Неявная прелесть

Елена Литвинова, 2022

Первая любовь практически никогда не бывает счастливой. Теперь я знаю об этом не понаслышке. Любимый парень предал, меня несправедливо обвинили в воровстве и убийстве. А новые отношения… Есть ли они вообще? Или я – игрушка альфы оборотней Кирилла Аверченко? Публикуется в авторской редакции с сохранением авторских орфографии и пунктуации. Содержит нецензурную брань.

Глава 9. Альфа.

— Алечка, детка, — слащаво произнёс отец Дениса, остановившись неподалёку от меня. Я сделала пару шагов в его сторону, но цепь натянулась. — Хочешь пить?

Я закивала головой. Мужчина жадно осмотрел мою грудь, плохо прикрытую бюстиком.

— Где… Денис? — прохрипела я.

— А Денис уехал, вернее, улетел. Нечего ему тут делать. Я только что из аэропорта, — Герман Александрович отвернул пробку у бутылки, поднёс ту ко рту и сделал глоток. Я жадно следила за всеми его действиями.

— Пить, — прошипела я, умоляюще глядя на мужчину. Тот ухмыльнулся и сказал:

— Будешь ко мне по ласковее — дам глоток, — и он многозначительно провёл по ширинке. Да, мне было плохо, и я была готова униженно молить об утолении жажды. Но открытая похоть в мой адрес отца Дениса вызывала во мне только омерзение. Я отвернулась и пошла к столбу. И тут почувствовала, как мне в спину что-то прилетело. Еле-еле стоя на ногах, меня пошатнуло, но всё же я оглянулась. Этот урод кинул мне в спину открытой бутылкой воды, и сейчас остатки влаги впитывала в себя сухая июльская земля.

— Сука, я всё равно тебя поимею! — со злостью крикнул мужчина.

— Заткнись и вали отсюда! — донеслось из открытого окна стерегущего меня авто. — Доложим альфе, что нарушаешь его приказы, Спелов!

Я опять прижалась спиной к столбу и спрятала своё лицо за волосами. Мне хотелось разрыдаться, но и показывать свою слабость перед этим уродом мне не хотелось. Пару слезинок капнуло на руку, но влаги во мне осталось мало, поэтому больше слёз выдавить не удалось. Сознание опять покидало меня с уже большей периодичностью. Словно в бреду, мне мерещились картины того, как на моё спасение приходит Денис.

Он пинками и кулаками раскидывает охрану, срывает с моей шеи чёртов ошейник, берёт меня на руки и несёт прочь от этого кошмара. Я же тянусь к нему и целую его в шею. А он своей рукой лезет под мой лифчик и мнёт грудь…

И тут я поняла, что кто-то делает это на самом деле. Я попробовала убрать чужую руку со своей груди, но, поняв, что оказываю сопротивление, мою шею обмотали цепью и придушили меня. Когда я начала терять сознание, то шею ненадолго освободили. Кислород хлынул в моё многострадальное горло, я закашлялась. В это время мои руки примотали к моему туловищу, а джинсы стянули. Я хотела закричать, но звук не шёл. Голос пропал окончательно.

Я возилась, лягалась кусалась, но насильник не останавливался.

— Сучка долбанная… какая же ты вертлявая… горячая сучка… Сейчас мы с тобой поиграем, — шёпотом заговорил человек, и я узнала голос Германа Александровича. А ещё я поняла, почему ничего не вижу: на улице уже была глубокая ночь. Сколько времени я провела в отключке — было непонятно. Но сейчас меня собирались изнасиловать. Я удвоила усилия. Тогда отец Дениса ударил меня кулаком в лицо. Я опять отключилась.

Очнулась от того, что в меня между ног вбивали кол, и тут же мне было тяжело дышать. Этот подонок сломал мне нос. Я ртом хватала воздух.

–…сладенькая какая, вот сейчас… уже скоро… как давно я этого ждал… Полукровки такие… вкусные… вот сейчас…

Мужчина задёргался на мне, выплёскивая что-то в моё тело, и, от понимания произошедшего, меня затошнило. Я едва успела повернуть голову на бок, как моё горло обожгло выходящей желчью.

