольно поморщилась.

Дожила! Восторженные телевизионные новобранцы воспринимают меня как ветерана Пунических войн!

— Ну, когда мы приступим? С чего начнем? — юный Андреич рвался в бой.

— С личного знакомства? — предложила я. — Как насчет кофе с круассаном или чая с ватрушкой?

— Это я всегда с удовольствием!

Я удовлетворенно кивнула: не обманула Катерина, из юноши в самом деле может получиться толковый оператор.

Для тружеников камеры и микрофона неизменно хороший аппетит и способность есть когда угодно и что угодно про запас, как это делают верблюды, считай, наипервейший показатель профпригодности. Даже важнее, чем семижильность, умение за минуту собираться по тревоге, крепкие плечи и нервы, руки без дрожи и точный глазомер.

Мы договорились о завтрашней встрече, и я пошла разогревать обед: как раз вернулся со своей практики вождения Колюшка.

— Как прошло сегодняшнее занятие? — осторожно поинтересовалась я, когда сын сел за стол.

— Не так как вчерашнее: сегодня никто не взорвался, — ехидно ответил потомок. — Тебя же именно это интересует?

— В том числе да. А по поводу вчерашнего взрыва что слышно? — я отбросила церемонии, спросила прямо: — Наверняка ученики и работники автошколы обсуждают эту тему и что говорят?

— Кто что, — Колюшка принялся за лазанью. — Мой инструктор — что их трясут, как грушу, выясняют, как в машину взрывное устройство попало.

— И как? — заинтересовалась я.

— Похоже, что с личными вещами. Валина сумка лежала на заднем сиденье.

— Это значит, что взорвать хотели именно ее, — рассудила я.

— Ага. Валин инструктор крестится как заведенный, не нарадуется, что жив остался. Он же вообще-то тоже в машине сидел, но вылез, чтобы со стороны посмотреть, как она будет выполнять заезд в гараж и параллельную парковку.

— Это, конечно, хорошо, что он вылез, но подозрительно, — заметила я.

— Вот-вот! — сын поднял вилку. — Следователь, похоже, тоже так считает. Инструктор, его Максим зовут, жаловался, что из него душу вынули, расспрашивая, что да как.

— В смысле?

— В смысле, когда и где он Валю в машину сажал, как маршрут выбирал и упражнения планировал, почему оставил ученицу в машине одну… Есть еще что-нибудь?

— В смысле вопросов? — не поняла я.

— В смысле еды! Я бы не отказался от добавки, — сын вытянул шею, присматриваясь к кастрюлькам на плите.

— Могу предложить булку с маком.

— Лучше две!

— Держи, — я выдала юному проглоту две булки и кружку компота. — И продолжай.

— Продолжаю, — сын впился зубами в сдобу.

— Не есть продолжай! Хотя и есть, конечно, тоже. Рассказывай! Как объясняет свои действия инструктор Максим?

— Никак не объясняет. А что такого-то? Валентину он всякий раз встречал на парковке у торгового центра. Она приезжала туда на своей машине…

— Постой, какая своя машина? У нее же еще не было прав!

— Прав не было, а своя машина уже имелась, — сын доел первую булку и скривил лицо в недовольной гримасе, но не в адрес производителей выпечки: — Богатый старый муж раскошелился на новую «Тойоту» и личного водителя. Тот девчонку и возил. Из дома забирал, доставлял к ТЦ, там она пересаживалась в учебную машину и ехала заниматься на автодром. Потом назад на парковку, в «Тойоту» и домой. Я так понял, старый пень молодую жену жестко контролировал, не оставлял без присмотра.

— И все равно недосмотрел, видишь, убили ее, — я отвернулась к мойке, чтобы заняться грязной посудой.

— Теперь ты мне расскажи, что я пропустил? — сын покончил с обедом, но не спешил вставать из-за стола. — Что за цирк с собачками у нас во дворе? Пацаны в углу строят виллу из картонных коробок, одеяло расстелили, на нем какая-то Каштанка дрыхнет, как у себя дома, и никто ее не гонит, наоборот: миски с кормом в ряд стоят, обед из трех блюд минимум, только компота не хватает, — тут он заглянул в свой стакан и протянул его ко мне, безмолвно требуя добавки.

