Полусвет. Страшный смешной роман

Елена Котова

Комедия нравов, роман-лента, интернет-лонгрид о мире суб-элиты. Люди полусвета живут на несколько стран, одержимые идеей любой ценой урвать второе, а лучше третье гражданство, делают деньги в самолетах и говорят на смеси руглиша и сленга подворотни, состязаясь в злословии и пускаясь на авантюры, каких не придумать. Им не досталось «вишневого сада», лишь телеграм-каналы, но их метания достигают трагизма. The Show must go on. А уж концовка – совсем злая шутка, достойная Грибоедова. Книга содержит нецензурную брань.

Глава 7. Редкий период нормальности

«Отойди от крышки гроба!»

Корнелия не верила своим глазам, — Клячин шлет гадкие месседжи уже и Матвею. Матвей привычным жестом потрепал ее по загривку:

— Куки, перестань ты реагировать на его выходки…

— Я вообще не реагирую, это ты боишься стоять у крышки моего гроба. Мне лично уже плевать.

— Как «плевать», ты вечно в истерике. У него одна, простая, как палка, цель: постоянно тебя вышибать. И у него это получается.

— Потому что лезет в нашу жизнь, а я в зависимости от него из-за мальчиков! — твердила Куки, тыча в нос Матвею очередное послание своего экс:

«Договорились — дети едут в лагерь в Хорватию. Ты опять все меняешь, как тебе удобно».

— Мы в Италию собрались, на лодках, — возмущалась Куки, — Толстовы пригласили, это совсем ничего не будет стоить, только билеты.

— Может, дети все же в лагерь, а на лодках мы с тобой?

— Ревнуешь меня к детям? Или тебе удобнее, чтоб я плясала под его дудку?

— Удобнее, чтобы все соблюдали договоренности, — Матвей был готов взвиться, — был уговор: дети едут в лагерь. Сейчас что-то перекраивать, только лаяться.

— Обстоятельства изменились! С матерью, с другими детьми, на яхте по Средиземному морю, детям же лучше, чем в лагере.

— Это по твоей логике, а у него своя.

Матвей не защищал Клячина, просто столько разводов прошло перед глазами. Почти у каждого война, и в ней всегда оружие — деньги и дети.

— За что именно война? — настаивала Корнелия. — Какого черта он эти угрозы шлет? Маме, теперь уже и тебе. Месть оскорбленного самца…

Их роман закрутился обычным образом: встретились на тусовке, обоих пробила искра, утром Корнелия проснулась в квартире Матвея. Встретились еще раз, потом еще, и понеслось. Матвей постоянно менял женщин, говоря, что ему необходимо иметь минимум двух, на что Куки отвечала, что она с Матвеем ровно до тех пор, пока обоим от этого фан. Матвей шептал ей какие-то нежности на автопилоте, но вдруг слова исполнились совсем нового смысла, и он — это даже испугало, — понял, что его не тянет ни к кому, кроме Куки: это он дал ей прозвище, которое теперь прижилось в свете. А та звала его «Мотя».

«Угораю, уже за рулем,

уже лечу уже…»

Корнелия, вырвавшись со встречи, на которую опоздала, потому что перед этим опоздала на предыдущую, одной рукой держала руль, другой строчила Моте, а попутно и Поленовой:

«Списки перешли, когда Юлиана

Добавит, кого пригласила».

«Надо больше анонсов на хороших

ресурсах и mms-ников засадить

репосты делать», — отвечала Наташа.

«Будут тебе анонсы и репосты

_эмодзи_три_клоуна».

«Сначала списки_сердитая_рожица».

Матвей поднял голову от MacBook, оглядел непривычно чистую квартиру. Он только что вернулся из Непала и наслаждался цивилизацией, чистотой и тем, что не нужно с утра пораньше катить куда-то на скутере. К тому же скутер, попросту говоря, мопед, был по-непальски отстойным — старая Honda, никакого сравнения с его Vespa, на котором он у себя на даче рассекает, на Мальте.

Дела в компании не ахти, кассовые разрывы душат. Спрос здорово упал, и, когда поднимется с таким рублем, один аллах знает. «Photo», — сообщил ватсап, говоривший у Матвея по-английски. Жена Лена с подругами сидят на террасе ресторана. Peggy Porschen, популярное место у лондонских инстаграм-девиц и богатых арабок. «Красавица», — отстучал Матвей жене, думая о том, что плитка просела капитально. Макароны, правда, выручают, но на одной лапше не протянуть. «Photo», — снова известил ватсап: рука жены Лены держит бокал вина, играющего красками в лучах солнца. Куки опаздывала уже на час, это не удивляло, но сейчас так хотелось есть, что цифры отчетности рябили в глазах. Ватсап сообщил что у жены Лены не проходит кредитная карточка, он полез на сайт своего лондонского банка. Вот те нате, кому она зафигачила четыре тысячи фунтов? — он перешел на их общий с женой счет. Карточка сообщала, что Roche Bobois…

«Лен, что ты в Roche Bobois купила?»