— Фу, дрянь какая, грязная шлюха, — мужчина поднялся с меня и пнул под рёбра. Я лишь сжалась, осознавая, что ниже пояса я голая, и лежу на камнях. Между ног моих вытекает… что-то гадкое. Меня опять затошнило… Желчь опять вышла из меня, скрутив спазмом живот. Я закашляла.

— Неужели ты, Алечка, думала, что мой единственный сын, моя кровиночка, свяжет свою судьбу с такой, как ты? Ваша участь, недоволчиц, лишь быть игрушками нас, оборотней, — произнёс он, вжикнув ширинкой брюк. — Дала бы мне по хорошему, не получила бы все этого, дрянь…

— Пошёл… ты… — прошептала я.

— Чего ты там скулишь, грязная сука?

— Пошёл ты! — как можно громче постаралась сказать я, насколько позволял распухший язык и сломаный нос.

— Ах, ты, тварь, — он опять пнул меня, пытаясь попасть под живот, но руки были примотаны как раз к животу, и этот урод пинал лишь их и цепь, — вот и лежи тут, подыхай от голода и жажды. Прощай, Алечка. Альфа всё равно прикажет разорвать тебя, а я всего лишь воспользовался случаем, пока твоя охрана отъехала куда-то. Не пропадать же добру.

И он мерзко хихикнул. А потом опять занёс ногу для

И тут я услышала звук мотора и шум колёс на дороге. Отец Дениса услышал это тоже, и почти бегом скрылся в кустах. Но машина проехала мимо, лишь на секунду осветив меня фарами. Этот урод, слава Богу, тоже больше не вернулся.

И только сейчас до меня дошло, что здесь и сейчас я потеряла невинность под мерзким отвратительным уродом, а Денис, скорее всего, предал меня, бросив на произвол судьбы!

От шока я начала задыхаться, в горле горел огонь. Из груди вырвались рыдания, и я, вздрагивая и подёргиваясь, будто при судорогах, разревелась. «Тётя, милая, где ты? Забери меня, пожалуйста…» Я плакала от пережитого унижения, боли и чудовищной несправедливости, что настигла меня за тысячи километров от дома, от привычных мне людей. Именно сейчас я ненавидела всех оборотней, вместе взятых. Я не понимала, за что они так со мной? Ведь я же не виновата…

Потом я опять то ли уснула, то ли провалилось в забытье. Ночью начался дождь, и я, сквозь сон, глотала капли живительной влаги, ловя их ртом и языком. Потом опять забылась. И очнулась уже окончательно от того, как кто-то трогал меня за плечо:

— Эй, ты! Жива? — надо мною склонился мужчина с окладистой бородой, чем-то похожий на батюшку из храма, куда в последние годы зачастила моя тётя.

Я что-то промычала в ответ.

— Альфа! Она живая! Что будем делать? Снимать цепь?

Батюшке что-то ответили, а я машинально сжалась. Альфа? Зачем альфе понадобилось посреди ночи снимать с меня цепь? Хотя, я сейчас была такая жалкая, что не способна была ни то что на побег, а даже на сопротивление, захоти меня изнасиловать ещё кто-то прямо сейчас.

— Вставай, милая, давай. Цепь я снял. Прикрой срам, — сказали мне, укутывая в плед и пытаясь поднять с сырой земли. Я кое-как поднялась и пощупала шею. Ошейника на мне не было. Я сделала шаг, другой. Меня штормило, но мужчина придерживал меня сзади и направлял туда, куда ему было нужно. Я лишь переставляла ноги. Мы подошли к высокой машине, то ли джипу, то ли микроавтобусу тёмного цвета: я не поняла, да и не приглядывалась. Дверь отъехала в сторону, и меня ненавязчиво подтолкнули внутрь.

— Ложись поспи, — сказал мне лже-батюшка, устраивая на широком заднем сидении. — А это что?

Он увидел ремень на моей шее.

— Альфа, у неё при себе дамская сумка. Там наверняка документы!

— Давай мне, — ответил незнакомый мужской голос, и сумка осторожно была снята с моей шеи. Я опять вырубилась, пригревшись в тёплом нутре машины, укрытая пледом и разморённая неспешной и ровной ездой. Меня куда-то везли, и теперь мне было на это плевать.

Следующее моё пробуждение произошло от того, что стало слишком тихо. Мотор автомобиля не работал. Я открыла глаза и чуть не ослепла: яркое солнце светило прямо мне в глаза через раскрытое окно.

