Роковая наследственность

Елена Лев, 2021

Три поколения интеллигентной московской семьи, отмечают совершеннолетие и поступление в университет своей единственной наследницы, Кати. Среди подарков, преподнесённых ей, самым великолепным и поистине дорогим, стали изумрудные серьги на брильянтовых бантиках, от прабабушки Маши. Проходит несколько месяцев, когда окунувшись в студенческую жизнь, Катя меняется до неузнаваемости. Она повзрослела, превратившись в красавицу, не имеющую себе равных. Однако, её поведение превосходит все рамки дозволенного. Она хамит, дерзит, требуя от родителей свободы и денег. Нервозная обстановка в семье и сошедшие на нет отношения с дочерью, вынуждают отца Кати, Дмитрия, обратиться за советом к бабуле Маше.Предполагая, что могло стать причиной перевоплощения правнучки, Маша открывает тайну своего происхождения, подлинную историю своей матери и многое другое, что была вынуждена скрывать всю жизнь. Её рассказ и неоспоримые доказательства, убеждают Диму, что всему виной роковая наследственность!

ЭПИГРАФ

Два ангела спустились мне на плечи,

И начали неспешный разговор.

Один другому стал противоречить,

И вот случился между ними спор.

— Что человек?! — вдруг молвил ангел чёрный.

— Из зависти и сплетен соткан он.

Невежда и глупец, характер вздорный.

К тому же, как нарцисс в себя влюблён.

— О нет, — ему ответил ангел белый.

— Его заслуг порой не перечесть.

Он щедр и добр, и до отчаянья смелый,

И знает, что есть совесть, и что честь!

— Всё это вздор! — вспылил тут ангел чёрный.

— Тут дело в том, за кем сейчас пойдёт?

И может проживёт свой путь достойно,

И ох, как может быть наоборот…

От этих слов всё в голове перевернулось,

В висках стучало с сердцем в унисон.

Вдруг белый упорхнул, а я очнулась,

И испугалась — был ли это сон?

Часть 1

Глава I

Двадцатый век, конец восьмидесятых, Москва, институт им. Склифосовского — институт экстренной медицинской помощи.

Наступало утро, но в окнах хирургического отделения продолжал гореть яркий свет. Закончилась операция, которую проводил хирург Дмитрий Михайлович Волжанов — Димыч, как его называли коллеги по работе. Это была его вторая операция за прошедшую ночь, ночь очередного дежурства. Уставший, но довольный, он вышел из операционной и направился к столику дежурной медсестры.

За столом в середине длинного коридора, в белом накрахмаленном халате и в высоком колпаке, сидела молодая симпатичная девушка лет двадцати пяти, что-то усердно объясняя стоявшей рядом с ней, такой же медсестре, как она.

— Ну, надеюсь теперь ты всё поняла? Следующее дежурство будешь работать уже одна. И поблажек не жди. Поэтому, если есть вопросы, то задавай сейчас.

— Вопросов нет! Я всё поняла мой начальник! — вскинув руку под воображаемый козырёк в шутливой форме громко отрапортовала девушка.

— Ладно, вольно, — ответила сидящая за столом девушка, после чего они обе рассмеялись, не замечая подходившего к ним хирурга.

— Доброе утро барышни!

— Ой! Дмитрий Михайлович, извините. Доброе утро! А мы вас не заметили, — вскочив со стула, смущенно произнесла дежурная медсестра.

— Ничего, ничего, смейтесь на здоровье — смех жизнь продлевает.

— Как прошла операция? — спросила всё та же девушка.

— Всё в порядке, жить будет, а вот как — время покажет. Мужик слава Богу крепким оказался, крови он потерял не мало, — ответил хирург, потирая виски кончиками пальцев

— Дмитрий Михайлович, а что случилось с этим мужчиной? Санитары ухохатываются, а рассказывать не хотят.

— Да уж, случилось… Такого в моей практике ещё не было. Не пойму, чего санитары там смешного увидели, такого врагу не пожелаешь. Даже говорить об этом не ловко.

— Пожалуйста, Дмитрий Михайлович, расскажите, что с ним произошло? — не унималась любопытная медсестра.

— Ну хорошо, расскажу, — поддался на уговоры хирург.

— Его привезли с Курского вокзала. Мужик огромный, тучный. Пошёл в туалет и не заметив трещины на унитазе встал на него ногами, а он под ним взял и развалился. Всё заднее место ему на куски раскромсало, мог без члена остаться. Обошлось слава Богу. А вот его жене можно посочувствовать.

Не скоро восстановятся его мужские функции. Так что граждане! Будьте внимательны при пользовании общественным туалетом! И пожалуйста, Галочка, — обратился хирург к дежурной медсестре, — Предупреди всех, чтобы в присутствии того пациента без всяких там шуточек на эту тему. А то, кто его знает, что придёт ему в голову, когда он узнает свой диагноз, пусть даже временный. Хорошо?

Покраснев от смущения, девушки пообещали не допустить шуток в присутствии больного.

— Вот и умницы, спасибо.

Всё это время, медсестра, стоящая около стола, смотрела на хирурга с полуоткрытым ртом и с широко открытыми глазами. Заметив это, он спросил.

— А это кто, глазастая такая? Новенькая что ли?

— Да, новенькая. Ввожу в курс дела, — ответила Галочка.

— А разрешите полюбопытствовать, новенькая, как вас звать-величать?

— Наташа, — краснея ответила девушка.

— Очень приятно познакомиться. Желаю вам успехов, Натали, — сказал хирург, после чего опёршись двумя руками о стол продолжил:

— Послушайте, сестрички мои ненаглядные. Честно говоря, я еле на ногах стою, дежурство было тяжёлое и…

— Может вам чайку сделать, — перебила его Галочка.

— Нет-нет, спасибо, не надо. Время моего дежурства заканчивается, но домой я не поеду, боюсь за рулём заснуть. Пойду посплю пару часов, но, если кого привезут, будите. И ещё одна просьба. Если Танюша моя позвонит, то тоже разбудите. У нас сегодня очень важный день, у дочери последний вступительный экзамен в университет.

— Да, конечно, Дмитрий Михайлович, не волнуйтесь я всё поняла, идите отдыхайте.

И попрощавшись с обеими девушками хирург ушёл.

— Эй ты, новенькая! Рот свой закрой и глаза притуши. Ты чего на него уставилась? — грубо одёрнула Галочка новенькую.

— Какой мужи-и-к краси-и-вый, просто идеал, — еле дыша сказала Наташа, глядя туда, где только что за дверью скрылся хирург. — Высокий, стройный, правда немного сутуловатый… Ну вот скажи, зачем мужику такие красивые глаза и такие густые волосы? А ресницы какие! Черные, пушистые, обалдеть и не встать.

— Да, красивый. А сутулый потому, что он хирург. Это у него профессиональное. Попробуй-ка постой за операционным столом по несколько часов, тоже станешь сутулой. Мой отец — таксист, так он такой сутулый, что, когда сидит за столом и ест, так его тарелки не видно. А Дмитрий Михайлович у нас не только красавец, он талант, у него руки золотые. Ты представить не можешь скольким людям он жизнь спас! Наш директор на него просто молится! И больше не смотри на него так!

У нас весь женский персонал был в него влюблён.

— Да ты что? А почему был? — удивлённо спросила Наташа.

— Почему, почему? Слышала какой он культурный, как разговаривает красиво.

Ле-е-ди, ба-а-рышни. Не Галя, а Галочка. Не просто Наташа, а Натали. Всегда улыбчивый, приветливый, никогда не нагрубит, не нахамит как некоторые. Он знает все даты дней рождения своих сотрудников. Всегда подойдёт, поздравит, да ещё руку поцелует. Ко всему ещё и красавец. Так вот, каждая из нас была в него влюблена, так как каждая считала, что именно к ней он относится по-особенному. А потом мы поняли, что так он относится ко всем женщинам, он просто так воспитан, он такой человек. И все же, каждая ещё на что-то надеялась, но только до тех пор, пока мы не увидели ту, которую любит он.

— И кого же любит он? — плаксивым голосом спросила Наташа.

— Дура! Ты что, не поняла, он женат.

— Ну и что?

— А то, что у него великолепная семья. Он просто обожает своих девочек, жену и дочь. Жена у него бывшая балерина, сейчас преподаёт в каком-то театре. Когда смотришь на их отношения, то кажется, что они только вчера поженились, а ведь женаты уже двадцать лет. Слышала, дочь в институт поступает, ей лет 16-17. Девочка, куколка! Стройняшка, ноги от ушей как у матери, коса толстенная до пояса, а глаза в пол-лица как у отца, только не карие, а зелёные. Таких красивых зелёных глаз я отродясь не видела!

— А откуда ты знаешь такие подробности про его семью? — спросила Наташа.

— Года два тому назад он пригласил всё наше отделение к себе на день рождение. Ну да, точно, ему тогда сорок исполнялось. Все ещё говорили, мол сорокалетие не справляют, но Димыч оказался человеком не суеверным, тем более в этот день в его семье всегда отмечается двойной праздник, у его бабки тоже день рождение в этот день. А так как у неё из друзей никого в живых уже не осталось, то внук пригласил не только своих друзей, но и коллег по работе, чем очень обрадовал бабулю.

— А где справляли то? У него дома?

— Нет. Квартира у Димыча в центре. Просто день рождение у него где-то в конце весны, поэтому он пригласил нас на дачу. У его семьи шикарная дача в Серебряном Бору. Дом двухэтажный с камином, с красивой старинной мебелью. На улице беседка с большим столом и множеством стульев, богато в общем. Так вот, его бабка живёт там круглый год и зимой, и летом. У неё там и телевизор есть и телефон. Я таких дач раньше и не видела. По нашим меркам — это не дача, а настоящий жилой дом, только на природе.

— А сколько бабке лет?

— Да уже где-то за восемьдесят. Но скажу тебе бабуля ещё та… Женщина крупная, статная, а бойкая какая, зашибись! Представляешь, в её то годы, она без посторонней помощи огромный самовар с земли подняла и на стол поставила, а под конец ещё и танцевала с нами! Так вот, в тот день мы и увидели всю его семью в полном составе. И бабку, и мать, и жену с дочкой. Семья интеллигентная такая, все образованные, культурные. Бабку он только бабулей называет или так смешно — наша Маша. А свою мать Наталью — матушкой зовёт, ей лет 60, но выглядит потрясно, очень приятная женщина. Татьяну — жену свою, всегда так ласково, исключительно Танюшей называет. Дочку — Катенькой, Катюшей или котёнком. В общем убедились мы, что царит в их семье полная идиллия. Есть чему позавидовать. Правда там не было родителей его жены, но торжественно прочитав от них поздравительную телеграмму Димыч пояснил, что в данный момент они находятся на гастролях за границей, так как являются музыкантами Государственного симфонического оркестра. Тесть — скрипач, а тёща — виолончелистка. Потом, после шикарного застолья был один момент интересный. Когда совсем стемнело, хозяева развели костёр, и все гости стали через него прыгать. Так представляешь, Дмитрий Михайлович подхватил жену на руки и прыгнул через костёр вместе с ней. Ему такие овации устроили! Но повторить этот трюк никто не решился. И только там, на дне рождении мы узнали, что наш директор и Димыч являются закадычными друзьями. Всегда такие официальные на работе, тут немного охмелев и осмелев пели в обнимку под гитару. Но как? На бис! Так весело было что уезжать не хотелось. Вот только некоторые из нас заметили странный нюанс…

— Какой такой нюанс?

— Понимаешь, бабка нашего Димыча, иногда, ну-у-у чтобы передохнуть, садилась в большое плетёное кресло-качалку и улыбаясь наблюдала за всем происходящим вокруг. Но когда её взгляд падал на правнучку, улыбка почему-то сразу пропадала. Прищурившись, она разглядывала её так, будто хотела в ней что-то найти. Странно и не понятно было такое видеть.

— А может, глядя на правнучку, ей вспомнилась молодость, и она просто взгрустнула? У стариков такое бывает, — высказала своё мнение Наташа.

— Может ты и права, вот только взгляд у неё был не очень-то добрый. Она смотрела на правнучку как-то настороженно и холодно. Не понятно.

— Слушай, а отец у Димыча есть?

— Конечно, ещё какой! Вернее сказать — был.

— Почему был?

— Потому, что он умер. Когда окажешься в кабинете Димыча, то обрати внимание на фотографию мужчины в военной форме стоящую на столе — это и есть его отец. Я ведь пришла сюда работать пять лет назад по распределению, сразу после окончания училища. В первый же рабочий день у меня на глазах произошёл скандал. Один мужик орал на всё отделение, требуя, чтобы операцию его сыну делал исключительно только хирург Волжанов. Узнав, что его нет в институте, он стал рваться в кабинет директора, но того тоже не оказалось. И тогда старшая наша объяснила этому придурку, что Волжанов отсутствует по очень уважительной причине — он на похоронах своего отца и приступит к работе не раньше, чем через неделю. Мне рассказали, что отец Димыча был не просто известным военным хирургом, он был профессором и доктором наук, много лет проработавшим в госпитале им. Бурденко, а наш директор был его учеником. Умер он от сердечного приступа сидя за столом рабочего кабинета, вскоре после проведённой им многочасовой операции. Дмитрий Михайлович очень сильно переживал.

Неожиданно у Галочки возник вопрос и задумавшись глядя куда-то в верх, она сказала.

— А вот интересно, в какой институт поступает его дочь? Может тоже в медицинский, как отец и дед?

В следующую секунду, машинально взглянув на часы что висели над столом, она испуганно ахнула и затараторила.

— Так всё, хватит! Кончаем разговоры, совсем заболтались. Скоро старшая придёт проверять, а у нас «конь не валялся». Не успеем дела доделать, так получим от неё по ушам! Она жуть какая строгая, но справедливая. Давай покажу как журнал дежурной заполнять, потом в операционную, и если время останется, то хоть чайку попьём.

— Ты кое-что забыла, — ехидно прищурившись сказала Наташа.

— Чего это я забыла? — роясь в мыслях спросила Галочка.

— Дмитрий Михайлович, просил Вас, чтобы Вы, разбудили его, через пару часиков. — в шутливой форме сказала Наташа, строя из себя великосветскую даму.

Ой-ой-ой, какие мы внимательные, всё то мы помним, — с издёвкой ответила Галочка. — Не беспокойся, не забыла, мне это не в первой.

— Счастливая…, — тяжело вздохнув продолжила Наташа всё в той же шутливой манере. — Тебе оказана такая честь — будить самого Димыча!

— Ага, сейчас у меня здесь кто-то дошутится! — погрозив пальцем ответила Галочка. — Давай, давай, открывай журнал.

И девушки принялись за работу.

Прошло несколько часов. Утро было в разгаре, когда Галочка постучала в дверь комнаты отдыха. Не услышав ответа, она вошла, увидев на диване у окна крепко спящего хирурга.

— Дмитрий Михайлович, Дмитрий Михайлович, просыпайтесь, уже пора, — тихо говорила Галочка, осторожно теребя его за плечо. Резко откинув одеяло Волжанов сел на край дивана.

— Да, да, сейчас, уже иду, — сказал он, не открывая глаз.

— Дмитрий Михайлович, уже не надо никуда идти, ваше дежурство закончилось.

Открыв глаза и увидев перед собой медсестру, он наконец проснулся.

— А-а-а, это вы Галочка. Спасибо, что разбудили.

— Ваша жена звонила.

— Да, а почему вы меня не разбудили, я же просил? — занервничал хирург.

— Не волнуйтесь, я объяснила ей что у вас было тяжёлое дежурство, что вы побоялись заснуть за рулём и поэтому решили поспать. Она попросила Вас не будить и сказала, что позвонит позже.

— Боже! Сколько же я спал?

— Почти три часа, — ответила Галочка.

— Так Танюша ещё раз звонила?

— Да, совсем недавно. Голос у неё был очень радостный, она просила передать, что всё отлично и вас ждут дома.

— Ура-а-а! — вскочив с дивана радостно закричал Волжанов. — Ура-а-а! Ай да котёнок! Вот молодчина!

— А что случилось и чему вы так радуетесь? Ведь ваша жена больше ничего не сказала.

— Сказала, сказала, но это только мне понятно, — не переставая радоваться ответил хирург. — Смотри, сейчас почти одиннадцать, а экзамен у Катюшки был в девять. И если всё отлично, и они ждут меня дома, то это значит, что наша дочь стала студенткой. Ну, теперь поняла?

— Поняла, поздравляю Дмитрий Михайлович. Я должна сказать, что ещё звонил директор и просил вас зайти к нему.

— Конечно, конечно, спасибо Галочка. Я обязательно к нему зайду, вот только моих ночных пациентов проверю. Кстати, как их самочувствие? — перейдя на рабочий тон спросил хирург.

— У обоих состояние средней тяжести, стабильное, ухудшений нет, — деловито ответила Галочка.

— Ну и славненько, — ответил Волжанов потирая руки. — Спасибо, вы свободны.

Отвернувшись, он хотел было уже начать приводить себя в порядок после сна, как вдруг заметил, что медсестра не торопится его покинуть. Держась за ручку двери, она никак не решалась уйти.

— Галочка, есть ещё вопросы?

— Да… Извините Дмитрий Михайлович, а можно спросить? — и не дожидаясь разрешения смущаясь продолжила, — Куда поступила ваша дочь, в медицинский?

— Ах вот вы о чём. Нет, не в медицинский. В детстве она мечтала стать врачом, но с годами у неё открылись способности к гуманитарным наукам, поэтому она поступила в Университет на филологический факультет. Вы имеете представление, что это за наука?

— Да-а, конечно, — пытаясь сделать умное лицо ответила медсестра. — Ну я пойду, до свидания, — и она наконец-то ушла.

Галочка шла по коридору, недовольно бурча себе под нос.

— Филология, филология, наука… Подумаешь, лучше бы в медицинский поступила.

Проверив всех своих пациентов и передав дежурство, Волжанов помчался в кабинет директора института. В приподнятом настроении от хороших новостей, забыв про усталость, он мчался по лестнице перепрыгивая через ступеньки как мальчишка. Достигнув цели, переведя дух, Димыч вошёл в приёмную, и убедившись у секретарши, что «патрон» на месте, постучался и открыл дверь кабинета своего друга, Анатолия Сергеевича Баринова.

За большим столом, покрытым бордовым сукном сидел мужчина неопределённого возраста. Ему можно было дать и сорок пять, и пятьдесят, и даже чуть больше. Полный, приземистый, с небольшой кучкой волос на голове, с серыми лукавыми глазами и с круглыми очками на носу, он был похож на какого-то мультяшного героя. Нельзя было не заметить, что хозяин этого кабинета человек с юмором, так как прямо у двери стоял муляж человеческого скелета с табличкой в руках, на которой было написано — Будьте здоровы!

— Приветствую вас, директор! Звали сударь? — сказал Волжанов исполнив замысловатый поклон в мушкетёрском стиле. Затем повернувшись к скелету и пожав его костлявую руку, поздоровался и с ним.

— Привет Вася! Как жизнь?

— Рад тебя видеть! Но что это с тобой? Говорят, дежурство у тебя было тяжёлое, а ты будто из отпуска вернулся, прям сияешь. А ну колись, — встав из-за стола и пожимая руку друга сказал улыбающийся директор.

— А что, заметно сияю? — ответил Волжанов, подражая имиджу Остапа Бендера. Сев на стул, закинув ногу на ногу он перебросил за спину воображаемый шарф.

— Ещё бы! Али я тебя не знаю, — ответил директор, подыгрывая другу.

Вздохнув полной грудью, а затем резко выдохнув, избавляя себя от накопившихся за последний месяц переживаний, Волжанов с гордостью заявил.

— Ну да, причина веселью есть! Наша Катюшка сегодня в Университет поступила! Представляешь какая молодец!

— Вот это новость, так новость. Поздравляю! Есть причина встретиться и отметить это событие. Назначай день, — сказал обрадованный директор.

— Спасибо Толя. Посоветуюсь с девчонками и тогда закатим пир на весь мир!

Вы где предпочитаете — у нас дома или на даче?

— Как вам будет угодно. Смотрите по погоде, — ответил директор.

Глядя в счастливые глаза друга, он не мог не выразить ему своё восхищение.

— Да Дима, любой скажет — дочь у вас золото! И умница, и красавица, а скромница какая… Счастливые вы с Танюшкой родители! Дай Бог, чтобы так было всегда.

— Спасибо, конечно, но у тебя то сын тоже, парень хоть куда! Два высших образования, шутка ли.

— Каких два высших? Ты что, забыл? Первый институт так и не закончил, бросил после третьего курса. Второй закончить никак не может, уж две «академки» брал. Корчит из себя самостоятельного, только эта самостоятельность за счет родителей. Он, видите ли, себя ищет. Мы с женой теряемся в догадках, как долго это великовозрастное дитятко собирается ещё себя искать? В позе мыслителя можно простоять всю жизнь, но ничего путного так и не придумать. Он же не дело своей жизни ищет, а то, что приносило бы ему хорошие деньги. Обидно, ведь парень то не глупый.

— Да ну ладно. Ты как-то пессимистически настроен. Дай ему ещё время, подрастёт, поумнеет.

— Да вырос уже. Куда больше то? Он же всё-таки мужик, а не девчонка. Вот я поэтому и говорю, что вы с Танюшкой счастливые родители.

— Хм… Может покажусь не скромным, но признаюсь — счастливые. А ведь я на самом деле мечтал о сыне, хотел, чтобы он продолжил нашу династию хирургов. Но когда родилась дочь, то и думать про это забыл. У Катюши другие таланты. Как и все женщины в нашей семье, она чистый гуманитарий. Уж больно ей все восторгаются, прям боюсь, не сглазили бы, — сказал Волжанов, после чего три раза постучав по ножке стола, трижды плюнул через левое плечо.

Увидев это, директор от души рассмеялся.

— Вот это да-а-а… Ты ж не суеверный!

— Станешь тут суеверным, — слегка погрустнев сказал Димыч. — Знаешь, я как-то раньше об этом не задумывался, а теперь…

— Ты о чём? — настороженно спросил друг.

— А о том, что наша дочь вступает во взрослую жизнь. Что ждёт её там в этой жизни? Какой она у неё будет? Времена меняются, только и слышишь — перестройка, ускорение, демократизация, гласность. А пройдёшь по улице и понимаешь, что люди демократию с анархией перепутали. Для них демократия — это вседозволенность. Страшно становится. Дай Бог, чтобы хуже не стало.

После этих слов в их разговоре настала короткая пауза. На мгновение каждый задумался о чём-то о своём, о самом дорогом и сокровенном. Затем обсудив несколько рабочих вопросов и договорившись о скорой встрече, друзья расстались, пожав друг другу руки.

Глава II

Прошло меньше полугода, как вдруг коллеги перестали узнавать своего любимца. От прежнего Димыча не осталось и следа. Его виски резко поседели, глаза поблекли, спина стала ещё более сутулой, напоминающей панцирь старой черепахи. Ещё совсем недавно этот красавец мужчина, хирург — золотые руки, счастливый семьянин, культурный, внимательный, всегда и всем готовый прийти на помощь, теперь казался замкнутым, не общительным, а временами даже рассеянным, что категорически не допустимо в работе хирурга. Опоздание на работу для него стало нормой. Видя ужасные изменения в облике и поведении обожаемого начальника, сотрудники хирургического отделения то и дело спрашивали друг друга — что происходит с Димычем, и по какой причине он так сильно изменился? Но ответа никто не знал. Отношения с женой у него были прежними. Они продолжали созваниваться по несколько раз в день. Но именно с недавнего времени, по окончанию рабочего дня, Димыч стал пулей убегать из института. Казалось, что именно этого момента он только и ждал весь день.

В один из рабочих дней, после утреннего обхода пациентов, к Димычу подошла медсестра и передала просьбу директора, немедленно зайти к нему. Ничего не ответив, хирург направился в его кабинет. Держась за перила, медленно преодолевая ступеньку за ступенькой он предугадывал тему предстоящего разговора.

Холодно поздоровавшись, не дожидаясь приглашения Димыч сел на стул и скрестив на груди руки понуро опустил голову. В этот момент он был похож на несчастного заключенного находящегося в ожидании обвинительного приговора. С изумлением глядя на друга, директор начал неприятный для обоих разговор.

— Дима, что с тобой происходит? У тебя проблемы?

— Понятно, жалуются, — сказал хирург с не свойственной ему иронией.

— Да нет, не угадал. Не жалуются, а переживают. Говорят, ты стал не узнаваемым. И как я понимаю — это абсолютная правда.

Высказав своё мнение, директор продолжил говорить спокойным уверенным тоном, тщательно подбирая слова.

— Мы давно не виделись, не общались. У меня то совещания, то командировки, я домашних то своих вижу редко, не то что друзей. Послушай, — продолжил он, пытаясь удержать разговор на дружеской ноте, — Кажется последний раз мы общались на торжестве, посвящённом поступлению твоей дочери в Университет? Да, точно! У вас на даче. Ну и пир вы тогда закатили!

— Да-да-а-а, пир… — глядя куда-то в сторону, сквозь зубы проговорил Димыч.

— Что случилось? Посмотри до какого состояния ты дошёл! У тебя руки скоро начнут трястись, а ведь ты хирург, при том не просто хирург, а хирург гениальный. Ты человек, который помогает людям вернуться к нормальной жизни, а подчас и сохранить жизнь!

Отсутствие со стороны Волжанова какой-либо реакции очень удивило директора.

— Послушай Дима. Я твой начальник, но в первую очередь я твой друг, и я хочу помочь своему другу. Не думал, что когда-нибудь мне придётся объяснять тебе прописные истины. Скажу одно, в таком состоянии и с таким настроением у тебя скоро начнутся ещё большие проблемы. Ты это понимаешь?

— Да понимаю. И ещё я понимаю, что мне действительно нужна помощь. Вопрос только в одном — кто может мне помочь? — резким тоном ответил Волжанов, впервые за время визита взглянув на Анатолия.

Заметив у Димы слегка опухшие веки и покрасневшие глаза, директор понял, что друг в беде. Ничего не ответив, он встал из-за стола, подошёл к двери и приоткрыв её сказал секретарше.

— Валентина Петровна, пожалуйста, в ближайший час меня нет ни для кого! Только если что-то архиважное.

Затем сев на стул около Волжанова и положив руку ему на плечо, директор по-дружески сказал.

— Ты слышал, у меня есть время, оно твоё. Рассказывай, ведь я от тебя не отстану.

Нервно ломая пальцы, Дима пытался собраться с мыслями. Наконец, после глубокого вдоха и резкого выдоха, что помогало ему избавиться от нервного напряжения, заговорил.

— Ты Толя первый, кому я поведаю правду о том, что произошло. Может для кого-то эта ситуация покажется ерундовой, но для нашей семьи — это трагедия! Нет-нет, не беспокойся, все живы и здоровы. Как бы это объяснить… Понимаешь, нарушен покой, нарушен до такой степени, что ещё чуть-чуть и я окончательно сорвусь.

От услышанного директор побледнел.

— И кто ж посмел? Не томи, говори.

— Удивишься, но это наша дочь, наш Котёнок.

— Что-о-о? Катя? Каким образом?

Да таким, что той Кати, которую все знали, как ласковую, скромную и воспитанную девочку, теперь уж нет!

— А кто есть? Прости, я не совсем понимаю. Она что, перевоплотилась?

— Вот-вот, ты нашёл подходящее определение — перевоплотилась. Прям как в сказке, по не известной причине превратилась девочка не понятно в кого. Только мы не сказочные герои, и у нас с Танюшей нет более сил бороться с её хамством, наглостью и непристойным поведением.

— Ничего себе. Вот удивил, так удивил. Да как такое возможно? Нет, конечно, я тебе верю, но объясни с чего всё началось? Так вдруг резко измениться? Можно подумать, что она действительно заболела. Но! Любое заболевание имеет причину, определив которую, и желательно вовремя, можно помочь больному, — в шутливой форме заявил директор, изображая из себя лектора мединститута.

— Шутить изволите, а мне не до шуток, сударь. Вот получить от вас дельный совет — это было б здорово. Ладно, — глубоко вздохнув сказал Волжанов, — Расскажу всё подробно, иначе не разобраться.

— Говори, я слушаю, — сосредоточившись ответил директор.

— Так вот, Катенька поступила в Университет сама, своими силами, а не по блату, как многие из её подруг. Этой победой она очень гордилась, и мы тоже. По этому поводу на большом семейном совете было решено устроить праздник. Ты помнишь, какие замечательные подарки были преподнесены ей, приглашёнными к нам на дачу гостями?

— Ещё бы! — широко улыбаясь ответил директор.

— Да, девочка студенткой стала. Прошло то время, когда её задаривали игрушками и красивыми платьицами. Все постарались от души. Ну а как иначе, единственная дочь, единственная внучка, единственная правнучка. Моя мама подарила ей золотое колечко с брильянтиком, очень красивое и элегантное. Мы с Танюшкой шикарную импортную дублёнку и сапоги на высоком каблуке. Специально для этого случая деньги копили. Спасибо тёще с тестем, обменяв деньги на чеки, они помогли нам купить всё это в «Берёзке». А какой замечательный портфель из натуральной кожи подарили ей Танюшины родители, помнишь?

— Конечно помню! Честно говоря, я тогда позавидовал твоей дочери. Уж больно портфель был хорош, точь-в-точь как у нашего замминистра.

— Ну не скромничай. А ручка с золотым пером? Ваш подарок оказался под стать тому портфелю. Однако признаюсь, что больше остальных своим подарком нас удивила наша Маша. Я потерял дар речи, когда увидел — это! Серьги, необыкновенной красоты, два огромных каплевидных изумруда висящих на брильянтовых бантиках. На мои попытки дознаться откуда у неё такое богатство, бабуля шутливо уходила от ответа, каждый раз повторяя одно и то же.

— Не твоё внучек дело. Дарю — что хочу, а где взяла — там уж нет, — и точка.

Вспоминая этот момент праздника, Анатолий не мог не высказать своего мнения.

— Да уж, тогда Мария Александровна удивила всех. Её подарок оказался поистине царским. А что сама Катя?

— Ты же видел, она была в восторге от всех подарков и в знак благодарности пообещала стараться жить и учиться так, чтобы мы могли ей гордиться.

— Помню, помню. Рассказывай дальше.

— Через месяц жена уезжала с театром на гастроли в Ригу и так как мне дали отпуск в то же время, Катюше пришла замечательная идея, поехать туда всем вместе. Рига — прекрасный город, есть чем полюбоваться! Дождавшись, когда Танюша освободится от работы, мы втроём бродили по городу, знакомясь с его историей и культурой. Но самое большое впечатление на нас произвёл Домский собор, с его незабываемыми концертами органной музыки. Это было восхитительно! Слушаешь и растворяясь в музыке улетаешь в далёкое прошлое… Из Риги я позвонил моему сокурснику по мединституту, который живёт в Юрмале. Узнав, что я с женой и дочерью нахожусь в Риге, Иварс сделал нам сюрприз. По окончании гастролей Танюшиного театра, он приехал за нами на машине и забрал к себе в гости. Побережье Балтийского моря, необыкновенный воздух, сосны и гостеприимный дом моего друга делали наш отпуск по истине райским. Вечерами гуляя по набережной, мы обязательно заходили в уютное кафе, где наслаждались ароматным кофе и вкуснейшими пирожными. Однажды, выйдя из кафе мы направились по набережной домой. Я взял жену под руку, Катюша шла впереди нас. Высокая, стройная, длинноногая, в лёгком шифоновом платье она напоминала «Бегущую по волнам». У неё было весёлое настроение, она не просто шла, она кружилась, напевая какую-то мелодию. Вдруг, к ней подошёл молодой человек и положив руку на плечо, что-то шепнул на ухо. Дочь побледнела и резким движением скинув с плеча руку незнакомца закричала.

— Па-а–па! Ма-а–ма!

— Увидев подбегающих родителей, парень исчез. Катюша долго не могла успокоиться. Рыдая у меня на груди, она не переставая повторяла одни и те же слова. — За что? За что?

— Что он тебе сказал? — спрашивали мы.

— Гадость, ужасную гадость! Я не смогу этого повторить!

— Конечно придя домой я рассказал об этом инциденте другу. К нашему удивлению, он не задумываясь объяснил причину происшедшего. Оказалось, нашу дочь приняли за приезжую проститутку, которых не мало появляется на побережье, именно в летнее время. И дабы впредь нам избежать неприятностей такого рода, Иварс пояснил.