«Барные стулья».

«На хрен?»

«Приедешь, увидишь — красота, фотку вечером сброшу»

Женщины чахнут без ненужных дорогих покупок. Черт, как же хочется есть. Ленка не знает, что у него бизнес просел, по четыре тыщи фигачит, а он уже экономклассом летает. Самое последнее дело, резать бюджет семье, эти нахлебники привыкли жить на широкую ногу. В квартиру влетела Корнелия.

— Вхожу на встречу, и вижу… Угадай кого?

Матвей, обняв ее, прошептал: «Молчи, дура…«Он наслаждался новым для него чувством, барахтался в клубке нежности, которую не привык выражать. Взбалмошность Куки, их стычки только обостряли страсть. Матвей не оставил своей привычки иметь какую-то телку на стороне, Куки на это было начхать, но это не радовало, а скорее злило: выходит, ей все равно. А его самого побочные перепихи лишь сильнее привязывали к Корнелии.

— Я оголодал. Ни думать, ни работать не могу…

— Ща, сек, ты послушай…

Корнелия летала по комнате, — Матвей признавал только openspace, в его стометровой квартире была всего одна спальня и огромная угловая комната с четырьмя окнами, кухонным островом, барной стойкой, и тремя диванами — где, кстати, происходило много чего интересного. Он налил вина Куки:

— Дома будем есть, рыба — свежак, водителя на рынок гонял.

— Мы едем к Ларе в ее новый ресторан. Открывается через неделю, сегодня ужин для приглашенных.

— Какого лешего тогда я с рыбой возился? Ладно, хрен с ней, погнали по-быстрому.

— Ты что, так пойдешь? Иди переоденься!

— Тогда скажи, что надеть, — Матвей направился к гардеробной.

— Все равно, что-нить поприличнее…

Всегда так: «переоденься, хотя мне все равно». Он глянул на красные джинсы, но решил, что лучше оранжевые. Взялся было за голубую рубаху с белыми цветами, передумал, натянул зеленую в огурцах. Сверху длинный серый кардиган. «Что ты в бабкиной кофте!», — влетела в гардеробную Куки. Матвей уже не мог думать ни о чем, кроме еды, а Куки натягивала платье в пол со спущенными плечами: она признавала только вечерние туалеты даже для простецких вечеринок. Матвей глянул на нее и восхитился: голое платье для хипстерского ресторанчика, а так к месту. Магическая женщина!

«Он опять все просрал!!!

_три_рожицы_оранжевые_от_ужаса»

«Мы же все разложили по полочкам!!!

_три_гоблина».

Корнелия всегда дробила одну мысль на несколько сообщений — тогда у получателя телефон беспрерывно звякает, не оставляя ему шансов игнорировать. Маруся читала, понимая, что речь о Матвее.

«Он полетел в Катманду, за каким?.

Муйня из-под коня»

Этот месседж пришел Марусе форвардом, — Куки по ошибке бросила его Александре, с которой сидела в параллельной переписке насчет благотворительного аукциона. Ну, Александре, так Александре — не с руки стирать, она за рулем, на минуту остановилась у светофора. Просто сделать форвард Жуковой, раз уже зеленый зажегся…

Корнелия шлет всем всё, что в башку придет… Матвей безбашенный, дико наглый, но даже наглость у него какая-то не злая. Он добрый, а к женщинам относится даже с трепетом. А как он считается с Куки, готов под нее подстраиваться, а та — чуть что не по ней, впадает в раж и наотмашь лупит его словами. Маруся размышляла о Куки и Матвее, делая вид, что внимательно смотрит телевизор: каждый вечер в восемь Хельмут усаживал ее смотреть Tagesschau — вечернюю программу новостей, такая же тоска, как программа «Вести».

Осенью — той же самой, когда Куки с Матвеем приехали в Тель, а тема развода Наумова была хитом сезона, — Самойлов оказался на грани потери всего бизнеса. Переложил все на партнера-юриста, который, по сути, управлял компанией, пока сам Мотя зажигал в разных точках мира. Несколько лет кряду партнер потихоньку прибирал к рукам хозяйство Самойлова, а тот очнулся только тогда, когда выяснилось, что макаронный заводикв Махачкале давно в залоге под кредит, который партнер вывел на свой офшор. Куки напрягла свои связи, вышла на главу Дагестана, и тамошний суд освободил заводик из-под залога, вернув Моте его макароны. А на партнера-юриста завели уголовку, и тот спешно свалил из России.