— Проснулась, спящая царевна? — обернулся ко мне с переднего сидения мужчина с бородой. На его лице играла задорная улыбка. Я хотела ему ответить: «Да» и улыбнуться, но моё горло ответило на эту попытку только болью и кашлем.

— Заболела? Ну, мы это скоро исправим! Сейчас альфа принесёт тебе попить и поесть, а дома мы всё полечим, — и этим своим видом и благообразным тоном стал ещё сильнее похож на приходского священника.

«Что это за альфа, что побежал покупать пить и есть мне, замарашке, несколько часов назад обвиняемой в убийстве?»

Ответ на этот вопрос я получила очень скоро. Дверь со стороны водителя открылась, и за руль сел мужчина среднего телосложения со светло-русыми волосами. Он повернулся к батюшке и спросил:

— Ну, как тут?

А я в это время залипла. Приятный тембр голоса и римский профиль этого мужчины не могли бы никого из женского пола оставить равнодушным. Вот не осталась равнодушной и я. Цвет глаз мне было не очень видать со своего места, но я, почему-то, была уверена, что они у этого мужчины голубые, или даже синие. Просто другие к такой внешности не подошли бы.

— Смотрите сами, альфа! — ответил ему бородатый, и мужчина резко повернулся ко мне. Хорошо, что я успела укутаться одеялом, не выставляя свои голые ноги и пятую точку на обозрение этого оборотня. Иначе я бы просто сгорела со стыда.

Мужчина обжёг меня взглядом, брезгливо поморщился и отвернулся. Да, я оказалась права: у него были голубые глаза. А взгляд… Этот взгляд позабыть было невозможно.

— Тебя зовут Аля? — спросил в это время бородатый, и я закивала в ответ. — А фамилия твоя — Борисова?

Я опять закивала.

— Так вот, Аля. Сейчас ты едешь из стаи альфы Чернова в нашу, Белозерскую. Теперь ты будешь жить у нас. Ты не можешь разговаривать?

Я усиленно закивала головой.

— Ничего, подлечим. Держи! — лже-батюшка кинул мне на колени бутылку воды и гамбургер.

Я, трясущимися руками, открыла эту бутылку и сделала несколько глотков, потом вода потекла мне в нос, и закашляла, выплёвывая остатки воды на пол.

— Куда спешишь, Аля?

Я помотала головой, никуда, мол.

— Не спеши. Мы сейчас заправимся и поедем дальше. Нам осталось ехать ещё три часа. Я — Василий Дмитриевич, бета и по совместительству доктор. Ты знаешь, кто такие беты?

Я кивнула.

— Хорошо. Остальное тебе расскажут позже, — и Василий Дмитриевич бросил взгляд на альфу, странного альфу, что сам ходил покупать еду полукровке с тёмным прошлым и сам вёл машину. У Чернова был шофёр. Я скривилась, вспомнив об отце Дениса. Глаза сами по себе протекли слезами. Я всхлипнула.

— Ну-ну, не рыдай. Тебя в нашей стае никто не обидит, — уверенно сказал Василий Дмитриевич и опять посмотрел на альфу. Тот спокойно вёл машину и никак не реагировал на слова своего беты.

Я же спрятала лицо под плед и решила ещё немного поспать. Есть мне пока не хотелось, и я осторожно засунула гамбургер в карман сиденья. Но мне не спалось.

Я всё размышляла, кто это, и куда меня везут. Я даже плохо понимала: зачем я пошла с этими двумя мужчинами. Видимо, мне было так плохо, что уже стало всё равно, что со мною будет? Комок встал у меня в горле. Я решила доехать с ними до места, а там осмотреться и действовать по обстоятельствам. Плохо, что «батюшка» забрал мою сумку. Там был мой паспорт. Мне бы добраться до аэропорта, а там я уже разберусь, что делать.

Под эти невесёлые думки я и уснула. Проснулась опять от тишины. Автомобиль стоял на месте. Двигатель не работал. Я приподнялась и посмотрела на передние сидения: там никого не было. Случайно моё лицо попало в зеркало заднего вида, и я ужаснулась: синяки под глазами, распухший нос с отчётливой горбинкой, которой у меня никогда не было, потрескавшиеся до крови губы и испуганный взгляд. Хороша я же я была! Видела бы меня тётя… Мне стало ужасно себя жалко, и опять слёзы уже подкатили к глазам, но горло пронзил болевой спазм, и кашель заставил мои слёзы отступить. Дверь авто отъехала в сторону.