— Вы что не видите, у вас же дочь — королева красоты! Когда она идёт по улице, мужики шеи сворачивают. Уже все соседи поинтересовались — откуда взялась эта красавица? А парень пристал к ней потому, что шла она, как ему показалось одна. Здесь вечерами по набережной приличные девушки без сопровождения не ходят. В добавок ко всему, Иварс счёл нужным дать совет, который мы, к сожалению, тогда недооценили.

— Ну родители, вы даёте! — говорил он, посмеиваясь над нами. — Вырастили такую красоту, теперь держитесь, от ухажёров отбоя не будет, и не только от них… А что бы её красота ей боком не вышла, об этом уж сейчас вам стоит позаботиться, и поторопитесь…

— Нет, мы не перестали гулять по набережной. Просто теперь Катюша от нас ни на шаг не отходила. Как ребёнок, боящийся потеряться, она крепко держала нас за руки, практически не поднимая глаз. А мы, то и дело замечали восхищённые мужские взгляды, останавливающиеся на нашей дочери. Да, она действительно повзрослела и похорошела, но Катюша никогда не станет легкомысленной вертихвосткой. Это у других, хорошие девочки превращаются в плохих, а наша Катя не такая, ей это не грозит. Какими же наивными мы были…

— Так что? После того случая, как говорит молодёжь, «ей крышу снесло»?

— Нет, что ты! Она была так сильно напугана, что мы даже заволновались. А вдруг наша скромница замкнётся в себе, ведь она такая впечатлительная? Я даже хотел обратиться за советом к знакомому психологу. Но ситуация нормализовалась сама собой, когда мы поговорили с ней на тему её вступления во взрослую жизнь, рассказав о существовании множества человеческих пороков, которым следует научиться противостоять. Убедили стать более внимательной к окружающим, особенно когда нас не будем рядом. Ну и конечно напомнили о женской гордости и целомудрии, о чём девушке не стоит забывать ни на минуту.

— Ну хорошо, а когда же началось это её перевоплощение в плохую девочку?

— спросил директор, не заметно взглянув на часы, стоявшие у него на столе. Он боялся, что зазвонит телефон или войдёт секретарша и Димыч не успеет рассказать до конца свою историю. Но Волжанов, не замечая волнения друга продолжал говорить.

— Пожалуйста Толя, если можно, не торопи меня. Очень важно ничего не упустить, в противном случае, будет трудно понять и разобраться, откуда у нашей проблемы «ноги растут». И так, наступило первое сентября. В этот день Катюша приехала из Университета необычайно счастливой, у неё рот не закрывался. Она с восхищением рассказывала о преподавателях, о сокурсниках, и том, что всё просто замечательно! С первого же дня она целиком погрузилась в учёбу. В нашем доме стали раздаваться многочисленные звонки. Если звонили подруги или сокурсницы, то Катюша разговаривала с ними очень коротко. Она всегда считалась с нами, помня о том, что в любой момент мне могут позвонить с работы. А если слышала мужской голос, то сразу просила более не беспокоить её и клала трубку. Нам нравилось такое поведение дочери. Однако, мы считали нужным пожурить её, говоря следующее.

— Катюша, но это уж слишком категорично. А вдруг этот человек влюблён в тебя и страдает. А ты даже не желаешь его выслушать.

— Ну и пусть себе страдает, это его проблема. Липнут как мухи. И что, мне теперь прикажете каждого выслушивать, жалеть и объяснять почему он мне не нравится? Это же унизительно!

— Но по прошествии короткого времени, каждый вечер в одно и тоже время в нашем доме стал раздаваться телефонный звонок, на который Катя отвечала с удовольствием и не долго поговорив прощалась до завтра. Чувствуя наше любопытство, она не стала дожидаться расспросов и стесняясь объявила, что у неё появился молодой человек, парень на курс старше с исторического факультета. Ею было подчёркнуто, что он хорош собой, высок, строен, ну а имя у него самое что ни на есть сказочное и доброе — Иван. Ко всем прочим достоинствам, оказалось, что он играет на гитаре в Университетском ансамбле и выступает за студенческую сборную Москвы по волейболу. В общем у него масса положительных качеств, а главное он настоящий джентльмен, так как уже неоднократно заступался за нашу Катю в не равной схватке с мерзавцами. Описание поклонника нам понравилось, но повода для знакомства пока не было.

Жизнь шла своим чередом. Незадолго до Нового года, Катя сообщила, что приглашена на свадьбу сокурсницы, куда намерена пойти с Иваном. Естественным образом встал вопрос, в каком наряде пойти дочери на свадьбу? Мы не видели в этом проблемы, так как у неё было что надеть. Но когда она показала нам пригласительную открытку, где было указано: женщины — вечернее платье, мужчины — костюм или смокинг, нашему возмущению не было предела.

— Что за бред? И кому пришло в голову диктовать гостям в чём им приходить?

И где это у нас возможно купить вечернее платье для молоденькой девушки?

Но когда узнали, что свадьба состоится в ресторане гостиницы «МЕТРОПОЛЬ», все вопросы отпали разом.

Мы сидели с понурыми лицами, как вдруг, Танюша кинулась к телефону и принялась обзванивать актрис её театра. Она вспомнила, что пару месяцев назад, кто-то из них ходил по гримёркам, предлагая купить у неё красивое длинное тёмно-зелёное платье с большим декольте. Муж-музыкант привёз его из-за границы, но ошибся размером. И нам повезло! Платье не было продано и таким образом досталось нашей дочери.

В назначенный день Иван появился в нашем доме, чтобы вместе с Катей поехать на свадьбу на такси, и пока жена помогала ей наряжаться, мы разговаривали. При всех своих достоинствах, ранее описанных нашей дочерью, несмотря на молодые годы, Иван оказался большим интеллектуалом и интересным собеседником. Наш разговор прервался совершенно неожиданно, когда мы вдруг услышали.

— А вот и я. Можем ехать.

С восторгом глядя на вошедшую в комнату Катю, мы оба лишились дара речи. Боже, как она была хороша! Забранные назад волосы, длинная гордая шея, глубокое декольте и белые атласные перчатки выше локтя, делали её похожей на настоящую леди, статную и обворожительную. Платье сидело идеально, а его цвет подчёркивал красоту её зелёных глаз. Здесь как нельзя лучше подошёл подарок нашей Маши. Тогда Катя впервые надела изумрудные серьги на брильянтовых бантиках. Ахая и охая, мы долго не могли ею налюбоваться, от чего дочь застенчиво краснела. Сдвинуть ситуацию с мёртвой точки помог Иван.

— Мадемуазель, нам пора. Позвольте проводить вас до кареты, — сказал он, предложив Кате взять его под руку. В ответ на такое обращение дочь тихонечко хихикнула. Иван ждал, не выходя из образа, и тогда Катя решила подыграть ему. Поочерёдно поцеловав нас в щёку, она исполнила лёгкий реверанс и сказала.

— Маменька, папенька, я покидаю вас, я еду на бал!

После чего взяла Ивана под руку, и они направились к выходу.

За эту чудесную импровизированную сценку им в след полетели наши аплодисменты. Проводив ребят до такси, ожидающее их у подъезда, мы вернулись домой.

В следующее мгновение, мысленно распрощавшись с приятными воспоминаниями, Волжанов вновь погрустнел. Услышав за дверью в приёмной чьи-то голоса, он заволновался и спросил.

— Сколько у нас ещё есть времени?

— Не волнуйся, предостаточно, продолжай, — спокойно и убедительно ответил Анатолий.

Желая успеть рассказать всё до конца, Дима заговорил очень быстро.

— Ну вот я и подошёл к главному. Именно после той свадьбы в Метрополе, с Катей стали происходить резкие перемены. У неё появилось множество новых подруг, и отказавшись от прежних обязанностей по дому, она стала часами разговаривать с ними по телефону. Ты слышал историю, когда на экстренную операцию меня привезли в институт в милицейской машине с мигалкой?

— Нет не слышал, такого мне не докладывали, — хохотнув ответил директор.

— Как говориться — смешно, да не до смеху. Я был дома. Мне могли позвонить с работы, если вдруг состояние одного из пациентов ухудшится и ему потребуется срочная операция. Ближе к вечеру в квартиру входит Катя и сразу садится к телефону. С кем-то весело разговаривая она не торопливо раздевается, игнорируя мою просьбу долго телефон не занимать. Так продолжалось более часа, когда вдруг раздался звонок в дверь. На пороге моей квартиры стояли два молодых милиционера. Оказалось, не сумев до меня дозвониться, старшая медсестра позвонила в ближайшее от нас отделение милиции и объяснив ситуацию попросила помощи. Ты думаешь наша дочь почувствовала себя хоть сколько-нибудь виноватой и извинилась? Нет! Демонстративно бросив телефонную трубку, она ушла к себе в комнату, а я от стыда был готов сквозь землю провалиться. Затем эти же ребята, с сиреной и мигалкой доставили меня в институт. Благодаря им я успел вовремя.

— Слава Советской милиции и нашей смекалистой старшой! — словно речёвку произнёс Анатолий, после чего с большой долей иронии спросил.

— Я так понимаю, чем дальше в лес, тем больше дров?

На что в ответ, Волжанов лишь молча кивнул головой.

— А что у неё с учёбой?

— О-о-о, это без проблем! Несмотря на частые встречи с подругами, на посещение дискотек и бессчётное количество дней рождения, Катя продолжает учиться на отлично, стабильно получая повышенную стипендию.

— Тогда в чём проблема? Что-то я не пойму. Учится отлично, ну нахамила пару раз, так уж сразу и трагедия? — чуть раздражённо спросил директор.

— Ты не понимаешь! Она не просто изменилась, она изменилась кардинально, при том как-то уж больно резко. Характер, поведение, внешний облик — всё стало другим, от скромности и следа не осталось. А её отношение к нам стало исключительно потребительским. Наполовину отрезав свою великолепную косу, она стала постоянно ходить с распущенными волосами, стала красить ресницы и губы. Взяла в привычку по долгу любоваться собой у зеркала. Ну это ладно, пусть. В конце концов не школьница уже. Но дальше — больше. Одетая и обутая с ног до головы, она постоянно требовала купить ей то одно, то другое, ссылаясь на сокурсниц и подруг, которые одеты куда моднее и богаче чем она. Её запросам не было ни конца, ни края. Напомнив дочери, что «печатного станка» у нас как не было, так и нет, она рассмеялась, посоветовав мне перестать работать на государственную машину и открыть свой медицинский кооператив. Ну а наше мнение, что кооперативы открывают бандиты, а работать туда идут недоучки и бездарности, она просто отвергла. С каждым днём её хамское поведение набирало обороты. Как-то утром собираясь в университет, она вышла из своей комнаты в такой короткой юбке, что у нас перехватило дух. Но Танюша, совладав с эмоциями, нашла в себе силы спокойно спросить.

— Тебе не кажется, что юбка слишком коротка?

— Пусть кривоножки скрывают свои ножки! — ответила дочь и хлопнув дверью ушла.

Вскоре Танюша заметила, что, Катя без разрешения пользуется ювелирными украшениями из её шкатулки. Потребовав от дочери объяснения, мы услышали следующее.

— Да ладно вам. Подумаешь, взяла поносить.

После этого Катя стала частенько надевать подаренные ей прабабушкой серьги. Мы пришли в ужас и, естественно, попытались объяснить, почему этого не следует делать.

— Катюша. Эти серьги нельзя носить каждый день, тем более с джинсами. Ты должна понимать — это не копеечная бижутерия. Ты не боишься, что их могут отобрать у тебя вместе с ушами? Времена то нынче бандитские.

На что дочь ответила, что рядом с ней всегда есть кто-то, кто сможет её защитить.

Дальше ещё интереснее. Если до недавнего времени для Кати было недопустимо прийти домой позже десяти вечера, то теперь, она частенько возвращалась ближе к полуночи.

Но седые волосы на моей голове появились после ночи, когда — двенадцать, час, два, а её нет! Мы обзвонили всех, кого могли, а позвонив Ивану узнали ещё одну плохую новость — они расстались. Несмотря на это, в третьем часу ночи парень примчался к нам домой. Мы не спрашивали его о причине разрыва их отношений, не до этого было. Нервно набирая номер за номером, он обзванивал университетских знакомых, но, к сожалению, безрезультатно. Я подключил все имеющиеся у меня связи в городских службах: милиция, травмпункты, больницы, морги. Нет, нигде Катя не была обнаружена. Решив напоить нас чаем, Танюша пошла на кухню и там упала в обморок. Напуганный и растерянный я бросился к телефону вызывать скорую. Долго объясняя кому-то на другом конце провода возможный диагноз, повлекший за собой обморочное состояние моей жены, я услышал вопрос.

— Мужчина, вы по профессии кто?

Придя в себя от этого вопроса, я извинился и отказался от вызова. Было ужасно стыдно.

К счастью, обморок не был глубоким, давление у неё резко упало, нервы. Приведя Танюшу в чувство, я сделал ей укол, и она уснула. Не в силах больше ждать, я решил выйти на улицу, оставив жену под присмотром Ивана. Простояв там до четырёх утра и почти околев от холода, я уже было хотел вернуться домой, как вдруг увидел иномарку, заезжающую в наш двор. Машина остановилась у нашего подъезда и.…, из неё вышла наша Катя, сопровождаемая не очень молодым мужчиной. Деликатно держа под руку, он подвёл её к подъезду. Не замечая меня, они продолжали о чём-то весело разговаривать. Мужчина открыл дверь пропуская даму вперёд и тут им пришлось наконец то заметить меня, так как я стеной встал между ними.

— Мужик, ты чего? — услышал я в тот же миг.

— Папа?! — увидев меня испуганно сказала Катя.

— Да, это я. Видите ли, я тот самый мужик, который является отцом вашей спутницы, — не скрывая возмущения ответил я.

— Извините, — пробормотал он. — Я просто хотел довести Катю до двери квартиры.

— Нет, не извиняю! Так как вы должны были это сделать часов пять тому назад, — резким тоном ответил я.

— Папа! Я не узнаю тебя! Что за тон? — нравоучительно сказала дочь, решив пристыдить меня.

— Нормальный тон, тон заботливого отца, — дерзко ответил я, сам себя не узнавая.

— Но я, я совершеннолетняя, и.… — попыталась возразить Катя, но я не дал ей этой возможности.

— Иди домой, совершеннолетняя, там и поговорим! — ответил я, запихивая дочь в подъезд. После чего, окончательно осмелев, встал спиной к двери и обратился к её спутнику.

— Советую «молодой человек», немедленно удалиться, в противном случае, буду вынужден отправить вас ко мне на работу!

— Эта фраза мне особенно удалась. Эффект был потрясающим!

Волжанов даже заулыбался, вспоминая эту ситуацию.

— Будучи во хмелю, мужик долго напрягал мозги, пытаясь сообразить, какую такую работу я имею в виду, и после затянувшейся паузы наконец спросил.

— Вы-ы что, в ми-и-лиции работаете?

Стараясь не рассмеяться, я отвечал сквозь зубы.

— Нет! Я работаю в Склифосовского! Я хирург — костолом! Желаете на себе испробовать мои профессиональные навыки? — реакция последовала незамедлительно.

— И-и-звините… До свидания, — пятясь спиной к машине пролепетал мужик. Он с трудом открыл дверь, машина долго не заводилась, видимо со страха не мог попасть ключом в замок зажигания, но в конце концов уехал.

В этот момент в кабинете раздался громкий хохот. Волжанов настолько ярко и эмоционально передал атмосферу этого эпизода, что директор был не в силах сдержаться и сбросив напряжение рассмеялся от души. Вытирая очки, забрызганные весёлыми слезами, он сказал.

— Ну Дима, ты даёшь! Видел бы ты себя со стороны. Ты и угрозы? Это же не совместимо! Довели тебя дружище, довели…

— И не говори. Я сам на себя удивился. Но не скрою — остался собой доволен.

— Продолжай, продолжай. И что ж было дальше? — поторопил директор.

— Мы молча ехали в лифте. Я смотрел в глаза дочери пытаясь увидеть в них хоть немного стыда и раскаяния, но вместо этого констатировал, что она пьяна. Войдя в квартиру и увидев Ивана, Катя тут же набросилась на него.

— А ты что здесь делаешь? — кричала она, — Ты что не понял, между нами, всё кончено!

— Глядя на неё с огромным изумлением Иван хотел что-то сказать, но передумав молча оделся и попрощавшись ушёл.

— Выяснять отношения с ней тогда было бесполезно, она себя не контролировала. Меня больше волновало состояние Танюши. Предположив, что от услышанного скандала она может проснуться, глядя на дочь как удав на кролика, я устрашающе сказал:

— Не смей шуметь, иди спать. Разговора не будет.

— Но я не понимаю в чём провинилась? — завопила она.

— Протрезвеешь, объясню, а сейчас иди спать! — настойчиво ответил я, и ушёл. Мне оставалось спать чуть больше трёх часов.

— Дима! Дима! Вставай! Мы проспали! — говорила Танюша, теребя меня за плечо. Заглянув в комнату дочери и убедившись, что она преспокойненько спит, мы собрались в считанные минуты и пулей выскочили из дома. В машине ехали молча и только на полпути заговорили о событиях сегодняшней ночи. Нащупав у жены пульс и убедившись, что самочувствие её вполне нормальное, я поведал ей историю возвращения нашей дочери. Выслушав меня, Танюша заплакала.

— Боже мой, боже мой, какой ужас, какой стыд! Так дальше продолжаться не может! С ней следует серьёзно поговорить!

— И мы решили, что этот разговор должен состояться сегодня же. Высадив Танюшу у театра, я рванул на работу. Первый раз в жизни я не просто опаздывал, я опаздывал катастрофически, более чем на час. Самочувствие у меня было, как говорит великий Райкин — мерзопакостное, и внешний вид полностью ему соответствовал. Представь себе, не бритого, помятого, бледного хирурга, у которого не соображает голова, а руки отказываются что-либо делать. Кошмар! Катастрофа! На моё счастье, рабочий день оказался удивительно спокойным. После обхода пациентов состоялось какое-то собрание, даже темы не помню, так как благополучно его проспал. Операций не было, ни экстренных, ни запланированных, таким образом я отделался лёгким испугом, но нервов истрепал… Ощущая на себе недоумённые взгляды коллег, меня поедало чувство стыда, и я пообещал себе, что такого дня в моей жизни больше не повториться!

После этого признания Волжанов опустил голову и замолчал.

— Ну и…? Как показало время, этот день регулярно продолжает повторяться? Не правда ли? — спросил директор.

— Ты прав, — не поднимая головы ответил Волжанов.

— А почему я прав? Что ты предпринял чтобы изменить ситуацию?

— Да в том то и дело, — резко оживился хирург. — Мы не в состоянии что-либо изменить! Ну не бить же её? Она не идёт на контакт. Между нами стоит не пробиваемая стена. Катя смотрит на нас стеклянными, злыми глазами и орёт.

В тот раз именно так и было. Мы решили попытаться провести переговоры в спокойной домашней обстановке, без накала страстей. Поэтому приехав домой Танюша приготовила великолепный ужин и накрыла стол в столовой. Я даже поставил бутылку вина, что принято в нашей семье исключительно по праздникам. Прихода дочери ждали долго. Она опять явилась в двенадцатом часу ночи. Сдерживая эмоции и не выказывая переживаний, мы предложили ей вместе поужинать и поговорить, но ничего не вышло. Катя не дала нам и слова сказать.

— Вы хотите поговорить? О чём? — заорала она. — Вы не считаетесь с моим мнением! Вам всё не так! Вы не понимаете, что я уже выросла! Ваши советы, ваша опека и нравоучения — мне всё это давно надоело! И если вас что-то не устраивает, то могу вообще уйти, мне есть куда!

Затем она подошла к столу, налила в бокал вина и выпив его залпом ушла в свою комнату. А утром, перед уходом заявила следующее.

— Пока я живу с вами, вы обязаны меня содержать и обеспечивать деньгами.

— Я молча достал из кошелька единственную лежащую там купюру достоинством в 25 рублей, всё что оставалось до зарплаты, и отдал ей. Даже не сказав спасибо, она взяла деньги и ушла.

Таким манером мы продолжаем жить и общаться вот уже несколько месяцев. Ожидая возвращения дочери, когда до полуночи, а когда и до утра, мы наблюдаем в окно одну и ту же картину, как из подъехавшей к нашему подъезду машины, в сопровождении мужчины выходит наша Катя. При том, что этих самых мужчин она меняет как перчатки. А на утро, сонные и измученные мы едем на работу. Силы на исходе. Танюша постоянно в слезах, а я седею, успокаивая её.

После всего сказанного Волжанов почувствовал облегчение. Выговорился, вот и полегчало. Теперь он пристально смотрел на друга, ожидая от него дельного совета.

— М-да-а-а… Вышла девочка погулять — да и заблудилась, — сказал Анатолий, постукивая пальцами по столу. — Катя прежняя и эта, «новая» — две абсолютные противоположности. Но что именно послужило причиной её перевоплощения, пока мне не понятно. Хотя… Думаю, что без влияния новоиспечённых институтских подруг здесь не обошлось. А тебе не приходила мысль поговорить с её парнем, ну с этим…

— С Иваном?

— Ну да, с ним.

— Так они же расстались.

— Так вот найди его и выясни, что стало причиной разрыва их отношений? И потом, наверняка у них существовал круг общих знакомых, которые…, — Волжанов тут же подхватил его мысль, не дав возможности высказаться до конца.

— Да, да, точно! Надо встретиться с Иваном! Наверняка он всех её подруг знает.

— Ну вот. Глядишь, что-то да прояснится. Послушай, а что по поводу этой проблемы говорят твоя мама и бабка? Они в курсе?

— Что ты! Матушка даже не подозревает, что в нашей семье идёт «война». Скрываем как можем, оберегая её здоровье. При встрече делаем вид, что существуют некие разногласия во взаимоотношениях с дочерью, но ничего серьёзного. Девочка мол выросла, ну выпендривается малость, так это пройдёт. Она верит, пока верит, но чувствую долго нам не продержаться. А у нашей Маши мы не были очень давно, вот это плохо. Боюсь ей на глаза показываться. Знаю, что сильно изменился, и она сразу поймёт о наличии у меня некой проблемы. А волновать старушку не хотелось бы. Она уже неоднократно звонила матушке спрашивая, где мол Дима? Почему у меня давно не был? Как Танюша и Катюша? А мне нечего ей сказать, нечем порадовать нашу родоначальницу. Ну даже если и расскажу, то наверняка в ответ услышу, что мы мол сами во всём виноваты, избаловали девчонку и так далее. Хотя сейчас мне вспомнилось вот что. При всей своей любви к правнучке, последние года два Маша стала как-то странно на неё поглядывать. Я замечал это неоднократно, при том не я один. Сядет бабуля где-нибудь в сторонке, съёжится, прищурится и разглядывает Катеньку, словно пытается в ней что-то найти, словно в чём-то её подозревает. Мои попытки получить от неё разъяснение по этому поводу оказались безуспешны. Она умело уходила от ответа, переводя разговор на другую тему. Согласись, это странно, а главное не понятно?

— Так поезжай к бабке и поговори с ней, только откровенно поговори. Мне почему-то кажется, что она сможет вам помочь. Твой отец, мой учитель, всегда восхищался своей матерью, считая её очень мудрой и проницательной женщиной. Он говорил, что она обладает способностью видеть в людях то, что другим не ведано. А ещё я заметил, что человек она немногословный, пустых разговоров не выносит. Но уж если что когда скажет, то в самую точку, и не поспоришь с ней, так как чаще всего она оказывается права.

— Согласен, мы тоже так считаем, за это её и любим.

— Ну вот видишь, поезжай, пока дело не зашло куда дальше. Кто знает, что вашей Катеньке в голову придёт.

— Решено! Сегодня же вечером и поеду, провожу Танюшу и сразу к бабуле в Серебряный бор. Матушка собиралась к ней ещё в начале недели, да приболела, простудилась, и машина у неё в ремонте. Поеду вместо неё. Спасибо тебе Толя за совет. Я боялся Маше на глаза показаться, оттягивал этот момент как мог, а сейчас хочется с ней поскорей увидеться и поговорить. И если б не ты, я бы до этого не додумался. Как говорится «одна голова хорошо, а две лучше». Спасибо тебе.

— Ты поедешь без Танюши?

— Да, поеду один. Она сегодня уезжает на несколько дней в Ленинград. Её подруга по хореографическому училищу работает в «Мариинке», и Танюша получила от неё приглашение на премьеру нового балета. Наконец-то за последние несколько лет у них появилась возможность повидаться. Но если бы ты знал, чего мне стоило уговаривать жену согласиться на это приглашение.

— Премьера, подруга, почему бы и нет?

— Да из-за этой «войны» она боится оставлять меня одного наедине с Катей. А ей просто необходима эта поездка. Общение с любимой подругой, премьера балета, обожаемые Невские набережные, всё это поможет ей отвлечься и отдохнуть. Эта огромная порция положительных эмоций сработает лучше всякого лекарства.

— Никаких сомнений! Так она согласилась?

— Согласилась, но как-то так… Нет уверенности, что не вернётся с полпути, я её знаю… Но если скажу, что поеду к бабуле и меня в выходной вообще не будет дома, то уедет со спокойной душой, а для меня это очень важно.

— Ну и отлично! — с облегчением сказал директор, шлёпнув руками по коленкам.

— А теперь послушай меня уже как директора, — продолжил он официальным тоном, каким всегда разговаривал с подчинёнными. — В жизни всякое может случиться, но впредь постарайся, что бы семейные проблемы не влияли на работу. Ибо для хирурга твоей квалификации это не позволительно. Есть операции, которые могут быть успешно проведены только твоими руками. И не дай Бог, если из-за твоей хандры пострадает хоть один пациент. Этого себе ты простить никогда не сможешь. Ну а как друг, скажу следующее. Проблема, возникшая в вашей семье, тебя здорово подкосила, ты выбит из колеи, чему я удивлён. Прости, но я помню, как тяжело было пережить тебе преждевременный уход из жизни сначала деда, а потом отца. Ты держался, не позволяя эмоциям взять над тобой верх. А твоя дочь, и это главное — жива и здорова. Да, на сегодняшний день существует некая проблема в ваших взаимоотношениях, так решай её! Ищи причину, проси помощи у кого угодно, верни спокойствие и счастье, которое теперь грубо нарушено. А прямо сейчас, будь добр, соберись и выйди из этого кабинета таким, каким ты был несколько месяцев назад. Тебя любят, в тебя верят, за тебя переживают. Надеюсь, ты меня понял.

Если от имени директора Анатолий говорил довольно жёстко, то поменяв тон на дружеский он говорил так искренне, так проникновенно и убедительно, что у Волжанова по спине пробежали мурашки.

— А ведь он прав! Абсолютно прав! Прав на все сто! — подумал Волжанов, и в тот же миг, на его лице появилась улыбка. Он встал и отвесив низкий до земли поклон сказал.

— Спасибо тебе, свет наш Анатолий Сергеевич!

И протянув к нему руки продолжил.

— Спаситель! Дозволь облобызать тебя, мой друг сердечный!

После чего они обнялись и долго от души смеялись.

— Ну вот, другое дело. Смеёшься, шутишь — значит пошёл на поправку, значит будешь жить, — не унимаясь от смеха сказал директор.

Неожиданно дверь открылась и в кабинет вошла секретарша.

— Извините, я стучалась, но вы так громко смеётесь.

— А-а-а, Валентина Петровна! Как дела в нашем Склифосовском царстве-государстве, всё спокойно? — спросил директор, удивляя секретаршу своим приподнятым настроением.

— Да Анатолий Сергеевич, всё в порядке. Я должна напомнить, что через час вас ждут на совещание в министерстве.

— Спасибо, спасибо, я помню. Вот сейчас избавлюсь от этого клиента, пообедаю и поеду. Вы свободны, — и секретарша ушла.

— Ну что, пойдёшь со мной обедать друг сердечный? — похлопав Волжанова по плечу спросил директор.

— Нет, спасибо, иди-ка ты сам — обедать, а я пойду в отделение. Поди обыскались уж меня, — всё в той же шутливой форме ответил хирург.

И договорившись поддерживать связь как можно чаще, друзья распрощались.

Волжанов вышел из кабинета действительно другим человеком. Нет, не прежним, не таким каким он был несколько месяцев назад, до того состояния ему было ещё далеко. Но по нему было видно, что он встал на путь возрождения. Он шёл по отделению и улыбаясь здоровался со всеми подряд. Коллеги — врачи и весь персонал хирургического отделения был приятно удивлён, заметив разницу в облике любимого начальника. На приём к директору ушёл один Димыч, а вернулся совсем другой. И не важно, что именно там произошло, важно, что это сработало и пошло на пользу их любимцу.

Из своего кабинета Волжанов позвонил матушке, обрадовав известием о желании навестить бабулю прямо сегодня. Эта идея ей очень понравилась, но больше всего она была рада слышать весёлый голос сына.

— Дима, сыночек, у тебя правда всё хорошо? — спросила она в надежде услышать подтверждение.

— Конечно всё хорошо! А будет ещё лучше!

Он говорил эти слова ощущая необыкновенную уверенность в том, что так оно и будет.

— Пожалуйста не забудь купить, что-нибудь сладкого. Ты же знаешь — наша Маша большая сластёна.

— Да — да, я помню и обязательно что-нибудь куплю.

После работы Волжанов поехал за женой в театр, откуда он должен был отвезти её на Ленинградский вокзал. Рассказав о сегодняшнем разговоре с Анатолием и о его совете поговорить с Машей, ему удалось убедить Танюшу ехать в Ленинград без всяких опасений. Они долго стояли на перроне около вагона. Обнимая жену, Волжанов убеждал её, что скоро, как и прежде всё будет хорошо.

Глава III

БАБУЛЯ ИЛИ ОТКРОВЕННЫЙ РАЗГОВОР

Проводив жену, Димыч сел в свой «жигулёнок» и помчался в Серебряный бор на дачу к бабуле. Всю дорогу он думал, с чего стоит начать этот не простой разговор? И только подъехав к дому вспомнил, что забыл заехать в магазин.

— Стыдно внучок, ой как стыдно приехать к любимой бабулечке с пустыми руками, — стыдил он себя покидая машину.

В доме горел свет, слышались звуки музыки, а из трубы валил дым. Это означало, что внутри горит камин, трещат дрова и сидя за столом около патефона, бабуля слушает любимого Шаляпина. Димыч не стал ни звонить, ни стучать, помня о привычке хозяйки закрывать дом только на ночь. Не слышно открыв дверь, он увидел предугаданную им картину.

— Дорогая моя! Ты не боишься, что тебя могут украсть?

— Ой, Димка! Напугал меня! — сказала Маша, и сняв иглу с пластинки направилась навстречу внуку. — Давно уж тебя жду, а тут заслушалась, задумалась и-и-и улетела куда-то в прошлое.

Поцеловав бабулю, Волжанов обнял её за плечи и виновато произнёс.

— Ты извини меня пожалуйста, что приехал с пустыми руками. Я по дороге задумался и забыл заехать в магазин. Если тебе что надо, так я прямо сейчас съезжу, ты только скажи. И вообще, как у тебя с продуктами, пайки ещё получаешь?

— Не волнуйся, продукты у меня есть, а вот пайков больше не будет.

— Почему?

— Вчера я позвонила и спросила о причине задержки доставки мне моего пайка. На что женский голос в хамской форме ответил, цитирую дословно — «Закончилась бабуся ваша коммунистическая халява», — и повесила трубку.

— Ну да, перестройка… Говорят коммунистической партии скоро не будет. Тебе жаль?

— Нет, ни сколько. Это должно в конце концов когда-то произойти. Я знаю одно, если бы все коммунисты были такими как мой муж и сын, то поверь, мы бы сейчас жили не хуже американцев. А эти «слуги народа» только и делали, что обворовывали да обманывали этот самый народ, прикрываясь высокими словами о патриотизме. Ведь я почти ровесница века, а значит, являюсь свидетелем всех их так называемых «свершений, достижений и деяний». И кто бы после них не пришёл к власти, исправить их ошибки за короткий срок не удастся. Это большая работа для нескольких поколений. Чего это мы с тобой в политику ударились, ты же после работы. Иди мой руки, ужинать будем, — перейдя на весёлый командный тон сказала Маша.

Только сейчас Волжанов заметил, что под белой оренбургской шалью, накинутой на плечи, на бабуле одет тёмно-синий спортивный костюм с белыми лампасами. Новым образом Маши, Волжанов был «убит на повал» и рассмеявшись спросил.

— Бабуль! Что-то я запамятовал. Ты за какую сборную выступала, по какому виду спорта?

— А-а-а, костюм тебе мой понравился? Это деда твоего, чистая шерсть, в нём тепло и удобно. Ну хватит болтать! Иди мой руки и садись, а я на секунду на кухню.