— Собака рыжеватая, похожа на помесь спаниэля с просяным веником? Это спасительница Татьяны Васильевны, — я налила потомку еще компота.

— Старой училки?

— Точно. Она, собака эта, вовремя увела сегодня бабулю из-под обрушившегося кондиционера. Возможно, жизнь ей спасла.

— И все? — сын выразил сомнение. — Спасла одну старушку — и сразу стала героиней всего двора? Ты правда думаешь, что наши пацаны так высоко ценят жизнь придирчивой училки русского и литературы?

Я обдумала сказанное и признала:

— Ты прав. Кажется, я тоже что-то пропустила. Спрошу у Маринки…

Тихо, чтобы не мешать работающему за своим компом мужу, я сходила в комнату за оставленным там мобильным и позвонила нашей управдомше.

— Ну что еще, что?! Ни сна, ни отдыха измученной душе! — с ходу заныла в трубку Лосева.

Она, между прочим, моя бывшая однокурсница — тоже на филфаке училась, но как-то переквалифицировалась в управдомы.

— Не плачь, девчонка, пройдут дожди, — игнорируя плаксивый тон собеседницы, бодро сказала я. — И вообще все пройдет, и это тоже.

С Маринкой надо знать, как разговаривать: она феноменальная хныкса и пессимистка, у нее все всегда плохо.

— Что — это? — спросила она с подозрением.

— Ты мне расскажи, — предложила я. — Что за суета вокруг собаки? По-моему, Белке и Стрелке во время предполетной подготовки меньше внимания было, чем этой нашей Каштанке.

— Анжеле, — поправила меня Маринка.

— Кому?!

— Собаку назвали Анжелой, — объяснила управдомша. — Хотели Ангелом, но ветеринар сказал, что она далеко не кобель.

— А что, и ветеринар уже был? — я искренне удивилась.

Чтобы жители нашего дома дружно воспылали такой любовью к приблудному четвероногому, должно было случиться что-то совершенно особенное!

— А, так ты не в курсе, — Маринка повеселела. Она любит поболтать, особенно в режиме просвещения темных масс. — Ну, тогда слушай. Как Васильевна накормила собаку, ты видела, потом народ разошелся, во двор вышли дети. Старшие мальчишки Челышевых, оболтус Прокопенко, младший Косов — ну, ты знаешь эту гоп-компанию. Короче, затеяли они в футбол играть, но Катька Челышева отогнала их подальше от своих окон, чтобы опять ей стекла не побили.

— Я про собаку узнать хотела!

— Я про собаку и рассказываю. Она лежала на газоне, отдыхала, должно быть, после сытного обеда. Но не спала, за происходящим приглядывала. И тут кто-то из старших пацанов пнул по мячику так, что он на дорогу полетел, а Лешка Косов — он типа на воротах стоял — со всех ног за ним, за мячом то есть. И выскочил бы, дурень, прямо под машины, а они как раз на зеленый летели, если бы не эта собака.

— Она остановила Лешку? — не поверила я.

Младший Косов — весьма упитанный мальчик. Собака средних размеров в лобовом столкновении с ним была бы сметена и повержена.

— Она остановила мяч! Точнее говоря, отбила его обратно — и прямо в ноги Лешке! Он и упал. Нос разбил, зато под «КамАЗ» только шапочка угодила.

— Какая шапочка? — я ощутила легкое головокружение.

— Да бейсболка, что на Лешке была! Она на проезжую часть укатилась — и все, всмятку!

— Вот это история! — подивилась я. — Собака, получается, подтвердила свой статус ангела-хранителя!

— Ну! Потому Верка Косова и окрестила ее Анжелой! И зацеловала прям всю, и говяжью вырезку ей скормила, и к ветеринару свозила.

— К ветеринару-то зачем? Собака как-то пострадала?