— Проснулась? Давай на выход.

Я обмотала плед вокруг туловища на манер древнегреческой тоги и выползла в ещё светлый летний вечер. Машина стояла где-то на окраине посёлка, но посёлка не такого, как Озерки, что находился рядом с лесом, а посёлка самого что ни на есть лесного. Вокруг меня росли редкие сосны, за которыми прятались редкие дома без всяких заборов и палисадников. Просто дома в лесу.

К ним вели выложенные то ли камнем, то ли плиткой ухоженные дорожки. На одной из них, более широкой, и стояла тёмная машина, из которой я вышла. Мы тут стояли с Василием Дмитриевичем вдвоём. Альфа куда-то пропал.

— Ну, пойдём, я провожу тебя до нашей амбулатории. Егор Степаныч тебя подлечит…

Егор Степаныч? Разве не сам бета будет лечить меня? Я удивилась. Кое-как, наступая на небольшое количество сухой хвои на тропинке, я брела за мужчиной, глядя лишь себе под ноги. Подлечиться мне стоило. А потом — добраться до аэропорта и вернуться к тёте.

Мы зашли в бревенчатый сруб, пахнущий смолой и хвоей, надпись около дверей которого гласила однозначное: «Амбулатория».

— Егор Степанович! Принимай пациента!

— Кто там? Что случилось? — засуетился мужчина средних лет.

— Вот… Девушку надо под-ла-тать, под-ле-чить и потом до-ло-жить! — чётко, по военному приказал бета этому мужчине, который и на доктора-то не был похож. — Умеешь, надеюсь, поломанные носы вправлять?

Мужчина бросил на меня взгляд, наполненный страхом.

— Давно не вправлял… У нас же само…

А потом он втянул воздух и поморщился.

— Да. Девушка — полукровка, поэтому с регенерацией у неё не очень. Ты уж постарайся, дорогой! — Василий Дмитриевич похлопал Егор Степаныча по плечу.

— Конечно-конечно! Не беспокойтесь… — засуетился и залебезил тот, став похожим на суетливую крысу. Маленькие бегающие глаза и острый нос делали это сходство поразительным.

— И ещё: деве жить пока негде. Пускай у тебя поживёт…

Оборотень опять поморщился:

— У меня?

— Тут, естественно… А не там, где ты подумал! — заржал бета. А потом резко успокоился и добавил: — Найди её одёжку и обувь на сезон. И смотри: не балуй! — а потом погрозил пальцем, — А то альфа вырвет тебе твою игрушку по самые помидоры!

Он опять заржал и повернулся ко мне.

— Ну, всё, откланиваюсь, Алевтина… Слушайся нашего фельдшера и жди альфу. Он придёт и всё тебе объяснит! А мне пора. Выздоравливай!

И бета ушёл, только громко хлопнула дверь.

— Иди сюда, — позвал меня оставшийся со мою наедине местный эскулап, и я двинулась на зов, стараясь не смахнуть огромным пледом ничего с полок шкафа, стоящего в коридоре. Меня ещё качало, да ещё начало знобить.

Мужчина провёл меня через смотровой кабинет в какой-то небольшой закуток, где стояла одна единственная кровать.

— Прежде, чем ложиться, прими душ. Я дам тебе халат. Сегодня переждёшь. Ну, а завтра я спрошу у нас женщин тебе одежду. Какой ты носишь размер?

Я показала ему на своё горло.

— Что это значит?

Тогда я напрягла связки, пытаясь вырвать из себя звук, но меня опять накрыло кашлем. Эскулап, наконец-то, понял, что я пыталась ему донести.

— У тебя болит горло, и ты не можешь говорить?

Я активно закивала, а он презрительно скривился:

— Мало того, что полукровка, так ещё и немая… На какой только помойке тебя подобрал наш альфа!

Я про себя подумала, что терпеть моё общество этому мужику долго не придётся: как только я очухаюсь, то тут же сбегу. Хватит, насмотрелась я на этих оборотней! Что ни волк, то мерзавец или предатель!

Конец ознакомительного фрагмента.