— Прикинь цену вопроса! — рассказывала Корнелия все на том же балконе Жуковой. — А Моте это обошлось в ноль, склеилось только на моем обаянии. Казалось бы, сиди теперь на производстве, меняй команду, режь расходы. Вложи ему это в башку, ты же коуч!

Маруся мобилизовала свой огромный опыт по финансовому управлению и на пальцах — цифр же под рукой нет — на пляже лечила Матвея. Тот повторял, что все под контролем. Спасибо Куки, помогла изгнать вора из компании, но дальше он сам знает, что делать.

— А сколько еще ворюг осталось, ты тоже знаешь? Что у тебя продажи ни хрена не делает, тоже знаешь? — наседала Корнелия.

Матвей клялся, что обновит продуктовую линейку, уберет залежи складских запасов, — раз уж бабы так взяли его в оборот. На его счастье, через пару дней прикатили Поленовы-Шустовы с детьми, бабы сбавили обороты. Жукова вскоре улетела то ли в Москву, то ли в Берлин, и теперь уже именно ей перемывал кости свой круг, собравшийся на очередной праздник в Тель-Авиве.

— Глеб, расскажу историю, — трещал Матвей за ужином. — Дунин, тебе знакомый, уверял меня, что Жукова — лесбиянка.

— Это при двух-то мужьях? — ехидно спросила Наташа.

— Ему кореш Женя рассказывал, что Маруся его телке предлагала чистую девичью любовь.

— Знаю я этого Женю! — воскликнула Корнелия. — И эта фенька, что Жукова лесбиянка, тоже знаю, откуда пошла. Это в Челси было, в «Будда-баре».

— В Лондоне «Будда-бар» под мостом на набережной, а не в Челси. К тому же он давно закрылся, — вставил Глеб.

— Знаю! Я о нью-йоркском Челси.

— Там «Будда-бар» еще раньше закрылся.

— Это и было в середине нулевых. У Жени была подруга Настя…

— Они давно разбежались, — Глеб проявлял неожиданную осведомленность. — У него теперь какая-то тусклая баба, ребенка ему родила. А Настя была клевая, она такая…

— Не отвлекайтесь от лесбиянки! — перебил их Матвей.

— Ради бога, будет тебе про лесбиянку! — махнула рукой Куки. — Маруся стала в «Будда-баре» танцевать с Настей, прижималась к ней то спереди, то сзади, все по классике, а Женьку переклинило. Ну прикалывался человек, и что?

— Вот-вот, я тоже что-то такое слышала, нет дыма без огня… Может, она скрытая лесбиянка? Потому и два мужа? — заявила Наташа.

— А в «Будда-баре» решилась на каминг аут? Настя ж молоденькая, а у Маньки оба мужика старперы вроде меня, — скорчил гримасу Самойлов. — Жучка — тот еще мастер финтов, в ее жизни не разобраться.

— Я и не пытаюсь, куда мне до нее. Сделала израильский паспорт, тут же замутила с этим немцем, и бац — у нее уже и вид на жительство в Германии, — Наташе удавалось хорошо темперированное нечто.

— Нет, без десерта не уйду, — крикнула Корнелия. — Тут отпадный флан карамель.

Улетая, Матвей клялся Корнелии, что будет сидеть в офисе, лично всех сокращать и строить. А прилетев в Москву, умотал в Таиланд. Как сообщали, с Юлей Маклаковой, которую Матвей держал за f*ck buddy и с кем колесил на мопеде по Непалу. Хроника их вялотекущего секса Корнелию в принципе не волновала, а весь свет волновал вопрос, не потому ли Куки так бьется за бизнес Матвея, что тот ее содержит.

Вернувшись и застав Корнелию в истерике из-за нового витка войны с бывшим мужем, Матвей решил сам разрулить этот вечный ближневосточный конфликт. Сесть с Клячиным, выпить и все порешать без Кукиного заламывания рук. Ведь ни одного спокойного дня! Куки вгоняет себя в исступление, воюя с бывшим мужем, и все срывает на Матвее.

При встрече с Клячиным первое, что поразило Матвея, были бегающие глаза. А так, мужик — нормуль, не без чувства юмора. Они сходу поняли друг друга и на удивление быстро договорились о правилах худого мира.

Матвей всем объяснял, что живет по принципу Парето: двадцать процентов усилий дают восемьдесят процентов результата. А дальше люди, считающие себя умнее Парето, гробят еще восемьдесят процентов усилий, чтобы добить остаток. Матвей все делал быстро, а если быстро не получалось, значит, оно того и не стоило.