— Как выяснилось, у нее есть ушибы и ссадины. Это Верка обнаружила, когда ее обнимала как родную. Ветеринар сказал — похоже, собаку недавно били палкой, а вообще-то она домашняя, ухоженная. Груминг там, когти подстриженные… А на шее у нее узел болтался, видно, к ошейнику была веревка привязана. Странно, ошейник хороший, кожаный, а вместо поводка простая веревка?

— Может, собаку украли у хозяев? — предположила я. — Увели на веревке, а она сорвалась и убежала, но не нашла путь домой.

— Годная версия, — согласилась Маринка. — Надо бы запостить в соцсетях объявление, что найдена собака. Пойду, сделаю это, а потом попрошу всех жильцов расшарить эту публикацию.

— Давай.

Я благословила управдомшу на доброе дело и села за работу.

На редактуру дамского романа у меня было три дня, пошел уже второй, а я еще и до середины текста не добралась. Как оставила героиню после первой эротической сцены, так она и валялась до сих пор в объятиях возлюбленного.

С копчиком, отбитым о ребро, и множественными повреждениями от царапающих взглядов.

Бедная женщина!

К вечеру погода испортилась, полил дождь, да такой сильный, что промятая колесами лужа под воротами, на выезде со двора, превратилась в славное море — священный Байкал, свободно раскинулась вдоль и вширь и даже залила первую ступеньку крыльца.

Колян, опасливо поглядев в окно на это безобразие, спросил дрессированный ИИ в своем смартфоне:

— Сири, какой прогноз погоды на завтра?

— Завтра днем будет преимущественно ясно, солнечно, воздух прогреется до двадцати двух градусов, — немного подумав, жизнерадостно ответила виртуальная помощница.

— Можешь называть меня Повелитель, — услышав позитивный ответ, благосклонно разрешил Колян.

— Хорошо, я буду называть вас Повелитель, — сговорчиво согласилась Сири и, подумав, подхалимски добавила: — Повелитель — красивое имя.

— Сири, я твой отец! — откровенно наглея, заявил Колян.

— И мы будем вместе править галактикой! — радостно подхватила подлиза-Сири. — Как отец и интеллектуальная система!

— Вообще-то он МОЙ отец! — ревниво напомнил Коля-младший.

— Третьим будешь, — успокоил его отец и повелитель.

— Короче, вы на троих распатроните галактику, — хмыкнула я.

И подумала, что надо бы выяснить мое место в этой иерархии. Я при таком раскладе буду мать и повелительница — или так, пятое колесо в космической телеге?

Непогода прозрачно намекала, что надо бы пробираться в высшие эшелоны власти: в низших всем, кроме рыб и жабродышащих, в ближайшее время будет некомфортно.

— Очередной великий потоп! — встав рядом со мной у окна, прокомментировал происходящее за бортом Колян.

Дождь лупил по моревидной луже, та волновалась, шла рябью, как змеиная шкура. Зрелище завораживало.

— О! Ты слышишь? — муж сунулся ближе к стеклу и приоткрыл оконную раму.

Вместе с водяной пылью в помещение проник мужественный голос:

— Врагу-у-у не сдае-отся наш го-ордый «Варяг»!

Не попадая ни в ноты, ни в ритм дождя, барабанящего весьма энергично, из-за угла выплыл Василий Челышев.

— Набрался, — резюмировал Колян.

— Во всех смыслах, — поддакнула я.

На ногах у Василия были резиновые сапоги, но он то и дело загребал ими воду. Куртка с капюшоном, в нормальном состоянии серая, потемнела — промокла насквозь.

Колоколом бумкнула железная дверь подъезда.

— Ах ты ж, гад! — громко и почти восторженно вскричал женский голос.

Пение Василия достигло слуха его супруги Катерины.

— Ну, я тебе сейчас!

Формулировка грешила неточностью, но Василий, похоже, прекрасно понял, что его ждет, и резко сменил курс, повернув на девяносто градусов от крыльца, к которому собирался причалить.