У окна на круглом столе стоял ещё тёплый самовар, хрустальная конфетница, доверху наполненная соответствующим содержимым, несколько розеток с вареньем, миска с пирогами, всевозможные соления, и накрытая полотенцем кастрюлька с варёной картошкой. Вернувшись с кухни, Маша принесла прозрачную стеклянную кастрюлю с горячим мясным гуляшом.

— Бабуль! Ты опять без посторонней помощи самовар на стол ставила? — обеспокоенно спросил Дима.

— Да, а что? Я как видишь в прекрасной спортивной форме. И жить буду до тех пор, пока в состоянии поднять этот замечательный самовар. Он у меня вместо штанги.

После этой фразы они громко рассмеялись и обняв бабулю, Дима крепко поцеловал её в щёку. А Маша, глядя на развеселившегося внука, даже вида не подала, что нашла в его облике большие изменения…

За ужином они говорили о снеге, коего этой зимой выпало огромное количество и о том, что его следует поскорей сбросить с крыши, пока он не превратился в корку льда. Так же говорили о новых соседях, о планах на лето и многое ещё о чём. Странным для Волжанова было то, что, Маша не спрашивала ни про Танюшу, ни про Катюшу, тем самым, не давая возможности перевести разговор на интересующую его тему. А ему самому не хватало духа признаться в истинной причине своего визита. Где-то через полчаса, положив на пустую тарелку нож и вилку, он сказал.

— Бабуль, спасибо большое, я сыт.

— А пироги, твои любимые с яблоками? — заботливо спросила она.

— Давай чуть позже, с чаем.

— Хорошо, будь, по-твоему. Тогда к камину, по коньячку и поговорить, — предложила Маша.

— По коньячку? Нет, я же за рулём.

— Но ты ведь можешь остаться ночевать у меня, и тогда за руль сядешь только завтра. Договорились? А сейчас, давай рассказывай, что у вас там за война?

Волжанов был настолько удивлён проницательностью Маши, что даже покраснел, и заметив блеск в её глазах, у него вырвалось.

— Ну ты бабуля и ведьма.

— Ведьма внучек, ведьма, можешь даже не извиняться. Только ведьма я безвредная, пользу приносящая, и тебе помочь постараюсь, — ответила она лукаво улыбаясь.

— Скажи, почему ты сказала — война?

— Догадалась. Это не трудно. Ещё несколько месяцев назад на твоей голове не было ни единого седого волоса. А сейчас? Спрашивается, вследствие чего мой внук, вдруг резко начал седеть? А возможно такое только в следствии не запланированных военных действий, в кавычках конечно. Скажу больше. На работе, как и прежде, у тебя всё хорошо. В противном случае я бы об этом уже знала, значит — проблема в семье. Или может я ошибаюсь?

— Да нет, ты в самую точку попала, — ответил Волжанов, вспомнив слова Анатолия о Маше, как о человеке мудром и проницательном.

— Тогда давай начнём, — предложила она.

Поставив на переносной столик графинчик с коньяком, две пузатые рюмки, блюдце с дольками лимона и шоколадные конфеты, они пересели в кресла у камина.

— Ты коньячок то наливай, чувствую не лёгким разговор будет. Так кто из твоих домашних войну затеял? — спросила Маша, хотя по её выражению лица было понятно, что она и сама может безошибочно ответить на этот вопрос.

Не торопливо разлив коньяк, Дима взял рюмку и вдохнув исходящий из неё аромат, сделал маленький глоток, после чего, сдавливая рюмку ладонями, с сожалением ответил.

— Это бабуля — наша Катя.

Никакой другой реакции, кроме ухмылки, от Маши не последовало.

— Хм… Ну, чего остановился? — спросила она, абсолютно спокойно. — Рассказывай, рассказывай, я слушаю.

— Но поняла ли ты кого я имею в виду? — спросил Волжанов.

— Если ты думаешь, что у меня проблема с головой, то глубоко ошибаешься. Твоя бабка пока ещё не выжила из ума и поняла, что «войну» затеяла ваша дочь, то есть моя правнучка. Продолжай, и постарайся не упускать подробностей.

— Извини, я не хотел тебя обидеть. Просто твоя реакция показалась мне странной. Ты будто знала, чьё имя я назову.

— Послушай Дима. Мою реакцию ты увидишь потом, когда наконец расскажешь всё, что хотел. Ну же!

Его рассказ начался с того памятного дня, когда здесь на даче праздновалось поступление Кати в Университет. То сидя в кресле, то расхаживая по комнате он говорил очень эмоционально. Маша слушала внука, неотрывно наблюдая за ним, и лишь иногда, прикрыв рот рукою причитала.

— Боже мой! Боже мой! Я так этого боялась…

Закончив свой рассказ, Волжанов плюхнулся в кресло, и резко выдохнув, сложил на груди руки.

— Ну что ж…, — после короткой паузы задумчиво произнесла Маша, и встав, куда-то медленно пошла.

— Бабуля, ты куда? — окликнул её Дима.

Обернувшись, она язвительно произнесла.

— Так говоришь мужчин меняет как перчатки, и серёг моих не снимает? Подожди минуточку, я сейчас, — и вышла из комнаты.

Через несколько минут она вернулась, держа в руках плоский свёрток, и положив его на стол попросила внука подойти к ней. Не понимая, что происходит, Волжанов следил, как медленно и аккуратно разворачивалось что-то, по-видимому, очень ценное. Наконец из вороха бумаги показалась не больших размеров картина, приблизительно 30 на 40 см. Взяв картину обеими руками она передала её внуку и сказала.

— Смотри. Кто это?

С картины в позолоченной раме на него смотрела дочь, правда выглядела она немного старше своих лет. Сидя вполоборота со скрещенными на коленях руками, Катя улыбалась сдержанной завораживающей улыбкой. Такой ракурс был выбран художником неспроста, ибо он, подчёркивал все прелести её поистине невероятной красоты. Длинная шея, слегка покатые плечи, прямая спина, изящный изгиб тончайшей тальи, и конечно же лицо. Её огромные зелёные глаза с длинными пушистыми ресницами, правильный прямой носик и пухленькие губки, были великолепны. А салатовое платье с глубоким декольте, большая белая шляпа с диковинными перьями, из-под которой на голые плечи падало несколько локонов её светло-русых волос и огромные каплевидные изумруды на брильянтовых бантиках в ушах, делали Катю похожей на великосветскую красавицу из девятнадцатого века. Единственно что показалось Дмитрию чрезмерным и даже неуместным, так это большое количество колец на её пальцах и колье из крупных каменьев на груди. По его мнению, здесь было достаточно бабулиных серёг, идеально подходивших к её глазам и цвету платья.

— Но откуда у Кати такой наряд? — подумал Волжанов, и продолжая рассматривать картину уверенно ответил.

— Это наша Катя. Красавица, что и говорить!

Заранее зная, чьё имя произнесёт внук, положив руку ему на плечо, Маша сказала:

— А теперь слушай. Ты прав лишь в одном. Имя девушки, изображённой на картине, действительно Катя. Только это не твоя дочь, а моя мать — Екатерина Степановна Вострякова, самая высокооплачиваемая проститутка Петербурга.

— Что-о-о? Это — твоя мать?

Часть 2

Глава I

Тайна, или ложь во благо.

— Да Дима. Эта женщина на картине — моя мать, твоя прабабка и прапрабабка твоей дочери. И поверь, я имею неопровержимые доказательства тому, что говорю.

— Странное чувство — видеть одно, а верить другому… — его мысли путались. — Как возможно такое внешнее сходство через несколько поколений?

Он нервно смотрел то на бабулю, то на картину, пытаясь найти нечто подтверждающее её слова. Читая мысли внука, Маша сказала.

— Переверни картину.

На её обратной стороне, в правом нижнем углу, Волжанов увидел автограф художника в виде неразборчивой подписи, а также без труда читающуюся надпись — ПЕТЕРБУРГ 1898 год.

— А вот и доказательство, причём неоспоримое. А серьги? Это же те самые… — подумал он, от удивления, чуть не сев мимо стула.

— Значит серьги, подаренные тобой Кате, принадлежали твоей матери?

— Ты правильно заметил — это они. И это ещё одно доказательство правдивости моих слов. Любой хороший ювелир подтвердит, что это работа мастера конца девятнадцатого века, а также то, что они уникальны и существуют в единственном экземпляре. Их стоимость необычайно велика.

В его голове возникло масса вопросов, ответ на которые он хотел получить как можно скорее. Это было не простое любопытство. Чувство существования какой-то тайны и мысль о том, что её разгадка может оказаться ключом к решению его собственной проблемы не давала ему покоя и он закидал Машу вопросами.

— Но откуда взялась эта картина, да ещё в таком великолепном состоянии? И почему ты её нам не показывала? Ты же говорила, что не помнишь своей матери, так как она скончалась вскоре после твоего рождения. И зачем надо было скрывать что эти серьги её? Откуда вдруг взялись такие подробности? Что за тайны?

— Ты абсолютно прав. До сегодняшнего дня это было тайной, которую я вынужденно скрывала, в течении шестидесяти шести лет. А картина в хорошем состоянии потому, что хранилась надлежащим образом, — спокойно ответила Маша, не торопливо усаживаясь на большой кожаный диван. Грустная загадочная улыбка, появившаяся на её лице, говорила о том, что ей есть о чём рассказать, и она готова сделать это прямо сейчас, чем наконец-то избавит себя от груза, тяготившего её всю жизнь. Ошеломлённый таким признанием, Волжанов не смог удержаться от новых вопросов. Но понимая, что бабуле сейчас предстоит многое не только рассказать, но и пережить, заговорил сочувственно нежно.

— Бабуля, милая! Но почему это надо было скрывать от семьи столько лет? Полагаю, на это у тебя была очень серьёзная причина?

— Причина проста до банальности — время такое было, вернее такой была власть. Её идеология заставляла людей отречься от родителей и забыть предков, если они не были выходцами из рабоче-крестьянского класса. Внушить людям страх и заставить любить только их — власть имущих, дарующих свободу покорным. Это было их задачей на протяжении многих десятилетий. Но теперь, слава Богу их власть заканчивается. И попомни моё слово — если удастся всплыть настоящей правде, то многим в неё будет очень трудно поверить… Сколько судеб исковеркано и загублено… Трудно даже представить каков на самом деле масштаб этой трагедии, а это действительно трагедия. Революции, войны, всё это претит человеческой сущности. Человек создан для счастья и любви. Порой люди вынуждены приспосабливаться к обстоятельствам, которые им преподносит жизнь в виде правил. Отказываясь жить по этим правилам, ты обрекаешь себя и своих близких на гибель. Встаёт выбор — правда или жизнь? Моя тайна касалась только меня. Скрывая правду о своём происхождении и факты в виде этой картины и серёг, я спасала себя и свою семью от неминуемой гибели. Это была по истине — ложь во благо!

— Ты говоришь загадками. Обычно своё происхождение скрывали выходцы из высших сословий, существующих до прихода этой самой власти. Так причём здесь ты?

— В том то и дело мой дорогой внук, что мой отец, мой настоящий отец — Александр Васильевич Дементьев, потомственный дворянин, граф, владелец крупного петербургского банка, и очень богатый человек. А эти самые серьги были изготовлены по его заказу и подарены им своей любовнице — Екатерине Востряковой, ставшей позже его женой и моей матерью.

Мой муж, будучи талантливым инженером, а сын, выдающимся военным хирургом, большую часть своей жизни, находились на руководящих должностях. И если бы кто узнал о их прямом родстве с потомственной дворянкой, то они не смогли бы достичь в жизни тех результатов, которых добились благодаря своему таланту и трудолюбию.

У Волжанова от напряжения заболела голова. Облокотившись о стол и массируя виски, он снова заговорил после небольшой паузы.

— Бесспорно, при той власти это был приговор. И всё же, почему именно сегодня ты решила всё рассказать?

— Почему? Потому, что всему своё время. Потому, что все эти долгие годы я жила мечтой и надеждой о дне, когда станет возможным рассказать то, что была вынуждена скрывать. Я смотрю телевизор, читаю газеты и у меня нет ни капли сомнения, что той власти, которая вынуждала меня молчать, совсем скоро не станет. Да и я не девочка, 86 уже. А главное, что сегодня приехал ты, со своей проблемой и не рассказав тебе правды о предках, вряд ли будет возможно установить причину перевоплощения нашей Кати из хорошей девочки в плохую. Зная причину, мы сможем понять, как ей помочь.

— Думаешь это возможно? — с надеждой спросил Волжанов, и взяв со стола картину, сел на диван около Маши.

— Думаю, что да. Посмотри, это удивительно, но моя мать и её праправнучка похожи как сёстры близнецы. Слушая тебя, я поняла, что, Катя унаследовала от моей матери не только красоту, чего я и боялась…

— Так вот почему ты так странно смотрела на Катю, ты сравнивала её со своей матерью?

— Да, особенно последние два года, когда она начала взрослеть, когда её внешняя схожесть с прапрабабкой, с каждым днём становилась всё больше и больше. Однако, Катя по-прежнему оставалась всё той же милой девочкой. Но моя мать тоже не родилась проституткой! Она ей стала потом. И что очень важно, её не принуждали этим заниматься, это был её выбор. Честно говоря, я и думать забыла, кем слыла моя мать, но, когда узнала, что у тебя с Танюшей родилась девочка и вы назвали её Катей, у меня ёкнуло сердце. Не к добру, подумала я тогда, и как показало время, моё опасение не напрасно.

Держа картину на коленях, всматриваясь в лицо прабабки, Волжанов думал о причине, по которой эта красивая женщина, знатная и богатая могла стать проституткой. После чего он поделился этой мыслью с Машей.

— Нет Дима, не так. Она достигла высокого положения и богатства благодаря своей красоте, которую умела очень дорого продавать.

— Ты думаешь, это грозит и нашей Кате? Может она уже, спит с мужчинами? — испуганно спросил Волжанов.

— Не исключено.

— Это невозможно? — вскричал он.

— Возможно мой друг, ещё как возможно.

Маша так убедительно сказала эту фразу, что Волжанов подумал.

— А вдруг она права? — и тут же с укором выпалил, — Но почему ты нас не предупредила?

— Почему? И как ты себе представляешь эту картину? Я подхожу к вам и говорю, мол ребята, ваша дочь будет проституткой, когда вырастит потому, что она похожа на прапрабабку. Бред! Я и сейчас не хочу этого утверждать. Из рассказанного тобой, я сделала вывод, что это возможно, поскольку обозначилась некая предрасположенность. Но! Внешнее сходство ещё ни о чём не говорит. Даже реальные близнецы обладают разными характерами и разными судьбами. Пока ответ у меня только один — это наследственность! Это она сыграла с твоей дочерью злую шутку. Ну и, конечно, что-то такое, что её к этому подтолкнуло. Как и мою мать.

— Наследственность?

— Да, она самая. Ты же врач и знаешь, что по наследству передаётся не только цвет глаз, цвет волос, рост и прочее… Порой люди страдают серьёзными заболеваниями только потому, что унаследовали их от предков. А еще наследуют скверный характер и дурные привычки. Кто-то грызёт ногти, как все в его роду, а кого-то от бутылки не оттащить. Вот ответь мне дорогой внук на такой вопрос. Почему при встрече с женщиной, ты целуешь ей руку? Почему встаёшь, когда женщина входит, а открывая дверь пропускаешь вперёд себя? Называешь на «ВЫ» всех, даже подчинённых. У тебя не просто Наташа, а Натали. Не Аня, а Анна. И мама у тебя — матушка. В твоём лексиконе нет слова женщина или гражданка, у тебя все леди или барышни. Ты не сквернословишь, как большинство мужчин, не ругаешься. Конечно, ты рос и воспитывался в интеллигентной семье, но при этом именно такому поведению тебя не обучали. Откуда в тебе это?

Волжанов заулыбался и даже немного покраснел.

— Не знаю, я не задумывался над этим. Мне просто нравится так себя вести и по-другому я не могу. Слова женщина, гражданка и товарищ всегда мне претили и резали слух. Люди воспринимают манеру моего общения просто за приятную шутку, я это вижу и чувствую.

— А я отвечу по-другому. Советские граждане так не общаются, такое общение было отменено в 1917-ом году, как пережиток прошлого. Эта культура в тебе от предков, в среде которых было принято общаться только таким образом, и ты с собой ничего поделать не можешь. Это друг мой, не иначе как всё та же наследственность, но хорошая и приятная. И вот о чём я сейчас подумала. Как бы было здорово, если бы люди наследовали от своих предков всё только самое хорошее. И ещё, очень важное. Я прожила долгую жизнь, она не была лёгкой, но была счастливой. Но только сейчас, разговаривая с тобой я поняла, что моё счастье ещё и в том, что мне никогда не было стыдно за членов семьи, а им не было стыдно за меня. И если меня спросят, какая награда дороже всего для родителей, то я отвечу однозначно: не испытать за детей чувства стыда! А тебя, как я вижу, кроме беспокойства и стыда, не покидает чувство вины, не правда ли?

— Наверное… Но в чём она — моя вина, я, честно говоря, не знаю.

— Так вот, хочу тебя успокоить. Ни тебе, ни твоей жене, винить себя не в чем. Вы воспитали прекрасную дочь чему многие свидетели. А то, что вступив во взрослую жизнь она выбрала такую дорогу, так это её личный выбор, и вы здесь абсолютно не при чём.

— Да бог с ними, и со стыдом, и с виной! Как помочь нашей девочке? Вот что меня сейчас волнует больше всего.

— Как? Прежде всего, осторожно, не навязчиво, без угроз и ультиматумов, высказать ей своё мнение, и предупредить о последствиях, после чего оставить в покое. Считай, что твоя дочь больна. Её плохая наследственность — это болезнь, вследствие которой она потеряла нормальные жизненные ориентиры и пошла по ложному пути. И пока болезнь не перешла в хроническую стадию, Кате нужно дать понять, что её дальнейшая судьба будет зависеть от её желания или не желания выздороветь. Будем надеяться, что со временем, она убедиться в ошибочности своего выбора.

— Хорошо, а если, не осознавая ошибки она будет следовать своим нынешним путём, то, что с ней может произойти?

— Опять-таки, утверждать не могу, но предположительно с ней может произойти тоже самое, что и с моей матерью.

— А именно? — очень настороженно спросил Дима.

— Обладая необыкновенной красотой и пользуясь повальным успехом у мужчин, она будет иметь от них всё что пожелает, устраивая таким образом свою жизнь.

— Ужас какой! Боже упаси! Послушай, бабуля, ты можешь мне рассказать всё, что тебе известно о твоей матери?

— Ты читаешь мои мысли, внук. Прежде чем дать совет, я должна, я просто обязана наконец то рассказать всё то, что скрывала много лет. Иначе не понять, откуда чего взялось.

Всё это время старинные напольные часы, стоящие в углу комнаты, громким боем отсчитывали время их разговора. Но только пробив одиннадцать раз, обратили на себя внимание хозяйки.

— Ну хорошо. А спать не хочешь? Посмотри на часы.

— Я не засну пока не узнаю твоей тайны и не услышу от тебя совета. Ты сама то, как себя чувствуешь, не устала? — внимательно посмотрев на Машу спросил Волжанов.

— Нет дорогой, я нисколько не устала, даже наоборот, чувствую прилив сил. Спросишь почему? Лет мне много, жалко время тратить на сон. Я пережила мужа и даже сына, чего врагу не пожелаю, — её голос задрожал от боли невосполнимой утраты, но совладав с собой она продолжила.

— Из друзей тоже никого не осталось на этом свете — а я живу. Значит не всё еще сделала. И не будет мне покоя ни здесь, ни там, если я не смогу тебе помочь.

После этой фразы, прозвучавшей очень убедительно, у Волжанова не осталось и капли сомнения в том, что его проблема будет решена.

–Только давай попьём чайку, правда самовар давно уж остыл. Ну ничего, поставим чайник. Как думаешь?

— С пребольшим удовольствием! — по-доброму широко улыбаясь ответил внук.

-–

Разлив чай по чашкам, Волжанов был готов слушать Машу, но она молчала. Лишь изредка поглядывая друг на друга, они пили чай в полной тишине. Чувствуя волнение бабули, он не посмел её торопить. Наконец, отодвинув от себя чашку, Маша сказала.

— Заморили червячка, теперь продолжим. Закутавшись в свою любимую шаль, она пересела в кресло у камина и глядя на огонь начала свой рассказ.

— Я говорила вам, что родилась, когда отец, якобы как политический находился в ссылке и что через два месяца после моего рождения мама умерла. Поэтому меня поместили в приют, где как круглая сирота я воспитывалась до шестнадцати лет. Так?

— Да, так.

— Так — да не так. Я помню себя лет с пяти, с того момента, когда начала понимать и осознавать окружающий меня мир. Родилась я в Петербурге, а воспитывалась в женском приюте для сирот из благородных сословий, куда была определена в двухлетнем возрасте. В приюте проживало около ста девочек, разделённых на группы и классы в зависимости от возраста. Не все из нас были круглыми сиротами, у некоторых были родственники, но дальние. Эти тёти и дяди приезжали к девочкам по праздникам, а иногда даже забирали их домой на каникулы. Мне было неведомо, что такое семья и родители, поэтому я не понимала девочек, плачущих по ночам в подушку и зовущих маму и папу. Тогда приют был для меня семьёй и домом. Единственно, что тревожило меня — это сон, один и тот же, не понятный, не объяснимый. Он приходил ко мне довольно часто на протяжении многих лет. Большой огонь. Около него, прямо на полу я сижу на коленях у какого-то мужчины, меня обнимают его большие нежные руки. Мне тепло и уютно. Я засыпаю под его приятный голос, рассказывающий добрую сказку. Сон во сне. Зная, что он повторится ещё и ещё, я каждый раз пыталась рассмотреть лицо этого человека, но мне это не удавалось. Может быть поэтому, спустя много лет, я попросила мужа, твоего деда, сделать в доме большой огонь, вот этот самый камин. И каждый раз глядя на огонь мне вспоминается тот сон и всё что с ним было связано… Но об этом чуть позже. А тогда в приюте я совсем не ощущала, что чем-то обделена, так как свою любовь и заботу нам дарили воспитатели, преподаватели и нянечки, по сути являясь чужими нам людьми. Они обучали нас всему, что должна уметь в жизни девушка, женщина, мать и жена. Воспитывались мы в строгости, от нас требовали безукоризненной дисциплины и послушания, как в любой порядочной семье. В школьную пору мы изучали закон Божий, несколько языков, литературу, историю, географию, домоводство, а также обучались законам этикета, игре на фортепиано, танцам и пению. Я обожала учиться, мне нравилось всё и всё легко давалось. Но больше всего я любила воскресенье и праздники, потому что именно по этим дням нас водили в церковь. Нарядная публика, одухотворённые лица, песнопение, иконы с ликами святых и запах ладана вызывали во мне чувство умиротворения и любви ко всем. Это был праздник души и казалось мне тогда, что жизнь легка и прекрасна. Я знала, что моё обучение и пребывание в приюте оплачено до дня моего совершеннолетия, то есть до дня выпуска. Кем и каким образом это было сделано меня не интересовало. После окончания я так же имела право воспользоваться не малой суммой денег, положенной на моё имя в банке. Меня ждала обеспеченная жизнь и хорошее место, если я вдруг захочу работать. Ну а затем счастливый брак, любовь, семья и дети. Так оно и должно было быть, если бы однажды ночью мы не проснулись от стрельбы и оглушительных взрывов — это была осень 1917-го года. Перепуганные, повскакав с кроватей мы подбежали к окну. Ничего интересного нам увидеть не удалось, кроме того, что по парку с фонарями в руках бегала наша охрана. Через несколько минут прибежала дежурная няня и приказала всем лечь на свои места. Утро следующего дня показалось нам не совсем обычным. Мы не увидели привычных нам улыбок на лицах преподавателей и обслуживающего персонала. Перешептываясь друг с другом, они все были как-то напряжены и выглядели растерянно. Была отменена наша обычная дневная прогулка по парку, а вечером в главном корпусе появились люди с винтовками в руках и с дурацким красными ленточками на шапках. Кто-то из девочек сказал, что это военные. Но я не поверила, потому что в моём представлении военные выглядели совсем иначе. Офицеры царской армии — эти галантные стройные мужчины в серых идеально сидящих по фигуре мундирах, с кобурой на поясе и с шашкой на боку, всегда вызывали у меня чувство восторга! А эти, грязные, не бритые, одетые непонятно во что, ко всему прочему не умеющие нормально разговаривать. Один из них так грубо ответил нашей классной даме, что у той пенсне упало с переносицы.

— Может это бандиты? Но что им здесь нужно? — спрашивали мы, но вместо внятных ответов всё чаще и чаще слышали непонятно, что обозначающее слово — РЕВОЛЮЦИЯ.

Не прошло и месяца, как нам стало ясно, что «революция» — это плохо! Один за другим стали исчезать наши преподаватели. Некоторые, торопясь уходили сами. Обнимая на прощание, они крестили нас шепча сквозь слёзы.

— Бедные девочки, бедные девочки, что с вами станется? Храни вас Господь! — Других, против их воли забирали всё те же страшные новые военные люди. Постепенно преподавателей заменили полуграмотные тётки, умеющие только орать и приказывать. Нам почему-то перестали выдавать чистые платья с накрахмаленными передниками и предметы личной гигиены. Из кухни пропало столовое серебро и красивая посуда. Исчезли ковры и картины. По вечерам перестали зажигать в комнатах камины и свечи, от чего стало темно и холодно. Но больше всего я была огорчена тому, что нас перестали водить в церковь и вообще выпускать на улицу. Многих девочек забрали их дальние родственники, а к нам в приют привезли целый грузовик беспризорников, не только девочек, но и мальчиков. До этого дня я никогда не видела таких озлобленных человечков. Не обладая элементарной культурой общения, не умея даже сидеть за столом подобающим образом, они только и делали, что сквернословили и каждый раз при встрече пытались нас толкнуть или ударить, обзывая «дворянскими выродками». А по ночам, в полной темноте они шарили по дому в надежде что-нибудь украсть. Мы очень боялись этих детей и были вынуждены держаться обособленно. С каждым днём их становилось всё больше и больше. В конце концов их количество увеличилось на столько, что стало не хватать еды. Полуголодные и замёрзшие мы ложились спать, моля Бога вернуть нам прежнюю жизнь, но этого не происходило, и я всё чаще стала плакать по ночам, жалея, что у меня нет родных, которые могли бы забрать меня из этого ада.

А потом наступила зима. Но в этот раз, она не сулила нам ничего из того, что приносила с собой раньше. Стоя у холодного окна, мы по долгу наблюдали за кружащимися в воздухе снежинками, вспоминая о тех прежних годах, когда зима дарила нам безудержное веселье, забавы, наряженную ёлку с подарками и праздник Рождества Христова. Нас, прежних воспитанниц приюта на тот момент осталось не более пятнадцати, и мы решили устроить себе праздник. Выпросив у дворника Егорыча свечку и иконку Христа Спасителя, в Рождественскую полночь мы собрались в маленькой кладовке. Стоя на коленях вокруг ящика, на который поставили икону и свечу, каждая из нас молилась о своём. Я молила Бога об одном, что б в моей жизни появился человек, который бы забрал меня отсюда.

Глядя на бабулю, Волжанову казалось, что он не только слышит, но и видит в её глазах то, что происходило с ней много лет тому назад. Он не перебивал, не задавал вопросов, тем самым давая ей возможность спокойно выговориться. И не отрывая глаз от искрящегося огня в камине, Маша продолжала рассказывать.

— Новый 1918-ый год не принёс желаемых изменений. Не возвращался прежний, привычный нам уклад жизни, и не появлялся тот, кто мог бы забрать меня отсюда.

Приют переименовали в детский дом имени кого-то… Привычные занятия были отменены. Нас ничему не обучали, нас заставляли жить по-новому, грубо приказывая подчиняться. Забыты были культура и уважение, появился только страх, ужасающий страх за свою жизнь. Уму было не постижимо понять всё происходившее. Мы не жили, мы выживали. Но Господь не оставил меня, он услышал мою мольбу и случилось чудо, когда поздним февральским вечером уже следующего 1919-го года, ко мне подошла заведующая и приказав одеться, велела идти за ней. Мы спустились на первый этаж, и я увидела мужчину, стоявшего около входной двери. Высокий, худой, в длинном чёрном пальто с поднятым воротником и в несуразной меховой шапке, из-под которой было видно лишь поседевшую бороду. Он подошёл и встав передо мной на колени обнял. Затем, с глазами полными слёз мужчина спросил.

— Ведь ты Маша, Маша Дементьева?

— Да, я Мария Дементьева. А вы простите кто? — спросила я. Честно говоря, в тот момент мне было всё равно что ответит этот мужчина. Я была готова вцепиться в него и умолять, чтобы он забрал меня отсюда. Продолжая стоять на коленях, глядя мне в глаза, он дрожащим голосом ответил.

— Я твой отец.

Глава II

Не видя с моей стороны никакой реакции на услышанное, он поспешно затараторил.

— Я всё уладил, я договорился, мы можем идти.

Взглянув на заведующую, которая кивком головы дала понять, что мужчина говорит правду, я крепко взяла его за руку и мы ушли.

На улице было темно. Медленно падал пушистый снег, и луна вместо разбитых фонарей освещала нам дорогу. Мы шли нескончаемо долго, не проронив ни слова за всё время пути. Наконец остановившись около большого дома не далеко от набережной, мужчина с облегчением вздохнул и сказал.

— Пришли.

Дверь парадного входа была заколочена досками. Обогнув дом, мы прошли во внутренний двор и по «чёрной» лестнице поднялись на второй этаж. Квартира, в которую мы вошли, была очень большой, но к тому времени из неё уже успели сделать коммуналку, изгнав законных хозяев. Трудно было представить сколько народа здесь сейчас проживало. Из-за многочисленных перегородок раздавался громкий храп, детский плачь и непонятная возня. Пройдя через всю квартиру, мы остановились у самой дальней, угловой двери. Открыв её, мужчина поспешно зажёг спичку и шагнул в темноту. Через мгновение, наполнив комнату тусклым светом, на столе у окна зажглась керосиновая лампа и мне было вежливо предложено войти. Это была настоящая отдельная комната, но очень маленькая, с не большим окном, выходившим во двор. При входе стояла круглая вешалка, на которую когда-то вешали цилиндры, пальто и манто, а вниз в специальное отделение ставили трости и зонты. Конечно, здесь она смотрелась смешно, но с другой стороны, радовала глаз, являясь некой достопримечательностью этой крохотной комнатки. Слева у стены стоял облезлый кожаный диван с массивной спинкой и большими круглыми подлокотниками. У стены напротив, обшарпанный комод, верхняя часть которого теперь выполняла роль столового серванта. На нём в небольшом медном тазике были сложены в стопку пара кастрюль, несколько тарелок и две алюминиевые кружки. На углу комода стоял большой пузатый, начищенный до блеска самовар. Увидев в нём своё отражение, я вздрогнула.

— Где я? Кто этот мужчина? Что я здесь делаю?

Уловив в моих глазах испуг, мужчина заговорил, снимая с меня пальто.

— Машенька, ты не волнуйся, раздевайся, проходи. Теперь это и твой дом. Пока, к сожалению, такой.

Усадив меня на диван, он опять встал передо мной на колени. Только сейчас я смогла рассмотреть этого человека. Он оказался совсем не стар и очень недурён собой. Сквозь густую шевелюру тёмно-русых волос пробивалась редкая седина, а вот борода была ему вовсе не к лицу. Мужчина пристально смотрел на меня большими, красивыми синими глазами, его губы тряслись от волнения, он хотел что-то сказать, но вместо этого принялся целовать мои руки. Я не знала, как реагировать на его поведение. В тот момент я почувствовала, что от голода и усталости вот-вот потеряю сознание. Наверное я сильно побледнела, и потому, схватив меня за плечи он закричал.

— Маша, Машенька! Что с тобой? Тебе плохо?

— Не знаю… — только и смогла ответить я, окончательно теряя силы.

— Да ты, наверное, голодна? Прости милая, я сейчас, я мигом! — и аккуратно уложив меня, чтобы я не упала, мужчина выбежал из комнаты.

Совсем скоро, сидя на диване я пила из алюминиевой кружки сладкий горячий чай и откусывала чёрный хлеб из его рук. Он кормил меня словно ребёнка, кормил и улыбался, подбирая крошки с одеяла. Тогда я обратила внимание на его красивые руки с длинными пальцами, какие бывают у профессиональных пианистов, и аккуратно подстриженные чистые ногти.