Клячин считал нужным тратить на детей оскорбительно мало. Но если поднять цифру можно только войной, то лучше без войны получать оскорбительно мало денег. Зато они согласовали график жизни детей на полгода вперед и условия его пересмотра. Матвей был горд собой, рассказывая всем, что Клячин вполне договороспособен, от чего Куки приходила в бешенство.

«Клячин, выходит, весь пушистый, а

Мотя — герой».

«Не его мордой об капот

прикладывали

_синие_от_возмущения_рожицы»,

— строчила она подругам.

Ее строительный могул, как и ожидалось, сдулся и дал ей отставку. Сейчас ее звал к себе совсем крутейший магнат, — «у него в группе и телеком, и недвижка, и лес». Корнелия требовала вхожести к первому лицу и отчета только перед ним. «Скажи, я права?» — донимала она Марусю. Коуч соглашалась, что Куки права, но по жизни вхожесть к первому лицу это нереал. Поначалу Куки будет ходить к нему каждый день, потом придется часами ждать в приемной, а весь ближний круг будет накручивать вождя, что Фокс грузит его мурой. Жукова это сто раз проходила, у нее огромный опыт работы в крупных структурах.

— Она тебе про другое предложение еще не рассказывала? — тут же звонил Матвей. — Начальник отдела по работе с общественностью в госбанке…

— Можешь не продолжать, — перебила его коуч, — пресса, сувенирка, буклеты и мелкая рекламная мура. А Куки считает, что ее зовут как крупного лоббиста и черного пиарщика и она будет рулить во властных структурах.

— У нее проблемы с самооценкой. Заломила космические деньги, ждет, что ее станут уговаривать, а сама умотала в Лондон…

На очередную вип-тусу — читку избранного из проекта «Гражданин поэт» — Самойлов явился все стой же f*ck buddy Маклаковой. Одни и те же рожи… Он высматривал кого-нибудь, с кем по-людски протрендеть можно.

— Юлечка, душа моя! — услышал он за спиной знакомый голос. — Ты не одна… Привет, Матвей!

— Наумов, я не знал, что вы с Юлей друзья.

— А как же! Очень люблю Юлечку, совершенно прекрасная девушка, правда, давно ее не видел. А ты, говорят, только что из Лондона?

— Это не я в Лондоне, а Корнелия, ей же на месте не сидится, — хмыкнул Матвей.

— Ах да, там же русский фестиваль, — спохватился Миша. — Вы с Юлечкой на этот раз по Таиланду катались? Ты там, надеюсь, не затаривался? Там же тюрьма даже за weed, тем более, за порошок.

Подошла Зоя, она, оказывается, была знакома с Маклаковой, почти подруги! Откуда они подруги, выяснять никто не стал, всем было плевать. Матвей влил в себя три бокала шампанского и со словами «девушки, без нас не блудить» повел Мишу на улицу, здоровье поправить.

Наутро он проснулся с адской головной болью: после стихов они с Маклаковой еще в ночном клубе набубенились. Велев водителю отвезти Юлю, снова улегся в кровать с компом и кружкой кофе. Настроение было отвратное. Корнелия же знала, что он сам в Лондон собрался, — обещал жене и сыновьям. Не поехал только из-за Куки — не хватало еще в Лондоне комедии положений разыгрывать.

— Ты ни с кем не считаешься, в башке только собственная блажь, — выговаривал он Корнелии, когда та вернулась.

— Я по делу летала, а ты должен на заводе сидеть, а не в самолете.

— Прибереги свои советы для других, кто соответствует твоим запросам. Только они что-то не спешат тебя брать. Так и будешь метаться в ожидании, что они к тебе на поклон придут?

— Если так, то мои запросы — тоже мое дело, — огрызнулась Куки. — Ни ты, ни твой Клячин моих детей кормить не собираетесь.

На майские праздники Мотя улетел на Мальту, куда его жена уже успела перебраться на лето, Куки умотала с детьми в Тель-Авив. А когда оба вернулись в Москву — все странным образом наладилось. Матвей выслушивал Кукины фантазии, что она нарасхват, и уже не спорил. Закрывал глаза на то, что она перебивается мелочевкой в ожидании космических зарплат. Они поехали на свадьбу их общего друга Игоря, того, что живет в Вене, — и чуть не опоздали на церемонию. Так зависли в номере отеля, что Жуковы, которые тоже прикатили, поражались: сколько ж люди без передыху способны трахаться… А в конце лета Мотя названивал Марусе, которая отдыхала с Хельмутом на острове в Северном море.

— Только что был редкий период нормальности, — повторял он. — Больше месяца, я уж подумал, что вырулим. Так снова ее срывает с катушек! Ни от кого такого не терпел, но люблю ее, дуру, не могу отпустить. Самое страшное, что я теряю себя, а она только ломает меня дальше. И терпеть больше не могу, и порвать не в силах.