По морю-луже прошла волна, покачнувшая большую ветку, — ее муж нашей управдомши Марины Семен Петрович заботливо воткнул в колодец ливневки, с которого водой выбило крышку.

Ветка пошатнулась, листья на ней затряслись.

Василий заметил это движение и, видимо, расценил его как призыв.

Он сменил репертуар, лирично запел:

— Бе-елая бере-оза… под моим окно-ом… — и рывками, качаясь под действием принятого на грудь, пошел к воспеваемой «березе».

— Стой! Куда ты, дубина?! — рявкнула с крыльца, как с трибуны, Катерина.

— Эх, дуби-инушка, ухнем! — грянул Василий.

Дотянулся до дубинушки-березушки, широким жестом обнял ее, и да, ухнул!

— Там же люк, придурок! — взвизгнула Катька. — Ой, ма-а…

Закачалась, медленно поплыла по волнам освобожденная из плена люка ветка. Василий, занявший ее место, на секунду скрылся под водой, но тут же вынырнул и захрипел.

Меня обдало ветром: Колян сорвался с места, выскочил из квартиры, запрыгал вниз через две ступеньки.

Так и побежал в мягких домашних тапках из овчины, сообразила я, машинально отметив отсутствие грохота, который должны были бы производить гигантские шаги супруга.

— Что? Что случилось?! — прибежал из своей комнаты сын — на голове наушники, на лице испуг.

— «Варяг» тонет, — пробегая мимо него (и тоже в тапках), коротко ответила я и выскочила за дверь.

— Мам, ты совсем с ума сошла? — вдогонку поинтересовался непочтительный отпрыск.

Я сказанное им запомнила и даже успела, пока бежала вниз, сделать правильный вывод: так-так, значит, сынок считает, что обычно его любимая мама слегка не в себе! Ладно, проведем воспитательную беседу.

Потом. Когда предотвратим затопление «Варяга»…

Но принять участие в экстренных спасательных работах я не успела. Опоздали даже Колян и Катерина, бросившаяся с крыльца, как ее тезка, героиня пьесы Островского, с утеса.

Рыжая собака, названная Анжелой, опередила всех.

Когда я вылетела из подъезда, затормозив на крыльце у захлестываемой волнами нижней ступеньки, Василий уже отдалялся от невидимого теперь люка малым задним ходом, буксируемый вцепившейся в его куртку собакой.

— Р-родненькие вы мои! — причалив к крыльцу, захрипел спасенный и полез обниматься почему-то к Коляну, игнорируя собственную супругу.

Та, впрочем, тоже кинулась на шею вовсе не мужу: Катерина трясла и тискала мокрую собаку. А та и сама дрожала — во все стороны летели брызги.

— Вот! — прибыли новые действующие лица: из подъезда выскочили Маринка с мужем. — И вот!

Практичные Лосевы прибежали с пледами. Одним укутали Василия, другим собаку.

— Мне бы чего погорячее, — откашлявшись, просительно сказал Челышев.

— Погорячительнее тебе? — тут же завелась Катерина, тряся кулачками в опасной близости от физиономии супруга. Тот отворачивался и страдальчески кривился. — Ах ты ж, гад такой! Нажрался — и топиться, а у тебя, между прочим, дети! Кредиты! Ипотека еще не выплаченная!

— Ну-у, понеслась! — Многодетный отец повернулся и, спасаясь от набегающей сзади благоверной, скрылся в подъезде.

На крыльце остались пятеро: мы с Коляном, Лосевы и собака.

— Сема, ветку надо обратно воткнуть, — посмотрев на лужу, сказала мужу Маринка.

— Сейчас, только заброды надену, — Семен Петрович повернулся и пошел в подвал, где он хранит свое снаряжение рыболова.

— А Желечку в подъезде устроить, — продолжила распоряжаться управдомша.

Я поглядела на газон, где днем пацаны соорудили Анжеле виллу из коробок. Картонки размокли и покривились. Очевидно, собака пряталась от дождя под навесом на крыльце первого подъезда, оттуда и высмотрела утопающего…

— У нас есть коврик из пенки, им никто не пользуется, Анжеле на нем не холодно будет, — вспомнила я и заспешила вверх по лестнице.