— Интересно, кто он по профессии? — подумала я, но спросить не решилась. Накормив, он нежно обтёр моё лицо и руки мокрым полотенцем, снял с меня обувь и уложил спать, накрыв большим толстым одеялом. А потом, ко мне пришёл он — мой сон. Опять камин, большой огонь и засыпая я слушаю сказку сидя на коленях у мужчины, чьи большие руки нежно обнимают меня. Лица я так и не увидела, а вот руки рассмотреть сумела. Они были очень большими, со сморщенной старческой кожей и толстыми короткими пальцами.

— Кто ты? — спросила я и тут же проснулась. В комнате было светло, за окном шёл снег, а за дверью была слышна беготня и громкие разговоры. На столе я увидела тарелку, накрытую газетой, чайник и записку, написанную очень красивым почерком.

«Машенька, доброе утро! Я на службе, вернусь вечером. Кушай всё, не стесняйся. Папа»

На тарелке под газетой лежало несколько яиц, картошка в мундире и половинка чёрной буханки хлеба. Чайник оказался холодным, но как его разогреть, я не знала. Вдруг кто-то постучал в дверь. Испугавшись, я прыгнула на диван. Стук повторился, затем дверь открылась, и я увидела женщину. Коренастая, полная, с большой грудью, она что-то жевала, вытирая руки полотенцем. Молча оглядев меня, она расплылась в широкой улыбке и лукаво подмигнув, спросила грубоватым голосом.

— Ну, проснулась? Ты что ль Сашкина дочь будешь? Ты Маша то?

— Я Маша, здравствуйте. А вы кто?

— Я то? Я тётя Поля, соседка ваша. Папаша твой попросил меня о тебе позаботиться. Бери чайник, кухню тебе покажу, ну и всё остальное, ванную, туалет. Тебе ж помыться надобно, в порядок себя привести, ну и всё такое.

Мне почему-то сразу понравилась эта женщина. При внешней грубости и напористости, она показалась мне очень обаятельной и доброжелательной. Впоследствии, именно тётя Поля обучит меня всем житейским премудростям. Как зажигать керосинку, как готовить пищу, как мыть посуду и как стирать, ведь я ничего этого не умела. А сейчас, в день нашего знакомства, стоя спиной у двери ванной комнаты она отбивалась от желающих поскорее вышвырнуть меня оттуда.

— Чего стучишь? Чего ломишься как медведь? — слышала я за дверью, — Обождать не в силах? Забыл, что ли, как сам первый раз в ванную зашёл и пропал там? Ты ж до этого воду только в колодце и видал, деревня. Иди пока отсель, невежа!

В тот же день, познакомив меня с жильцами квартиры прямо на общей кухне, она громогласно заявила, что тот, кто посмеет меня обидеть, будет иметь дело лично с ней! По реакции и лицам этих людей было понятно, что тётя Поля обладает здесь не только уважением, но и определённой властью.

Про наше житьё-бытьё в этой коммуналке можно рассказывать бесконечно. Всего хватало, и хорошего, и плохого, а уж каково мне было привыкать ко всему этому… Но, несмотря ни на что я довольно успешно справлялась со всеми трудностями, принимая их как неотъемлемую часть новой жизни. Только вот душе моей не было покоя. Ведь если до недавнего времени я жила с мыслью, что являюсь круглой сиротой, то теперь, постепенно свыкаясь с появлением в моей жизни родного человека, у меня возникла масса вопросов, на которые хотелось получить ответы. Но наши отношения с отцом складывались странным образом. Мы трудно привыкали друг к другу и в большей степени молчали, вступая в диалог только в случае острой необходимости. Я чувствовала, что появилась в его жизни так же неожиданно, как и он в моей, и что должно пройти какое-то время прежде, чем он сможет ответить на все мои вопросы. А пока, находясь целыми днями дома, я с упоением читала книги, коих, к счастью, было предостаточно, или училась под руководством тёти Поли управлять нашим маленьким хозяйством. День проходил незаметно, наступал вечер, и я ожидала прихода отца. Он был очень заботлив и редко приходил с пустыми руками. На нашем окне появились занавески, не новые, но вполне симпатичные. Китайская ширма и этажерка для книг, которые до этого лежали на полу. А ещё маленькая печка со смешным названием «буржуйка». Её огромная толстая труба выходила прямо в форточку. Так, довольно за короткий срок наша комнатка стала более похожей на человеческое жилище, и я полюбила её.

Наконец настала весна. Помню, как впервые мы вышли на улицу вместе. Двумя годами ранее я обожала это время года, приносящее чувство обновления и облегчения. Кареты меняли на экипажи, скидывая тяжёлую зимнюю одежду горожане облачались в лёгкие весенние наряды. Город покрывался молодой зеленью, а на Неве трещал и ломался лёд. Но увиденное сейчас, повергло меня в шок! Да, капель, как и прежде барабанила по крышам, и яркое солнце освещало купола церквей, но вместо весёлых чистых ручейков вдоль дорог неслась отвратительная грязь. Воздух был наполнен не свежестью, а затхлостью. Толпы агрессивных солдат, грязных, не бритых, с песнями маршировали по городу, меся сапогами и лаптями омерзительную жижу. Кругом висели красные полотна, призывающие к победе чего-то, над чем-то. Куда подевалась величавая красота нашего города? Где красивые люди? Где кафе и магазины? Куда всё исчезло и почему? Видя изумление в моих глазах, отец тихо сказал.

— Не удивляйся ничему моя девочка. Этот город стал другим, да и вся страна другою стала. Былое если и вернётся, то не скоро, поэтому учись скрывать свои эмоции, иначе беду накличешь, — и обняв меня за плечи улыбаясь добавил — Всё будет хорошо, главное ничего не бойся, я с тобой.

Эти последние слова он сказал так уверенно и убедительно, что мне вдруг стало легко и спокойно. Окинув взглядом просторы окружающей нас набережной и вспомнив, как когда-то на прогулках по городу мы с девочками любили кидать снежки в полыньи, соревнуясь кто дальше, я собрала с чугунной ограды остатки снега и бросила далеко в воду. Отцу понравилась моя идея и громко смеясь от удовольствия, мы стали забавляться этой игрой. Вдруг, проходивший мимо нас мужчина замедлил шаг и остановившись окликнул отца.

— Господин Лавров?

Я заметила, как плечи отца вздрогнули, и он сильно побледнел. Затем, зыркнув на мужчину холодным колючим взглядом надвинул на глаза шапку и спокойно ответил.

— Вы ошиблись гражданин.

— Да-да, к-к-конечно, я-й-я ошибся. Прошу прощения, — заикаясь от волнения ответил мужчина и глядя себе под ноги, поторопился удалиться.

Мне показалось, что они оба узнали друг друга, но почему-то не захотели в этом признаться.

— Папа! Кто это был? — неожиданно вырвалось у меня.

— Не знаю дочь. Гражданин обознался, случается. На свете не мало похожих людей, — ответил он и обняв меня поцеловал в лоб. Ему было приятно, что я назвала его папой.

— Пойдём-ка домой моя хорошая, ты совсем озябла, да и я тоже.

Кивнув в знак согласия я взяла его за руку, и мы направились в обратный путь.

Вернувшись домой, первым делом отец растопил буржуйку и поставил на неё чайник. Сидя около печки, мы пили что-то похожее на чай и доедали пирожки с картошкой, которыми периодически нас угощала тётя Поля. Наблюдая за отцом мне показалось, что он хочет начать неизбежный разговор, только никак не может на него решиться. Держа кружку обеими руками, он нервно тарабанил по ней своими длинными пальцами. И тогда, я задала первый пришедший мне в голову вопрос.

— Скажи, а на кого я похожа, на маму? Ведь с тобой мы совсем не похожи.

Взглянув на меня, он опустил глаза и тихо ответил.

— Я не знаю.

— Что? Почему не знаешь? Как ты можешь этого не знать? — удивилась я.

В этот момент у отца был странный вид, он был растерян и сильно взволнован. Я ждала ответа, а он нервничал, пытаясь подобрать нужные слова. Наконец глубоко вздохнув, он ответил.

— К сожалению, я не могу сказать тебе даже того, на кого ты похожа. И как бы странно не звучало, но о твоём существовании я узнал совсем недавно, и опять-таки по чистой случайности. Всё дело в том, что я ничего не помню.

Было уже за полночь, но бабуля была намерена выполнить своё обещание, рассказать начатую историю до конца. Подойдя к столу, она налила в чашку чая, развела в нём пару ложек малинового варенья и сев обратно к камину продолжила.

— Далее я слушала отца так же, как ты сейчас меня, с замиранием сердца. А рассказал он мне следующее.

Почти за год до того самого дня, когда между нами состоялся этот разговор, он очнулся на больничной койке. Первое что он увидел было лицо пожилого профессора, который поздравил его с «возвращением». Оказалось, что двумя неделями ранее, в бессознательном состоянии, отец был подброшен к дверям госпиталя. Он был кем-то сильно избит, на нём почти не было живого места, но особенно серьёзной оказалась травма головы, на столько серьёзной, что врачи не надеялись на его выздоровление даже после удачно проведённой операции. На удивление всем, отец всё же выжил. Однако не обошлось без осложнений. Следствием тяжелейшей травмы головы оказалась полная потеря памяти. Он не помнил ничего из своей прошлой жизни, только какие-то отрывки, которые ему никак не удавалось собрать воедино. С ним в палате, на соседней койке лежал перебинтованный с ног до головы парень. Это был сын тёти Поли, она приходила к нему каждый день, там они и познакомились. К сожалению, её сын умер. Женщина была убита горем, кроме сына у неё никого не было. Пребывание отца в госпитале подходило к концу, его готовили к выписке, но куда идти — он не знал. Тогда Тётя Поля предложила ему поселиться в комнате сына. Оба одинокие, они стали близкими людьми. Однажды придя в госпиталь на очередную перевязку, отец шёл по коридору, когда мимо него сестра милосердия провозила на коляске больного старика. Случайно взглянув на отца, старик узнал его. Именно этот человек и поведал ему, что он был женат, что его жена Катя умерла, притом очень давно, а дочь Маша, вроде как жива, и находится в приюте. Благодаря этому случаю отцу удалось разыскать меня и забрать из детского дома. Выслушав, я естественно завалила его вопросами, в ответ на которые слышала только одно — не знаю, не помню. И тогда я поделилась моими впечатлениями.

— Я думаю, что ты не был ни рабочим, ни крестьянином, ни купцом, ни мещанином. Раз ты мой отец, то ты однозначно дворянских кровей. Если бы я была из другого сословия, то меня не поместили бы в тот приют. Посмотри какая у тебя фигура, ты высок и строен, тебе бы очень пошёл офицерский мундир. А какие у тебя красивые руки! Твоя речь, твоё поведение, всё говорит о том, что ты дворянин.

За своё высказывание я была награждена лукавой доброй улыбкой, намекающей на то, что отец был бы рад согласиться с моим мнением, но…

— А ты наблюдательная, — ответил он приятным бархатным голосом. — Может оно всё так и есть, да только не помню я своего роду-племени, и кем был в той прошлой жизни тоже не помню. Сейчас важно другое, и пожалуйста, прими это без возражения, ибо на то имеется серьёзная причина. Видишь ли, сейчас жизнь складывается таким образом, что стоит научиться скрывать свою принадлежность к любым прежним сословиям.

— Но почему, почему мы должны скрывать своё происхождение? — выпалила я негодуя. — Кому и чем могут принести вред образованные интеллигентные люди?

Во время пересказа этой сцены из своей жизни бабуля была на столько эмоциональна, что аж закашлялась, почему была вынуждена сделать небольшую паузу. Подав ей стакан воды Волжанов терпеливо ждал, когда она снова заговорит. А затем, изнемогая от любопытства поторопился спросить.

— Не сомневаюсь, что твоему отцу удалось убедить тебя. Не просто скрывать столько лет истинное происхождение, когда за глаза тебя называют аристократкой. И всё-таки, что он тебе тогда сказал?

— Сказал, что царя батюшки уж боле нет, а посему все прежние сословия и чины отменены. Что власть перешла в руки рабочих и крестьян, которые смертельно ненавидят в первую очередь дворян, считая их своим классовым врагом и эксплуататором. Взяв власть в свои руки, первым делом эти люди решили разрушить до основания «старый мир», а взамен построить свой новый. Мир, где не будет ни бедных, ни богатых, где все будут равны и счастливы!

Отец говорил с такой ироничной помпезностью, что я не смогла удержаться от смеха.

— Но это же невозможно!

— Почему ты так думаешь? — спросил он. — А вот они думают иначе.

— Да потому как по своей природе все люди разные. Одни умны — другие глупы, одни талантливы и трудолюбивы — другие бездарны и ленивы. И потом, разве в равенстве заключается счастье?

— Умница ты моя, — сказал отец, поцеловав меня в голову. — Ты вот девчонка совсем, а понимаешь это, а они нет. Может и поймут когда-нибудь, но не сейчас. Человеку свойственно мечтать и верить в лучшее. Вот они и мечтают о светлом будущем…

— И как же мы будем жить среди этих людей? — прижавшись к отцу, грустно спросила я.

— Хорошо будем жить! И среди этих людей не мало добропорядочных. Главное, что у меня есть работа. Как говориться — в жизни всё может пригодиться! Хоть тут повезло. Почерк у меня красивый, благодаря чему я получил работу в архиве госпиталя. А в следствии тяжёлой травмы головы мне дали инвалидность, освобождающую от службы в армии. Пройдёт время, дай Бог всё как-нибудь наладится. Учиться пойдёшь, работать станешь, замуж выйдешь, ну и так далее… И потом, доктор уверяет, что память может ко мне вернуться, такие случаи в его практике бывали. Нужно терпение и время. Так что жизнь продолжается. Теперь у меня есть ты, и ты — моё всё!

Мы поняли друг друга и больше не возвращались к этой теме.

— Теперь понятно в кого ты такая мудрая, — сказал Волжанов, пересев в кресло у камина напротив бабули.

— Да-да…, — с грустью вздохнув сказала Маша и продолжила.

— То время было очень трудным, война, разруха, голод, но для нас оно было счастливым. Я была безмерно благодарна отцу за то, что он смог меня найти. От одной мысли, что этого могло не произойти, меня охватывал ужас. У нас оказалось много общего. Нам нравились одни и те же писатели и поэты, мы оба обожали Шаляпина и классическую музыку. Я полюбила отца всей душой, всем сердцем, и с его стороны я чувствовала тоже самое. К сожалению, наше семейное счастье было не долгим. Примерно через год самочувствие отца резко ухудшилось. Его стали мучить сильные головные боли, он стонал по ночам, а утром поднимался с налитыми кровью глазами. Он уже не мог работать как прежде, так как зрение ухудшалось с каждым днём. Я стала искать работу, но тщетно. Понимая наше безысходное положение, тёте Поле удалось устроить меня разнорабочей в столовую Путиловского завода, где она работала поваром. Обстоятельства заставили меня забыть про гордыню, про то, что на самом деле я когда-то готовилась совсем к другой жизни. Теперь с утра до вечера я мыла за рабочими посуду, вытирала столы, мыла полы, выносила мусор и чистила мёрзлую картошку, а после работы мчалась домой к отцу. Опять-таки, спасибо тёте Поле, ухаживавшей за ним в моё отсутствие. Самочувствие отца становилось временами то лучше, то хуже. Надо сказать, что этот человек обладал огромной силой воли. Испытывая страшные головные боли, он не позволял себе падать духом и раскисать, живя надеждой на выздоровление. Но, к сожалению, прогноз врачей оказался не утешительным. Медицина была бессильна чем-либо помочь и его дни были сочтены. Меня убивало чувство беспомощности. Веря в чудеса и отгоняя дурные мысли, я молила Бога о выздоровлении самого дорогого мне человека.

Стараясь держаться как можно бодрее и оптимистичнее дома, я заливалась слезами на работе, делая вид что это от горячего пара, разъедающего глаза.

Невыносимым для меня было ещё и то, что я ежедневно сталкивалась с хамством тамошних рабочих. Постоянно являясь объектом их внимания, они изводили меня пошлыми шутками и бесконечными приставаниями. Держась гордо и неприступно, я всеми силами старалась не обращать внимания на их гадкие выходки. О-о-о, как это их раздражало и злило, ты себе представить не можешь. И всё-таки, один человек удостоился моего внимания. Попадая в поле моего зрения, он краснел и тут же исчезал. Каждый день после работы, этот молодой симпатичный парень, молча шёл за мной до самого дома. Так продолжалось довольно долго. Но однажды я набралась смелости и резко обернувшись к провожатому заявила.

— Cударь! — не на шутку испугавшись за это слово я попыталась исправиться, — Гражданин, т-т-товарищ… Доколе это будет продолжаться? По какому праву вы преследуете меня?

Парень опешил от такого обращения, но в ответ не нахамил, и не стал приставать, чего я боялась больше всего. Вежливо, но настойчиво, он попросил выслушать его. Оказалось, что несколько заводских парней сговорились проучить гордую и неприступную посудомойку. Узнав об этом, он решил уберечь её от этих хулиганов, поэтому и стал каждый день провожать до дома. Я была приятно удивлена такому благородному поступку, и поблагодарив его, мы расстались друзьями. С того дня, как и прежде, он каждый день провожал меня до дома, но шли мы уже рядом, рассказывая по очереди о себе. Помня наказ отца, скрывать своё происхождение, без лишних подробностей я сказала, что с малых лет как сирота воспитывалась в приюте, и только чуть больше года тому назад обрела отца, ставшего для меня единственным родным человеком. Рассказала о его болезни, и о том, что всеми силами пытаюсь ему помочь. Ну а Коля, так звали этого молодого рабочего, оказался деревенским парнем, влюблённым в паровоз.

Историю единственной бабулиной любви Волжанов знал наизусть, однако напоминать ей об этом не стал. Сейчас эта история звучала немного по-другому, нежели раньше, и как-то по-особенному проникновенно.

— Да, да, представляешь, он так и сказал, люблю мол паровозы. Впервые увидев эту армаду железа будучи ещё юнцом, у него появилась мечта стать тем, кто делает эти самые паровозы. Было необычно слышать, что он хотел их именно делать, а не водить, о чём мечтало большинство мальчишек. Попав на завод, из простого рабочего он за короткий срок стал помощником мастера.

— Толковый ты парень, учиться тебе надо, а там глядишь, и инженером бы стал, — слышал он неоднократно в свой адрес. Поверив в то, что это действительно возможно, Коля решил обязательно пойти учиться, чтобы стать инженером.

Семья у него оказалась не маленькой, мать с отцом, два старших брата, и ещё множество родственников. Все они так и проживали в деревне, только братья где-то воевали.

При всём своём богатырском телосложении он был добр, покладист и очень внимателен ко мне. По его просьбе я приносила ему книги, которые он просто «глотал», а затем нисколько не стесняясь спрашивал о том, что ему было не понятно. Занимаясь самообразованием, этот полуграмотный деревенский парень настойчиво шёл к своей цели. В отличии от него, я не могла себе позволить ни мечтать, ни даже думать о чём-либо другом, кроме как о выздоровлении отца.

Спустя три месяца Коля признался, что я ему очень нравлюсь и даже больше… Он говорил, стараясь описать свои чувства самыми красивыми словами. Его признание стало для меня полной неожиданностью. Я ответила, что испытываю к нему большую симпатию, но пока кроме дружбы обещать ничего не могу, поскольку сейчас не то время, когда бы я могла дать волю своим чувствам. Он не обиделся, он всё понял и заверил, что в любой момент я могу рассчитывать на его помощь.

После разговора с Колей я бежала вверх по лестнице, не чувствуя под собой ног. Я была счастлива! Сегодня первый раз в жизни мне признались в любви! И пусть это случилось не на великосветском балу, как мечталось, а на улице у грязного подъезда, но всё равно это было прекрасно!

В следующее мгновение с лица бабули сошла умилённая улыбка, её взгляд поник и сильно сосредоточившись глядя куда-то в сторону, она продолжила.

— В коридоре нашей квартиры я столкнулась с тётей Полей. Крепко обняв меня, она сказала сквозь слёзы.

— Иди девочка, иди скорей к нему, плох он. Всё одно талдычит, боится не успеть тебе что-то рассказать. Ты держись милая, — и вытирая заплаканное лицо подолом фартука, она зашла в свою комнату.

Я не могла сдвинуться с места. Ноги окаменели, руки задрожали, в горле встал ком. С трудом дойдя до двери я не решалась войти, так и простояла какое-то время держась за ручку. Голова кружилась, мысли путались, мне было страшно. Наконец совладав с собой, я открыла дверь и вошла. Отец лежал на диване c закрытыми глазами. Я присела рядом и услышав его дыхание немного успокоилась, он спал. Не сводя с него глаз, я вдруг заметила, как он сильно помолодел, но от чего, поняла не сразу. Оказалось, он сбрил бороду, и теперь, на чисто выбритом лице стал виден огромный шрам. Бордовой широкой лентой он шёл от подбородка к правому виску, теряясь в гуще поседевших волос. Стало понятно, почему отец отказывался сбривать бороду.

— Но почему он сделал это именно сегодня? — подумала я, как вдруг, почувствовав моё присутствие он открыл глаза и сразу заговорил. Очень волнуясь, отец неожиданно признался, что всё это время, выдавал себя не за того человека, которым является на самом деле. Но поклялся, что пошёл на обман лишь с одной целью — спасти меня, спасти дочь той, которую безумно любил и любит до сих пор. Взяв с меня обещание, никогда никому не рассказывать то, что я сейчас услышу, он начал свою исповедь.

— Помнишь, ты говорила, что я похож на офицера? Так вот, ты не обманулась.

Я, Лавров Александр Владимирович, потомственный дворянин, офицер русской царской армии и сын генерала Лаврова.

Далее я услышала, что двадцать лет тому назад, будучи молодым офицером, любимцем женщин и наследником огромного состояния он встретил Катеньку Вострякову, мою мать, а тогда, шестнадцатилетнюю служанку Петербургского купца первой гильдии. Покорённый её красотой и неподдельной скромностью он влюбился в неё. Это не было очередным увлечением — это была настоящая любовь, овладевшая им всецело, без остатка. Оказалось, не он один был влюблён в эту девушку. Чувство ревности и соперничества не давало ему покоя до тех пор, пока он не узнал, что всем остальным Катя предпочла именно его, их чувства были взаимны. Но судьбе было не угодно соединить их законным браком, и моя мать вышла замуж за другого человека, который и стал моим отцом. Закончив это повествование, после короткой паузы он вдруг сказал с трудом проговаривая слова.

— Машенька, прости! Прости меня, милая девочка, я тебе не отец.

Глядя на моё изумлённое лицо виноватыми глазами, теряя силы он продолжил говорить, он торопился. Понимая это, я не смела его перебивать, я только слушала.

После расставания с моей матерью, для него оказалось не возможным связать свою жизнь с какой-либо другой женщиной, потому что ни одну из них он не смог полюбить так, как любил её.

Шли годы. К власти пришли большевики, ненавидящие всех, кто служил прежней власти и оставался ей предан. Отречение царя от престола ввергло армию в хаос. Некоторые из офицерства, ради сохранения жизни перешли на сторону большевиков, другие бежали за границу, а он решил продолжить борьбу, вступив в армию генерала Деникина. Вернувшись в своё имение, чтобы забрать дорогие ему вещи, он был застигнут врасплох и схвачен бандой отщепенцев. Избив до полусмерти, они бросили его в канаву. Но Лаврову повезло, его случайно обнаружил сын управляющего. Поняв, что барин ещё жив, он переодел его в крестьянскую одежду, и на телеге отвёз в госпиталь, где работал профессор Гольданский, большой друг семьи Лавровых. Именно он спас отца от смерти, и он же, в целях конспирации, уговорил его притвориться человеком потерявшем память, что после перенесённой им травмы головы было вполне правдоподобно и не могло вызвать подозрения. После выписки, профессор достал ему документы на фамилию Арсеньев и устроил на работу в архив госпиталя. Целыми днями находясь в подвале, отец приводил в порядок больничный архив, переписывая своим красивым почерком, истории болезней, оставшихся в живых пациентов. Ну а дабы не быть узнанным, ему пришлось носить бороду и длинные волосы.

Затем, он напомнил историю его встречи в госпитале с парализованным стариком на коляске, который рассказал обо мне. На самом деле всё было по-другому.

Это Лавров узнал того человека. Это был муж его Кати, мой настоящий отец — Александр Васильевич Дементьев, дворянин, владелец Петербургского банка. Когда-то испытывая к этому человеку огромную ненависть, теперь, глядя на него больного и беспомощного, Лавров не смог отказать ему в просьбе, разыскать его дочь. Предчувствуя скорую смерть, он очень хотел увидеть меня, однако сказал, что ежели этой встречи ему не суждено будет дождаться, то он просит передать мне то, что Лаврову принесёт его человек. Так и случилось. Уже через несколько дней к нему пришёл пожилой мужик и назвавшись слугой барина Александра Васильевича Дементьева, сообщил о его кончине и передал свёрток. Ещё он добавил, что барин мол письмо хотел написать, да его скрюченные параличом пальцы отказывались держать карандаш. Поэтому просил передать на словах, что просит он у дочери прощения, и выполняя волю моей матери-его жены, передаёт мне её серьги, изготовленные им на заказ, ко дню их свадьбы. А от себя дарит картину с изображением моей матери Екатерины Степановны Востряковой — Дементьевой. После этого Лавров попросил приподнять ему голову, откинуть диванный валик и достать оттуда свёрток.

Увидев картину, я ахнула от восторга! Но и расстроилась немного, так как поняла, что совершенно не похожа на свою мать. Заметив грусть в моих глазах Лавров сказал, что я очень красивая, но другая, так как похожа на отца. И желая утешить добавил, мол в народе поверье есть — коли дочь выдалась на отца похожая — быть ей в жизни счастливою!

Продолжая разглядывать картину и лежащие на моей ладони изумрудные серьги с бриллиантовыми бантиками, я догадалась, почему именно эти камни были выбраны отцом в подарок моей маме — они были так же прекрасны, как её зелёные глаза.

Наш разговор затянулся. С каждой минутой самочувствие Лаврова ухудшалось. Я пыталась его остановить и успокоить, но противясь этому он продолжал говорить. Он не старался оправдаться, нет. Ему было крайне важно объяснить причину, по которой он пошёл на обман. Так вот, узнав о смерти господина Дементьева, Лавров решил забрать меня из детского дома, назвавшись отцом. Это не составило труда. Не спрашивая документов, подтверждающих родство, заведующая с радостью согласилась отдать меня, лишь бы избавиться от лишнего рта.

— Я очень любил твою мать, и она когда-то любила меня. Ведь ты могла быть моей дочерью. Не мог я тебя там оставить.

После этих слов у него начался сильнейший приступ. Он уходил. Рыдая на его груди, я успела сказать, что люблю его, что он самый лучший отец на свете и я благодарна ему за всё. С трудом улыбнувшись, он из последних сил поцеловал меня в лоб, после чего впал в беспамятство и не приходя в сознание скончался на рассвете. Мне не довелось узнать, почему при живом отце я оказалась в приюте, и где похоронены мои родители? И что воспрепятствовало браку Лаврова с моей матерью? Эти вопросы очень долго не давали мне покоя. Не находя ответа, я запретила себе о них думать. Однажды, случайно оказавшись на городской толкучке, я пожалела пожилую даму, купив у неё кожаный саквояж. Придя домой, я обнаружила в нём двойное дно, что оказалось очень кстати. Этот тайник стал изумительным пристанищем для картины и серёг. Таким образом, мне удалось сохранить эти вещи и мало того, благодаря их существованию я всё-таки получила ответы на мои вопросы, но случилось это много лет спустя…

Часть 3

«МАТЬ»

— Когда же это случилось? И кто смог ответить на твои вопросы? — украдкой посмотрев на часы спросил Волжанов. Была глубокая ночь. Он испугался, что Маша захочет прерваться и как в детстве отправит его спать. Но этого не произошло. Позабыв о времени, она продолжала рассказывать о чём молчала много лет.

— Это произошло во время войны. По сей день для меня остаётся загадкой — была ли эта встреча случайностью или повелением судьбы? Шёл 1941-ый год. Вот уже двадцать два года как я счастливая жена и не менее счастливая мать девятнадцатилетнего сына, студента Московского медицинского института.

Ты же знаешь, я человек сдержанный, не люблю людей, выставляющих напоказ свою личную жизнь, не верю я таким. Любовь надо доказывать делами и поступками, а не болтовнёй о высоких чувствах. Коля доказывал свою любовь ко мне и сыну, изо дня в день делая для нас всё, что было в его силах. Мы очень любили друг друга, любили по-настоящему, и скрывать от него правду о себе, даже имея на это вескую причину, мне было очень нелегко. А причина эта заключалась в том, что Коля довольно быстро поднимался по карьерной лестнице, и зная его как человека исключительно честного, я понимала, что своим признанием могу ему только навредить. Нет, он не был карьеристом. Одержимый своей мечтой, он сумел воплотить её в жизнь, став поистине талантливым инженером. А открывшееся родство с дворянкой могло запросто зачеркнуть его карьеру. Да что там карьеру, в таком случае его на заводе даже рабочим бы не оставили. Время то какое было — доносы, аресты… Поэтому неоднократно собираясь сделать признание, я каждый раз останавливала себя.

Так вот, мы с Колей в Ленинграде, сын в Москве. После сдачи летней сессии Миша на каникулы приехал домой. Тем летом в конце июня мы планировали всей семьёй отправиться на отдых в Пицунду. И вот наконец настал долгожданный день отъезда. В воскресенье двадцать второго июня, предвкушая встречу с морем и солнцем, весёлые и счастливые мы стояли на перроне у вагона нашего поезда, как вдруг, буквально за несколько минут до отправления было объявлено о начале войны. Коля тут же помчался на завод, а Миша на следующий же день вернулся в Москву.

Сына призвали в армию и всю войну, от первого до последнего дня, он прослужил в передвижном военном госпитале. За эти годы, Миша набрался колоссального опыта, поэтому и решил посвятить свою жизнь военной хирургии.

Вспомнив о сыне, Маша с нежностью посмотрела на его фотографию, висящую над камином среди множества других, и с грустью вздохнув продолжила.

— И так, Путиловский завод, в 1934-м году переименованный в Кировский, с первых дней войны был поставлен на производство военной техники и боеприпасов. Когда стало ясно, что война скоро не закончится, было решено часть завода оставить в Ленинграде, а часть эвакуировать в Челябинск. Приказом руководства, Коля был отправлен в Челябинск, и я, конечно, поехала с ним. Тяжёлое было время, муж пропадал на заводе сутками. Как жена главного инженера я могла не работать, но в такое время сидеть дома сложа руки, сочла для себя постыдным, и пошла работать на завод. Однако проработала я там не долго. Узнав о моём гуманитарном образовании, меня уговорили занять должность директора городской библиотеки. Люди продолжали читать книги, чтобы хоть на короткое время забыть о войне.

Мы прожили в Челябинске около года, когда Колю вызвали на совещание в Москву. Проводив мужа, на выходе из вокзала я увидела пожилую женщину, сидящую на огромном деревянном чемодане. Низко опустив голову, она крепко обнимала двух маленьких детей. Я проходила мимо, и вдруг слышу.

— Бабушка, я есть хочу, — сказал мальчик, стоящий справа от неё.

— Я тоже хочу есть, — сказала девочка, стоящая слева.

Тяжело дыша не поднимая головы, женщина ответила.

— Сейчас, сейчас мои хорошие. Бабушка немного отдохнёт и…

От услышанного у меня защемило сердце, и я остановилась.

— Извините, я могу вам чем-нибудь помочь? Вам куда?

— Куда? Я не знаю куда идти. В этом городе живёт моя дальняя родственница, но её ещё надо найти, — ответила женщина, посмотрев на меня измождённым взглядом. Не раздумывая, я предложила им остановиться у меня. Мы жили не далеко от вокзала в отдельной квартире, состоящей из двух комнат, что по тем временам было роскошью. Поблагодарив, женщина согласилась на моё предложение. Придя домой, первым делом я решила поскорей накормить моих гостей. При виде на столе хлеба, масла, тушёнки с картошкой, сахара и печенья, на глазах у детей появились слёзы. Они смотрели на еду, словно на какую-то диковину.

— Не стесняйтесь, угощайтесь пожалуйста, — уговаривала я. И только после слов бабушки, — Кушайте дети, но не торопитесь, а то животики заболят, — дети приступили к еде. Смотреть без слёз на эту трапезу было невозможно. Поэтому, дабы не смущать их своим присутствием я придумала какую-то причину и ушла в спальню, где уткнувшись в подушку плакала навзрыд. Через некоторое время, почувствовав на плече чью-то руку я очнулась. Это была гостья. По-матерински прижав к своей груди, она гладила меня по голове и тихо-тихо говорила.

— Что вы милочка, что вы, успокойтесь дорогая. Это война… Ведь мы приехали из Ленинграда. Я все слёзы там оставила, иначе мне детей не поднять. Спасибо вам за всё. Пойдёмте, дети от усталости уже засыпают за столом. Вы поможете мне их помыть?

Выкупав детей, мы положили их спать на кровать в спальне. Убедившись, что они заснули, женщина взяла из своего чемодана какие-то вещи и с моего разрешения отправилась в ванную. Она мылась так долго, как можно мыться только при наличии в доме горячей воды, коей тогда не было. В ожидании я убрала со стола, помыла посуду и присев на диван уснула. Утром, перед тем как уйти на работу я оставила записку, в которой просила своих гостей не стесняться и чувствовать себя как дома. В тот день я вернулась довольно поздно, и поскольку в квартире было темно, предположила, что все спят. Я разделась и пошла на кухню разогреть чайник. Через некоторое время войдя в столовую с горячим чайником в руках, от удивления я чуть не уронила его себе на ноги. Около зеркала поправляя волосы стояла женщина совсем непохожая на ту, которую вчера я встретила на вокзале. Высокая, очень худая, в длинном сером шерстяном платье с белым кружевным воротничком, и с седыми волосами, красиво забранными на затылке, она была похожа на актрису Чеховского театра. Несмотря на болезненную худобу, на землистый цвет лица и даже на возраст, на вид ей было лет 60-65, она была хороша собой. Мне даже показалось знакомым её лицо. Эти красивые синие глаза и правильные черты лица явно кого-то напоминали, но кого? И тогда поздоровавшись я спросила.

— Вы актриса?

— Добрый вечер, — с приятной улыбкой на лице сказала женщина и тут же ответила на мой вопрос. — Ну что вы милочка. Вечно меня с кем-то путают. Нет, я не актриса. Давайте знакомиться, я Ольга Владимировна Ланская, а моих внуков зовут Владимир и Анастасия. Им по шесть лет, они двойняшки, это дети моей дочери.

Глядя на Ольгу Владимировну, на её поведение и манеру общения было понятно, что человек она интеллигентный и образованный. На мой вопрос о семье она с грустью ответила, что является вдовой, давно… Муж дочери, отец её внуков, кадровый военный, погиб полгода назад. Дети не знают об этом, поэтому продолжают рисовать папе картинки, а она делает вид, что отправляет их ему на фронт. Узнав о гибели мужа, дочь настояла на эвакуации матери и детей в Челябинск, а сама ушла в армию. И ещё она сказала, что ей необходимо поскорей разыскать родственницу, так как зная её адрес дочь будет присылать письма именно туда. Затем настал мой черёд. И так же, как моя собеседница, без лишних подробностей я рассказала о своей семье. Узнав, что мой муж является инженером на военном заводе, Ольга Владимировна спросила.

— А у вас не будет неприятностей, я заметила ваш дом охраняется?

— Да, это так, — ответила я. — Но пусть вас это не тревожит. Я уже поставила в известность коменданта о наличии в нашей квартире Ленинградских знакомых.

— Спасибо вам милочка за всё! Теперь я знаю кого благодарить за помощь и гостеприимство! И пожалуйста не беспокойтесь, как только я найду родственницу, мы сразу покинем вас. А сейчас отдыхайте, вам же завтра рано вставать. И пожелав мне спокойной ночи, она ушла в комнату к внукам.

На следующий день, придя с работы я не застала моих гостей дома и потому решила сделать уборку. Налив в ведро воды и приготовив швабру с тряпкой, мне почему-то захотелось достать мамин портрет. Дело в том, что все эти годы храня свою тайну, я изредка позволяла себе маленькое удовольствие. Оказавшись в полном одиночестве, я доставала из старого кожаного саквояжа мамин портрет и по долгу рассматривала его, каждый раз находя в нём что-то новое. Боясь быть застигнутой врасплох, я никогда не надевала её серёг, хотя ужасно этого хотелось. Любуясь перед зеркалом, я лишь прикладывала их к ушам.

Так вот, поставив портрет на стол, я начала наводить чистоту. Имея привычку заниматься уборкой под музыку, я завела патефон и не услышала, как вернулись гости. В какой-то момент, случайно обернувшись, я увидела Ольгу Владимировну. Бледная словно окаменевшая, она стояла в дверях глядя на картину изумлёнными глазами.

— Откуда у вас этот портрет? Вы знаете, эту женщину? — быстро подойдя к столу, спросила она резким злобным тоном.

Случилось то, чего я всегда боялась. Мной овладела небывалая растерянность, но не столько от внезапного появления гостьи, сколько от её грубого обращения. Не зная, как вести себя дальше, я с удивлением смотрела на Ольгу Владимировну, не в состоянии проронить ни слова.

— Ну, что же вы молчите, отвечайте! — продолжила она приказным тоном.

И тут меня осенило. Причиной её столь странного поведения стал портрет, а значит ей известно кто на нём изображён. И если это действительно так, то у меня появился шанс, хоть что-нибудь узнать о маме, и упустить этот шанс нельзя. Обеспокоенная нервным состоянием гостьи, я быстро вытерла мокрые руки о полотенце висящим на стуле и налив из графина стакан воды подала его ей.

— Что с вами Ольга Владимировна? На вас лица нет? Успокойтесь, выпейте воды.

Выпив воды, она немного успокоилась и сев на стул заговорила.

— Извините меня милочка за дурной тон. Но прошу вас ответить на мой вопрос, это для меня крайне важно.

— Конечно же я знаю кто эта женщина, коле на столе в моём доме стоит её портрет. А вы уверенны, что знаете её? Вы не обознались? — ответила я вопросом на вопрос, сев за стол напротив гостьи.

— Эту женщину невозможно не узнать или с кем-либо спутать. Это Екатерина Степановна Дементьева, в девичестве Вострякова, — сказала она, пристально посмотрев на портрет, и переведя взгляд на меня добавила.

— Эта женщина погубила моего брата, моего единственного родного брата и не только его…

Таким образом моё предположение подтвердилось, и я уже была готова завалить Ольгу Владимировну вопросами, как вдруг с шумом и гамом в столовую вбежали дети и мы были вынуждены прерваться. Продолжить начатый разговор мы смогли лишь когда после ужина уложили детей спать. Мы снова сели за стол друг напротив друга, между нами стоял мамин портрет.

— Ольга Владимировна, дорогая, умоляю, расскажите пожалуйста всё, что вам известно об этой женщине! — выпалила я, не в состоянии более сдерживать своё любопытство. Но словно чего-то опасаясь она продолжала демонстративно молчать и тогда я решила открыться.

— Хорошо, я начну первой. Мне кажется, я не ошибусь если скажу, что женщина вы не простая. Полагаю, вы имеете аристократическое происхождение, впрочем, как и я. Так случилось, что кроме мужа и сына у меня родных больше нет. Поэтому из-за страха навредить им, я вынуждена скрывать своё истинное происхождение. Довертесь, я сумею сохранить в тайне всё, что услышу от вас.

Резко взглянув на меня, Ольга Владимировна вдруг как-то по-особенному преобразилась. Расправив плечи и высоко подняв голову, она с гордостью заявила.

— Да, вы правы, я дворянка! Я, Ольга Владимировна Ланская, в девичестве Лаврова, происхожу из знатного дворянского рода. Но кто вам эта женщина? И почему вы так настойчиво интересуетесь ей?

Услышав фамилию Лаврова, я поняла кого мне напоминают её синие красивые глаза и правильные черты лица.

— Ваш брат Александр Лавров. Вы и он — дети генерала царской армии, Владимира Михайловича Лаврова. Могу добавить, что с братом вы очень похожи, — утвердительно заявила я, чем, несомненно, удивила собеседницу.

— Да-а-а, именно так. Мы дети генерала Лаврова, и с братом действительно были очень похожи, поскольку родились двойняшками. Но….

Не дав ей опомниться, я продолжила.

— Теперь мой черёд назвать свою девичью фамилию — я Дементьева, Мария Александровна, а Волжанова я по мужу. Мой отец Петербургский банкир — Александр Васильевич Дементьев. А эта женщина на портрете — его жена и моя мать, которую я никогда не видела. И получается так, что ваш брат, спас дочь той, которая его якобы погубила, и эта дочь — я! И не ищите во мне сходства с портретом. Как говорил ваш брат — я совсем не похожа на мать, я другая, потому как похожа на отца.

В глазах Ольги Владимировны заблестели слёзы и дрожащим голосом она еле слышно произнесла.

— Но Саша пропал ещё в 18-м году и у нас были основания полагать, что он погиб.

— Нет, он не погиб тогда. Он умер в Петрограде весной 20-го года, практически у меня на руках.

После моих слов, закрыв лицо руками она плакала причитая.

— Боже, Боже…! Если бы знать, если бы только знать…

Затем, пообещав рассказать всё что ей известно о моей матери, Ольга Владимировна умоляла рассказать о брате, и я исполнила её просьбу. Выслушав меня словно окунувшись в прошлое, она задумчиво сказала.

— Да-да, всё так и было, всё верно. Саша и мой муж Костя были дружны с детства. Вместе учились в кадетском корпусе, затем служба в армии и в семнадцатом не приняв революции, оба решили уйти к Деникину. Но в назначенное время Саша не пришёл на встречу. Оставаться долгое время в нашей квартире мужу было опасно, поэтому прождав Сашу всю ночь, на рассвете он ушёл один. Из рассказанного вами стало понятно, по какой причине брат тогда не пришёл. Но почему он ничего не рассказал вам о нашей семье, кроме того, что является сыном генерала Лаврова? И почему не сказал правды о вашей матери?

— Я думаю, что он хотел это сделать, да только не успел. Он даже не успел сказать, где похоронены мои родители? И почему при живом отце я воспитывалась в приюте?

— Да-а-а, не успел…, — очень грустно сказала Ольга Владимировна. — Ну что ж, тогда это придётся сделать мне, как и обещала. И первое что скажу, не убивайтесь Машенька по поводу смерти матери, она не достойна ваших слёз. И могилы её не ищите, её нет в нашей стране. А может статься, что она и вовсе ещё жива…

Теперь побледнела я, поскольку к такой новости явно не была готова.

— Наберитесь терпения милочка, — продолжила Ольга Владимировна. — Я многое могу рассказать об этой женщине. Её личная жизнь в тогдашнем Петербурге наделала много шума…

Так вот. В те далёкие времена наш дом, дом генерала Лаврова, как его называли, славился в Петербурге пышными балами и музыкальными вечерами. Сам господин Шаляпин бывал у нас неоднократно. Мы с братом были очень похожи и очень дружны. Нам было лет по четырнадцать, когда в день наших именин мы решили разыграть многочисленных гостей. Я одела Сашин кадетский мундир, а Саша одел моё платье и парик, в тайне от родителей купленный нашей гувернанткой. Никто ничего не заподозрил до тех пор, пока Сашин друг Костя, не пригласил его на тур вальса, думая, что это я. Обман раскрылся из-за угловатых движений моего брата во время танца. Костя потом долго смеялся, ещё несколько минут промедления и он бы признался в любви ко мне, но на ухо моему брату. Именины получились на славу, гости были в восторге от нашего розыгрыша.

А в семнадцать лет, любящая и любимая, я вышла за Костю замуж. В отличии от меня, брат на протяжении многих лет о женитьбе и слышать не хотел. Молодой офицер, красавец, и к тому же большая умница. Отец гордился сыном, видя в нём достойного наследника и преемника всех его трудов. О-о-о, если бы вы только могли представить, сколько великосветских семей желали заполучить в мужья своим дочерям моего брата… Я знаю, у него было не мало женщин, но только одну он смог полюбить по-настоящему, и как оказалось на всю жизнь. Это была ваша мать.

Будучи простой деревенской девчонкой, предки которой ходили в крепостных, она каким-то образом очутилась в доме очень богатого Петербургского купца, выдававшего её за свою дальнюю родственницу. Имея огромное состояние и трёх дочерей на выданье, он во что бы то ни стало хотел найти им благородных женихов дворянского происхождения. Но даже устраивая в своём доме богатые приёмы, ему никак не удавалось найти тех, кто бы хотел с ним породниться. Уж больно неказисты были его дочери. Толстые, неуклюжие, да и на лицо дурнушки. И тут по городу пошли слухи, что в доме купца Пашкова появилась необыкновенной красоты девица, служанка по имени Екатерина. С этого момента дом купца стал ломиться от гостей, среди которых однажды появился и мой брат.

С первого взгляда очарованный и покорённый не земной красотой девушки, он влюбился в неё без памяти! Не имея возможности поговорить с Катей наедине, Саша стал следить за ней. Их первая встреча случилась во французской кофейне, куда ежедневно по утрам Катя приходила за свежими булочками к завтраку своих хозяев. Но открыться с первого раза Саше не удалось. Катя оказалось девушкой гордой и понимающей, какая огромная «пропасть» лежит между ними… Только после нескольких настойчивых попыток ему удалось уговорить её прийти на свидание. В тот вечер, в одном из Петербургских парков он признался ей в любви, а узнав о взаимности чувств, стал счастливейшим человеком! Он был влюблён впервые в жизни, влюблён по-настоящему и эта любовь окрыляла его! Поэтому, всё, что касалось происхождения и положения его возлюбленной, было ему безразлично. Вскоре, уж не помню по какой причине, Саша поторопился сделать ей предложение. К его большому удивлению, Катя вовсе не спешила стать его женой, но согласие всё же дала. Затем он нанёс визит купцу, дабы поставить его в известность об их намерении пожениться. Купец был очень рад увидеть на пороге своего дома молодого графа Лаврова, но… Узнав о причине его визита, пришёл в ярость и прогнал. В тот же день он выгнал из дома и Катю, обвинив её в неблагодарности и распутстве. Многочисленные попытки брата разыскать любимую не принесли результата, она пропала, словно провалилась куда-то. Им овладело отчаяние! Он позабыл про друзей, про любимую охоту, про балы и званные приёмы, и даже подумывал оставить службу, но слава Богу не сделал этого. Прошло более двух лет, когда, однажды возвращаясь из дальнего гарнизона, сослуживец уговорил Сашу остановиться в гостинице мадам Лулу. Гостиница стояла на окраине города и была известна тем, что тамошние горничные за деньги ублажали постояльцев… Офицер без умолку рассказывал о какой-то красавице, услугами которой пользовались исключительно богатые и знатные мужчины.

— Давай остановимся, развлечёмся… Вдруг повезёт. Говорят, она лучшая в Петербурге.

Какого же было Сашино удивление, когда в лучшей проститутке Петербурга, он узнал свою Катю. Уж как она там очутилась, одному Богу известно. Однако выяснилось, что их любовь по-прежнему жива, и в тот же вечер он увёз её в имение, доставшееся ему в наследство от нашего деда по материнской линии.

На протяжении нескольких месяцев, в полном уединении они наслаждались любовью, клятвенно заверяя друг друга в верности на всю жизнь. И вот настал день, когда Саша явился к родителям с твёрдым намерением получить от них благословение на брак с Катей. По этому поводу в семье произошёл грандиозный скандал. В просьбе Саше было не просто отказано, отец громогласно заявил, что не только лишит его наследства, но и проклянёт, в случае если он посмеет ослушаться. Не скрою, мы с мужем были полностью на стороне родителей и всецело поддерживали их позицию, поскольку, женившись на женщине лёгкого поведения, брат ставил крест не только на своей военной карьере. В таком случае пятно позора ложилось на всю нашу семью. И мы, и наши дети были бы отвергнуты светским обществом. Так ни с чем Саша вернулся к любовнице. И всё же вступить с ней в брак без родительского благословения не посмел.

Наши отношения с братом тогда на долго расстроились. Мы только слышали, что для своей Катеньки он стал частенько устраивать в имении весёлые пирушки. Но, не прошло и года, как Катя оставила Сашу. Поселившись в центре города в одном из престижных домов, где её квартира занимала чуть ли не целый этаж, она вернулась к прежней жизни. Среди любовников, которых она меняла как перчатки, были и холостые юнцы, и женатые мужи, но все как на подбор они были состоятельны и родовиты. За правом обладать красавицей Катей, поклонники расплачивались дорогими подарками и большими деньгами.

Справедливо будет отметить, что на зависть светским дамам, помимо красоты, она обладала умением великолепно держаться и ко всему прочему слыла приятной собеседницей, умеющей поддержать разговор на любую тему кроме политики. Не имея должного воспитания и образования, ни что не выдавало в ней бывшую деревенскую девчонку, а уж тем более женщину лёгкого поведения. И всё же, когда усыпанная брильянтами она появлялась в театре в сопровождении эскорта поклонников, многие женщины вставали с мест и демонстративно покидали зал, выказывая тем самым свой протест. Не место мол проститутке среди благородных людей!

А Саша тем временем сходил с ума от ревности и горя. Его многочисленные попытки вернуть любимую не увенчались успехом.

Спустя пару лет, отвергнув всех поклонников, Катя завела серьёзный роман с банкиром Дементьевым, с женатым человеком, имеющим троих уже взрослых детей, двух дочерей и сына. Ко всему прочему, он был старше её более чем на тридцать лет. Узнав, что Катя выходит замуж, Саша покинул Петербург и уехал служить в самый дальний гарнизон. Ему пришлось смириться с потерей любимой женщины, разлюбить которую он так и не смог.

— Но почему моя мать ушла от вашего брата? Почему не осталась с ним? — спросила я.

— Не могу сказать, не знаю. Даже когда наши отношения с Сашей наладились, он старался избегать любых разговоров, касающихся его личной жизни. Он очень страдал, а мы — его семья, делали вид, что не замечаем этого. Тогда наблюдая за сыном, отец говорил.

— Ничего, ничего. Перебесится, образумится.

Но однажды вечером под Рождество в канун семнадцатого года, словно предчувствуя большую беду, надвигающуюся на всех нас, стоя у окна с бокалом шампанского, Саша разоткровенничался, поведав мне историю своей единственной любви. Ту самую, которую я вам только что рассказала.

— А Катя? Что стало с ней? — спросила я, желая, как можно скорей услышать всю историю до конца.

— В итоге развода, жене банкира удалось отсудить у него большую часть состояния. О её победе над беспутным мужем судачил весь Петербург. Пытаясь поправить своё финансовое положение, в результате нескольких неудачных сделок он потерял огромные деньги и оказался на грани разорения. Это произошло вскоре после их свадьбы. А потом Катя забеременела. Однажды встретив её в Пассаже, она показалась мне очень странной и даже агрессивной. Её явно раздражало положение, в котором она находилась. Набрав кучу нарядов и убедившись, что ни один из них ей не подходит, выругавшись как босячка она бросила их в лицо продавцу и со слезами на глазах выбежала из магазина. Несколькими месяцами позже она родила девочку. Говорили, что сам банкир был счастлив, появлению на свет дочери, а вот мамаша вела себя странным образом. В их доме начались ежедневные скандалы, что отрицательно сказалось на здоровье уже бывшего банкира. Он сильно постарел, одряхлел и в конце концов его разбил паралич. После чего недолго думая, молодая мамаша отдала дочь на воспитание в приют и бросив больного мужа уехала за границу. Поговаривали, что она уехала то ли в Париж, то ли в Рим, а спустя несколько лет, кто-то видел её в Швейцарии. Но в Петербурге она более не появлялась. Так при живых родителях вы стали сиротой.

Не передать словами, что испытала я, узнав правду о матери.

Как она могла бросить маленького ребёнка и больного мужа? Почему, почему так поступила? На эти вопросы Ольга Владимировна ответить не смогла. Понимая моё состояние, теперь она поила меня водой и успокаивала.

— Не расстраивайтесь милочка. Настоящая любовь воистину творит чудеса. Вот и мой брат, любя вашу мать спас вас, и я горжусь его поступком. Жаль только что наши родители не узнали об этом.

— А что стало с вашими родителями? — спросила я, когда смогла успокоиться.

— Отец был арестован на глазах у нас с мамой. Белогвардейский генерал, герой отечества Российского, стал почему-то врагом народа, за жизнь и свободу которого он воевал. Маму, меня и дочь, как враждебных элементов, выселили из нашего дома, но благодаря жениху дочери не бросили в тюрьму, и не сослали в тартарары, как многих других. Будучи тоже белогвардейским офицером, он никогда не принимал участия в военных действиях, так как служил штабным секретарём. Согласившись перейти на сторону большевиков, он тем самым спас не только себя, но и нас. В Питере начался голод, и мы уехали в деревню. Вскоре нам пришло известие, что отец расстрелян. Узнав о смерти мужа, у мамы случился сердечный приступ, оправиться от которого она не смогла, и через несколько месяцев скончалась.

Мы вернулись в родной город, ставший уже Ленинградом. Потихоньку всё как-то наладилось, мы жили ни хорошо, ни плохо, смотря с чем сравнивать… Вот только родить моя дочь смогла довольно поздно, но зато сразу двоих. В честь моих родителей их назвали Владимиром и Анастасией. Я стала счастливой бабушкой, бабулечкой, а потом — война. И вот мы здесь. А теперь, позвольте спросить, милочка. Не кажется ли вам, что наша встреча не случайна? В ней есть что-то судьбоносное и знаковое?

— Да, наверное, — задумчиво ответила я. — И спасибо судьбе за нашу встречу, а вам Ольга Владимировна за ваше откровение.

— И вам спасибо Машенька, за нас, за брата, за доброту и сострадание. Храни вас Господь! — и перекрестив она поцеловала меня в лоб, как когда-то делал её брат. — Забыла сообщить вам хорошую новость! — после небольшой паузы, чуть повеселевшим голосом опять заговорила гостья. — Сегодня мне удалось разыскать родственницу, вернее, где она проживает. Её саму застать дома не удалось, так как с утра до ночи она работает в госпитале. Об этом факте нам поведали её соседи. Так что со дня на день мы вас покинем. А когда возвращается ваш муж? Не хотелось бы вас стеснять.

— Не раньше, чем через неделю, — ответила я, отчуждённо глядя куда-то в сторону.

— О, мы успеем переехать, однозначно успеем!

Я слышала, что она сказала, но в ответ промолчала, поскольку была погружена в свои мысли… Заметив грустную задумчивость на моём лице, Ольга Владимировна взяла меня за руку и почти шёпотом сказала.

— Машенька, позвольте дать вам совет. Может статься, ещё настанет время, когда безо всякого опасения люди смогут гордиться дворянским происхождением, но не сейчас… А посему, во избежание проблем, храните свою тайну до лучших времён. Понимаю, это не легко и всё же — не стоит портить жизнь себе и своим близким, она и без того коротка. Ложь во спасение — не грех.

Этим советом она укрепила моё намерение продолжать хранить тайну до лучших времён. И вот — это время настало, чему я несказанно рада. А объяснить поведение матери, сколько не пыталась, так и не смогла. Молодая, красивая, богатая, любимая. Что сподвигло её на сей гнусный поступок? Догадки и предположения не в счёт, это не серьёзно. Кто знает, может волею судьбы, кому-нибудь из вас будет суждено узнать то, чего не довелось мне. Кто знает?

Потрясённый рассказом, сев на пол у ног Маши, Волжанов положил голову ей на колени.

— Чего молчишь? — спокойно спросила она, гладя внука по голове.

— Думаю…

— О чём?

— Думаю какого это, узнать через столько лет такую правду? Как ты это перенесла?

— Ну как… И боль была, и обида, и слёзы. Мы ищем правду, не задумываясь о том, какой на самом деле она может оказаться. Моя жизнь продолжалась, мне было ради кого жить, поэтому долго страдать и убиваться я себе не позволила. Всё дело в том, и ты это прекрасно знаешь, что в любой ситуации, даже в самой сложной, подчас кажущейся безвыходной, у человека всё равно есть выбор. Другими словами, в какой-то момент мы вдруг оказываемся перед дилеммой — как поступить, и тут включается наша совесть. И вот как она велит, так мы и поступим.

Договорив последнюю фразу, Маша искоса взглянула на портрет матери.

— Да-а-а, пережить такое количество невзгод, сколько выпало на твою долю, по плечу лишь сильной и мудрой женщине, — сказал Волжанов, взглянув в усталые бабулины глаза.

— Спасибо мой дорогой. А теперь давай думать, как помочь нашей Кате?

— Нет-нет, не сейчас! — решительно ответил он. — Давай завтра, на свежую голову. Иди пожалуйста спать, а мне позволь ненадолго остаться здесь, у камина.

— О-о, как время-то бежит… — с сожалением сказала Маша, взглянув на часы. — Уж больно жаль стало его на сон тратить. Но силы ещё нужны, пойду. А ты оставайся если хочешь, — и поцеловав внука в голову ушла.

Старинные часы пробили три раза. Сидя на полу у камина, Волжанов неторопливо допивал коньяк глядя на огонь.

Часть 4

Сон у камина

Глава I

Зима. Ночь. Ночь лютая, морозная, снежная. Крестьянский дом на краю деревни. Сквозь крепкий сон хозяин услышал стук в дверь.

— Кого это нелёгкая принесла? — подумал он, медленно вылезая из тёплой постели.

— Что случилось, Стёпушка? — не открывая глаз спросила его жена.

— Спи Нюра, спи, сам разберуся, — заботливо накрывая жену одеялом ответил хозяин. Взяв с окна догоравшую свечу, он подошёл к двери. Стук повторился.

— Кто там? Чего надобно? — грозным басом спросил он.

— Помилосердствуйте, отворите! Христом Богом прошу! — молил стоящий за дверью.

— Ты кто таков будешь то?

— Пахомом меня кличут, ямщик я. Пусти переночевать добрый человек, я заплачу.

Сняв засов и открыв дверь, хозяин увидел коренастого мужичка в огромном тулупе с поднятым воротником. За его спиной на дворе стояла кляча, запряжённая в сани. Осмотрев ночного гостя с ног до головы, он продолжал допытываться.

— Откуда путь держишь и куда?

— Барина я в Петербург везу, да по дороге заплутал. Ишь метель то какая, ни зги не видать. Слава богу на дом твой набрёл. Так приютишь что ли?

— А барин то твой где? — пытаясь рассмотреть кого бы то ни было на санях, спросил хозяин.

Оглядев сани, ямщик понял, что они пусты.

— Где твой барин, дурак? — закричал хозяин, увидев испуганное лицо незваного гостя.

— Ой батюшки! Неужто свалился? Пьяный он был в стельку, — не отводя взгляда от пустых саней ответил ямщик, почёсывая кнутом под шапкой. Вдруг, схватив за шкирку, хозяин втолкнул его в дом.

— Да ты поди врёшь, шельмец! Отродясь не видывал, что б бари на таких санях ездили. Правду говори, не то на мороз выкину! Куда твой барин подеваться то мог, ежели он здесь был, ась? — держа свечу у лица ямщика, угрожающе сквозь зубы говорил хозяин.

— Был он, был! Говорю ж тебе, свалился, вот те крест, — перекрестившись ответил до смерти напуганный ямщик. — Я у трактира стоял, метель зачиналась, хотел б-б-было уехать, а тут этот, ну-у-у барин выходит от тудать, еле на ногах он стоял, да и бултых, прям в мои сани. Вези кричит в Петербург. Я ему, мол вам бы барин здесь заночевать, а утречком и в Петербург можно. А-а-а он мне, мол вези дурак, о-о-озолочу! Пожадничал я, по одёже видать было что мужик богатый. Ну а по дороге заплутал. Потом гляжу, огонёк в дали, ну твой дом значить, ну и погнал что было мочи. Видать барин тогда с саней и свалился. А-а-а погодь-ка, погодь…, — продолжая заикаться от страха сказал ямщик и выбежал на двор. Разворошив на санях солому, он достал небольшой сундучок.

— Вот гляди! Гляди, это барина сундук! Не врал я тебе, не врал! — кричал он, держа в руках находку. Зайдя обратно в дом и поставив сундучок на лавку около двери, ямщик заговорил шёпотом.

— Там, наверное, деньги. Барин дорогой всё хвастался, что сделку крупную совершил, а потом и заснул. Давай отопрём?

— Ну что ж, давай… — поглаживая бороду ответил хозяин.

Сбив с сундучка небольшой замок и подняв крышку, мужики увидели толстые пачки денег, перевязанные бечевкой и свёрнутые в трубочку бумаги с сургучными печатями.

Глядя на содержимое сундука бешеными глазами, ямщик сказал.

— Да-а-а, вот это деньжищи-и-и…. Нам с тобой таких за десять жизней не заработать, — а затем немного подумав добавил.

— А что теперича делать то? Уж не сыскать нам барина. Послушай, — быстро заговорил ямщик, глядя хитрыми глазами на оторопевшего хозяина. — Давай деньги поделим, да и разбежимся. Ты меня не видал — я тебя не видал. Не было здесь меня, и барина тоже никакого не было. Разумеешь?

Придя в ярость от такого предложения, хозяин схватил ямщика за грудки и стал трясти, да так, что тот чуть было рассудка не лишился:

— Ты что ж подлюга, на каторгу захотел и меня за собой тащишь? У меня жена, да ребятишек семеро. Они ж без меня пропадут! Слышь ты, сукин сын! Не был я никогда вором и не буду! Бери фонарь да дорогу показывай, поедем барина твоего искать.

На их счастье, метель затихала, благодаря чему следы от полозьев ещё слегка виднелись на снегу. Не проехав и четверти версты, они обнаружили барина, лежащего навзничь в распахнутой шубе. Получасом позже и его занесло бы снегом, тогда пиши пропало — не сыскать им его. Барин был действительно мертвецки пьян и не очухался даже, свалившись с саней. По возвращению в избу, мужики положили его на широкую скамью подле печи. Стащив с него одежду, хозяин растёр его тело каким-то жиром из крынки, а затем обернув как младенца в грубую льняную простынь, накрыл сверху стёганным одеялом и огромным тулупом на медвежьем меху. Наблюдая за проворными действиями хозяина, ямщик дрожащим голосом спросил.

— Слышь, а если он того…?

— Чего того?

— Ну того, не проснётся?

— Дурак ты! Проснётся, как пить дать проснётся. Я ему помереть не дам, не таких выхаживал, — ответил хозяин, подкладывая подушку под изголовье спящего барина.

— Ну да, ну да…Чего ж ему не проснуться то. Ишь какой здоровенный. Ну полежал малость в снегу, так от этого ж не помирают, — сказал Пахом внимательно рассматривая то барина, то его одежду, лежащую на полу. — Да купец он! Гляди, бородища то какая и жилетка шёлковая. А он цепочка, поди золотая, а в кармашке знамо и часики имеются, — продолжал он, протягивая руку к карману жилетки.

— Не тронь! — резко сказал хозяин, ударив ямщика по руке. — Иди спать. Лавку у окна видишь, там ложись. А сундук я спрячу, от греха подальше… И смотри мне без глупостев, если что, я тебя из-под земли достану, понял? — добавил он, погрозив большущим кулаком.

— Понял, понял, чего ж не понять то, — вдавив голову по самые плечи ответил напуганный ямщик.

Едва солнце заглянуло в маленькие оконца дома, как хозяин проснулся от лязга засова и звука хлопнувшей двери. Затем послышался конский храп и громкое — Пошла-а-а, пошла-а-а!

— Сбежал-таки шельмец, — сказал он вслух, увидев в окно спину ямщика, изо всех сил погонявшего кобылу, запряжённую в сани.

Время шло к полудню, когда, изнемогая от жары очнулся лежащий подле печи барин. Испуганно окинув взглядом всё вокруг, он понял, что находится в крестьянской избе. В ней царил запах свежеиспечённого хлеба и чистоты. Разделённая пополам выцветшей занавеской она оставалась довольно большой. С четырьмя оконцами, с огромным дубовым столом и двумя лавками по обеим сторонам, с набело выкрашенной печью и прялкой у самого окна. Под потолком в углу висел образ Христа Спасителя с еле тлеющей лампадкой. На полосатых половиках валялись деревянные игрушки, с которыми пытался играть толстый пушистый кот.

— У этого дома хороший хозяин, — подумал барин, схватившись вдруг за голову. Сильная головная боль напомнила ему вчерашний кутёж по поводу удавшейся сделки, а вот как он очутился здесь, вспомнить не смог. Пытаясь подняться, барин ощутил ещё и боль в правой ноге. Откинув тулуп и одеяло, он увидел, что нога от пальцев до колена перевязана белой тряпкой, из-под которой торчат какие-то зелёные листья. Через мгновенье за стеной послышался скрип открывающейся двери, чьи-то тяжёлые шаги, затем грубый мужской кашель и звук встряхиваемой одежды. Наконец дверь в горницу открылась и на пороге появился высокого роста крупный широкоплечий мужик, похожий на сказочного удалого богатыря. Глядя на образ, он перекрестился, после чего переведя взгляд на скамью подле печи увидел проснувшегося барина. Поклонившись гостю, он спросил грубоватым голосом.