Заодно с ковриком принесла пару сосисок.

Маринка притащила миску собачьего корма — надо же, обделила любимого чихуахуа! Колян тем временем отжал и выкрутил снятый с собаки мокрый плед и затейливо пристроил его сушиться на почтовых ящиках, заодно отгородив угол, где мы устроили на постой нашу рыжую подругу.

— Кодовым замком пока не пользуемся, — предупредила еще Маринка и подперла дверь подъезда кирпичом. — Все, я пошла к себе. Надо проинформировать жильцов.

Я присела на корточки рядом с псиной, охотно улегшейся на пенку.

— Ты отдыхай уже, подруга, — сказала я ей, и пушистый собачий хвост застучал по полу, а шершавый язык прошелся по моей руке. — Хватит на сегодня героических подвигов.

— Апчхи! — чихнул Колян.

— Вот, я правильно говорю, — кивнула я на мужа. И, спохватившись, встревожилась: — Ты что, простудился? Ну конечно, помчался на улицу в тапках, ноги промочил!

— А сама-то ты, можно подумать, в галошах прибежала! — огрызнулся супруг.

Из подвала на выход мимо нас, громко бу́хая литыми резиновыми забродами длиной до бедер, проследовал невозмутимый Семен Петрович в брезентовом плаще с капюшоном.

Мы молча проводили его уважительными взглядами, прощально помахали героической собаке и пошли к себе.

— Куда это вы ушли? — открыв нам дверь, спросил Колюшка. И, посмотрев на наши ноги, добавил в голос печального удивления: — В белых тапках…

— К счастью, не в последний путь! — бодро ответил Колян и задорно чихнул.

— Не говори так, — я поежилась. — Слава богу, все живы. И даже будут здоровы, если быстро согреются… Сын, сделай чаю с малиной! Колян, бегом в ванную — парить ноги, а я найду нам сухие тапочки и теплые носки.

Четверть часа спустя мы сидели на кухне. Пили горячий чай и наблюдали, как в стиралке кувыркаются тапки из овчины, время от времени прижимаясь изнутри к стеклу дверцы, как белые меховые лапы какой-то зверюшки.

Тема странных животных, конечно, не закрылась. Управдомша в красках пересказала в домовом чате последнюю историю с участием приблудной псины и попросила всех расшарить в соцсетях ее пост «Найдена собака».

Мнения жильцов разделились. По большей части народ высказывался в духе «такая корова нужна самому», возражая против поиска хозяев Анжелы.

Однако Вера Косова напомнила, что собаку, по словам ветеринара, били палкой, так что разобраться с ее хозяевами все-таки нужно. Если они жестоко обращались с животным, мы им, как минимум, сделаем внушение и Анжелу не отдадим.

При этом желающих взять собаку на постой к себе в квартиру пока не нашлось.

— Может, мы ее себе заберем? — загорелся Колюшка.

Я вспомнила, как лет пятнадцать назад прооперировала глаза и вернулась домой из клиники в черных очках. «Мамочка! Бедненькая! Ты ничего не видишь?! Ур-р-ра!» — возопил любящий сын и побежал разбивать копилку. «Коля, оставь копилку, и почему ура?!» — спросила я, неприятно удивленная. «Мамочка! Раз ты слепая, теперь мы наконец-таки купим собачку!!! И она будет тебя водить!» — ответствовал заботливый ребенок.

— Мы не можем, — ответил муж, пока я вновь переживала давнюю обиду. — Ты забыл, что у тебя аллергия на шерсть животных? Вот тут Челышевы предлагают дать этой собаке статус сына полка, то есть дочери нашего многоквартирного дома, — он постучал пальцем по экрану смартфона. — Василий обещает сам, лично, построить для своей спасительницы капитальную будку. Только просит всех скинуться…

— На стройматериалы? — я понятливо кивнула, но не угадала.

Конец ознакомительного фрагмента.