— Хорошо ль почивать изволили барин?

Из-под копны седеющих волос на барина смотрели большие добрые зелёные глаза.

— Спасибо любезный, хорошо. Только вот голова трещит, да нога болит. Ты мне лучше скажи, хозяин этого дома ты будишь, аль кто другой?

— Я хозяин, Степаном меня кличут.

— А по батюшке?

— Емельяном был отец мой, царствие ему небесное, — сказал хозяин опять перекрестившись. — Я значится буду Степаном Емельяновичем Востряковым. И жена моя, и дети коих семеро, все мы Востряковы.

— Ишь ты, какая у тебя семья то большая! — с восхищением сказал барин. — И где ж они все?

— Жена со старшими в барском доме прислуживает, а малые со средними на дворе играются. Снегу то нонче сколько навалило, пусть потешатся ребятишки! А вас то барин как величать прикажете?

— Да что ты заладил, барин да барин, — раздражённо ответил он. — Купец я, Пашков Матвей Егорыч. Зови меня просто Матвеем или Егорычем.

— Нет барин, так не положено.

— Ну как хочешь, твоё дело, — махнув на хозяина рукой сказал купец. — А нет ли у тебя чего испить, мочи нет как в горле пересохло!

— Как не быть, я мигом, — сказал Степан и скрылся за печью. Вернувшись держа в руках две крынки, он спросил:

— Вам барин видать вчерашний хмель голову крутит, так чего испить желаете — водицы аль рассолу?

— Наблюдательный какой, — пожурил хозяина купец, но попросил испить рассолу. Вытирая усы и морщась от удовольствия, он сказал. — Знатный у тебя рассол, мигом боль вышибает, благодарствую. А вот нога ещё ноет.

— Так она у вас опухшая была, а сейчас глядите, почти всё ушло. Теперь потерпеть придётся, дня через два пройдёт. Видать, когда с саней падали, ногу то и повредили.

— С каких таких саней? Пьян был, помню. Сделку мы с приятелем в трактире обмывали. Потом вроде повздорили, а-а-а дальше, хоть убей, ничего не помню. Так что со мной приключилось то? И каким макаром я в твой дом попал?

Степан начал было рассказывать купцу историю предыдущей ночи, но тот, не дослушав до конца вспомнил о сундуке, и схватившись за голову запричитал.

— Ах я дурья башка, морда пьянчужная! Сундучок то мой с бумагами да деньгами видать этот подлец с собой уволок? Что делать то теперь? С чем домой ворочусь? Жена ж меня со свету сживёт!

— Не убивайтесь барин. Целёхонек сундучок то ваш, уж не сумневайтесь, — сказал Степан довольно улыбаясь.

— Да не уж то? Где ж он?

Зайдя за занавеску, Степан принёс оттуда сундучок и поставил его на стол.

— Вот, сберёг я его.

Вскочив с лавки, прыгая на одной ноге купец добрался до стола.

— Во-о-от, вот он родимый, — поглаживая сундук со всех сторон говорил он, не скрывая своей радости. — А замок то, замок то сломан! Это как понимать? — вдруг испуганно спросил купец с подозрением взглянув на хозяина.

— Да вы ж барин меня не дослушали. Говорю ж, там всё в целости и сохранности.

Заставив себя дослушать историю до конца и проверив содержимое сундука, купец понял, что Степан спас не только его деньги, но и его жизнь. Задумался тут купец, а хозяин ему и говорит.

— Прощения прошу. Вам бы барин Матвей Егорыч одеться. Ежели не побрезгуете, то свою одёжу вам одолжу, крестьянскую, другой не имею. Опосля, жена моя вашу одёжу в порядок приведёт. Не извольте беспокоиться, большая мастерица она на это дело. К вечеру баньку истоплю, попарю вас, вся хворь глядишь и сгинет!

— Нет голубчик, так не пойдёт, — с грустью ответил купец, — Домой мне надобно, ещё вчера воротиться должен был. Домашние мои поди с ума сходят, — и положив руку на сердце продолжил. — Спасибо тебе Степан, спас ты и меня и деньги мои. По гроб жизни тебе благодарен буду.

— Ну что вы барин. За что это вы меня так уж благодарите? — покраснев сказал хозяин.

— Как это за что! Да если б не ты — лежать бы мне сейчас в сугробе да помирать. Уж не сомневайся, отблагодарю тебя от всей моей души купеческой, да и домой поеду. Мне бы лошадёнку какую раздобыть. Сможешь?

— Чего ж не смочь, смогу раз надобно. Только вот какое дело…, — почесав затылок сказал Степан. — Сын мой старший, у нашего барина кучером служит, а я у него в главных конюхах хожу. Так вот барин наш сейчас в столице, на именинах своей матушки гостит. Через три дни, я за ним сына посылать буду. Так вот он бы вас тогда в город и отвёз. Погодить не желаете?

Немного поразмыслив, купец улыбнулся и радостно ударив широкой ладонью по столу сказал:

— Уговорил, остаюсь! Тащи свою одёжу.

Спустя не более часа в избе собралась вся семья. Познакомившись с гостем и дружно собрав на стол, помолясь, стали все вместе трапезничать. Вкусно причмокивая, дети украдкой посматривали на купца, а он на них. — Семеро детей, шутка ли! Четыре девки и три пацана. Да такие все ладные! — думал он. — Пацаны в отца пошли — крепыши удалые. А девчонки больше на мать похожи, круглолицы, кареглазы, с толстенными тёмно-русыми до пояса косами. Но больше всех приглянулась купцу средняя дочь — Катенька. В отличии от сестёр была она худенькой, стройненькой и у неё у единственной были светлые как лён волосы, да огромные отцовские зелёные глаза.

Ближе к вечеру Степан завёл разговор про баню, а Катенька тут возьми да встрянь в разговор.

— Нельзя тятенька барину сегодня в баню то, ещё два дня как нельзя. Марфа наказывала ногу в холоде держать, да от печи подале.

— Что ещё за Марфа такая? И откуда ей про ногу мою больную известно? — удивлённо спросил девочку купец. Испугавшись, Катенька спряталась за отца.

— Это барин Матвей Егорыч знахарка наша местная, — ответил за дочь хозяин, — Лечит она людей примочками да отварами разными. Вы ночью дюже стонали, так мы поглядели, а у вас одну ногу уж больно разнесло. Ну и послал я тогда Катеньку к знахарке. Дала она листьев, велела их смочить, ногу ими обложить, да тряпицей замотать. Как придёт нога в своё прежнее состояние, так всё это и снять.

— Ну дела-а-а… А нога и впрямь всё лучше и лучше. Я уж про неё и забывать стал. Ну дела-а-а… Спасибо тебе милое дитятко, — улыбаясь сказал купец, обращаясь к Катеньке. А та покраснела и застеснявшись убежала за занавеску.

Через два дня нога у купца действительно пришла в норму и накануне его отъезда, заготовив свежих веничков истопил Степан баню. Наслаждаясь паром, а в перерывах попивая хмельной квас, вели они меж собой беседу.

— А скажи мне Степан, — отхлебнув из крынки холодного кваса спросил купец.

— Изба у тебя не как у всех. Ты с женой за занавеской в горнице спишь, а дети ваши, по разны стороны за стеночками. Это как тебе такое в голову то пришло?

— Это ещё отца моего задумка была, — с гордостью ответил хозяин. Один я был дитятко у родителей моих, крепостными мы тогда были. Жили в хлипкой избёнке, на половину в землю ушедшую. Мечтал отец вольную получить да избу построить такую, что б было куда не стыдно его сыну, то бишь мне, жену привести. И что б в избе этой у детей с родичами раздельные места были. Не дело, говорил он, дитям с родителями повально вместе спать. И то правда. У барина вона, каждая скотина своё место за стеночкой имеет. Не уж то мы скотины хуже? Матушка то моя померла крепостной будучи, а вот отец уже вольным помер.

А избу энту я ужо с женой строил. Так ежели б этих стеночек не было, разве б семерых настругал?

После этих слов они оба от души громко рассмеялись. Отхлебнув кваса, Матвей успокоился и не теряя любопытства продолжил расспрашивать Степана.

— Но такая изба не малых денег стоит. Где ж ты денег столько раздобыл?

— Да вот раздобыл…, — осмелев ответил Степан. — Лошадей наш барин уж больно любит, их у него большое множество. Был тогда у него один коняга, красавец и умница, каких ещё поискать надобно. За него нашему барину люди большие деньги не раз предлагали, но он ни в какую продавать его не соглашался. Любимцем у него тот конь был. И тут вдруг, ни с того ни с сего, энтот конь возьми да захворай. Барин с горя чуть умом не тронулся. Даже лекарей лошадиных из города приглашал, да всё без толку. По всему видать было, что не жилец уж он. И что меня тогда дёрнуло…? Попросил я у барина позволения попробовать вылечить энтого конягу. А барин и говорит, ежели мол вылечишь, проси чего хочешь, никаких денег не пожалею. Я тогда поди дней пять из конюшни не вылезал, и на удивление всем конь у меня выздоровел! А за это попросил я у барина не денег, а лесу, что б избу новую поставить, такую, о какой отец мой мечтал. Так барин на радостях и лесу мне дал и денег в придачу. С тех пор я у него главным конюхом служу. Только коня этого он вскоре всё же продал, боялся, что опять захворает.

— Так что с конём то было? Что за болезнь такая? — заинтересованно спросил купец. — Аль не скажешь?

— Скажу. Отравил его нехристь какой-то. Животом да желудком он маялся. Исхудал бедный — жуть как! Я ему всё нутро промыл, он и ожил.

— Да-а-а, история… Везучий ты Степан. Бог тебя любит и верно сказать есть за что. Сам хозяин хороший и жена под стать — хозяюшка отменная! Да и дети у вас, гляжу всему научены, не то, что мои тетёхи… Хоть дочери у меня на половину и купчихи, но делать ни черта не умеют, — махнув рукой с сожалением сказал купец.

— Это как же? От чего ж так-то?

— Жена у меня дворянского рода, из разорившейся дворянской семьи она. Поэтому и за муж за меня пошла, за купца богатого.

— Хм-м. Так зачем женился то, ежели разумел, что она по выгоде за тебя идёт? — удивлённо спросил Степан.

— Да всё любовь, будь она не ладна… В деревне я вырос. Дом у нас был большой и хозяйство при нём не малое. Как и ты, был я у родителей единственным ребёнком. Отец меня сызмальства всему учил. А как подрос я, так он меня и купеческому делу обучил. С Божьей помощью дела у отца в гору пошли и открыл он в Петербурге магазин, меня ж при нём поставил. Как сейчас, помню. Стою за прилавком и входит она со своим отцом. Молоденькая, хорошенькая как ангел небесный и глазища в пол лица. В миг влюбился я в эту Оленьку. В ту пору она в мою сторону и смотреть то не хотела, дворянка, одним словом, куда мне купеческому сыну до неё. А кровь играет, ничего с собой поделать не могу. Стал я ей подарки да букеты посылать. Но всё это оставалось с её стороны без малейшего внимания. А при встрече, глянет на меня своими глазищами, фыркнет да отвернётся. Обидно мне было, но ничего не поделаешь. Маялся я маялся и решил с этим покончить. Да и отец мне всегда говорил, что б невесту я себе искал только из нашего круга, из купеческого. Прошёл год, малость успокоилось моё сердечко, забывать её стал. А тут случай всё и порешил. Вышел я как-то из магазина воздухом подышать, мимо мальчонка-газетчик пробегает, кричит.

— Покупайте газету! Покупайте газету! Самоубийство дворянина Наумова! — Обомлел я… Это ж была фамилия моей Оленьки. Её отец известной личностью в Петербурге был. Купил я эту самою газету, а в ней прописано, что дворянин Наумов, слывущий заядлым картёжником, вчерашней ночью проиграл в клубе всё своё состояние, в одночасье сделав нищими и жену, и детей. А в добавок ко всему взял, да пустил себе пулю в лоб. Во как! Недолго думая, послал я к Ольге сваху, сам-то побоялся, вдруг откажет. Ан нет! Прибежала сваха счастливая и говорит, что Ольга согласна стать моей женой, и что свадьбу можно назначать на любой день. На радостях помчался я к отцу. Не одобрил отец моего выбора, но согласие таки дал. Свадьбу сыграли богатую, три дня народ гулял. Жена моя по началу была тихой да скромной, лишний раз глаза поднять боялась. Нарадоваться на неё я не мог. Тогда она лишь в одном вопросе посмела мне каприз высказать.

— Это в каком же таком вопросе? — не в силах сдержать любопытства спросил Степан.

— А в таком, в деликатном. У них у дворян, видишь ли, не принято иметь супругам совместную опочивальню, так как считается не приличным каждый Божий день вместе спать. По-ихнему у каждого должна быть своя отдельная спальная комната. Вот так!

— Да ну-у-у?

— Вот те и ну… Так я ей втолковал. Мол вышла за купца, так и спать обязана по купеческим обычаям. Как у родителей моих было, так и у нас быть должно. На всю жизнь, что Богом нам отмерена, на каждый из этих дней кровать супружеская у нас одна на двоих будет. И никак иначе!

— А что жена то?

— Да ничего. Испугалась и согласилась.

— Ну слава Богу!

— Это ещё ладно… Скажу, что по началу, более всего она отца моего боялась, прям как огня! Суров был родитель мой, но справедлив. А как он помер, так Оленька моя в одночасье в мегеру превратилась, командовать стала, да всю свою родню мне на шею посадила, и мать, и тётку, и сестру незамужнюю с братцем олухом, лентяем. Люблю я её, Оленьку мою, по сей день люблю, слова поперёк сказать не могу, а она из меня верёвки то и вьёт. Вот так-то брат, — тяжело вздохнув сказал купец, положив руку на плечо Степана. А затем, хлебнув из крынки кваса добавил, — А пойдём ка ещё разок попаримся.

Распаренные и разомлевшие они сидели уже ни как барин и крестьянин, а как два друга, равные во всём. Поддав жару и удобно устроившись на скамейке, Степан ждал, когда Матвей снова заговорит. Чувствовал он, что купцу есть большая охота душу излить. И действительно. Не долго посидев с закрытыми глазами глубоко вдыхая горячий пар, купец сказал.

— Ты послушай, что ещё учудила моя жёнушка. Время уж тогда со свадьбы прошло не малое, так я ей и говорю, что мол сына иметь желаю, наследника и помощника. А она давай меня ультиматумом пугать. Я до этого и слова такого не слыхивал. Так прямо и сказала.

— Я Матвей Егорыч, изволю вам ультиматум ставить.

Спрашиваю, какой такой ультиматум? А она и говорит. Мол так и быть, рожу вам сына, но после того, как вы в Петербурге дом купите, да такой, что б всем на зависть. Не желаю, говорит, боле в деревне жить. Выполнил я её просьбу, купил дом. Ранее в нём с семьёй большой чиновник проживал, а когда он помер, то вдова решила от этого дома избавиться, видать не по карману он ей стал. Родственников жены, нахлебников моих, мы оставили жить в деревенской усадьбе, а сами в город, в дом перебрались. Дом огромный, в два этажа, с колоннами да с расписными потолками. Купцы в таких не живут. Мне перед товарищами моими как-то совестно даже было. В добавок завела моя благоверная в доме нашем порядки аристократические. Ни сесть, ни встать, ни поесть по-простому нельзя стало. Сама к работе не приученная, наняла она в дом более десятка прислуги, да двух поваров. Но обещание своё сдержала, родила, только не сына, а за три года троих дочерей. И надо ж такое, ни одна на мать не похожая, все в мою породу пошли, в купеческую. Девахи дородные, круглолицые да с носами курносыми. Далеко им до городских то красавиц. А уж как они любят орехи да семечки лузгать, просто страсть! Мать им это дело запрещает, так чуть она за порог, они шасть на кухню и давай щелкать. Воистину купчихи. Чему я рад безмерно, та это что они характером в матушку мою пошли, такие же ласковые и добродушные. Любят меня сильно, так и я их люблю, толстушек-хохотушек моих. Растут девахи, через год, другой надобно будет их уж замуж выдавать. Так моя жёнушка опять что удумала. Не отдам, говорит, дочерей за купцов. Ищи говорит им женихов только рода дворянского, не ниже. Вот ведь незадача какая. Думаю, не потянут голубицы мои на дворян то. Им дворянам подавай красавец писаных, уж я-то знаю… Ежели только кто на приданное богатое позариться. А я желаю, что б на моих дочерях по любви женились, а не корысти ради. Что делать, ума не приложу? Ежели так дело и дале пойдёт, так и за купцов их замуж не выдать.

— А это ещё почему? — не переставая удивляться спросил Степан.

— Так ведь избаловала жена дочерей, спасу нет как избаловала. Наняла им гувернантку — француженку, не бельмеса дура по-русски не понимает, только картавит как ворона да огрызается. Ещё учителей разных наняла. Одни их наукам обучают, другие музыке да танцам. А вот косу себе заплести, или там по дому что сделать, так этого они не умеют, не обучены. Таких купцы в жёны не берут, такие для них одно баловство. Вот мать моя, так та и вовсе безграмотной была, только циферки и знала, но хозяйкой и мужу помощницей слыла отменной. Да и у тебя жена, вона, какая работящая, куда ж без этого.

Сбрасывая с тела струившийся пот, Матвей сделал паузу, а затем продолжил.

— За три дня, что у тебя гощу, одно я подметил — славно ты живёшь Степан, славно! Не пьёшь, бабу свою не бьёшь, хозяйство у тебя ладное и дети — дай Бог каждому.

В этот момент, вместо того что бы взбрызнуть водой накалившиеся камни, Степан вылил её из ковша себе на голову и не обратив внимания что перешёл на «ТЫ», ответил.

— Удивил ты меня, удивил…Твою беду понять не трудно, но совета дать не смогу. Грамоту знать не лишнее, хозяйство то ж умной головы требует. А живу я как могу, и Бог даёт и сам не плошаю. Не пью — это верно. Уж довольно я навидался скольких людей извела эта гадость, не по мне это. И жену не бью. За что ж я её бить то стану, касатку мою? Ведь люблю я её, и она меня тож любит. Сам видишь, каких деток она мне нарожала. Захвалил ты меня Матвей Егорыч, ей-ей захвалил. К чему-то ты клонишь, а вот к чему — не пойму? — лукаво улыбаясь сказал Степан, вытирая широкой ладонью лицо и бороду.

— А тебя не проведёшь, — рассмеявшись ответил купец. — Мысль в моей голове завелась, хочу попросить тебя об одном одолжении. Не думай, не забыл я, отблагодарю как и обещал, и век помнить буду кому обязан своим спасением. Но-о, не согласишься ли ты отпустить со мной дочь свою Катеньку?

Изумился Степан этакому предложению. Встав со скамьи сжав кулаки, он грозно посмотрел на купца.

— Да как ты мне предлагать то такое вздумал? Уж не перегрелся ли ты Матвей Егорыч? Пойдём ка, я тебя в снежок кину, мож поостынешь!

— Да погоди ты дуралей! Не горячись! Выслушай сперва. Дело я тебе предлагаю. Ну посуди сам, семеро детей у тебя. Пупок надорвёшь пока их всех на ноги поставишь.

— А Катя то моя зачем тебе понадобилась? Не пойму я никак.

— Хочу её с дочерями своими подружить. Может они у неё чему путному научатся. Да и самой Катеньке поди любопытно будет столицу посмотреть. Поживёт у нас сколь захочет. Заскучает, аль домой запросится, так я её в тот же час и ворочу. Не бойся, не обижу, неволить не стану, ни к чему мне это. Скажу всем, что родственница она мне дальняя. Время до утра ещё есть, сам подумай, да с женой посоветуйся. Моё дело предложить, а уж станется как вы решите.

Засыпая, купец невольно слышал разговор Степана с женой. Выслушав мужа, Нюра никак не могла успокоиться. Причитая сквозь слёзы, она повторяла одно.

— Да как же это Стёпушка, нашу Катеньку да в чужую семью отдать? Как же милый ты мой? По что ты мне сердце то рвёшь?

Так и уснул купец, не услышав их решения.

— Просыпайся Матвей Егорыч, пора уж, — услышал купец сквозь крепкий сон. Открыв глаза, он увидел стоящего подле Степана, а вокруг творилась сплошная суета. Хозяйка ставила на стол дымящийся самовар, дети бегали по избе о чём-то споря и только толстый кот, удобно устроившийся в ногах у Матвея, продолжал сладко спать, довольно урча.

— Ну что ж, пора так пора. — сказал он, откидывая одеяло, чем внезапно потревожил кота. Спрыгнув с ног купца, он был подхвачен Катенькой. Крепко обняв любимое животное, она нежно шептала ему на ухо.

— Котик мой котик, я скучать по тебе cтану. А ты тут без меня не балуй.

— Ты погодь, погодь маленечко, — положив руку на плечо купца заговорил Степан дрожащим голосом. — Хотел спросить, не передумал ты насчёт Катеньки то?

— А-а-а, вот ты об чём, — потирая глаза кулаками сказал Матвей. — Да нет, не передумал. Вы то, что решили?

— Да согласные мы, и Катенька согласная, — грустно ответил Степан, глубоко вздохнув.

Отпустив кота, Катенька спросила купца.

— Дядя Матвей, это правда, что вы меня к себе погостить берёте?

— Правда милая, правда, — широко улыбаясь ответил он. — Гостить будешь пока не надоест. А коле надоест, так немедля тебя домой ворочу, обещаю.

Довольная таким ответом, Катя подбежала к плачущей матери и крепко обняв её попыталась успокоить.

— Мама, мамочка, не плачь! Я же не на всегда уезжаю. Погощу чуток, да и возвернусь.

Закончив утреннюю трапезу, первым из-за стола встал старший сын хозяев и с позволения отца пошёл на двор проверить уже запряжённую четвёркой зимнюю карету. Остальные, помолясь оделись и посидев на дорожку двинулись к выходу. И тут, резко остановившись, Матвей ударил себя кулаком по лбу.

— Вот голова садовая! Чуть было не забыл.

Сняв шапку и поставив сундучок обратно на скамейку, он отвесил низкий поклон всем домочадцам, а затем облобызав и хозяйку, и хозяина, торжественно произнёс.

— Благодарю вас люди добрые за спасение моё, за гостеприимство, за хлеб за соль. Век буду помнить доброту вашу. А в знак благодарности прошу принять от меня вот это.

И достав из сундучка пачку денег вложил её в руку Степана. Хозяйка ахнула, дети обступили родителей, а Степан просто окаменел, глядя на толстую пачку. Вытирая со лба выступивший пот, он сказал.

— Да что ты Матвей Егорыч. За что ж такие-то деньжищи, в уме ли ты?

— В уме, в уме друг мой. Не видать бы мне и вовсе этого сундучка, коле не твоя честность и доброта. Невдомёк тебе, что в сундучке этом документы наиважные. И вот еже ли бы они пропали — тогда мне каюк! А деньги — деньги дело наживное. Есть голова на плечах, так и деньги будут. Бери, заслужил. И за дочь свою не беспокойтесь — головой за неё отвечаю. А ежели захотите её проведать, так милости прошу — двери моего дома для вас всегда открыты, — и перекрестившись глядя на образ, поклонился ещё раз.

Усадив купца и дочь в карету, всё семейство ещё долго махало им в след, пока не скрылись они вдалеке за снежными холмами.

Глава II

Всю дорогу купец рассказывал Кате про городскую жизнь, про семью, но посвящать в то, что задумал, не стал. Пусть мол девочка осмотрится, попривыкнет, а там уж видно будет. Еще не известно, как к её приезду отнесётся жена? Не любит она деревенских.

Увидев в окно подъехавшую к крыльцу дома карету и выходившего из неё отца, вниз по огромной лестнице сбежали три девицы наперебой крича во всё горло.

— Папенька! Папенька вернулся! Живёхонький!

За ними, элегантно поддерживая кончиками пальцев пышное платье, чуть спеша спускалась молодая, очень симпатичная женщина.

— Фи-и-и, девочки! Как можно? Сколько раз вам повторять? Не папенька, а папа, — сказала она, делая ударение в слове «папа» на последнюю гласную, как это положено у французов.

Поблагодарив сына Степана за доставку, купец торопясь вошёл в дом. Не обращая ни малейшего внимания на замечание матери дочери повисли на отце покрывая его многочисленными поцелуями.

— Милые мои, родные! Ну что вы, что вы? Что со мной станется то? Живой я. Ну будя, будя.

— Мы тут с ног сбились, ни сна, ни покоя не зная, а вы вот каков! Довольный, весёлый, да ухоженный. И не стыдно вам Матвей Егорыч? И что такого могло с вами произойти? Где это вы, позвольте вас спросить, столько дней пропадали? —

с укором спросила подошедшая Ольга. Еле успокоив дочерей, купец повернулся к жене и крепко обняв поцеловал её в губы.

— Прости Матушка, — держа Ольгу за плечи, сказал он, виновато улыбаясь. Так получилось, пришлось задержаться, после расскажу. Вы мне лучше скажите, у вас то всё ли в порядке? Новости какие есть?

— Есть, есть новость! — наперебой радостно закричали дочери, — Наша гувернантка Луиза уехала в свою Францию!

— Да, это правда, — с сожалением подтвердила Ольга и добавила строго, посмотрев на дочерей, — Мадам была боле не в силах терпеть их несносное поведение.

— Ну уехала, так уехала. Теперь уж чего, — нахмурив брови ответил купец, делая вид что огорчён этим известием. Ему с трудом удалось не выказать своей радости. Не любил Матвей эту гувернантку-француженку. Сама по нашим то понятиям голь перекатная, голодранка одним словом, а пафосу было…Она в Россию приехала денег подзаработать, а всё русское невзлюбила, всё её здесь раздражало. Ну и скатертью дорога! Бог с ней!

Вдруг он вспомнил о Кате и оглядевшись по сторонам обратился к пожилому лакею, стоящему у парадной двери.

— Лукич! А девочка то где?

— На улице она Матвей Егорыч, с кучером разговаривает, — уважительно ответил тот.

— Так это брат ейный! Скажи ему пусть едет с Богом, а девочку веди сюда.

Через минуту, в сопровождении лакея, с небольшим узелком в руках в дом вошла Катя.

— Смотрите, смотрите, кого папенька с собой привёз! — разом завизжали девицы показывая пальцем на стоящую у двери Катю.

— Боже милостивый! Да что же это такое? Как можно так себя вести? Показывать пальцем на человека — не при-лич-но! Ну что мне с ними делать? — всплеснув руками и закатив глаза сказала расстроенная мать.

И опять, не обращая на неё внимания, девицы стали бегать вокруг Кати рассматривая её со всех сторон словно Рождественскую ёлку.

— Ой, какая прехорошенькая! — сказала одна из них.

— Ну просто куколка! — сказала с восхищением другая.

— Посмотрите! — сказала третья. — Да она на снегурку похожа! Прелесть, просто прелесть как хороша!

— Да что вы тараторки, уймитесь же наконец! — восхищаясь весёлым нравом дочерей, сквозь смех сказал купец.

— Матвей Егорыч, голубчик! Сделайте одолжение, успокойтесь и объясните наконец, кого это вы с собой привезли?

И тогда, обняв девочку за плечи купец сказал.

— Прошу любить и жаловать — это Катенька. Отец её, Степан Емельянович, меня от верной гибели спас, а она ногу мою больную вылечила.

Заметив изумлённое недовольство на лице у жены, купец добавил.

— Я-я-я полагаю, ты Ольга Алексеевна не будешь против, что б спасительница моя у нас погостила?

— Ну что ж, пусть погостит, — ответила Ольга, не торопливо рассматривая девочку с ног до головы.

— Спасибо матушка! Спасибо дорогая! — сказал купец, целуя руку жены.

— Вот здорово! А у кого в комнате она жить будет? Чур у меня! — сказала по виду старшая из девиц.

— Нет у меня! Нет у меня! — спорили две другие.

— А это уж позвольте решать мне! — вступила в спор хозяйка дома. — Прежде всего я бы желала, чтобы и мы были представлены нашей гостье. Что скажете на это уважаемый супруг?

— Конечно, конечно, извини дорогая, — сконфузившись ответил Матвей, и нежно взяв жену за руку, заговорил, обращаясь к девочке.

— Познакомься Катя, это любезная супруга моя — Ольга Алексеевна. Она же хозяйка дома и мать этих прекрасных девиц.

На что Ольга приятно улыбнулась и элегантно скрестив опущенные руки, лишь слегка наклонила голову. Её примеру последовали и дочери. Но в отличии от маменьки, каждая при представлении слегка приседала, исполняя лёгкий реверанс, а отец называл её имя и возраст. Так Катя узнала, что старшую звать Анастасией, и ей 16 лет, средней Полине 15, а младшая Людмила её ровесница, ей 14.

— А позвольте нам показать Катеньке дом? — попросила вдруг Настя, обращаясь к родителям.

— Нет! Это невозможно по причине того, что через пятнадцать минут у вас начнётся урок музыки. Поэтому я сама покажу Кате дом. А вами Матвей Егорыч, — повелительным тоном сказала Ольга, переведя взгляд на мужа, — вами займётся Луша. Извольте принять ванную и переодеться как подобает к ужину.

Матвей и дочери поспешили исполнить указания хозяйки, а сама хозяйка отправилась показывать Кате дом.

Такой дом Катя видела впервые. Широкие мраморные лестницы, покрытые коврами, огромные колонны, упирающиеся в расписные потолки, хрустальные люстры, статуи, картины, и изобилие диковинных ваз, делали этот дом похожим на дворец. Никогда ещё Катя не испытывала такого сильного чувства восторга. Из любопытства она принялась было подсчитывать количество комнат, да сбилась со счёта.

— А эта комната для чего? — спросила она, войдя за хозяйкой в огромный зал, где среди множества диванчиков и кресел, стоящих вдоль стен, посередине красовался чёрный блестящий рояль.

— Это не комната, это зала для приёма гостей, — с апломбом ответила хозяйка.

— Это ж сколько гостей можно сюда назвать? — подумала Катя, с удивлением оглядывая это огромное пространство. Затем они поднялись на второй этаж, где находились спальные комнаты.

Каждая из хозяйских дочерей имела свою отдельную комнату. Обставленные великолепной мебелью, не считая разных мелочей они отличались между собой цветом обоев, портьер и кроватных покрывал. Комната старшей — Анастасии, была выдержана в бежевом тоне. Комната средней — Полины, в сине-голубом, а комната младшей — Людмилы, была преимущественно салатовой. Хозяйка пояснила, что каждая из девочек сама выбирала цвет для своей комнаты.

Пройдя в глубину этажа мимо нескольких комнат, содержимое которых Ольга не сочла нужным показывать, она указала Кате на её комнату. Перед тем как дверь открылась, девочка зажмурилась, представив на мгновенье, какова она эта комната, уготовленная ей как гостье? Но радостно открыв глаза, она увидела совсем не то, чего ожидала. Наполненная простой без изысков мебелью, она оказалась совсем небольшой и довольно узкой. Ни ваз, ни картин, ни статуй, ничего, что могло бы её украсить в ней не было, всё только самое необходимое, кровать, тумбочка, стол с двумя стульями и шкаф. Стены были обклеены тёмно-зелёными обоями с золотыми вензелями, в тон им на окне висели портьеры, обрамлённые маленькими золотыми кисточками. И всё же, в комнате нашёлся один понравившийся ей предмет. Им оказалось стоящее в углу у окна большое яйцевидное зеркало на причудливых ножках в виде львиных лапок.

— Ну-у-у, и что надо сказать? — неожиданно напомнив о себе сказала хозяйка.

— Спасибо тётя Оля, — ответила Катя с интересом рассматривая зеркало.

— Пожалуйста, — раздражённо ответила та, и продолжая в том же тоне пояснила.

— Запомни, называть тебе меня следует по имени и отчеству, Ольгой Алексеевной, или просто — мадам. И никаких там «тёть»! Поняла?

— Поняла, мм-мадам, — смутившись ответила Катя и почему-то присела, слегка наклонив голову, как это делали сёстры, представляясь ей с полчаса тому назад.

— Хм-м, а ты понятливая, — с удивлением подметила хозяйка. И приподняв Кате подбородок средним пальцем левой руки, иронично добавила.

— Молодец, на лету всё схватываешь, это похвально.

Услышав бой часов, доносящийся из коридора, Ольга на секунду замерла, а затем второпях сказала.

— Теперь вот что. Будь добра переодеться в какое-нибудь домашнее платье. Остальную одежду сложи, завтра мы купим тебе всё новое. Сама по дому не гуляй, заблудишься. Жди здесь, за тобой придут.

С этими словами хозяйка ушла, и Катя осталась одна. Аккуратно сев на краешек кровати и нежно проведя ладонью по мягкому покрывалу, она сказала в слух.

— Да-а-а, какая у них жизнь красивая, ну совсем другая.

Тем временем, распорядившись насчёт ужина, Ольга Алексеевна вызвала на разговор мужа.

— Матвей Егорыч, — обратилась она к нему. — Хотелось бы наконец услышать историю вашего трёхдневного отсутствия и желательно во всех подробностях.

Внимательно выслушав рассказ мужа, Ольга поверила, что своим спасением он действительно обязан конюху Степану.

— Я не сколько не сомневаюсь, что, являясь человеком щедрым, вы сполна отблагодарили своего спасителя в денежном выражении. Но объясните, зачем понадобилось привозить с собой его дочь?

Не умея врать и лукавить, Матвей раскрыл жене свой замысел. Рассказывая о достоинствах Кати, он старался убедить Ольгу в том, что от пребывания в их доме этой девочки возможно получить большую пользу. Но для этого необходимо, чтобы она задержалась здесь на более длительный срок.

— Уж больно она смышлёная да работящая, и чего только не умеет делать в свои 14 лет. Так может, глядя на неё и наши дочуры чему путному научатся, вдруг пригодиться?

К удивлению Матвея, немного поразмыслив Ольга согласилась с его доводами, однако сочла нужным поставить свои условия.

— Ну что ж, ежели вы Матвей Егорыч желаете, что б девочка просто погостила, так для этого полагаю двух недель будет вполне достаточно. А ежели желаете её задержать, так к ней повнимательнее присмотреться следует. А то, кто её знает…? В таком случае я выскажу своё окончательное решение только после того, как буду убеждена в её честности и порядочности. И ещё. При условии, ежели Катя останется у нас, её надо будет наделить определёнными обязанностями, тем более что одна из служанок абсолютно не справляется с тем, что ей подобает выполнять по дому. Неуклюжа, нерасторопна, в добавок ко всему глупа не в меру. И наконец последнее, и главное. По окончании статуса Кати как гостьи — панибратства с её стороны по отношению к нам я не потерплю! Согласны ли вы со мной?

Довольный таким исходом разговора, целуя руки жены Матвей сказал.

— Оленька, родная моя, конечно я согласен! Какая же ты умница! Обещаю, всё будет именно так, как ты сказала.

С того самого дня неустанно наблюдая за Катей, хозяйка пришла к выводу, что её можно оставить в качестве прислуги, если конечно она сама того пожелает. Послушная, вежливая, опрятная, спокойно воспринимающая в свой адрес любые замечания, она подавала хороший пример хозяйским дочерям, с которыми успела подружиться. Только единожды услышав замечание по поводу своей речи, Катя старалась более не употреблять привычных ей деревенских слов. А побывав в салоне одежды, где в качестве подарка она получила многочисленные обновки, Катя поняла, как следует одеваться городским девочкам. Она запоминала не только замечания, относящиеся непосредственно к ней, но и те, которые постоянно высказывались хозяйкой в адрес дочерей. Так, чтобы иметь красивую походку она научилась правильно держать спину. А во время приёма пищи, научилась законам поведения за столом.

Было очевидно, что девочке по нраву городская жизнь. Всё что она видела, приводило её в восторг, и величавая красота Петербурга, и веселая ярмарка со скоморохами и танцующим медведем, и воскресная служба в Казанском соборе, да и многое другое. Поэтому хозяева не были удивлены, когда на предложение остаться в их доме в качестве служанки, Катя не задумываясь ответила радостным согласием. Она была готова выполнять любую работу, лишь бы остаться здесь, в этом городе и в этом доме.

Глава III

Два года пролетело не заметно, но только не для Катиной семьи, которая не переставала ждать её возвращения. То отец, то брат, привозя по очереди своего барина в город, обязательно навещали Катю, каждый раз находя её какой-то новой, повзрослевшей и похорошевшей. А выслушивая от неё восторженные рассказы о нынешней жизни убеждались, что её возвращение домой вновь откладывается. Ни брату, ни отцу было невдомёк, что, познав городскую жизнь, иной уж Катя для себя не представляет. Однако, не желая огорчать родных она по-прежнему обещала вернуться, но не сейчас, позже. Имея возможность навестить семью, Катя не делала этого из-за опасения, что её не отпустят обратно. Поэтому молясь перед сном и разговаривая с Богом, она просила здоровья и благополучия для своих родных и прощения для себя, за то, что не хочет возвращаться в отчий дом.

Честно и чётко выполняя все указания хозяев, за эти два года Катя стала образцовой служанкой. В её обязанность входило убирать комнаты трёх дочерей, следить за состоянием их гардероба, а также при необходимости помогать на кухне. Ещё каждое утро, она должна была сходить во французскую кофейню за свежими булочками к завтраку. Находясь на полном обеспечении, денег ей было положено немного, но её это вполне устраивало. Хозяйка Ольга Алексеевна, не терпящая панибратства со слугами, общалась с Катей, как и со всеми остальными, только в случае необходимости. Довольная её работой, она, однако не упускала возможности сделать ей лишнее, порой неуместное замечание, что воспринималось Катей как должное, без малейшей обиды. А вот хозяин Матвей Егорыч, вопреки требованию жены — не баловать служанку, улучив возможность всегда старался сказать Кате доброе хвалебное слово, или просто улыбнуться ей, одобрительно подмигнув.

Находясь в трудах и заботах, сама того не замечая, к шестнадцати годам Катя превратилась в настоящую красавицу. Тонкая, стройная, с изящной талией, с кукольным личиком и огромными зелёными глазами она стала похожа на юную принцессу, чего, к сожалению, нельзя было сказать о хозяйских дочерях, которые к этому времени превратились в неказистых матрёшек. Не переставая наблюдать за Катей, помимо превосходства в красоте, Ольга видела в ней то, чего более всего не доставало Анастасии, Полине и Людмиле. При всех своих возможностях и стараниях ей никак не удавалось привить им качества, которые должны быть свойственны благородным девицам дворянского происхождения. По этой причине Ольга мучилась вопросом.

— Откуда в этой деревенской, беспородной девчонке столько достоинств?

Понимая, что своей красотой Катя может привлечь к себе внимание мужчин, Ольга старалась как можно реже выпускать её с поручениями из дома, а также не позволяла прислуживать гостям во время приёмов, дабы не потерять в её лице хорошую служанку. И эти опасения были не беспочвенны. Стоило всей семьёй выехать на прогулку в парк взяв с собой Катю, на чём всегда настаивали дочери, и Ольге приходилось наблюдать, как прохожие, глядя на неё с восхищением говорили вслух: «Sharman! Sharman! Tre bien! (Хороша! Хороша! Очень!) И в очередной раз она безуспешно ломала себе голову пытаясь понять, откуда в этой девчонке помимо красоты есть то, чему её никто никогда не учил — безукоризненная осанка, красивая походка и огромное обаяние? Ей и в голову не приходило, что, наблюдая за её дочерями, Катя впитывала как губка всё, чему обучали их многочисленные учителя. Однажды, учитель танцев, заметив красивую служанку, стоящую в дверях, попросил её встать в пару с одной из сестёр. К своему удивлению, он был восхищён её грациозностью и знанием фигур, чего никак не мог добиться от дочерей купца Пашкова. Рассказывать об этом случае хозяевам учитель не стал, понимая, что это их вряд ли обрадует… Сами же девицы, добродушные по натуре, просто обожали Катю, видя в ней подругу и помощницу. Как-то само собой получилось, что, глядя на неё, аккуратную и самостоятельную, сёстры научились и косы себе заплетать и чаще обходиться без посторонней помощи. Но более всего они любили время, когда, оставаясь дома без родительской опеки, Катя учила их печь пироги и ватрушки, после чего, довольные и счастливые они устраивали весёлый пир.

Однако, было бы не верно думать, что более всего Ольгу волновала Катина красота, нет. Более всего её удручало отсутствие таковой у дочерей, ибо по этой самой причине ей было намного труднее воплотить в жизнь свою мечту. Дело в том, что, выйдя замуж за купца она потеряла возможность как прежде вращаться в высшем свете, что её сильно удручало. Чтобы вернуть былое положение, ей было необходимо выдать дочерей исключительно за знатных дворян. Но отсутствие во внешнем облике девочек красоты и привлекательности намного усложняло эту задачу. Ко всему прочему, чаще всего гостями в их доме были не благородные дворяне с холостыми сыновьями, а купцы, компаньоны мужа с их же сынами. Но однажды в дом купца пришёл знатный дворянин. К Матвею и раньше обращались дворяне с намерением занять денег, но приходили они не домой, а в его контору. Этого же дворянина, как человека богатого, знатного и ко всему прочему занимающего важный пост на государственной службе, знал весь Петербург. Однако, Матвей слышал, что именно этот дворянин слывёт заядлым карточным игроком, и таким же азартным, каким был отец его жены. Начав разговор, он попросил купца дать слово, что причина его визита останется в тайне. Дав купеческое слово, Матвей услышал довольно банальную историю. Оказалось, по причине крупного проигрыша, дворянин был вынужден заложить свой Петербургский дом и даже родовое имение. Во избежание катастрофы, он просит одолжить большую сумму денег, что позволит ему вернуть недвижимость. Подумав и подсчитав, не видя причин для отказа купец согласился, предложив свои условия, вернуть оговорённую сумму в определённый срок под назначенный им процент. В противном случае, указанная в документах недвижимость, становится собственностью купца. Не имея выхода в сложившейся ситуации, дворянин согласился на предложенное условие. Договорившись о сделке, Матвей предложил гостю выпить по рюмке коньяку, на что тот с радостью согласился. В отсутствии дома хозяйки, Матвей кликнул Катю. Дворянин обомлел, увидев с подносом в руках, необыкновенной красоты девушку. Выпив коньяк, не в силах сдержать любопытства, он спросил.

— Кто была эта девушка?

На что купец ответил, что это его очень дальняя родственница. Детей у них в семье мол немерено, вот он и решил помочь, взяв девочку к себе в прислуги.

— Это очень благородный поступок с вашей стороны, — сказал дворянин и посидев для приличия ещё минут десять, откланявшись ушёл.

Через несколько дней весь Петербург говорил о том, что в доме купца Пашкова появилась необыкновенной красоты девица.

По прошествии короткого времени, под предлогом познакомиться с благородным семейством, в дом купца стали наведываться многочисленные гости. После осмотра дома и великолепного ужина, хозяйские дочери принимались развлекать гостей игрой на фортепиано, а хозяйка исполнением романсов под собственный аккомпанемент, что вызывало на лицах присутствующих крайне скудные эмоции.

Не увидев того зачем пришли, расстроенные гости покидали дом, принимая предложение хозяев, посетить их ещё. Стоя на улице в ожидании своих экипажей, мужчины обсуждали только один вопрос — где та красавица о которой судачит полгорода? Не понимая истинной причины происходящего, Ольга Алексеевна и Матвей Егорыч были несказанно рады внезапному наплыву гостей, так как среди них были не только убелённые сединами мужи, но и холостые юнцы дворянского происхождения.

К следующему приходу гостей хозяйским дочерям захотелось придумать какой-нибудь розыгрыш, что могло бы разрядить скучную обстановку приёма. Идея подшутить над маман, которая по не понятной причине запрещала Кате обслуживать гостей, показалась им забавной. К их сожалению, сама Катя наотрез отказывалась

принять участие в розыгрыше. Но как только сёстры показали ей платье, выбранное из их гардероба специально для неё, она тут же согласилась. Не мало ей пришлось

потрудиться, ушивая его по своей фигуре, но в завершении труд был вознаграждён отменным результатом, платье сидело как влитое.

В день приёма гостей, сёстры попросили маман освободить Катю от работы на кухне, чтобы она помогла им одеться. Приём был в самом разгаре, когда с позволения родителей дочери отлучились из зала. Прибежав к Кате, они помогли ей одеться и уложить волосы в причёску. Дождавшись момента, когда маман запоёт очередной романс, всучив в руки поднос с бокалами, сёстры вытолкнули Катю в зал к гостям. Подняв глаза на вошедшую с подносом незнакомую девушку, хозяйка в оцепенении замерла, а гости наконец получили возможность увидеть ту, ради которой, уже не первый раз, наведались в этот дом.

От устремлённого на неё всеобщего внимания, у Кати перехватило дух. В воцарившейся вдруг тишине, она слышала биение своего сердца, и ей казалось, что его стук слышен всем. В следующую секунду она почувствовала холод, пробежавший по спине и сковывающий страх, от чего была не в силах пошевелиться. Боясь потерять сознание, она глубоко вздохнула, а затем с гордой осанкой проследовала через весь зал к столику у окна, на который поставила поднос с бокалами. Не обращая внимания на прикованные к ней взгляды, она удалилась так же элегантно, как и появилась.

Вопреки ожиданиям все увидели не просто служанку, а восхитительную по красоте молодую девушку, в добавок статную и манерную. После её ухода, заметно повеселевшие гости, не скрывая любопытства просили хозяев объяснить, кто была эта прелестная девица? Несмотря на растерянность, Ольге удалось с достоинством выйти из сложившейся ситуации, объяснив гостям, что эта девушка является дальней родственницей Матвея Егорыча, которую они приютили из сострадания к её многочисленной бедной семье. Неожиданно получив аплодисменты в качестве комплимента за благородный поступок, Ольга успокоилась и поблагодарив гостей предложила всем выпить шампанского. Со временем на столы уж было некуда ставить, но захмелевшие гости, желая видеть восхитительную красавицу, просили её принести им шампанского снова и снова. Прощаясь с благородным семейством, теперь уже довольные гости надеялись на новое приглашение.

Обсуждая прошедший приём, хозяева так и не поняли, кому обязаны внезапным наплывом именитых гостей. Они предположили, что причиной послужило знакомство Матвея со знатным дворянином, одолжив которому очень крупную сумму денег он помог избежать разорения и всех вытекающих из этого последствий. И что наверняка, этот же дворянин поделился с друзьями своим впечатлением об их богатом доме и конечно не забыл рассказать о трёх дочерях на выданье. Теперь они тешили себя надеждой, что кто-то из гостей, может всерьёз заинтересоваться их девочками.

Не забыв, в целях воспитания пожурить дочерей за розыгрыш, они, однако не могли не подметить, что появление Кати освежило обстановку, но не более. И раз уж так вышло, то и впредь она будет должна прислуживать гостям, при этом не забывая о прежних обязанностях. Сёстры очень обрадовались, что их розыгрыш помог подруге обрести новый статус в их доме.

По распоряжению хозяйки для Кати было куплено несколько довольно скромных платьев, в которых она должна будет прислуживать гостям. Но делать причёску ей воспрещалось. Как полагалось незамужним простолюдинкам, ей надлежало носить косу. Решив вопрос со служанкой, Ольга занялась другим. Узнав от подруги, что генеральша Лаврова устраивает в своём доме пышные музыкальные вечера с участием самого Шаляпина и что именно по этому поводу там собирается весь свет Петербурга, она решила приглашать музыкантов и на свои приёмы, что сделает их более изысканными и позволит расширить круг гостей. И действительно, с каждым приёмом в их доме появлялось всё больше и больше новых лиц. Они с удовольствием пили, ели, слушали музыку и даже танцевали, при этом не уделяя серьёзного внимания хозяйским дочерям, что до безумия расстраивало их мать. Ольге было невдомёк, что большинство из гостей приходят в её дом только для того, чтобы полюбоваться красавицей Катей. Сама же Катя, ловя на себе многочисленные взгляды подметила, что в отличии от дам, смотрящих на неё оценивающе, мужчины делают тоже самое с умилением и восторгом. Будучи по своей природе человеком скромным и не понимая, почему каждый раз она является объектом пристального внимания, обойдя всех гостей с очередным подносом, Катя старалась как можно быстрее покинуть зал. Но однажды в самом начале приёма её внимание привлекли хозяйские дочери. По обыкновению всегда сдержанные и спокойные, в этот раз она нашла их поведение довольно странным. Нервно ёрзая на диване,

прикрывая лица веером, все трое искоса поглядывали в одну и ту же точку. Уловив направление их взгляда, в глубине зала у колонны Катя увидела двух молодых офицеров, ведущих меж собой беседу. Одного она узнала сразу, он был здесь частым гостем, а вот другого видела в первые. Этот новый гость был необычайно хорош собой. Высокий, стройный, широкоплечий, с правильными красивыми чертами лица и с огромными синими как небо глазами. Скрестив на груди руки, он равнодушно смотрел на собеседника. Вдруг резко повернув голову, он увидел Катю, их глаза встретились. В следующее мгновение, словно заворожённая, минуя всех гостей Катя подошла к офицерам, предложив им шампанского. Взяв бокал, не глядя на поднос, синеглазый офицер замер, продолжая неотрывно смотреть на Катю. Стоя друг напротив друга, они представляли собой пару, красивее которой Петербург ещё не видел.

— Господа! Вам не кажется, что дамы обделены вашим вниманием, — неожиданно услышали они от подошедшей хозяйки. И тут же холодно взглянув на Катю она добавила.

— Ты свободна Катя, ступай.

От этих слов Катя пришла в себя и молча поклонившись удалилась из зала, а хозяйка направилась к музыкантам, чтобы попросить их сыграть её любимый вальс.

— Ну что, хороша? А я тебе что говорил? — почти шёпотом сказал завсегдатай офицер, обращаясь к другу.

— Ты что-то сказал? — тихо спросил другой, не отводя взгляда от уходящей Кати.

— Ага-а-а! Попался! Да не смотри ты на неё так! Ты привлекаешь внимание.

— Да неужели? А пойдём ка брат танцевать!

— С кем, с хозяйскими матрёшками? — недоумённо спросил его друг.

— А почему бы и нет? Слышал, дамы ждут от нас внимания.

— Мужчины ангажируют д-а-а-м! — взмахнув дирижёрской палочкой вскричал растрёпанный маэстро и зал тотчас наполнился музыкой.

Выпив залпом бокал шампанского, синеглазый офицер подошёл к дивану, на котором сидели купеческие дочери. Пригласив на тур вальса по очереди всех троих, не обращая внимания на заторможенность и неуклюжесть партнёрш, он кружил их, представляя на месте каждой совсем другую… Затем, находясь в приподнятом настроении он подошёл к хозяйке и поблагодарив за незабываемый вечер откланялся, поцеловав на прощание руку.

Глава IV

Утро следующего дня началось в доме купца Пашкова с большого переполоха.

Без малейшего намёка на точное предназначение, была прислана огромная корзина великолепных белых роз. По этому поводу меж хозяйских дочерей шёл неутомимый спор. Вспоминая вчерашний приём, они сошлись только в одном, что цветы мог прислать тот красавец офицер, с которым они танцевали по очереди. И, следовательно, этим знаком внимания он отдаёт предпочтение одной из них. Но кому именно? Трогая нежные лепестки роз и вдыхая их аромат, каждой из сестёр думалось, что сей подарок прислан именно ей. Наблюдая за происходившим, довольная маман поспешила заверить дочерей, что каждая из них достойна такого внимания. Согласившись с её мнением, перестав спорить и мучиться догадками, сёстры решили подождать следующего знака внимания.

Выполняя работу по дому, Катя не переставала любоваться розами, стоящими на тумбе у окна. Подняв с пола упавший лепесток, зажав его в руке она почувствовала сильное сердцебиение. Ей вдруг вспомнился пронзительный взгляд синих глаз молодого офицера, его лицо, фигура…

— Что со мной? И почему это воспоминание так волнительно? — подумала она, испугавшись чувства, охватившего её впервые. Став нечаянной свидетельницей продолжения разговора хозяйки с дочерьми, Катя узнала имя того офицера, его звали Александр, а также то, что он является сыном генерала Лаврова, истинного аристократа, графа, человека очень богатого и влиятельного. От этой новости девицы пришли в полный восторг. Богат, знатен, а уж как хорош собой! Именно о таком женихе мечтала каждая из них. А Катя, грустно вздохнув, сказала себе.

— Ну и пусть.

Дождавшись следующего приёма, сёстры не заметили особого внимания к себе со стороны Александра Лаврова. Будучи человеком, воспитанным в лучших аристократических традициях, он одинаково учтиво и вежливо общался со всеми присутствующими дамами, не отдавая явного предпочтения кому-либо из них. Однако, его поведение многие нашли странным, потому как приглашая на танец мадемуазель или даму, вместо того чтобы, как это принято, глядя в глаза партнёрше, говорить ей приятные комплименты, он смотрел по сторонам, будто выискивал кого-то среди гостей. Зато Катя, каждый раз появляясь с подносом в зале, ловила на себе его пристальный взгляд, что заставляло её краснеть и волноваться.

— Зачем? Ах зачем он так смотрит на меня? Ведь здесь столько прекрасных дам достойных его внимания, — думала она, пытаясь делать вид, что ничего не замечает.

На следующий день во время обеда, пожилой лакей, обычно стоящий на дверях при входе в дом, внёс в столовую огромную корзину алых роз, за что получил от хозяйки большой нагоняй.

— Ты что Лукич, порядка не знаешь? Твоё дело на дверях стоять, а не по дому расхаживать! Разбаловал вас Матвей Егорыч!

— Простите матушка барыня, — сказал он испуганно. — Запамятовал, что вы в это время обедать изволите. Уж больно цветы хороши. Хотел поскорее вас обрадовать. Прошу прощения.

— Хорошо, хорошо. Но что б это в последний раз, — раздражённо сказала Ольга, и переведя взгляд на цветы спросила.

— Кто на сей раз прислал это?

— Так кто прислал неведанно, а принёс посыльный. Отдал и убёг.

Услышав это, сёстры выскочили из-за стола, не спросив на то разрешения. Пытаясь найти карточку с именем адресата, они рылись в корзине с цветами ахая и охая от уколов их шипов. Глядя на них, что-то подсказывало Кате, что и в этот раз им ничего не удастся найти. И она оказалась права. Раздосадованные девицы разбрелись по своим комнатам так и не дообедав. Кате было неприятно наблюдать, как с каждым днём сёстры становятся менее дружны, видя в друг друге соперницу. Да и с самой Катей, они теперь общались только в случае надобности. Были забыты весёлые пиры в отсутствии родителей, совместные прогулки по парку и многое другое, что делало их почти подругами. Теперь их интересовало только одно — кого из них троих предпочтёт человек, присылающий цветы? И более всего сёстрам хотелось, чтобы этим человеком оказался Александр Лавров. По этой причине, всё свободное время они стали проводить у зеркала, пытаясь превзойти друг друга по красоте.

Со временем Катя стала ловить себя на том, что и она всё чаще вспоминает Александра. Его внимание к ней было очевидно. Во время последнего посещения дома Пашкова он даже попытался с ней заговорить, но заметив, что за его действиями следит не мало женских глаз, Катя поторопилась покинуть зал, не дав повода для сплетен. Осознавая непреодолимую разницу в их происхождении, девушка всеми силами пыталась избавиться от нежных чувств, возникающих у неё к этому человеку. Но однажды, придя по утру во французскую кофейню за свежими булочками, Катя заметила за столиком у окна знакомое лицо. Это был Александр Лавров. Несмотря на то, что офицерский мундир он сменил на элегантный английском костюм, не узнать его она не могла. Быстро сделав покупку, Катя выбежала из кофейни и буквально через несколько шагов споткнулась. В тоже мгновенье чья-то сильная рука поддержала её, не дав упасть. Подняв голову, она увидела Лаврова. Изумлённая его внезапным появлением Катя застыла, продолжая крепко держаться за его руку. Уловив взгляды прохожих, она с трудом отстранилась от него сказав.

— Благодарю вас сударь.

— Не стоит. Чрезвычайно был рад вам помочь, — ответил Лавров и далее, как это свойственно военному отрапортовал.

— Разрешите представиться — Александр Лавров.

— Катя, — ответила она и увидев свою корзинку в его руках заулыбалась.

— Позвольте сударь, — протягивая руку за корзинкой сказала она.

В его глазах появился испуг, испуг от того, что девушка может уйти.

— Катя, прошу вас! Уделите мне, пожалуйста, несколько минут, — умоляюще попросил он.

— Нет, нет, ни к чему это. Идти мне надо, — ответила она, глядя куда-то в сторону, и выдернув корзинку из рук Лаврова, торопливо ушла.

В этот день, постоянно думая об Александре у Кати всё валилось из рук. Почти не реагируя на замечания хозяйки она без конца восстанавливала в памяти сегодняшнюю встречу. Мысль о том, что она могла быть не случайной показалась ей вполне реальной. Ведь в такой ранний час в кофейне обычно господ не бывает. Значит он ждал её. Но для чего? И что он хотел ей сказать? А главное — откуда ему стало известно, что она придёт туда? Мучаясь этими вопросами, ответа она не находила.

Однако, придя в кофейню на следующий день, Катя вновь увидела там Лаврова. Сидя за тем же столиком у окна, попивая кофе он делал вид, что читает газету. Почувствовав на себе его взгляд, она сделала вид будто не замечает его и забрав покупку поторопилась уйти. По дороге домой, чтобы не оборачиваться, Катя несколько раз подходила к витринам магазинов смотря в них как в зеркало — не идёт ли за ней Лавров? Но его не было.

— А вдруг он ко мне больше никогда не подойдёт? — подумала она. Эта мысль напугала её, потому как с каждым днём в ней росло влечение к этому молодому мужчине.

— Уж не влюбилась ли ты Катя? — спросила она себя вспомнив, как ещё совсем недавно, зачитываясь французскими романами, хозяйские дочери рассказывали ей, что такое любовь и как прекрасно это чувство. При этом подмечая, что на свете нет ничего ужаснее и мучительнее чем безответная любовь, которая способна подтолкнуть слабого человека на самые мерзкие поступки.

— Нет, нет! Я не хочу мучиться! — подумала она, решив в следующий раз обязательно ответить взаимностью на внимание к ней со стороны Александра. И такой случай ей представился.

Хозяйка Ольга Алексеевна неожиданно уведомила слуг о намерение всей семьёй на ближайшие две недели уехать в имение навестить родных. Эта новость очень расстроила Катю, так как на время отсутствия хозяев лишала её возможности посещать французскую кофейню.

Утром следующего дня, сразу после отъезда семьи, она, как всегда, пошла в церковь на воскресную службу. Стоя в толпе народа, Катя с упоением слушала проповедь, как вдруг, кто-то почти в плотную приблизился к ней сзади. Обернувшись, она увидела Александра. Её бросило в жар. Поддерживая Катю под локоть, он прошептал ей на ухо.

— Катя, прошу вас! Если я вам сколько-нибудь не безразличен, то не откажите мне в возможности увидеться с вами. Мне необходимо сказать вам что-то очень важное. В противном случае, клянусь оставить вас в покое и навсегда исчезнуть из вашей жизни.

Простояв около минуты поддерживаемая Лавровым, она наконец ответила.

— Хорошо. Сегодня вечером в кофейне.

По окончании службы они расстались, не привлекая внимания толпы. Вернувшись домой, Катя призадумалась каким образом ей возможно появиться в кофейне, дабы не быть узнанной. У неё не возникло никакой другой идеи, кроме как облачиться в тот же наряд, в котором она впервые появилась перед гостями хозяев. Ближе к вечеру Катя начала собираться на первое в своей жизни свидание. Надев платье и позаимствовав из гардероба сестёр шляпку, накидку и ридикюль, подошла к зеркалу. Придирчиво рассматривая себя со всех сторон, она решила, что роль мадемуазель не высокого сословия ей вполне по плечу, и потому, осталась довольной результатом перевоплощения. Затем, дождавшись удобного момента, вышла из дома через чёрный ход.

Уже в кофейне, изображая девушку, пришедшую на встречу с подругой, заказав чашечку горячего шоколада и пирожное, села за столик у окна. Через несколько минут появился Лавров. Оглядевшись по сторонам и не узнав Катю, он сел за столик ближе остальных расположенных к двери. В тот же момент Катя уронила ложечку. Лавров обернулся и поймав взгляд красивых зелёных глаз понял, что это она. Увидеть Катю такой он никак не ожидал. Как хороша была она в своём скромном платье и как не мыслимо обворожительна теперь в этом наряде. На его лице появилась счастливая улыбка. А Катя, делая вид, что расстроена отсутствием подруги, допив шоколад расплатилась и покинула кофейню.

Ступая по тротуару не торопливым шагом, она элегантно обходила многочисленные лужи. Лавров неотрывно следовал за ней. Пройдя несколько кварталов Катя свернула в парк, поскольку знала, что в это вечернее время, а тем более после дождя он пуст от посетителей. Подойдя к скамейке, стоящей под огромным развесистым дубом, Катя обернулась. Увидев Лаврова, она присела на краешек скамейки, и как подобает благовоспитанной девушке, гордо держа спину, скрестила на коленях руки. Остановившись в нескольких шагах Александр замер. В тусклом свете заходящего солнца Катя казалась ему прекрасным не земным созданием.

— Сударь, — вдруг сказала она первой. — У нас мало времени. В любой момент может начаться дождь. Вы хотели мне что-то сказать?

— Да-да, прошу прощения, — немного нервничая ответил Лавров. — Разрешите присесть.

— Конечно, прошу вас, — сказала Катя, указав рукой на скамейку.

И он заговорил, но уж очень непонятно. Высказав восхищение её красотой и молодостью, он почему-то перешёл на тему превратностей судьбы, говоря о том, что жизнь прекрасна, но не предсказуема. И мол порой, судьба человека искажена лишь потому, что он невольно оказался жертвой обстоятельств, навязанных ему людьми, под личиной благородства которых, скрывался злой умысел и непристойная цель.

Слушая Лаврова, Катя никак не могла понять для чего он её позвал, и что их встреча никоим образом не походит на свидание. Поэтому сочла нужным остановить его, заговорив в довольно резком тоне.

— Позвольте сударь! Но мне не понятно, с чего вы решили, что я нуждаюсь в вашей проповеди? Да, я молода и мне пока не ведомы все сложности жизни. Но слава Богу я всем довольна. И поверьте, что в советах и назиданиях с вашей стороны уж я точно не нуждаюсь. Если вам более нечего сказать, то прошу оставить меня в покое, как вы и обещали. Прощайте!

После этих слов Катя встала с решительным намерением уйти.

Такого исхода встречи Лавров никак не ожидал. Он был уверен, что, Катя безропотно выслушает его до конца, как это было всегда при общении им с любой женщиной. Но теперь он понял, что глубоко ошибся, считая её такой как все. В своё оправдание он мог бы сказать, что в первую очередь счёл нужным предупредить… Дело в том, что посещая светские мероприятия, в последнее время он неоднократно становился свидетелем обсуждения мужчинами бедной родственницы купца Пашкова, восхищаясь красотой, которой, чуть ли не каждый изъявлял желание видеть её своей содержанкой. А теперь получается, что, пытаясь уберечь Катю от опасности, оттолкнул её от себя. Решив исправить эту ошибку, Лаврову с трудом удалось уговорить Катю остаться и выслушать его до конца. Он признался, что на самом деле пришёл сказать совсем другое. Взяв её руку, он заговорил быстро и страстно.

— Катя! Увидев вас, я впервые испытал то, что ранее мне было не ведано. Нет слов, которыми бы я смог описать это прекрасное сильное чувство! Я постоянно думаю о вас. Прошу ответьте, могу ли я надеяться на взаимность с вашей стороны?

После небольшой паузы, за которую Лавров успел и побледнеть, и покраснеть, она ответила мило улыбаясь.

— Ах, Александр. Неужто это возможно, прийти на свидание с человеком, который тебе безразличен? И всё же, прежде чем ответить, позволю себе задать вопрос. А как же сёстры Пашковы? Разве не вы присылали им цветы?

— Сёстры Пашковы? Да мне нет никакого дела до этих девиц! Я приходил в их дом только с одной целью — видеть вас. А цветы, правда ваша, цветы присылал я. Только не им они предназначались, а вам. Поэтому я и не подписывался.

— Мне? — нежно взглянув на Лаврова спросила Катя, — Я не могу в это поверить. Я что-то чувствовала, но полагала…

— И ваше чувство вас не обмануло, — сказал Лавров нежно поцеловав её руку и вновь спросил.

— Так могу ли я надеяться?

— Да, — опустив глаза тихо ответила Катя.

Вздохнув с огромным облегчением Александр сказал, что безмерно счастлив, после чего, они долго сидели, держась за руки, не замечая темноты, опускавшейся на город. И лишь когда первые капли дождя упали под ноги, им стало понятно, что время свидания истекло.

— Когда ж мы снова сможем увидеться? — поторопился спросить Александр, и услышал, что при отсутствии хозяев в последующие две недели, вечерами она будет абсолютно свободна. Договорившись встретиться уже завтра на этом же месте, на выходе из парка они расстались.

В эту ночь Катя долго не могла уснуть. Думая об Александре, она вспоминала его глаза, огромные синие глаза полные нежности. Его слова о сильном чувстве, которое он испытывает к ней. А как он восхищался её красотой… Не уж то она прям так хороша? И даже если так, то разве можно увлечься человеком только потому, что он красив? Ведь он её совсем не знает. Тоже сказать и она… Значит это возможно! И всё же почему, почему, этот красавец мужчина, богатый и знатный, выбрал именно её, простую служанку? Но, как и прежде, ответа она не находила. Проснувшись по обыкновению рано утром, Катю охватил испуг. Ей показалось, что вчерашнее свидание было лишь прекрасным сном. Но лежащие на стуле платье, шляпка, накидка и ридикюль опровергли её сомнение.

В течении последующих двух недель они встречались почти каждый вечер. Заканчивалось лето, в Петербурге зачастили дожди, поэтому в редкие дни их свидания проходили в парке на скамейке под дубом, а в дождливые вечера, Александр сажал Катю в свою карету, и они ездили по городу, любуясь его красотами. Он считал, что именно поздним летом, в этом буйстве и насыщенности красок Петербург особенно красив. По дороге он читал ей стихи и рассказывал всё, что знал о любимом городе. С удовольствием рассказал Лавров и о своей семье, о любимых и почитаемых им родителях, о сестре двойняшке, с которой по сей день они очень дружны и о лучшем друге, ставшим её мужем, чему он несказанно рад.

Катя тоже рассказала о своей семье и конечно о том, как волей случая оказалась в доме купца Пашкова. Из её рассказа было понятно, что городская жизнь ей по нраву, однако она неожиданно призналась, что чувство стыда не даёт ей покоя, так как за эти годы она ни разу не навестила отчего дома. Но от отца и старшего брата бывающих в городе знает, что там в деревне у её родных всё хорошо.

Наблюдая за Катей, Лаврову стало ясно, что привлекает его в этой девушке. Он видел её особенность не столько в красоте, сколько в её естественности, в отсутствии в ней притворства и напыщенной жеманности, что было так свойственно женщинам из высшего общества и что всегда его в них раздражало. Имея у дам большой успех, Лавров частенько бывал кем-то увлечён, при этом он ни разу не был влюблён по-настоящему. Ещё ни одна женщина не слышала от него заветной фразы… Но теперь, с каждым днём узнавая Катю всё больше и больше, он был готов сказать эти слова.

Настал день их последней встречи. Они оба понимали это, ибо завтра возвращались Катины хозяева. Вечер того дня выдался на удивление тёплым. Лавров сильно нервничал, ожидая возлюбленную в парке, она опаздывала более чем на час. А Кате никак не удавалось незаметно покинуть дом, поскольку, готовясь к приезду хозяев, прислуга постоянно сновала через чёрный ход. Наконец, улучив мгновение ей удалось прошмыгнуть мимо старого лакея, стоявшего на парадной двери, и она выскочила на улицу. Не обращая внимания на прохожих, Катя бежала в парк. Увидев там Лаврова, она заплакала и бросилась к нему. Прижав Катю к груди, не понимая причины её слёз он испуганно спросил.

— Катя, Катенька! Что случилось? Почему вы плачете? Кто вас обидел?

— Нет-нет, никто не обидел. Я просто боялась, что вы уйдёте, не дождавшись меня. Я так этого боялась, так боялась, а вы здесь…, — сквозь слёзы говорила она, всё сильнее прижимаясь к Лаврову.

Нежно обняв руками её лицо, Лавров поднял ей голову и неотрывно глядя в огромные зелёные глаза полные слёз, улыбаясь сказал.

— Да как же я мог уйти? Ведь я люблю вас Катенька.

В это мгновение Катя почувствовала лёгкую дрожь, пробежавшую по телу. Медленно закрыв глаза, она шёпотом сказала.

— Ещё, скажи ещё.

И тогда, почти касаясь её губ он произнёс.

— Я люблю тебя. Очень люблю!

— И я люблю тебя, — еле слышно сказала Катя, после чего их губы слились в нежном поцелуе.

Потерявшись во времени, они сидели на скамейке под дубом. Кругом было необычайно тихо и только шуршание падающих листьев иногда нарушало эту тишину. Лавров без конца целовал Катины руки и прижимая их к лицу смотрел в её счастливые глаза. Кто-то невидимый, наблюдающий сейчас за ними со стороны, ожидал далее стандартного развития этой ситуации. Теперь они должны были заговорить о свадьбе, о том, как будут жить вместе, но ничего подобного не происходило. Боясь вспугнуть это великолепное мгновение, подаренное им судьбой, они просто наслаждались им, глядя друг на друга с необычайной нежностью и любовью.

— О Боже! Да как же можно не влюбиться в неё? Какое поистине чудо — эта Катенька! Как хороша она! Как чиста, естественна и беззащитна, — думал Лавров, наконец-то испытав чувство настоящей любви.

А счастливая Катя, млея от поцелуев и нежных прикосновений Александра, боялась лишиться сознания.

Только вновь накрапывающий дождь привёл влюблённых в чувство. Понимая, что у них нет сил расстаться, поцеловав Лаврова, Катя выпорхнула из его объятий и убежала. Вернувшись домой, она вспомнила, что они не договорились о следующей встрече.

Сев в карету Лавров подумал о том же. Но сейчас его более волновал другой вопрос. Он не из тех, кто хотел бы заполучить Катю в любовницы. Только её он видит своей женой, поэтому теперь, как человеку благородному ему надлежало сделать следующий шаг — объявить родителям о своём намерении жениться. Последние несколько лет родители то и дело пытались устроить его семейное счастье. Выбор для Александра был огромен, поскольку множество великосветских семейств, и не только Петербургских, но и Московских, мечтали заполучить его в мужья своим дочерям. А он, дорожа свободой, отшучиваясь любил говорить, что пока не в праве связывать себя узами брака, поскольку всё ещё ветрен и не обязателен. Но сегодня произошло то, ради чего он был готов отказаться от своих убеждений, ибо узнал, что любим той, которую любит сам, любит всей душой, всем сердцем и без которой не представляет свою жизнь. Конечно, Лавров предполагал, что его выбора родители могут не понять и не принять. Он даже представил, какие слова возможно от них услышит.

— Жениться на простолюдинке? На служанке? Кому? Тебе? Графу, сыну генерала, наследнику огромного состояния? Да в уме ли ты, сын наш? Не бывать этому!!!

При этой мысли его бросило в холодный пот. И всё же, он уповал на здравый смысл, на то, что будет понят родителями. В противном же случае, они сделают его несчастнейшим человеком. Немного поразмыслив, Александр решил

отложить этот разговор. Он не мог пойти на него, не сделав Кате предложения и не получив её согласия. От этой мысли ему стало легче. С улыбкой Лавров стал думать о следующем свидании, о том, как и что он скажет, впервые предлагая руку и сердце. С этой мыслью он поехал не домой, а в Английский клуб, где давненько не бывал. На пороге клуба лицом к лицу Лавров столкнулся со своим другом, с тем самым, балагуром и весельчаком, который несколько месяцев тому назад привёл его в дом купца Пашкова.

— Александр! Дружище! Ты ли это? Да где ж ты пропадал? — обнимая Лаврова затараторил молодой офицер. Он был весел и немного пьян.

— Ты в клуб, а я братец домой собрался. Не везёт мне сегодня, я, знаешь ли, опять проигрался. Но ради нашей встречи готов задержаться и выпить с тобой бокал другой шампанского. А ты что такой счастливый, глаз аж светится? Опять кем-то увлечён? Или, ну-ка постой, постой… Уж не влюбился ли ты по-настоящему? — подметил офицер, успевшего покраснеть Александра.

— А что, и впрямь заметно? — слегка смутившись спросил Лавров.

— Видел бы ты сейчас себя со стороны… Уж я тебя знаю, — лукаво погрозив пальцем сказал офицер, — Пойдём, расскажешь, — и они зашли в клуб. Взяв по бокалу шампанского, друзья удобно устроились на одном из диванов.

— Ну, рассказывай, рассказывай! И кто ж она такая? — сгорая от любопытства просил офицер.

— Прости, но я не могу назвать её имени, мы только сегодня объяснились. На днях собираюсь сделать ей предложение и клянусь — ты первым узнаешь её имя.

— Ладно, черт с тобой, так и быть, подожду. Давай за тебя! — чокаясь бокалом, сказал раздосадованный офицер.

Отпив шампанского и оглядевшись по сторонам, Лавров спросил друга.

— Ну, а что нового здесь в клубе?

— Да ничего. Играют, выигрывают, проигрывают и так без конца, — равнодушным тоном ответил офицер. Сделав паузу, он вдруг резко преобразился и щёлкнув пальцами сказал.

— Хотя постой! Сейчас тебе такое расскажу, ты ахнешь! Сам бы не поверил, если б не услышал собственными ушами. Видишь в-о-о-он того господина? — и офицер указал взглядом на пожилого невысокого грузного мужчину, сидящего за одним из игральных столов.

— Да, я его знаю. Это граф Попов. Он овдовел несколько лет назад. Его жена была дружна с моей матушкой. А что?

— А дело в том, что решил этот граф на старости лет обзавестись любовницей, взяв кое-кого на содержание, и даже не скрывает этого.

— Он же вдовец, а значит может снова женится. Так зачем ему содержанка? — спросил ничего не подозревающий Лавров.

— Как говорит он сам, мол женился бы не раздумывая, да жаль, что в жёны дворянину она не годиться. Простая служанка она, девчонка деревенская.

— Да кто ж это такая? — вдруг занервничав спросил Лавров.

— Красавицу Катеньку помнишь? Ну племянницу купца Пашкова? Так это она и есть. Этот старый ловелас разработал целый план. У купца то три дочери на выданье, так вот он решил своего племянника женить на одной из них, а для себя попросить отдать ему Катеньку.

От услышанного Александр пришёл в ужас.

— Нет, нет! Этого не может быть! — подумал он сильно побледнев.

— Что с тобой Александр? Знал, что удивлю тебя, но такой реакции право не ожидал.

Глядя на старого графа, Лавров нервно ломал свои пальцы.

— Погоди, погоди…, — всматриваясь в побледневшего Александра сказал офицер.

— Провалиться мне на этом месте если я ошибаюсь и твоя избранница не та же самая девица?!

— Да, это она, — опустив глаза тихо произнёс он.

— Во дела-а-а… А что твои родители?

— Да говорю ж тебе. Мы только сегодня объяснились, они ещё ничего не знают.

— Ах да, прости, забыл, — сочувственно сказал офицер. — И что ты теперь намерен делать? Тут медлить нельзя. Хочешь, я помогу тебе её выкрасть?

— Выкрасть! Зачем?

— Ты послушай, а уж поступишь как сам сочтёшь нужным.

— Хорошо, говори. Голова будто в тумане. Что делать — ума не приложу?

— Так вот. При всём к тебе уважении полагаю, что родители твои не в восторге будут от этого выбора. Ты уж извини, да и их понять можно. Графский сын, сын генерала, желает на служанке жениться. Бред! А если ты её действительно любишь, то поторопись. А то, кто его знает, купца этого, отдаст твою Катеньку старику, тогда пиши пропало.

— Так что ж мне делать, подскажи! — умоляюще глядя на друга спросил Александр.

— Забери её, укради! Отвези в своё имение, да и обвенчайтесь там потихоньку. Не вы первые, не вы последние. Так многие делают, сам знаешь.

— А что потом?

— Потом в ноги родителям кинетесь, покаетесь, глядишь и простят. А еже ли по благородному решишь поступать, то потерять её можешь. И такое случается.

— Да, да. Ты прав. По-другому, наверное, и не получится. Не хочу потерять её, жить без неё не смогу! Спасибо тебе за совет.

— Ну что ты Александр, не стоит. Рад буду, если у тебя всё получится. Давай ка лучше за Катеньку твою выпьем. Красавица она у тебя, истинная красавица! Другой такой во всём Петербурге не сыскать. Прям завидую тебе, но по-доброму. Будь счастлив!

Расставшись с другом Лавров поехал ночевать в полк. Он боялся, что, оказавшись дома, будет раньше времени обречён на разговор с родителями. Да, он осознанно шёл на обман самых близких ему людей, но чувствуя угрозу своему счастью, другого выхода из создавшейся ситуации не видел. Испытывая по этому поводу неимоверное угрызение совести, ночь для него выдалась бессонной и мучительной. А мысль о том, что они с Катей не успели договориться о месте и времени следующей встречи, повергла его в панику. Лишь вспомнив, что грядёт воскресенье, Лавров успокоился. Это означало, что он сегодня же увидит её на утренней службе в церкви, после чего и сделает предложение.

До этого важного события ему оставалось спать всего несколько часов.

Той ночью Кате тоже не спалось. Думая об Александре, она снова и снова вспоминала его признание в любви, от чего её сердце наполнялось теплом и счастьем. Почувствовав, как это прекрасно любить и быть любимой, теперь ей мечталось о том, как украдкой она будет убегать из дома, чтобы встретиться с любимым. Засыпая с улыбкой на лице, она и представить не могла, что ожидает её завтра.

На утро придя в церковь, где, как всегда, было полно народа, не имея возможности подойти к Кате, Лавров был вынужден наблюдать за ней из далека. Часто крестясь и кланяясь, она была полностью поглощена таинством проходящей службы. В этот момент Лаврову подумалось, что при такой набожности ему будет трудно уговорить её на венчание без родительского благословения, к чему сам он уже был готов.

По окончанию службы, не заметив Александра, Катя вышла из церкви и направилась домой. Он шёл за ней. Внезапно налетел сильный ветер, огромные чёрные тучи закрыли солнце и с неба как из ведра хлынул проливной дождь. Что бы переждать его Катя свернула в ближайшую арку. Неожиданно перед ней появился Лавров. Не дав опомниться, он встал перед ней на колено и подбирая самые красивые слова предложил стать его женой. Время тянулось томительно медленно, она молчала. Дожидаясь ответа, Александр с удивлением смотрел на Катю, в глазах которой вместо радости и восторга он видел вопрос и даже некое разочарование.

— Ты хочешь, чтобы я стала твоей женой? — наконец прервав молчание с большим изумлением спросила она.

— Да, очень хочу. Я всем сердцем желаю этого! — молниеносно ответил Лавров.

— Но зачем так скоро? Не торопишься ли ты? Я люблю тебя, ты любишь меня, а большего пока мне и не надобно.

В этот момент, глядя на Александра Катя думала о том, что она обязательно

станет его женой и только его. Что у них будит дружная семья, много детей, но не сейчас. Сейчас больше всего ей хотелось, как можно дольше хранить их любовь в тайне от всех и украдкой убегая из дома наслаждаться долгожданными свиданиями.

— Катенька! Любовь моя! Ты моя и только моя! Никогда и никому не отдам тебя! — вскочив с колена сказал Лавров, крепко обнимая Катю.

Услышав в его словах тревогу, она недоумённо спросила.

— Да разве ж меня кто отбирает у тебя?

И тогда Александр рассказал ей о намерении старого графа сделать её своей содержанкой. И о многих других, так называемых «благородных господах», желающих того же. Услышанное повергло Катю в шок. Глядя на Лаврова огромными безумными глазами готовыми вот-вот наполниться слезами, она спросила.

— Как же такое возможно, ведь я ж не крепостная?

— Не думай об этом, не тревожься. Я сделаю всё, чтобы мы были вместе. Ты хочешь этого? Ты согласна?

И тогда Катя тихо ответила — да.

Поцеловав её, он сказал, что завтра же придёт в дом купца Пашкова, чтобы забрать её и увезти в своё имение. После чего они обвенчаются, а уж потом поставят об этом в известность родителей.

— Что ты Сашенька! Что ты милый мой! Без родительского благословения я в твой дом войти не посмею. Грех это, большой грех! Ни твои, ни мои родители нам этого не простят! Не будет нам счастья! Напрасно ты думаешь, что Матвей Егорыч способен мне зло причинить. Ведь ты его совсем не знаешь, а он добрый, он любит меня как родную. Не посмеет он отдать меня кому-либо помимо моей воли. Он моим родителям беречь меня поклялся. Да и я уже взрослая — захочу, так и сама уйду. Боишься ты Саша чего-то, от того и торопишься. Страх плохой советчик, — так мой батюшка говорит.

Да, у Лаврова был страх, и он подсказывал ему наличие многих причин, по которым возможно потерять Катю, что было для него равносильно смерти. Поэтому понимая, что переубедить её не удастся, он пообещал встретиться с купцом только для того, чтобы поставить его в известность об их намерении пожениться. А уж потом, даст Бог, всё уладиться. На этом они расстались в надежде увидеться завтра.

Неотложные дела по службе задержали Лаврова в полку, поэтому он оказался около дома купца Пашкова только ближе к вечеру. Спешно выскочив из кареты, он взбежал по лестнице и позвонил в колокольчик.

— Слушаю вас барин, — тяжёлым хриплым голосом сказал лакей, открыв дверь.

— Доложи любезный, граф Лавров желает встретиться с хозяином Матвеем Егорычем. Надеюсь, он дома?

— Дома то он дома, — тяжело перетаптываясь с ноги на ногу грустно ответил слуга. — Только вот не знаю, примет ли он вас?

— Так поди доложи, чего ж медлишь?

— Доложить то конечно можно с, только… — промямлил Лукич, не трогаясь с места.

— Только позволю сказать вам барин, не вовремя вы пришли, ой не вовремя. Не в себе давеча хозяин то наш, в буйстве он диком, — стыдливо добавил лакей.

— А не скажешь ли любезный, по какой причине с ним эдакое случилось? — снимая с пальцев белые перчатки спросил Лавров заходя в дом. А что б лакей разговорился ничего не утаив, вложил ему в руку аж целый рубль.

Глянув на монету, Лукич удивлённо вытаращил глаза и после фразы, — Премного благодарен барин, — почти шёпотом быстро заговорил.

— Давеча до вас уж трое приходило. Принял их хозяин со всем почтением и уважением. Подумал, что господа эти пришли дочерей его сватать. Ан нет! Вот он и осерчал, сильно осерчал. Господ тех прогнал, с супругой поругался, да и с горя напился.

— Чем же эти господа смогли так расстроить хозяина? Зачем они приходили? — спросил Лавров, предчувствуя не ладное.

— Зачем, зачем? За служанкой нашей, за Катей красавицей. Прям помешались все на ней.

Лавров не успел сообразить, что делать дальше, как откуда-то сверху послышался звериный рёв хозяина.

— Луки-и-и ч, а Лукич! Слышь, меня! — кричал он с балкона, что напротив парадной двери. — Боле не впускай никого! Хватит на меня сегодня! Приём окончен! Хозяин отдыхать желает!

Держа в руках штоф с водкой и хрустальный фужер, купец вдруг перегнулся через перила. Заметив рядом с лакеем молодого офицера, он в миг оказался перед ним сбежав по лестнице, чудом не свернув себе шею.

— Что-о-о, ещё один охотничек до нашей Катеньки явился? — обратился он к Лаврову с трудом пытаясь устоять на ногах.

Увидев озлобленного, в добавок смертельно пьяного купца, Александр потерял дар речи. Он забыл все слова, которые собирался ему сказать.

— Ты то ж нашу Катю хочешь? — неистово заорал Матвей, и со всего маха грохнув об пол хрустальный фужер, той же рукой показал офицеру фигу. — Вот тебе, а не Катю! Пошёл вон! — и не выслушав очередного претендента на руку служанки, приказал Лукичу выгнать его взашей.

Бледный как смерть Лавров сидел в своей карете пытаясь представить картину, происходящую в доме купца Пашкова, до того, как он сам там появился. Мысль, что с его Катей может случиться беда, повергла его в ужас. Ему был нужен совет и помощь, поэтому он приказал кучеру везти его в Английский клуб, в надежде застать там своего друга.

В это время, задыхаясь от слёз, Катя бегала по дому стучась в комнаты хозяйских дочерей, умоляя их выслушать её.

— Барыньки, милые! В чём же я провинилась? Умоляю, выслушайте меня! Богом клянусь, что не знаю я господ этих! — кричала почти обезумевшая Катя. Но обозлённые девицы не хотели её более ни видеть, ни слышать. Ничего не добившись, она вернулась в свою комнату, где, к её удивлению, на кровати сидел пьяный хозяин.

— Дядя Матвей, дядя Матвей! — бросилась к нему плачущая Катя, — хоть вы мне объясните в чём я провинилась?

Упёршись руками о кровать, он с трудом заговорил, сурово глядя на Катю.

— Что плачешь? Что рыдаешь? Скажешь не причём ты? Скажешь по мужикам не шлялась в отсутствие наше? Ишь, сколько вдруг охотников до неё появилось! Мы тебя в дом свой как родную приняли, а ты не благодарная нас же и позоришь! Пошла вон! Вон пошла, дрянная девчонка! — указывая пальцем на дверь закричал Матвей, после чего упал на кровать и захрапел.

— За что? За что? Что я плохого сделала? — закрыв ладонями лицо сквозь слёзы повторяла Катя сидя на полу.

Была ночь, когда всеми забытая, уставшая от слёз и переживаний Катя, наконец поднялась с пола. Заметив упавшую с кровати подушку, она подняла её и аккуратно положила под голову спящего Матвея Егорыча. Затем сняла с него сапоги, накрыла одеялом, собрала в соломенную кошёлку кое какие вещи, оделась и вышла из комнаты. Около парадной двери никого не было. Дом спал. Катя понимала, что, выйдя наружу, вернуться обратно ей будет невозможно. Дверь хлопнула за ней довольно громко. В этот момент она пожелала, чтобы проснулись и переполошились все домашние, и обнаружив её отсутствие бросились бы её искать, и нашли, и чтобы стало всё по-прежнему. Но, ничего этого не случилось. В доме царили тишина и покой. Постояв ещё несколько минут вглядываясь в тёмные окна дома, тяжело вздохнув она поклонилась ему и перекрестившись пошла прочь. Сделав несколько шагов, Катя вздрогнула. Деньги! Она забыла забрать из тумбочки накопленные ею деньги. Утирая слёзы, она продолжала идти, натыкаясь в темноте на редких прохожих, которые обругав её проходили мимо. Вдруг грянул гром, сверкнула яркая молния и хлынул проливной дождь. Через несколько минут уже насквозь промокшая она стояла в той самой арке, где вчера Александр сделал ей предложение стать его женой. Нахлынувшее воспоминание принесло с собой нестерпимую душевную боль. Катя закрыла глаза, и со всей силой обняв себя руками прижалась спиной к стене. Почувствовав, что коченеет от холода, она села на корточки и съёжившись в комок уронила голову на колени.

Глава V

— Девонька! Девонька! Милая, очнись! — услышала Катя сквозь забытьё.

Почувствовав, как кто-то слегка шлёпает её по щекам, она очнулась. Пожилая женщина с лёгким акцентом, говорящая по-русски, пыталась помочь ей подняться, задавая при этом вопросы, на которые Катя была не в состоянии ответить. От холода и усталости она не чувствовала своего тела и не могла говорить.

— Пойдём, пойдём. Тебе надо согреться, — сказала женщина и поддерживая её, повела в ближайший трактир.

Усадив Катю за стол, она кликнула человека и сделала заказ. Через несколько минут молодой парень принёс несколько мисок с едой и маленький графинчик. Налив из графина в стакан и пододвинув его к Кате женщина резко сказала.

— Пей!

Поднеся стакан к лицу и почувствовав противный запах, Катя поставила его обратно на стол.

— Это водка, — утвердительно сказала она, — Я не буду пить эту гадость.

— Пей дурочка! Смотри, дрожишь вся. Заболеешь и помрёшь. Пей! — настойчиво требовала женщина.

Несколькими глотками опустошив стакан, Катя съёжилась. Затем почувствовав согревающее тепло, пробежавшее по всему телу, она откинулась на спинку стула и глубоко вздохнув открыла глаза. Странно, но ожидаемое опьянение не случилось. Ей стало вдруг жарко и развязав платок она медленно стащила его с головы. В этот момент, схватив со стола свечу и осветив Катино лицо, женщина ахнула.

— О мой Бог! Да ты ж красавица! Это как такая красота, да на улице оказалась?

— Да, да. Красота…, — грустно вторила Катя. — Только мне то она зачем?

— Красота зачем? — с огромным удивлением спросила женщина. — Да ты я гляжу не понимаешь в чём твоё счастье?

— Нет, не понимаю. А вы можете дать совет — как будучи красивой и нищей, возможно стать богатой и счастливой? — с большой иронией спросила Катя.

— Да уж наверняка знаю! — широко улыбаясь уверенно ответила женщина, продолжая внимательно рассматривать свою собеседницу.

Такой ответ не только привёл Катю в чувства, но и сильно заинтриговал её. Впервые за всё это время она внимательно посмотрела на женщину, с которой общается уже около часа. Нет, она не была пожилой, как ей показалось по началу. Это была средних лет женщина, не высокая, довольно тучная, с симпатичным лицом и умными лукавыми глазами. По её облику можно было сказать, что походила она на мещанку.

— А вы могли бы мне помочь? — с надеждой в голосе, очень стесняясь спросила вдруг Катя.

— Почему бы и нет. Только с одним условием…, — не дав женщине договорить, Катя поторопилась предупредить.

— У меня ничего нет, совсем ничего.

На что, рассмеявшись женщина ответила.

— Да это и понятно. Иначе на улице ты б не очутилась. А условие моё таково. Должна ты мне рассказать про себя всё по правде, ничего не утаив. Да скажи наконец, как зовут то тебя?

— Катя, Екатерина Степановна Вострякова, — сказала она, учтиво наклонив голову, что очень понравилось женщине.

— Вот и славно. Это имя тебе к лицу. Ну а меня зови — мадам Лулу.

— Смешное имя, — подумала Катя, но вопросов задавать не стала. Заметив на её лице промелькнувшую улыбку, женщина неожиданно ответила сама.

— Француженка я, поэтому и имя у меня такое. А теперь рассказывай, да поторопись, уж ночь на дворе.

И Катя рассказала о себе всё, скрывать ей было нечего. Внимательно выслушав девушку мадам Лулу спросила.

— Так чего ты хочешь, какой помощи?

— Мне бы работу какую найти, денег заработать. Домой я хочу вернуться, в деревню к родителям, — спокойно и уверенно ответила Катя.

— А разыскивать тебя не станут? Ну жених твой, или хозяева?

— Кому я нужна? — с грустью отвечала Катя, обнимая себя за плечи. — Хозяин меня выгнал. Зачем ему теперь меня разыскивать? А жених… Я как в сказке с ним побывала. Да видно сказка то наша и закончилась… Нет, некому меня искать. Вернусь домой и всё забудется.

— Ну хорошо, помогу тебе. Поехали, — вставая из-за стола сказала мадам. Кинув на блюдце несколько монет, она направилась к выходу, Катя последовала за ней. Выйдя из трактира, женщина кликнула извозчика. Ехали они долго, пока наконец не остановились около двухэтажного каменного дома где-то на краю города. Фонарь, стоящий у входа, освещал вывеску на которой было написано — «Гостиница». Из окон первого этажа была слышна музыка и громкий смех.

— Эта гостиница принадлежит мне, я её хозяйка, — сказала мадам, не дожидаясь вопросов от Кати. — Пойдём через чёрный ход, не будем смущать гостей.

Поднявшись по лестнице на второй этаж, они подошли к одной из многочисленных дверей. Достав из кармана связку ключей, мадам долго перебирала их, и наконец найдя нужный, открыла им дверь. Зайдя во внутрь, она зажгла свечу, стоящую на круглом столике у самого входа.

— Заходи. Это твоя комната. Здесь теперь жить будешь.

Оглядевшись, Катя нашла комнату довольно странной. Широкая кровать почему-то стояла не у стены напротив окна, что было бы на много удобнее и правильнее, а прямо посередине. Китайская ширма, стоящая в углу, соседствовала с небольшим креслом и круглым столом с двумя стульями, на полу лежал цветастый ковёр. За занавеской у самой двери находился умывальник и шкаф. Вроде и комната не маленькая, и мебель не плохая, только почему-то всё её содержимое было облачено в противненький красно-розовый цвет с многочисленными рюшечками и цветочками, что вызывало у Кати чувство брезгливости и неприязни. Мысль о том, что до этого дня ей не доводилось бывать в гостиницах успокоила её. Осознавая всю сложность своего положения, Катя настраивала себя по возможности ничему не удивляться и соглашаться на всё. Однако, превозмогая робость позволила себе задать вопрос.

— Позвольте спросить мадам — какую работу я должна буду выполнять?

— Ничего сложного и непосильного. А точнее, тоже, что и у прежних хозяев. Будешь помогать повару на кухне. Повар у меня отменный, он тоже француз. А по вечерам станешь выходить к гостям, подавая им вино и шампанское. О деньгах не беспокойся, не обижу. Но хочу предупредить — гостиница у меня не совсем обычная… Поэтому осмотрись, подумай. Если ж не по душе тебе здесь окажется, уйдёшь. А сейчас мне пора, завтра договорим. Спокойной ночи, — сказала мадам и ушла.

Не предавая значения словам хозяйки о какой-то необычности её гостиницы, Катя сделала вывод, что сегодня ей несказанно повезло. В одночасье потеряв всё и оказавшись на улице, ей удалось обрести и дом, и работу. До крайности измотанная событиями, случившимися за прошедший день, она уснула, как только её голова коснулась подушки.

Глава VI

Прошло несколько недель. Всё это время Катя только и делала, что с утра до вечера трудилась на кухне, помогая повару. Наблюдая за происходящим вокруг, ей не составило труда понять куда она попала на самом деле.

На первый взгляд это действительно была гостиница, где останавливался проезжий люд. Она стояла на краю Петербурга, была не дорогой, но с приличной обслугой в лице смазливых молодых горничных и хорошим столом, за что отвечал повар — француз. Кидалось в глаза то, что постояльцами и гостями всегда были исключительно только мужчины. Они были как разных возрастов, так и разных сословий. Но три раза в неделю по нечётным дням исключая церковные праздники, ближе к полуночи этот дом жил совсем другой жизнью. На первом этаже в небольшом зале собиралось не малое количество постояльцев и гостей. Они играли в карты, или просто сидели в ожидании чего-то, тупо вливая в себя безмерное количество алкоголя. Затем наступал момент, которого с нетерпением ожидали все присутствующие. В зал входили бывшие днем горничные, но теперь их было просто не узнать. Девушки были одеты в вульгарные яркие платья с глубоким декольте, с высокими разрезами на юбках и с ярким макияжем на лицах. Мужчины тут же оживлялись, усаживая их к себе на колени, позволяя при этом любые непристойности в их адрес, что воспринималось самими девушками с большим удовольствием и без всякого стеснения. Затем, уже прилично подпитые, они парами разбредались по номерам. А утром, как ни в чём небывало, из комнат выходили опрятные смазливые горничные и приступали к своей обыденной работе. Надо сказать, что появление в гостинице Кати вызвало у этих девушек некоторую настороженность и озабоченность. Этакая красотка, могла составить им большую конкуренцию в их промысле. Но узнав от Лулу, что, Катя не станет одной из них, успокоились. И это было правдой. Мадам не преследовала цели сделать Катю одной из тех, кто по ночам ублажает в постели мужчин. Учитывая её необыкновенную красоту и привлекательность, она хотела сделать из неё приманку для новых клиентов, что позволит заработать не малые деньги. Для этой цели, сняв с Кати мерки, мадам заказала для неё несколько великолепных платьев. Оставалось только дождаться дня, когда платья будут готовы.

Тем временем, наблюдая за происходящим, самой Кате казалось диким и постыдным поведение людей, которые с лёгкостью вступают в интимную связь, не имея друг к другу ничего кроме животного влечения. Она со страхом думала о том дне, когда ей придётся выйти к гостям и что скорее всего этот выход не будет похож на тот первый, состоявшийся в доме купца Пашкова. А по ночам она вспоминала свидания с Александром. Как трогателен он был, как терпелив и как галантен, как первый раз с трепетом взял её руку и конечно их первый поцелуй, который состоялся по причине сильного взаимного чувства. В такие минуты, переполненная нежными воспоминаниями Катя чувствовала, что продолжает любить Александра и скорей умрёт, чем предаст свою любовь.

Конец ознакомительного фрагмента.